В широком прозрачном стакане нашел приют хорошо выдержанный виски. Оперевшись поясницей на письменный стол, Фабьен медленно курит, лениво переводя взгляд с пары плещущихся в нем кубиков льда на трясущиеся руки человека, которого в его отсутствие называли "дознавателем". Причем сам Клермон был вполне себе уверен в том, что тот был не плох на своем поприще. Просто сегодня его что-то разволновало. Все люди не застрахованы от волнения и страхов. Особенно в ситуации, что всколыхнула клан сегодня. Фаби всегда любил пребывать прямо с корабля на бал. Но, наверное, сегодня он бы скорее предпочел остаться на борту. Пусть в допросную его никто и не приглашал. Тут уже работал другой человек. Его уважали, ему доверяли. Если бы не доверяли и думали, что он херово знает свое дело, то не доверили бы ему в руки столь ценного... Свидетеля? Соучастника? Называть врача младшего синьора можно было по-разному. Теперь это уже не важно, ведь как только окончится допрос, его имя будет стерто из истории. Но вот от того как быстро и связно он будет говорить, зависит то, окончил ли он свой допрос с языком или без него. А еще, кто именно будет оканчивать этот допрос.

Вообще, когда Фабьен провернул ключ в замке своего кабинета, он слышал даже заводные смешки со стороны допрашиваемого. Но как только хозяин помещения переступил порог, утих не только смех, но и разговор в общем. Дознаватель смотрел на вошедшего с недоумением. И это нормально, ибо Клермона он видел в первый раз. Возможно был наслышан, но лично они не имели возможности пересекаться, ибо этот парень был нанят после того, как француз укатил в родную страну по поручениям Дона. Нужно было подтянуть кое-какие дела за рубежом и он с радостью вызвался стать тем, кто эту славную услугу окажет. Ведь кто еще будет чувствовать себя в париже комфортней, чем он? Эту теорию поддержали многие и только самому Клермону была известна настоящая причина. Это был побег. Передышка в пару лет, чтобы подтянуть собственные гайки, все тщательно взвесить и вернуться со здоровой головой и чистым разумом. И что, это сработало? Фабьен еще не знал. У него не было времени разобраться, ведь как уже было сказано, он сразу же попал на бал. Причем в самый его разгар.

С появлением в кабинете Клермона допрос окончился быстро. В отличие от "новичка", мистер Палмер прекрасно знал, кто изволил их посетить, хоть ему и было велено отдыхать после утомительного перелета. Может быть, Фаби так и сделал бы. Слегка перекусил, выпил бокал вина и отправился бы спать. Но когда он узнал из-за чего, или точнее из-за кого поднялся такой кипиш, сон как рукой сняло. Это всегда было печально. Когда дети расплачивались за грехи своих родителей. Такое не редко случалось, когда дело касалось противостояния, денег и межклановых обид. Ну вот только в чем вопрос... Как так вообще получилось? У наследника Моретти была стабильная охрана в его... Отпусках. Неужели у такого умного парня как Маттео ничего не дрогнуло, когда в аэропорту его встретил совершенно незнакомый человек? Парень мог поднять тревогу и раньше, но от чего-то упустил столько времени, что теперь, скорее всего, уже был мертв. Он не осмелится предполагать, но могло ли быть так, что мальчишку просто захватил интерес? Маттео Моретти был настолько умен, насколько же и глуп. Как так? Не видел границы между здравомыслием и слабоумием. Причем второе в нем преобладало больше чем первое. Если бы у Клермона кто-то спросил честного мнения о наследнике, то он бы не кривя душой сказал, что пацан болен. И болен серьезно. К сожалению, большинство людей склонно воспринимать некоторые поступки своих детей за обычный подростковый максимализм. Внутренний бунт. Глупость. Но Клермону довелось увидеть многое и он вполне способен поставить этому диагноз и без врачебного вмешательства. А еще он смел бы утверждать, что таблетки, которые горстями закидывает в себя наследник, приправляя все это дело добротной дозой крепкого алкоголя - не есть лечение. Будучи окруженным таким огромным количеством людей, пацан банально чувствует себя одиноким и загнанным. Но чувства иногда отличаются от реального положения вещей. Не все в клане готовы при каждом его неосторожном чихе бежать на ковер к дону и выкладывать все его грехи. Но разве возможно ему что-то доказать? Впрочем, сам Клермон и не старался. Нет, ему было небезразличны состояние и судьба сына дона, но и лезть в это ему особо не хотелось. Последнее чего бы ему хотелось, это чтобы чьи-то дети медленно сходили с ума если и не по его вине, но на его глазах. Ходят слухи, что у Фабьена нет сердца. И лишь немногим дано знать, что это не так. Он любил Маттео Моретти. И смерть мальчишки стала бы для него не меньшим ударом чем для кого-либо другого из клана. И надежда, как говорится, умирает последней. Фаби был склонен доверять этой взбалмошной даме, ибо к нему лично она ни раз поворачивалась правильным местом. Хотелось бы верить, что Синьор сегодня тоже посмотрит ей в глаза.

Снова по диагонали пробежавшись по написанному на бумагах собственной рукой, Клермон, наконец, отрывается от рабочего стола и подходит ближе к остальным участникам "допроса". Его "сменщик" работает неаккуратно. Сам он так не работал. Он никогда не избивал людей. На лице доктора же имелись кровоподтеки, уже успевшие порасти сочными опухолями синевато-бардового оттенка. Я - художник. Я я так вижу. И каждый художник пишет по-своему. Этот работал весьма наляписто и Фабьену не нравилось. Сам он предпочитал более аккуратные и ровные "мазки", совершенные тонкими "кистями", а не варварски размазанные по чужому телу прям руками. Его личный инструментарий был спрятан и был весьма побогаче этого живописца. Но Клермон уважительно молчит и не лезет в чужую работу. Потому что терпеть не мог, когда лезли к нему. В его кабинете обычно вообще никого нет кроме него самого и допрашиваемого. За исключением одного человека. Того, кто искал убежища там, где искать бы его не стоило, но, видимо ему и правда было комфортно. Приятная странность которой объяснения искать не хотелось. Все было так как было. И они оба считали это нормальным.

И как же удивительно материальны бывают мысли о людях о которых мы думаем. Фабьен не оборачивается, когда слышит звук раскрытой двери, но и не оборачивается, когда слышит знакомый голос. Только едва сдерживает улыбку, слушая его. Интересное, однако сравнение. Достойное Амато Серра. Никаких обид. Фаби знает, что ищейка злится и злить его еще сильнее у него не было никакого желания. У бедняги выдался тяжелый день. У всего клана он был тяжелым. Ровно с того момента, как слух об опасности в которой находится на-барон достиг нужных и не нужных людей и поднял всех на уши. Но теперь можно было выдохнуть? Если бы Маттео Моретти был мертв, Серра вряд ли бы стал рассыпаться в столь красноречивых словах. Готов поспорить, ищейка был бы чернее тучи. Не только потому что ушло бы наследие Моретти, но и потому что парень был его учеником. Кому как ни Клермону знать, насколько мужчина был привязан к этому мальчишке. И сколько, черт возьми, он ему позволял.

- Такой ли уж блудный? - Только теперь Фабьен оглядывается на собеседника через плечо. В целом, выглядит бодро, но усталости в его глазах чуть больше чем не хотелось бы в них видеть. Ничего удивительного. Они все устали за это напряженное время. Но не настолько, насколько устал он. - Мой "отец" был в курсе где я нахожусь. Более того, он сам доверил мне это дело. Не утрируйте мсье Серра. - Теперь он может позволить себе легкую улыбку. И эта улыбка, в отличие от улыбки собеседника, будет искренней. Какая теперь разница от чего, или от кого он бежал в родную страну. И даже если бы он действительно собирался там остаться, то вероятно бы все равно передумал. Потому что душа его осталась тут, в клане. А без души человеку сложно жить. - Какая глупость. Мне даже интересно, какая птичка ее тебе напела? - Клермон знает какая. И поет эта птичка действительно обворожительно, но слишком много. Иногда даже через чур. Ее стоило либо отпустить на волю, либо задавить. Причем сам Фаби предложил бы второй вариант. Нельзя учить птичку говорить, если она не способна контролировать себя. В какой-то момент на своей груди ее пригрел Клермон и она запела. А завтра она упорхнет из клетки и запоет для кого-то еще. - Избавься от нее. - Без тени сожаления. Так, словно они обсуждают какой кофе выпьют завтра по утру. Хотя, пожалуй, даже эта тема звучала бы напряженней.

Вообще, Фабьен с удовольствием бы понаблюдал за "допросом" еще. Хоть по сути говорить уже было и не о чем. По крайней мере, не сегодня. Вопрос: "Почему Маттео Моретти все еще дышит?" оставался открытым. Киллеры обычно работают быстро. Но наследнику как-то удалось провести с ним целый день и не почить смертью храбрых. Какова причина? Возможно у наемника была не одна задача. В комплект к убийству мог идти пакет других поручений. Каких? Это Клермон планирует узнать сам лично. Но уже завтра. Ведь Карло (так обращается к нему Амато), отправляется на отдых не один. Он забирает вместе с собой и допрашиваемого, чтобы увести в "покои", в которых у него будет время подумать о грядущем дне. Ему вслед Фаби говорит, что завтра Карло выходной. А это значит, что допрос продолжит он. Поэтому подумать ему и правда было о чем. Помолиться, впрочем, тоже можно. Даже нужно. Ведь это будет его последний рассвет.

В опустевшей допросной становится тихо. Эту тишину прерывает лишь звук сброшенной на кресло одежды и шагами Амато. Какую тот игру решил затеять, отправляя других обитателей этого кабинета подальше отсюда, Клермон еще не знает. Но ни то чтобы он боялся своего приятеля. Пару лет назад они были в прекрасных отношениях. До того момента пока Фабьен не решил что ему лучше побыть где-то далеко от Нью-Йорка. И поручение дона оказалось весьма кстати. Чем-то же он должен был оправдывать свой побег. Зато теперь он находится в легкой растерянности. Ибо понятия не имеет, насколько могли поменяться люди за это время. Ведь он не поддерживал ни с кем связь кроме "нужных" людей. Но человек оставшийся здесь с ним все равно не выглядит чужим. Как бы он этого не хотел два года назад. Вот только хочет ли теперь? - Наслышан. - Отвечает коротко и делает внушительный глоток из своего стакана. Лед в нем почти растаял. Но ничего. Льда в тоне Сера хватит на десять таких стаканов. - Ты в приподнятом расположении духа. А значит пацан еще жив. Так как так вышло? Наемник сбежал не окончив дело, или просто ступил, не будучи в курсе, что Моретти реагируют оперативно? - Или, опять же, преследовал еще какие-то цели. Выведывал информацию прежде чем убить? Вариантов было много. Об этом ему завтра расскажет мистер Палмер. Ну, или напишет. Смотря в каком расположении духа будет мсье Клермон. - Птенца-то привез назад в гнездо? - Он давал распоряжение отзвониться, когда Серра прибудет назад в Нью-Йорк и отчитаться: один, или не один. Но Амато здесь, а звонка так и не поступило. Уже и не надо. - Цел? - Еще один из животрепещущих вопросов, который Фаби задает прежде чем вернуться ко столу и открыть обложку папки, что привез за собой... Кто? Брат? Приятель? Коллега? Сложно было теперь сказать. Но он обязательно разберется по ходу дела. А пока бросит на мужчину заинтересованный взгляд. Кажется, с губ у того вот-вот покапает яд. Но Клермон никогда не был против им отравиться.

Фабьен скромно улыбается, когда коллега спрашивает его как быстро он понял то, что ему на хвост посадили слежку. Вопрос воистину интересный. Клермон думал о том, что именно ответит на него по возвращению, ибо признаться в том, что он все время был в курсе ему хотелось. Не для того, чтобы показать, что он весь такой из себя молодец, способный учуять любую вшивую собачонку вблизи себя. Просто эта самая "птичка" не особо то и скрывалась. И тут два варианта: либо ей и было приказано так себя вести, либо выбор Амато Серра не всегда бывает идеальным. Хотя что в этом человеке вообще можно найти не идеального? Безупречно все. Начиная манерой речи и заканчивая идеально выглаженными костюмами. Казалось, что сама ткань на нем боялась мяться даже когда мужчина присаживался в кресло. И так было всегда. Сколько Фаби себя помнил. Он всегда был другим. Или сам Клермон отличался от тех, кого взрастила мафия? Пожалуй, скорее первое, чем второе. Если так подумать, пропасть между ними всегда была настолько велика, что измерить ее просто не представлялось возможным. НО. Амато Серра стал тем, кто сам соорудил и перекинул через нее мост. Взял за руку, перевел на свою сторону и обрубил все края, не дав пройти другим. И, наверное, сколько бы лет не прошло, Фабьен всегда будет задаваться извечным вопросом: "Почему?", но никогда не осмелится спросить вслух. И даже не знает чего он в этом случае боится больше. Услышать правду? Или, еще чего хуже, не получить ответа вовсе? Сложно. Их взаимоотношения вообще на самом деле сложны. Их дружба своеобразна, тут никаких отрицаний. Настолько своеобразна, что иногда невольно начинаешь прислушиваться к ходящим вокруг них слухам. И самое херовое, что порой сам начинаешь в них верить. Тогда наступает момент отрицания. И это хорошо. Потому что им не нужны перемены. Они обрисуют рамки, которых сейчас нет. - Мне не понадобилось ничего понимать. Я не знал. - Признается честно. К чему врать, что якобы он мог все время подозревать, выискивать что-то в чужих действиях, вслушиваться в чужие вопросы и наблюдать за всеми и каждым? В первое время Клермон вообще переживал некий период "адаптации", пытаясь привыкнуть к местному менталитету и пить меньше бурбона. - Птичка запела сама. После первого оргазма. - В лицо своему собеседнику не смотрит. И на своем не держит даже намека на улыбку. Это вышло действительно глупо. И, нет, не о сексе речь. Речь о самом абсурде обстоятельств. - После второго обещала перескочить на мою сторону, но ты же знаешь что вторых шансов я не даю. Особенно учитывая сложившиеся обстоятельства. Пришлось остановиться на первом. - А дальше он пустил все на самотек. Делал вид, что ничего не произошло. Для умных людей, знающих Фабьена, это могло бы быть тревожным звоночком, но для птички, видимо, таким не являлось. А зря. Он молчал и продолжал спокойно заниматься своими делами не потому что его не задел подобный выкрутас... нет, не со стороны Амато. Но со стороны того, кто так легко его предал. Предательство в кругах мафии это вообще что-то из ряда вон выходящее. И сказать, что Клермону это не понравилось, значило вообще ничего не сказать. А если учитывать, что дело касалось непосредственно Серра... В общем, Фабьен мог прострелить ублюдку башку еще до того как натянул бы штаны. Но в какой-то момент решил доставить груз назад отправителю. До второго оргазма, вероятно. - Ты же знаешь, я не разделываю добычу, которую ловлю сам. Поэтому я вернул ее в Нью-Йорк, а не упокоил на дне Сены. - Клермон виновато разводит руками. Нет, это не отказ составить компанию. Это предупреждение, что сам он притрагиваться к предателю не будет. С удовольствием посмотрит на то, как молчаливо гневается сам Амато. Тоже, впрочем, очень занимательно и приносит не меньше удовольствия чем непосредственное участие в процессе. Ему ли, в конце концов, не знать? Сколько вечеров они вместе провели в этом кабинете? В кабинете, в котором казалось ничего и не изменилось с его уезда. Несмотря на то, чем здесь обычно занимались, в этом месте все еще было по-домашнему уютно. Фабьен имел права так считать, ведь это было его место. И кажется именно Амато сделал так, чтобы все это сохранить, ибо кому бы оно еще было нужно. Клермон был благодарен ему за это. Приятно знать, что о тебе кто-то все еще помнить. Приятно знать, что пытается сохранить здесь его присутствие. Приятно, осматривая все это, думать о том, что его ждали назад. Приятно думать о том, что его ждал человек, от которого два года назад ему пришлось бежать. Таки что? Изменилось ли что-то? Был ли какой-то результат от поездки? Смотря за тем, как Серра по-хозяйски распоряжается его вещами и не испытывая от этого совершенно никакого раздражения, Фаби понимает, что... Нет. Ничего не изменилось. И это тепло, что мешается с обжигающим привкусом алкоголя - это только начало. Ему уже знакомы эти чувства. Так все начинается. Дальше будет... Нет, не хуже. Лучше. И это какраз-таки и пугает.

- Прости? Облажался? - Наемник облажался. Клермон вздергивает брови и картинно медленно отхлебывая из своего стакана, смотрит прямо на собеседника. Наемник. Облажался. Так же картинно указывает на принесенную ранее Амато папку и снова раскрывает ее. Вообще, он уже мельком пробегался по нескольким строчкам, да, но теперь ему захотелось посмотреть на "наемника который облажался". Но первая страничка просто страничка. Клермон поддевает ногтем скрепку, которая, видимо, раньше удерживала чужое фото. Но оно чудесным образом не появляется там. Среди других страниц его тоже не видно. Возможно вывалилось при транспортировке папки. Могли быть и другие варианты, конечно, но сокрытие данных Фаби на своего приятеля вешать бы не хотелось. Тем не менее, когда Фабьен закрывает папку и откидывает на стол чуть поодаль от себя, ему кажется, что Серра чего-то не договаривает. Это поверхностное "он больше нас не побеспокоит" звучит странно. Типа когда делаешь работу на отъебись, смотришь на это кривое косое нечто и думаешь: "ну ладно, главное, что оно сделано". А еще, Серра говорит обо всем поверхностно, не вдаваясь ни в какие подробности. Хотя наверняка как минимум подозревает, что Клермону интересны подробности обстоятельства дела. Всегда были интересный. В любом случае. Когда же дело касалось наследника Моретти, значимость дополнительной информации возрастала в несколько раз. Но дознаватель не задает лишних вопросов. Он позволяет себе только пристально и неотрывно смотреть за своим старым знакомым, возможно выискивая в нем что-то непривычное, нервное, что могло бы выдать очевидную ложь. Но пока он видит только усталость. Возможно именно она и не позволяла Серра вернуться в этот день и пережить все произошедшее заново. Фаби знал, как тот был привязан к пацану и понимал насколько стрессанул приятель, когда до него дошли первые тревожные звоночки. Слишком привязан. Это вызывало некую долю сочувствия. А еще, наверное, легкий укол ревности. Он слышит это волнение. В каждом слове Амато, когда тот понижает голос до шепота так, будто тут их кто-то мог услышать. Клермон даже неосознанно обводит взглядом кабинет, не забыв заглянуть за собственное плечо, но тут были только они. И то о чем они будут говорить, останется только между ними. Как всегда. Так. Было. Всегда. И никогда не поменяется, сколько бы времени не провел Фабьен где-то еще.

- Слушай, Амато... - Клермон мягко передает свою сигарету в руку приятеля и с каким-то отчаянием смотрит за тем, как тот давится кашлем. В глазах Клермона редко можно было наблюдать жалость, но, наверное, именно она там и нашла сейчас свой приют. Если бы он мог позволить себе такую вольность, он бы просто по-детски прижал собеседника к груди и весь дальнейший разговор гладил его по плечу. Но они уже давно не дети. И подобные вольности, вероятно, уже давно были обесценены. - Ты - наставник. Ты должен научить его держать в руках стволы тяжелее тех, что он любит держать в своей крошечной ладошке, если ты понимаешь о чем я, и ввести в курс дел семьи. На этом твои полномочия - всё. - Фаби разводит руками и ведь на самом деле так считает. Нет, не просто считает. Так и есть. Так и должно было быть. Наставники именно это и делают. Это делали и их наставники и ни один из них не старался подобрать за кем-то сопли. А соплей у того же Клермона было не мало. И никого не волновало его психологическое здоровье. Он, конечно, и не сын дона, но все же. Для исправления ситуации было достаточно всего одного друга. Близкого человека. Обзавестись же таким на-барону мешает лишь скверность его характера. Зато трахать мозг своему наставнику не мешает ни что. - Ты - не врач-психиатр, который должен следить за его здоровьем и притуплять его попытки самовыпилиться где-то на тропических островах. Ты - не его нянька, что должна сторожить его днем и ночью и при каждой истерике совать ему сиську в рот. - Клермон старается донести до друга простую истину, которую тот и сам вполне себе должен осознавать. Непонятно только почему продолжает столь рьяно ее отрицать. - Вы. Не. Друзья, Амато. - Он скажет даже это. Потому что это - правда. Кем бы не считал себя сам Серра, его расчеты были заведомо неверны. - Не знаю чего Маттео добивался своими действиями, но когда все пошло не по плану, ему стало проще обвинить других, чем признать, что он облажался. Пацан просто манипулятор. Он понятия не имеет, что такое настоящая удавка на шее. Прекрати ему потакать. Если что-то произойдет, в конечном итоге, виноватым останешься ты. Не он. Потому что он - сын барона, а ты - никто. - Допивая содержимое своего бокала, Фабьен отставляет стеклянную тару на стол. Снова обращается к папке, как-то немного нервно постукивая по ее обложке пальцами, но, цыкнув, больше ничего не говорит. Только перехватывает вернувшуюся к нему сигарету и тушит ту в пепельнице. Наверное, сколько бы он не говорил, ничего не поменяется. Все уже давно вышло из-под контроля. Слишком давно. Привычки. Их если и не невозможно изменить, то максимально сложно.

И Фаби не нравится как меняется лицо приятеля. Да, ему и не нравилось видеть на нем кромешную усталость. Но та хотябы была настоящей, неподдельной и искренней. Несмотря на то, что от такого его состояния Клермону становилось грустно, но это казалось ему каким-то совершенно нормальным. Домашним и родным. Он понимал, что действительно вернулся домой. Теперь же, улавливая эту натянутую показную улыбку, от чего-то становится еще хреновей. Что это? Нежелание Серра раскрываться? Показывать свою настоящую усталость? Неважно. Но раз так, то пусть будет так. Фабьен подхватывает бутыль с выпивкой и обновляет свой стакан. Раньше он не думал об этом, но теперь ему кажется, что в кабинете как-то... Темновато? Да, тут никогда не было окон, ибо дела тут творились не на всеобщий обзор. Но ведь в конце концов никто не мешал повесить плотные шторы? Может переехать? - Нет, mon ami, Нью-Йорк встретил меня как старого доброго друга. Обласкал теплотой июльской ночи и привлек запахом сладкой ваты из аэропортной зоны отдыха. Новости дошли до меня чуть позже. Когда я сел в машину. Это семья встретила меня разгаром хаоса и я сразу почувствовал, что я наконец-то дома. - Фаби смеется тихо и по приглашению присаживается на диван. Не слишком близко, но и не слишком далеко. Соблюдая дистанцию чуть менее короче чем дружескую, но не переступая границ. - Франция красива. Сверкающая внешняя оболочка, толпы туристов, запах булочек по утрам и, чудо, даже вполне себе приятные люди. Париж не кажется мне настолько же суетным, как Нью-Йорк. Здесь все вечно куда-то спешат. Там же люди не спешат. Там люди прогуливаются. - Так ему казалось. По крайней мере там, где находилась его гостиница, была вполне себе спокойная атмосфера. Он любил выходить на балкон по утрам и вечерам и пить там кофе. - И я в какой-то степени даже рад, что не все из них знают, насколько грязными могут быть эти улицы. Хоть у кого-то должны оставаться приятные впечатления об этом городе. Мне их не хватило. Моя жизнь была больше ночная и проходила не на туристических дорожках. - Коротко жмет плечами. И правда. Он ездил прощупывать почву. Торговцев оружием не найдешь среди обычных туристов и с ними не станешь обсуждать сделки сидя где-нибудь в пекарне и поглощая круассаны (а как хотелось!). Клермону пришлось обойти столько подпольных клубов и притонов, что теперь, пожалуй, его будет сложно уговорить выйти куда-то "развеяться". Развеялся на год вперед. Не меньше. - Мне удалось наладить некоторые связи с поставщиками и совершить несколько полезных сделок. Французы не слишком опасаются переправки через границу и с готовности берут ее на себя, но просят за это скидки и, как они сами это называют: bonus polaire - полярный бонус. Понятия не имею, почему, но так они именуют надбавку единицами. Я не углублялся в это дело. Мое дело было наладить контакт. Денежным вопросом и такими вот "единицами" занимались другие люди. - Французы вообще странные люди. Нельзя было дать какую-то одну конкретную характеристику. От них будто не знаешь чего ожидать. Был ли он таким же? Никогда об этом не думал. Но в целом считал себя человеком вполне предсказуемым. - Я всегда выгляжу свежо, Серра. Неужели ты совершенно не скучал и думал обо мне настолько редко, что уже даже забыл как я выгляжу? - Губы Фабьена растягиваются в заискивающей улыбке. Его вопрос звучит как усмешка, шутка, но на самом деле он хотел услышать на свой вопрос правдивый ответ. Вряд ли его ожидания оправдаются полученным результатом, но по крайней мере он пытался. - Здесь ничего не изменилось. - Клермон откидывается на спинку дивана и делает новый глоток из стакана. Алкоголь приятно расслабляет. Каким бы он спокойным не пытался показаться, что бы не говорил о мальчишке Моретти, он тоже переживал. Маттео был тем еще интриганом и без малого, хорошей такой занозой в заднице всего клана, но не любить его они ни только не имели права, но и не могли. Уже сегодня утром они могли скорбеть о загубленной по глупости жизни. Но, к счастью, Маттео Моретти был дома. Цел и невредим. Не иначе как каким-то чудом. - Когда ты в последний раз ел? Хочешь ограбим какой-нибудь ресторан и... - Опускает взгляд на наручные часы, отмечая, что ночь превратилась в утро. - Позавтракаем. У тебя есть на сегодня какие-то дела? Можем поехать ко мне. Я привез прекрасное французское вино.