В бескрайних пустынях, где горизонт плывет языками раскаленного воздуха, теряется многое: выравниваются мерные следы каравана, иссыхает окропившая песок кровь и тонут древнейшие города канувших в Лету цивилизаций. Мертвенная пустыня жила подобно бездонному океану, подобно всякой стихии, сражающей всё живое своей природной мощью. Безжалостная пустыня судила всякого ступившего в её ропщущие пески: и поджарого мамлюка на низкорослом арабском жеребце, гонимого заплетающимся в гриве ветром, и далекого до местной культуры рядового французской армии, ещё несколько лет назад бравшего штурмом Бастилию и движимого идеями свободы, равенства, братства. Жестокая пустыня изводила любого, кто посмел бросить ей вызов; милосердная пустыня теплым покрывалом окутывала оставленные в её песках тела заблудших путников, французских солдат и янычар. В них же и обрел покой ученый, что, так и не успев подобраться к заветной цели, прибыл к берегам Египта вместе с армией захватчиков и был поглощен пустыней слишком рано.

Спустя время силуэт без вести пропавшего, или умершего, показался на скрытых тенью домов улицах Каира. За его спиной - потерявшиеся и отчаявшиеся члены комиссии наук и искусств, оставленные на произвол судьбы в Александрии и Розетте, впереди - полки Наполеона, с переменным успехом сдерживающие нападения воинствующего народа. Как и всякая затаившаяся тёмная сущность, он обосновался в этом пробеле, в разрыве связи, в этой пространственно-временной дыре между гражданскими и военными, между остановившимися и движущимися вперед, меж страхом перед одиночеством и громкими вестями о разбитых силах противника. В Каире, что застыл в мгновении неизвестности и ожидания ропщущим, тревожным, что был раскален, подобно готовящей айш балади печи, пугающими новостями и народными волнениями, плавился во вскипающем в его стенах хаосе.

И они варились в этом адском котле. Ещё пересекая воды Средиземного моря на суднах французского флота, демоническая лиса чувствовала, что была не одна. Сверхъестественные сущности тянулись вслед Наполеону, кормились тем дисбалансом и разрухой, что царил в местах, куда ступала его нога. Ренар вкушал Великий страх, прикрытый сверху благородными идеями о правах и свободах человека, о лучшем будущем, наслаждался волнами Революции и, словно прикормленный зверь, отправился и дальше - к новым театрам действий, в самую гущу событий, закипевшую на далеких от Франции египетских землях. Кого-то манил запах пролитой крови - те затерялись среди французских солдат, с особым удовольствием пожиная души побежденных врагов. Однако дела военные интересовали Ренара куда меньше, чем встревоженный оккупацией Каир. Он спешил окунуться в него, в его напряжение и беспорядок, пока наполеоновские полки не обратили крепостные стены в пламя и дым, а прибывшие с французами ученые и те существа, что желали нажиться на древностях куда больше, не вынесли из города памятники прошлых цивилизаций и ценнейшие реликвии. Сохранились ли те уникальные артефакты, оставленные великими магами тысячелетиями назад? Не были ли разнесены бедуинами по арабским землям и дальше, не были ли разграблены расхитителями фараоновских гробниц?

Вопросы остаются терпким привкусом ореха и специй на языке. Демон делает глоток хельбы и опускает позолоченную пиалу на стол. Прятался от непривычного, веками забытого зноя под навесами раскинувшегося базара, отдыхал от слепящего солнца в, пожалуй, самом укромном месте просторного помещения под куполом. И прислушивался. Чуть поодаль пониженным тоном говорил тучный мужчина - лис с трудом разбирал его диалект. Близко раздавалось женское щебетание ни о чем. Демон обращает внимание на доносящуюся до него речь уже вполуха.

Он не знал, что именно в незнакомце его привлекло первым: прошедший мимо его глаз силуэт на статичном фоне заведения или же звон монет. Их звучание Ренар знал прекрасно - не как торговец или вор, но как тот, кто не раз и сам опускал иллюзорный увесистый кошель на стол. И вошедший мужчина заинтересовал бы кицунэ не больше расположившегося в глубине джинна (лис не отличался особым дружелюбием к любым собратьям из Ада), если бы не подкинутая трижды монетка. Ренар не сразу заметил её, но в один лишь миг она захватила всё демоническое внимание, что потянувшаяся в сторону фруктов рука так и не прикоснулась к ним. Застыла в ожидании или недоумении. Потому что... произошедшее казалось нереальным? Как внезапная апатия разнюхивающих оборотней, так и блеск прокрутившейся в воздухе монетки. Лис настороженно косится в сторону артефакта, заинтересованно щурится и, как только в голове проскочило осознание, что это могло быть, бесстыдно впивается в него цепким взглядом. Внутри затрепетало неутолимое желание рассмотреть вещицу поближе.

— Арабская пословица?

Демон хмыкает, приподнимается с места, без приглашения двигается в сторону незнакомца - и на доли секунды замирает, наконец встретившись с ним взглядом. Глаза словно горный хрусталь. По ауре - определенно маг. Ренар проходит вперед, кидает вопросительный взгляд на место за столом и, услышав фразу про собеседников, дружелюбно улыбается, вопреки словам (кажется, он и вовсе проигнорировал их наглым образом) располагаясь напротив мужчины.

Лис кидает короткий взгляд на обокраденного Соглядатая. Так и не обратил внимание на пропажу.

— Но не этот ли квартал, — небольшим жестом лис очертил пальцем помещение, — можно назвать своим больше, чем любой другой в Каире?

Арабский язык поддавался не так гладко, и едва ли дело было в мелькающем (пускай Ренар и пытался всё больше копировать звучание окружающих, словно пересмешник) французском акценте. Ему приходилось делать паузы чаще, вдумчиво подбирая нужные слова - вспоминая их перевод. Прошло более тысячелетия с того момента, когда демон в последний раз ступил на эти земли.

— Ведь он и создан исключительно для таких, как мы.

Демон задумчиво ведет плечом и снова останавливает свой взгляд на серо-голубых глазах. В Каире их встретишь едва ли чаще, чем светлые, отдающие серебром локоны волос, что были у него. Лис задерживается на них чуть дольше того, что входило в рамки приличия, и, улыбнувшись кончиками губ, опускает взгляд на руки.

— Слухи опережают тебя.

Мелькнувший во взгляде нездоровый интерес он прячет, пробуя финик, что всё-таки успел подобрать со своего стола. В тусклом свете помещения заблистали серебряные кольца.

Один из них, перстень, единственный украшенный мусульманским орнаментом, помогал переводить с годами забывшийся арабский текст, пока сама речь давалась Ренару проще. Демон выменял его у ведьмы в небольшой книжной лавке, затерянной в узких лабиринтах квартала сверхов. У неё был слишком живой, говорящий взгляд, что то и дело блистал чем-то игривым и загадочным, каким был и её голос. Спрятанная под никабом и взирающая из его прорези тёмными выразительными глазами, она получила привезённый из Европы средневековый манускрипт зельевара. И, прежде чем отпустить демона, добавила: «Глаза цвета горного хрусталя. Опасайся их, Лис».

— Говорят, такие глаза приносят несчастье, — лис с наигранным равнодушием поправляет кольцо и исподлобья бросает короткий взгляд на мага. — Напротив, голубой назар отвращает от человека зло. Так есть ли здесь хотя бы половина правды?

— Шакалы, — лис бросает косой взгляд на Соглядатаев и криво усмехается, чуть морща нос. — Хоть стая шавок, окружившая льва. Что толку делить на своих и чужих, на братьев и незнакомцев, когда все - в одной идущей на дно лодке?

Народ говорил: "Объединяйтесь. Держитесь друг за друга". Пока в бескрайних пустынях гибнут одиночки, в них выживают караваны. Среди сверхъестественных существ были не только бесстрастные путники, закрывающие глаза на любой шум обыденного мира, но и те, кто опасался даже войны, развязанной человеком, где кровь льется от холода стали и пламени пороха. Маги держались местных ковенов, шакалы - стай, готовясь отразить атаку французских налетчиков, как только их земли окажутся под угрозой уничтожения. И многие существа стягивались сюда, в эти кварталы, ища защиты среди таких же, как они. Когда в последний раз Ренар ступал по этому городу? Он не помнил. В те времена сверхи жили среди людей, селились на окраине и прятали магазины в глубинах простых базаров. У демона не было "до", чтобы сравнить с "после", но даже он мог заметить, что здешние кварталы казались непривычно заселенными. Бедные семьи, переехавшие из беспокойной Гизы сюда, обозленные жители, окидывающие из узорных створок окон улицы с подозрением, но помогающие нуждающимся. Да, сейчас многие закрывали глаза на то, чья магическая кровь течет по венам стучащегося в твою дверь.

Демон улыбается заискивающе, потому что прекрасно понимает: не этому магу говорить о необходимости держаться друг друга. У местных ковенов свои опознавательные знаки, другая манера держаться и иная энергетика. Голос собеседника же, как только он заговорил, отдавал одиночеством бесприютных пустынь. Взгляд серо-голубых глаз, пропитанный настороженностью, пускай и находился едва ли в метре от него, был словно по ту сторону Нила.

— Впрочем... В французском есть слово - louvoyer. Так, приспосабливаясь, корабли продвигаются против ветра, — рукой демон рисует в воздухе зигзаг. — И в нашей ситуации многие лодки умудряются... лавировать.

Во взгляде - лукавый блеск. Собеседник должен был знать, как тот или иной умудряется нажиться на всеобщей панике и идущей под боком войне.

На шутку демон отвечает тихим, коротким смехом, что едва ли перебивал внезапно вспыхнувший спор Соглядатаев. Зато напряженный и одновременно заинтересованный взгляд, как только до лисьих ушей дошли слова о родных землях, бесстыдно выдавал его неравнодушие. Всплывающие слухи о том, что врата обратно можно открыть, всегда вызывали у Ренара настороженность: его манил соблазн вернуть прежние силы, как и пугал легион служащих тьме, что без промедления поверг мир хаос вновь. Разумеется, куда больший, чем был устроен Наполеоном, и наверняка превосходящий по масштабам ту проигранную войну.

И ему чертовски интересно узнать, что кроется в словах мага. Не напрягаясь заметнее прежнего, демоническая сущность навострила чутье и прислушивается к собеседнику, оплетает его, стараясь найти дверцу в разум и - отстраняется, почувствовал неприятное дребезжание и услышав не больше, чем шорох разносимого ветром песка. Закрытый разум горчит на языке и отдает неприятным покалыванием по всему телу - демон привык получать нужное. Хотелось напряженно сжать руку в кулак. Он отчего-то морщит нос, поправляет осанку и с глубоким вдохом расслабляется.

— Иначе французу здесь и делать нечего, — лис наигранно разводит руками. — С особым интересом внимаю и каждое твоё слово, чтобы непременно пересказать генералу Бонапарту. Возможно, человек, одним взглядом способный проложить прямую дорогу в Ад, покажется ему полезным.

Смеется, почти смущенно опуская взгляд, чтобы на секунду поменять тон - взглянуть мягко и игриво, в хищной улыбке обнажая клыки.

— Аккуратнее, mon ami.

Быть может, секреты мага непременно перетекут на стол к Великому Полководцу? Пхах.

— Весь интерес не в сборе информации, а в том, какой стороной монеты её показать.

Он задумчиво обводит резной узор на столе и бросает выразительный взгляд на мага.

— Однако мне нет дела до войны мальчишки в теле взрослого, что не наигрался в солдатиков и так и жаждет новых подвигов. Особую любовь я питаю к истории. Не хотелось бы, чтобы война стерла прошлое арабов с лица земли.

Емко и относительно правдиво? Вполне. Ему неинтересны интриги, что можно плести в высших кругах - оно всё приелось ещё в относительно мирное время. Неинтересна реками льющаяся кровь, что топит жаркие пески, пускай тёмную энергию глотать здесь можно ложками. Война для него - возможность попасть в давно забывшиеся места. Война - возможность найти то ценное, на что в воцарившемся хаосе никто не обращает внимание.

— Слухи, слухи... Я еще не встречал кота, которого заботило бы, что о нем говорят мыши. Тот демон сбоку, джинн, — Ренар не сводит взгляда с мага, не подается и в сторону, чтобы указать на тварь из ада. Проверяет собственные догадки, обнаружил ли маг демона, — хранит свой артефакт при себе. Заприметив тебя, напряженно прикоснулся к карману. Тогда что, по-твоему, говорят слухи, раз уж ифрит инстинктивно прикрывает своё слабое место?

Пускай ведьма, предостерегшая лиса, и не назвала вещи своими именами, осмелившись поиграть с демоном в загадки. Но стоило ли Ренару опасаться кого-то больше, если демоны для него не выходили за рамки детских сказок, а магические печати против них не были открыты? Стоит ли демону опасаться кого-либо без... священного оружия, того единственного, что могло нанести его демоническому телу урон?

Так было всегда. Миллионы не были способны противостоять его силам из Преисподней, пока лишь единицы действительно могли причинить настоящую боль. В таком преимущественно безопасном мире было страшно потерять бдительность.

— Однако его опасения улетучились так же быстро, как и любопытство шакалов. Твой артефакт. Интересная вещица. Так же нашел её в одном из обчищенных карманов, хех?

Ведьма, под никабом которой был спрятан молодой голос и живой взгляд, а снаружи - показались иссушенные, старческие руки, сказала опасаться этих глаз. Поначалу демон думал о зачарованном назаре, способном доставить проблем на его пути, но, лишь завидев незнакомца, осознал её слова. И, тем не менее, подошел к магу. Рискнул воспротивиться и утянуть в разговор. Чертово лисье любопытство, не позволившее пройти мимо показавшейся знакомой монетки. Пускай он и есть та самая опасность. Лису всё равно. Он прощупает, попробует на вкус, обожжется, но утолит собственный интерес. И получит то, что привлекло его внимание. Нужно было лишь уловить момент.

Он не пользуется иллюзиями, чтобы казаться громче. Его слабый голос перебивает пылкий разговор за столом неподалеку, и демон недовольно фыркает.

— Здесь слишком шумно.

Демон молчит, зато взгляд вкупе с растянутой на губах улыбкой кажется красноречивее любых слов. Он смотрит на человека едко, насмешливо, встречая его самоуверенные заявления с откровенным презрением. Он молчит, позволяя затаившейся многозначительной тишине самой глумиться над предсказаниями собеседника, пока лис поправляет свою одежду, наигранно делая вид, будто пропустил слова мага как какую-то глупость.

Быть может, дни Наполеона действительно были сочтены. Ветер доносил с пустынь не обнадеживающие вести. За спиной полководца - громкая победа в итальянской кампании, бок о бок с ним - опьянение той славой, что привела его сюда, в места невообразимо далекие и ничем не похожие на европейские земли. В место совершенно незнакомое ни одному из его офицеров. В место, где под палящим солнцем его армия вязнет в бесконечных песках. Быть может, здесь-то, среди выжженных полуденным зноем бескрайних пустынь, и будет упокоен его мятежный дух, пока над ним, над его жалкой человеческой жизнью и громким эго, будут тысячелетиями возвышаться стены неприступного Каира? Всё возможно. Но демону всё равно на сам смысл сказанных слов, его забавит их сопутствующий тон. Для адского создания он смердит излишним самомнением и человеческой недалекостью, что в своем сознании плетет лишь угодное ему будущее. Почему? Потому что правда была на стороне бесчисленных барханов? Какая наивная глупость. Глупость, за которую демоническая лиса цепляется хищно и бесстыдно.

— Да будет так.

Демон смягчает взгляд, льстиво возвращая на лицо дружелюбную улыбку, и выразительно кивает в знак согласия. Столь наигранное и лживое согласие, не способное своим очарованием прикрыть прошлую беззвучную, но невероятно громкую насмешку. Ренар любезно уступает. Специально. Ведомый своей демонической природой, намеренно пробует коснуться чужих чувств. Пощупать, посмотреть, что из этого выйдет. Ему хочется уловить в них что-то более естественное и живое, чем те эмоции, которыми собеседник кормил демона. Ему нравится та обаятельная гостеприимность и расположенность к диалогу, как нравится видеть в лице напротив - достойного соперника. Того, кто поведет игру тактично, а не ступит в демоническую ловушку после первого же шага. С такими интересно. Но ещё больше демону хочется сломать то радушие и взглянуть на то, что скрывается под ним, где-то в глубинах чужой души и разума, так надежно скрытых от его сущности. Да, ему хочется сломать его не меньше, чем рассмотреть привлекший внимание артефакт. Потому что гуляющий меж дюн ветер, коим веет от собеседника, никогда не согреет заблудшего в песках незваного гостя. Ренар знает: он будет бить в лицо, царапая и обжигая иссушенную кожу, будет туманить взор и не давать вдохнуть, мешая воздух с поднятой пылью.

— Порой чужую душу можно найти где угодно, только не здесь, — демон прикладывает ладонь к своей груди и, отчего-то развеселившись, подмигивает магу. — И оценивать её - не только в монетах.

С этими насмешливыми словами он отпускает собеседника и как ни в чем не бывало заводит разговор с проходящим мимо торговцем, выкупая у него гранат.

Вращение монеты, подброшенной в воздух. Она всё не дает ему покоя, назойливыми мыслями застряв в голове. Её действие было интересным, но не менее интригующим - происхождение. Артефакт был непривычно сильным - это чувствовала цепкая демоническая сущность. Всё нутро тревожило предвкушение столкнуться с одним из трех десятков легендарных артефактов, растерянных в пустынях и разнесенных по всему миру. Знал ли сам маг, насколько древней могла оказаться какая-то зачарованная монетка, так ловко подбрасываемая его руками? Нет, Ренару нужно было узнать больше. Нужно было прикоснуться к ней самостоятельно и изучить - хотя бы одним глазком. И, поднимаясь со своего места, демон не скрывает довольной, совершенно не доброй улыбки. Он, нет сомнений, получит артефакт себе.

Лис подходит к знакомому магу нерасторопно и невозмутимо, сплетая руки за спиной и останавливаясь в нескольких метрах поблизости, когда его фигура покидает иллюзорные крепостные стены. Пускай египетское солнце заходило за горизонт непривычно рано, улицы окраины, далекие от того балагана центра и отрезанные от шума квартала сверхов, казались непривычно тихими и пустыми. Демон в улыбке поджимает губы, с упоением прислушиваясь к ласкающему слух беззвучию и словно оценивая, удовлетворит ли непривычное безмолвие вокруг его запросы.

— Ох, поверь мне, я не так привередлив - Франция не успела разбаловать меня. Не в царских хоромах ценность, как и не в звонкой монете, — так, значит, в чужой душе? От этой мысли уголки губ нагловато, в предвкушении подрагивают. — Моё внимание куплено не этим, — лис уклончиво пожимает плечом и только сейчас, до того будто не обращая на спутника внимания, бросает на него короткий взгляд. Как и маг, Ренар вынужден скрывать собственное лицо под шемагом. Мало кто желал видеть чужеземца в стенах пустынного города. Он неторопливо поправляет небрежно окутавшую голову ткань. Она - не защита от чужого зоркого взгляда. Пожалуй, даже под шемагом было нетрудно распознать в нем чужака: по выразительным, незнакомым глазам и бледной коже, по виднеющимся из-под шелковой ткани неестественно светлым вьющимся локонам волос, по одежде, поведению и походке. От опасливых, придирчивых взглядов у демона было другое оружие - иллюзии, а не ткань шемага. Она - защита от знойного солнца и колющего песка, что с ветром бьет в лицо.

Лис вновь прислушивается, плавно огибая мага со спины и навострив лисье чутье. Но фокус его - не на мужчине рядом.

— Разбойник, за покаяние в своих грехах обретший спасение. Если бы всё было так просто, — демон разочарованно цокает, чуть ли не закатывая глаза и, разломив, пробует купленный на базаре гранат.

— Ищешь ли ты спасения в своем Боге, вор?

И прежде чем обернуться в сторону уходящей за поворот улицы, поглядывает на собеседника игриво, едва слышно усмехаясь.

— Или... Неужели ощущаешь себя меж двух разбойников?

За плавным поворотом, ведущий вглубь Каира, слышатся чужие шаги. Как всякая настороженная лиса, демон внимательно следит за ритмичным звуком, за мерным лязгом стали. Бегло обернувшись через плечо, заискивающе улыбается спутнику и сходит с дороги, шагнув в сторону скрытого от последних лучей переулка. Лис расслабленно прижимается спиной к стене, чтобы пропустить стражу, и недовольно сминает свои губы, вслушиваясь в приближающиеся шаги, что вот-вот покажутся за поворотом. Выразительно, приторно-едко поглядывает на мага, мол, всё-таки недостаточно тихо.

— Я весь заинтригован, — прошептал хищно, почти одними губами, и приглашающе протянул половину граната ему. — Чего ты хочешь?

Почти инстинктивно демона тянуло вглубь Каира. Ближе к смертным, в тень песчаных домов, исчезнуть за резким поворотом и юркнуть по неосвещаемой садящимся солнцем лестнице вниз. Лиса на подсознательном уровне чувствовала себя безопаснее там, где потеряться из виду казалось невероятно просто - стоит лишь подстроить иллюзии под ложный переулок, раствориться в нерасторопной толпе и в последний раз мелькнуть меж свисающих воздушных корней засохшего сикомора, что рос в тенистых дворах. Лисе здесь безопаснее. Любому демону, выросшему на городских улицах среди людей, здесь безопаснее, чем на открытом просторе безмолвных пустынь. Там - как на ладони. Там - одинокая тёмная сущность, стоящая под всевидящим взором солнца. От него не укрыться. Не укрыться и от врагов, а бежать - некуда. Сотни перекрещивающихся дорог города против одного-единственного пути в пустынях. Но у него по бок - загадочный путник. Его добыча, которую не заманишь в тебе угодные места, от которой скрыться значит потерять предложение. Потерять игру, на которую демон клюнул по привычке охотно, не внимая предупреждению ведьмы.

— У каждого лишь своя вера в избранный им путь. В существование этого пути к Нему, если угодно, — лис аккуратно поправляет слова мага и провожает равнодушным взглядом прошедшую мимо стражу. — На деле его и вовсе нет. Все топчутся на месте.

Демон любил говорить о Нем. Казалось бы, какое бы имя ему ни давали, Творец - единственная непреложная истина в тысячах лживых лисьих слов. Единственная правда в адском создании, потому что без Него не существовало б ни ангелов, ни падших, ни преисподней, ни тёмных сущностей оттуда, ни самого демона. Единственная истина, извращенная, гибкая в чертогах сознания настолько, манипулируемая так, что в его вечной жизни Он был всем и одновременно ничем. Демон верил в Его существование и не верил в Него. Демон верил в Высший замысел и каждый раз доказывал обратное. Демон был его заклятым врагом и верным слугой. Сотни раз лис говорил, как слепы небеса, тысячи - как взирают за каждым твоим шагом. И сколько бы противоречащих друг другу фраз ни слетело с его уст, демон озвучивал их как никогда уверенно. Потому что верил: все из того было истиной.

Лис приподнимает брови в беззвучном и насмешливом "ах", принимая слова о вере в предопределенность и криво улыбается.

— Та глупость показала всем последующим "спасителям", чем она будет конечна. В него не верили тогда, — он ловит тот взгляд спутника и, отводя глаза в сторону, делает шаг в бок. — Едва ли поверят и сейчас.

Внутри играли смешанные чувства. На фоне привычной расслабленности и шутливости - раздраженное, цепляющееся за мелкие детали нутро. Капля подстегивающего азарта, возникшего в предвкушении опасности, и интереса, что вел его к артефакту в чужом кармане - ох, всё это вкупе с желанным трофеем перевешивало все услышанные предостережения. Веками проводимые хитросплетенные игры и придворные интриги за власть, связь, знания и артефакты не научили демона отступать. Не научило и магическое общество прислушиваться к предостережениям - на сотни магов приходится только один, способный дать весомый отпор лисьим клыкам. На тысячу - охотник, способный не только воткнуть кол в сердце вампира, но и завлечь адскую тварь посерьезнее в ловушку. Жизнь развязала бы его, однако по природе своей лиса - существо осторожное и вечно держащее ухо востро. И сейчас, почувствовав во взгляде серо-голубых глаз угрозу собственной безопасности, в нутре что-то напряглось, стянулось в тугой узел. Дабы скрыть его и вернуть прежний любезный, нарочно расслабленный в присутствии мага настрой, пришлось приложить усилия.

— Коллекционер, значит. А что бы ты отдал за сохранение ценной реликвии?

Он невесело усмехается и пожимает плечом.

— В каждом из нас есть глупая, — демон на секунду хмурится и щелкает пальцами, пытаясь вспомнить перевод нужного слова, —  жертвенность. Одухотворенная и полная безумных речей о спасении или относящаяся к обыденным вещам.

Лис сладко улыбается, задумчиво опуская взгляд в мягком прищуре. Во всей той истории распятия ему было интересно другое. Понтий Пилат, что вынес смертный приговор, а после смыл грех со своих рук. Иудейская чаша, что он воспользовался для снятия с себя вины за содеянное. Толпа, все жаждущая над невиновным расправы.

— Скучная история, — Ренар чуть склоняет голову в бок и кротко морщит нос, — Библия гласит, на гонорар первосвященниками куплена земля крови. Земля жалкого горшечника.

Демон заинтересованно окидывает взглядом округу, запоминает местность, в которую спутник, перехватит роль, ведет его. Инстинктивно ищет по пути ходы отступления и одновременно выстраивает путь, по которому они предположительно пройдут дальше, гадает, куда они выйдут с магом. Прочь из тесных городских улиц. Ближе к свободному ветру и бесконечным пескам, видневшимся по мере того, как ряд каирских домов прореживался больше и больше.

— Был ли он простым горшечником?

Ренард кидает заинтересованный взгляд на мага.

— Действительно ли предатель пожертвовал свой гонорар на благое дело? Правда ли, что по собственной воле сунулся в петлю, не выдержав совершенного греха?

С особой внимательностью лиса следит, как монетку прячут за в складках одежды, и хмыкает. Всё-таки та самая - слова мага подтверждали собственные догадки, возбуждая всё больший интерес к ней и уверенность, что отпускать его далеко будет ошибкой. Помимо прочего, хотелось подержать ценнейший артефакт в собственных руках, вглядеться в её надпись и отчеканенное изображение, перепроверить слова - ведь легенду сплести мог каждый, а подделать истинный внешний вид - трудно, не зная, что валюта представляла из себя.

На лице расползается лукавая улыбка, когда демон в согласии кивает, подмечая, что маг верно отметил его интерес к артефакту. Осведомленность жертвы - не самое лучшее, что может быть во время кражи. Впрочем, оно не должно быть весомой помехой. Они сыграются. И раз уж маг предлагал сделку, демон с удовольствием согласится и на неё, наверняка рассчитывая на тот же исход, что и сам маг: и легендарная монета, и засыпанный песками артефакт останутся при нем.

Ренар заметно приободряется, услышав слова про священный тайник. Бедный отшельник, к которому настойчиво пристал один упертый демон. Пускай адское создание так и не смогло искусить праведника, по его следам пошли другие. Те, кто возжелали забрать себе не невинную душу, а святые реликвии. Ещё несколько веков назад Ренар слышал о их неудаче. И лишь веками после, будучи за сотни тысяч километров от знойных пустынь - о ключе к разгадке его тайны.

— Так, значит, его тайник и не был разграблен арабами? — демон удивленно вскидывает брови и прислушивается. Гуляющий по пустыне ветер наконец позволяет привести не только свои, но услышанные извне мысли в порядок. Чужая усталость заставляет притупить и собственное напряжение и настороженность. — Впрочем, неудивительно. Загадка его открытия не слишком... доходчивая.

Демон шумно хмыкает и проходит чуть дальше, когда перед взором открывается именно то, к чему маг пытался привести его. Оставленные на земле, ещё не загруженные мешки, ящики, полные тканей для торговли, лежащие на песках верблюды и укутанные шелками бедуины, разбирающие вещи и погруженные в быт кочевой жизни.

— Брось, в Аду твоей компании будут только рады, — он расплывается в улыбке, переходит на бархатный шепот, не скрывая собственного довольствия. — Быть может, найдешь Дисмаса и наконец спросишь, как оно было.

Демон скользит по магу ответным заискивающим взглядом и лукаво подмигивает.

— Мои умения едва ли смогут призвать дух Святого Антония, дабы он любезно проводил нас к тайнику, — в голосе раздается отчетливая усмешка. Ренар, переводя внимание спутника, кивает в сторону каравана. — Зато могу помочь с этим.

Лис наигранно закапывается в своей сумке и достаёт из неё тканевый сверток, хранящий в себе иллюзорное древнеегипетское ожерелье, украшенное золотом и драгоценными камнями. Реликвия прошлых цивилизаций, увиденная демоном в руинах столетия назад.

— Разве мы воры? — Ренар меняет тон на преувеличенно обиженный, а после бросает неоднозначный заискивающий взгляд. — Скорее... коллекционеры, м-м?

Лис протягивает спутнику сверток и бесстыдно улыбается. Нажиться на чужой алчности звучало для демона привлекательнее.

— Быть может, с этим получится сторговаться.

Алчность. Она блещет в глазах бедуина так отчетливо, что Ренар едва сдерживает самодовольную улыбку, ещё не услышав произнесенное вслух "да", но почувствовав его в мыслях, в настрое, в расположенности. Сделки с демонами всегда выгодны. Протянутое незнакомцем ожерелье древнее, помимо материальной, несущее в себе большую культурно-историческую ценность - на такое падки египетские господа. Таким заинтересуются чужеземные охотники до реликвий, если война обернется другой стороной. Но моря песка, ветра и зноя навсегда останутся для них свободными. На предлагаемое лисом сокровище кочевник выкупит других животных в караван-сарае на юге Каира, а потому на расторопные обещания, что предмет их сделки вернется в срок владельцу, почти не обращает внимания. Сделки с демонами всегда проигрышны. Потому что иллюзия кицунэ растворится в руках араба к тому моменту, когда силуэты двух путников скроются за барханами, а ветер сметет оставленную за ними вереницу следов.

Алчность. Она блещет в глазах бедуина так отчетливо, что Ренар заговорщицки подмигивает своему спутнику, а после оценивающе скользит по нему пытливым взглядом. Вот, на чем до сих пор держится вся сила адских тварей, потерявших дорогу в родной кипящий котел. На человеке. Грешном, порочном и нечестивом, каким и был создан Творцом с самого начала. Демоны лишь тянут за нужные нити, обнажая его истинную натуру, не более того. Демоны лишь подпитываются человеческой жестокостью, ненавистью и лживостью и сладостно пируют в этом мире. И пускай он вёл разговор с бедуином, Ренара тревожили совершенно другие мысли. Те, что доносятся до него с магической аурой по бок от него, с запахом далеких пустынь и сухим одиноким ветром, гуляющим по ним. Ему интересно, что скрывается под окутывающими тканями незнакомца, с которым демон согласился на совершенно иную сделку. Что таится за взглядом серо-голубых глаз, за грудной клеткой, откуда должно доноситься сердцебиение живого сердца, где должна была быть скрыта душа? Так же ли она омрачена, охвачена грехами, по локоть ли её руки в тягучей скверне? Да, Ренару любопытно. Он хочет знать, куда стоит наносить свой удар и чего вероятнее ожидать от своего спутника.

Полярная звезда светит в спину, когда вьючные животные степенно пересекали тонущие в ночной темноте дюны. Демону некомфортно. Ни на непривычном чужеземцу верблюде (Ренар жалеет об оставленной на подступах к Каиру мышастой кобылке, что была верным спутником с самой Александрии), ни среди бескрайних песков, едва ли имеющих хоть какие-либо ориентиры, ни от далеких воспоминаний прошлых цивилизаций, странствий по северной части Африки и Ближнему Востоку и кишащих вокруг полчищах собратьев. У него лишь выстраивающаяся в голове карта звездного неба и карманный гноном, бесполезный в ночное время суток. Лис вынужден думать, в какой именно момент выгоднее всего сбросить спутника с рыжего хвоста: демоническая сущность твердила оставить того в руинах монастыря и ретироваться с обоими артефактами, разум - вернуться в город вместе, ведь проводник по чужой земле будет не лишним. В город, там, где у кицунэ будет больше преимуществ.

Лишь сам маг вызывал у лиса меньше тревоги, чем всё остальное давящее на его сущность окружение. Ни в притихших непринужденных разговорах, ни в выросшей на них неподдельной пытливости к чужой личности, ни в чужой заинтересованности в древностях, что цепляла внимание древнего существа, и ни в искрометных шутках дело. Порой жить легче, когда не питаешь доверия ни к кому. Порой улавливаемые усталые мысли мага о другом, стороннем, не располагали к себе, но давали демону понять, что ожидать скорейшего удара не стоит. А он должен быть. Всё нутро верило предупреждению незнакомки из книжной лавки. Оставалось лишь разгадать, что именно маг представлял из себя: вора-авантюриста, объявившего охоту на демонов, или мощного стихийника, не терпящего на своем пути адских отродий? Любопытно. Крайне любопытно, ибо демоническое нутро прислушивается, рыскает, но так и не дотягивается до желанного гнева. Если ведунья права, лис должен был почуять грех отчетливо, ощутить его вяжущий смрад на глубоком вдохе, прочувствовать рецепторами языка. Но Ренар словно слеп. И в той слепой жажде разгадать тайну, ведом на чужие игры лишь больше.

— Перед временем ничто не устоит. Даже священность места выветрилась столетиями, — да, лис чувствует эту беспокоящую нутро ауру, повсеместно распространившуюся по территории монастыря. Чувствует, как легко демонической твари ступать по этой земле. Как энергетика не отпугивает адское отродье, а лишь больше манит к себе. Под ногами легкий ветер разносит по мощеным дорогам песок, да сквозь камень небрежно пробивается саксаул. — Не этого я ожидал увидеть.

С ветром меж зданий блуждает энергия. Демон пробует её с каждым шагом, перебирает меж пальцев, испытывая сущностью и обращая внимание на направление, откуда исходил потусторонний фон. Настороженной, ищущей источник чужого присутствия лисе не нравятся старинная архитектура. Не нравятся узкие окна, тени за которыми движутся и смотрят на тебя, не нравятся короткие пролеты между домами, на которых сознание вечно ищет чужой силуэт.

— И “наши” ли они.

Ещё больше всего ему не нравятся игры, что маг затеял. Не нравится короткая, но непозволительная близость и его хитрый прищур. Чужая уверенность в обстановке неоднозначной, когда присутствие постороннего ощущается кожей, едва ли была хорошим знаком. Не каждый хочет оказаться в ловушке, кем бы та ни была устроена - духами монастыря или же самим колдуном.

Не лучшим знаком была вышедшая из тени вампирша. Лис окидывает её взглядом внимательно, ощупывает столь странную, но схожую с её клыкастыми собратьями ауру. Демон бы обошел её. Не только потому, что маг не получал ответа, но и потому что её хотелось изучить. Рассмотреть со всех сторон, как диковинку. Узнать, в чем была её тайна.

Сделка магической кровью была бы хороша в случае, когда вампир был бы один. Когда тысячи теней не взирали за тобой, а сознание женщины, до которого демон пытался дотянуться, было ощутимей и яснее. В нынешней ситуации, когда казалось, что они имеют дело с нечто большим, кровь мага казалось жалкой. Ренар мог предложить другой уговор. Вместо протянутой магом руки он мог пожертвовать всем спутником. Лиса плавно сдвигается с места и аккуратно движется к магу со спины, вопреки прошлому желанию окружить вампиршу. Демон мог отдать его всего, если то потребуется. Одно движение. Одна провокация и, быть может, против вора выступит не только кицунэ. Он делает ещё шаг.

Прежде чем предупредительно коснуться плеча мага, останавливая его.

— Лучше не трогать её.

Он почувствовал, что предложение мага должно было быть ловушкой. Вовсе не потому, что лисье чутье ощутило в его словах ложь. Он судил по самому себе.

Демон кивает в сторону дорожки от лунного света и ступает вбок, бросив выразительный взгляд на спутника.

— Это, — её смерть, угрозу, нависшую над вампиршей, — почувствуют другие. Переполох дальше нам не нужен.

Помолчи пятнадцать секунд. Лис затихает и, отпуская руку мага, отступает назад. Критические пятнадцать секунд, которых ворожей тратит... на раздумья? Самое время. Демон вновь окидывает взглядом одинокие здания, ловя себя на мысли, что тени в них зашевелились. Тёмный силуэт на мгновение перекрыл луч лунного света, копьем пронзающего одну из башен. Что-то скользнуло за сетчатой рамой окна, и с уловимым чутким лисьим слухом скрипнула деревянная створка. В ожидании чего-то замолк ночной ветер, и гонимый им песок безмолвно лег на землю - но Ренар готов поклясться, что всё вокруг зароптало. Зашептали стены монастыря, а воздух предостерегающе наполнился смрадом металла и крови. Пятнадцать секунд, тянущиеся достаточно долго, чтобы всё лисье существо настороженно замерло в ожидании чего-то, внимательно впиваясь всеми органами чувств в окружение: нагнетающий шорох и давящую ауру, провоцирующую если не покинуть территорию монастыря вовсе, то держаться начеку и следить за каждым шагом. Пятнадцать секунд. Разве колдун не чувствует это, размеренно ведя про себя отсчет? Разве не ощущает, как чей-то невидимый взгляд, окруживший их повсюду, вперился тому в затылок, а вампирша перед ним - дикий зверь, спрятанный под шелками, и владычица теней, всего лишь отголосок человеческого разума?

Три секунды.

— Как забавно, — почти недовольно фыркает, наблюдая, как на глазах исчезают лживые иллюзии. Остатки напряжения сходят неохотно, а хлопок по плечу демон и вовсе провожает хмурым взглядом, прежде чем отойти от оставленной от вампирши насыпи песка. И от ворожея, разрушившего фальшивый морок. — И этот же ворожей снимает его, чтобы открыть взор демону.

Все благодарности на потом. Когда, заполучив в руки оба артефакта, демон задумается о дальнейшей судьбе странника.

Лис коротко осматривает рассыпавшегося голема и равнодушно проходит мимо. Удивительно. Веками наложенная на монастырь магия свидетельствовала лишь одно - здесь было что скрывать. Тайник, ценный настолько, что выстроенная защита уводила прочь даже демонов. Не в этом ли и был весь смысл? Святой Антоний и его последователи, сберегшие где-то в стенах монастыря священные реликвии так, чтобы те не достались ни арабам, жаждущим разграбить крепость средь мертвой пустыни, ни тварям из Преисподней, охотливым до столь мощных артефактов. Или и вовсе до тех, что были способны навредить им самим - давно утерянное ангельское оружие и бесценное оружие святых.

— Даже слово может ранить, ворожей, — лис ухмыляется кончиками губ. Чары, растворившие защитный купол монастыря. Пытливый ум, жаждущий узнать о кицунэ больше. Едва ли демон собирался раскрывать все карты тому, кто, кажется, и так знал слишком многое. И пускай лисьи иллюзии бесплотны, и, в отличие от встреченного морока, едва ли могли оставить настоящую рану на теле жертвы. Значило ли это, что те неспособны нанести урон? Значило ли это, что те могут быть менее опасными, чем надурившая кицунэ вампирша? Демонические иллюзии - игры с восприятием. Со слухом, зрением, вкусом, обонянием, тактильными ощущениями и сверхъестественным чувством, понятным демону. Игры с чужим разумом. Есть ли разница между настоящим порезом и фальшивым, но в который ты всецело веришь? Он точно так же заставит беречь раненую конечность. Точно так же будет ослеплять болью и мешать концентрироваться на другом. И единственное - не убьет от кровотечения. Зато иллюзии могут убедить в обратном. Не дать простому смертному насытиться кислородом, убеждая того в настигающем удушье. Загнать учащенно бьющееся сердце впечатлительного человека. — Вся прелесть моих иллюзий в том, что твой главный враг - ты сам.

И единственный способ одолеть их - переступить через самого себя.

— Разве не в этом и есть искусство? — демон нагловато усмехнулся, ответно касаясь локтем мага и уступает дорогу к двери.

Прежде чем войти следом, лис напоследок окидывает двор, внимания наступившее затишье. Чувствует, как с раскрытым охранным куполом меняется энергетика монастыря. Как чуткий лисий нос щекочет место силы, а внутри загорается предвкушение чего-то стоящего. Священного. Монахи поступили хитро, стараясь скрыть заброшенное место от любопытного демонического чутья.

— Кто был твоим учителем? — равносильно тому, какого черта ворожей раскрыл морок. И познал ли тот то самое великое искусство, что позволит не разрушить защиту, а её сотворить? Демон мягко ступает по заскрипевшим ступеням вниз. — С самого начала распознал морок?

Лис не смотрит на колдуна, окидывая взглядом темноту простирающихся перед ними катакомб. Но вслушивается. Всё проверяет чужой эмоциональный фон и рыщет в улавливаемых мыслях. Чутко, внимательно. Ему интересно, в какой именно момент ворожей узнал о том, что все приближающиеся тени - лишь ловушка для зашедшей на территорию лисы. И знает ли тот нечто больше, что может скрывать здешние стены.

Прошло действительно много веков с момента основания монастыря. Легенда о Святом Антонии и преследующих его демонах. Разграбленный кочевниками оплот монахов, превращающийся в руины среди бесконечного песка. Едва ли ворожей мог наткнуться на устаревшие слухи о не разграбленном тайнике. Лис молча кивает, соглашаясь с его рассуждениями.

— До сегодняшней ночи охранный купол сохранял свою целостность, — взгляд мерно скользит по пустующим урнам и плетеным корзинам помещений. Едва ли простирающиеся под монастырем катакомбы сохранили свой целостный вид, поддавшись губительной природе и тяготе времени, а все запасы некогда живших в здешних зданиях коптов растащены арабами. Но только не сокрытые где-то внутри реликвии. Не должны были - смертным не найти. Не найти и случайно заплутавшим в пустынях сверхам. Демон раздраженно фыркает. Смрад такой, что ни один человек не сунется в темноту катакомб. — Мог ли кто-то обойти его?

Едва ли. Чужеродное снятие чар было бы заметно. Если их, разумеется, не опередил другой умник.

Лис огибает один из склепов и смотрит, как на песчаных стенах под светом магического огонька раскрывались христианские фрески. Сотнями глаз на них взирали лики святых, а разрушенной временем полосой прерывисто тянулись древние тексты.

— Всё это ради Него. Чтобы спустя века ворожей заявлял, что у того нет бога, — он тихо усмехается и кивает на одно из изображений. — Что это по-твоему, маг? Человеческая глупость?

Но важнее не это. Знаки, выбитые на стенах. Демон чуть ухмыляется, замечая близ склепа одинокий коптский крест. Его выточенный в камне узор. Ренар очерчивает его кончиками пальцев, чувствуя под ними, как слабо тянутся нити, жаждущие чужой энергии. Демоническая, сильная не менее, чем та, что наполняла магов, тоже должна сойти. Наконец, ведь у всех них некогда был один общий прародитель.

— Место силы и наполняющая его энергия, — сверхъестественными сущностями та ощущается более чем отчетливо. Вот, что может послужить им опасностью. — Её может быть достаточно, чтобы активировать зачарованные механизмы.

Лис склоняется ближе к ворожею, чтобы перейти на наигранно запугивающий полушепот:

— Что, если её хватит на поднятие мертвецов?

И тихо смеется, кивком указывая на вещи более серьезные - еле заметный выточенный крест. Да, пожалуй, лис с удовольствием покажет ему свой мир. Сотворенные иллюзии вторят тому, что демон видит сам: флуоресцентным свечением от прикосновения заливаются очертания символа, а после ломанной линией дорожка света пробивается по трещинам куда-то дальше, в следующие полуразрушенные залы катакомб.

— По этим символам можно ориентироваться в могильнике. Если они приведут не к останкам Святого Антония, то наверняка к чему более ценному, чем разложившийся труп, — демон окидывает ворожея озорным взглядом и ступает следом за протянувшейся нитью света, что так любезно продемонстрировал для своего спутника иллюзиями.

Да, лис с удовольствием покажет ему свой мир. Сотворит его собственными иллюзиями. Только поведет ли в нужную сторону по лабиринту катакомб, не оставив магу в компанию собственного двойника?

Ведь каждый из них тут сам за себя. И с обоими желанными артефактами уйдет лишь один.

С каждым их шагом Ренар слышит, как под ногами хрустит засыпавший полы песок. Во внешней тишине катакомб безмолвно поют стены и вслед им тянется видимая демону нить, ведущая по системе подземных залов. Он слушает. Слушает не только нагнетающий, удушливый фон заброшенного могильника, но и собственного спутника. Усмехаясь с фразы про демоническую хитрость и наигранно изображая в миловидной улыбке дружелюбие, даже не стараясь внушить хоть малейшую каплю доверия (то было ни к чему), Ренар пропускает часть его слов лишь для того, чтобы распознать скрип приоткрывшейся дверцы чужого разума. Увидеть собственным демоническим взором, как свозь щель столь маняще пробивается луч света, и не упустить возможность заступить за черту чужого сознания осторожно, следя за малейшими изменениями. И, чутко вылавливая каждое, лис отзывается на них. На каждую мысль, сопровождающую остроумный ответ, на каждый отторгающий холод, укутывающий недоступную часть сознания. Кицунэ порядком раздражает, как непостоянен тот разум: то уходит в размышления, подкармливая лакомыми кусочками воспоминаний, то затягивается мглой и предусмотрительно гонит демона прочь, не позволяя коснуться личного. Такова цена спутника, что различил в нем демона, но всё равно предложил сделку? Цена чужой глупости и непредусмотрительного шага прямиком в лисьи лапы.

Ренар подходит к преграждающей путь стене и окидывает воплотившийся перед ними тупик.

— Чья-то несмешная шутка.

Лис хмыкает и задумчиво прислушивается: тяжесть воздуха катакомб доносит смрад древности и пыли, а тонкие потоки витающих повсюду остатков энергии кружат вокруг и тянут дальше. За стену. В сторону проецируемой демоном нити разлома, что вел их дальше. Определенно чья-то шутка. И Ренар даже знает чья. Всматриваясь в неровный рельеф пустой стены, лис не подаст виду, что та была его собственной иллюзией. Он прикасается к ней - и, ожидаемо, рецепторами кожи чувствует, как ладонь упирается в грубую песчаную стену. Собственной сущностью ощущает, как от неё исходит легкая магическая вибрация.

— Здесь-то путь заблудших охотников за сокровищами и заканчивался, — закончился бы, будь иллюзорная стена действительно частью системы защиты, а не плодом демонического воображения. Взгляд зеленых глаз скользнул по брошенному у ступеней, давно потухшему факелу. — Оставалось лишь открыть глаза в собственной голове. Смотри внимательно.

Ренар тихо усмехается и, обернувшись через плечо, бросает игривый, насмешливый взгляд на своего спутника. Повторяя слова ворожея, он откровенно насмехается над арабами, что, в отличие от них вдвоем, так и не смогли распознать подделку.

— Нам не составит труда её разрушить, но, — демон делает несколько шагов вдоль стены, — я опасаюсь, что это послужит для активации следующего механизма.

Его спутник наверняка знал, что обойти иллюзии можно было по-разному. Переступить через себя и поверить, что изображение перед тобой - лишь бесплотный мираж. Пробить насквозь магией, ибо большинство иллюзий неустойчивы перед атакующими заклинания. Но оттого они рассыпаются мельчайшими осколками, которых больше не собрать воедино. Чужую иллюзию также не свернешь, не подчинишь себе. Но было ещё одно:

— Иллюзия иллюзии рознь. В каждое из них вложено отличное друг от друга заклинание, — кажется, до этого спутник проявлял особый интерес. Пусть видит, как лис открыт и любезен, делясь собственным наблюдением. — Расположенные в одном месте, они противоречат друг другу.

Демон продемонстрирует это наглядно. Иллюзиями устроит небольшую сценку, как если бы всё было взаправду. Покажет, как вложенная в стену демоническая энергия ветвями расползается по ней, идет изломами и прерывает "чужеродное" полотно миража. Как колеблются отсеченные участки стены и, только нити демонической магии очертили ломанный круг, в самом центре стена поддалась. Полупрозрачный проход открывается среди неразрушенных участков стены на периферии.

— Прошу, — лис приглашающим жестом указывает вперед и плутовато улыбается.

И как только они отойдут на несколько метров, а вплетаемая в иллюзорную стену энергия пропадет вслед за демоном, мираж восстановит свой прежний вид.

Ворожей был прав: мнимый тупик скрывал за собой тянущуюся вперед неаккуратную анфиладу залов. Подсвечиваемая нить ведет их вплоть до самого конца, огибая продолжающиеся тексты, и, достигнув его, наконец останавливается на фронтальной стене. Флуоресцентным свечением наполняются две дуги, заливается выцарапанное в камне изображение рыбы и замыкается. Вот оно. Никак иначе тайник был бы прямо перед ихтисом. Уголок губы дергается в предвкушающей ухмылке, и лис косо бросает свой взгляд на спутника. Всё было понятно без слов. Запрятанный где-то в открывшемся перед их глазами алтаре, устеленном ветхим, посыпанным пылью с песком полотном, за которым со стены молчаливо взирали выточенные восседающий на престоле Спаситель, полноростовые фигуры святых и множество глаз, усаженных на подкрылках витающих над ними ангелов. Сомнений в том, что они нашли то место, не было - демон собственной сущностью чувствует, как назойливо щиплет, раздражает рецепторы заполнившая алтарь древняя святая магия. Гонит адскую тварь прочь. Что же. Пусть изображенный с краю Святой Антоний, держащий в руках свой выцарапанный в горной породе меч, из-под накинутого капюшона рясы видит, как его артефакт заберет сам демон.

— Что думаешь? — лис смотрит на спутника, которому была обещана реликвия, и ступает в сторону. Тайник прямо перед ними, он смердит аурой сильного артефакта под самым носом, кажется, протяни руку - и он твой. Только человеческий взор не видит где. Зато видит адская лиса, иллюзиями монолитной горной породы скрывая за собой переливающуюся на глазах тайнопись клинка. Меч хранится в руках изображения преподобного, там, где на месте орудия в стене выточено углубление под него. Ох, нет, демон не собирается показывать своему спутнику, как место паломнической веры иссякло настолько, что не способно защитить тайник от непрошенных гостей монастыря. Пусть думает, что место силы защищает реликвию: скрывает проход к ней иллюзорной стеной, возможно, всё теми же иллюзиями прячет его где-то в алтаре. Ренар подходит к каменному столу алтаря, укрытому багровым, потемневшим с годами и побледневшим под вековым песком полотну, и осматривает расположенную перед иконой Богоматери чашу. — Хах, религия всегда была жертвенной, — лис жестом подзывает ворожея к себе ближе и, аккуратно берясь за запястье, подносит чужую руку к чаше, проводит по кисти, заставляя прикоснуться к её краю. — Чувствуешь, как она так и просит подпитки? — истощенное, словно безуспешно утягивает магическую энергию на себя, как только касаешься её пальцами. — Ей нужна жертва, чтобы взамен раскрыть тайник.

Насыщенная магической энергией достаточно, чтобы активировать механизм. Пойдет ли для того магическая кровь или чаша выпросит большего - легендарный артефакт, хранящийся где-то у ворожея? В такой близости предельно внимательно лиса следит за тем, что предпримет маг. Следит, чтобы убедиться, что чужой разум - всё та же стихия, взращённая жестокостью пустыни.

Когда-то давно, на заре времен, его считали избыточно осторожным. Въевшиеся в самую суть кицунэ черты: поступательность, предусмотрительность и предельная внимательность - были неизменными спутниками каждой рыжей твари из Преисподней. Они славились остротой лисьего слуха и предчувствием опасности. Ведь кто как не чуткая лиса заметит первой тревожные звонки? Демоническая сущность отзовется на ложь, как на самый желанный грех. Эмпатичная натура заметит, как не в лад струится речь, поток мыслей и кипящих внутри эмоций. Адская тварь почует священный запах ладана и энергию древней магии до того, как в воздухе сверкнет острие оружия святых. Острое чутье никуда не делось. Зато пропал страх. Вязкий, тянущийся вслед за тобой повсюду и заставляющий держать уши востро. Пропала навязчивая мысль "Он меня убьет". Не убьет. Волк в овечьей шкуре, затерявшись в стаде, не думает о собственной смерти, как и лиса - о редком охотнике с ружьем, что войдет в курятник. Помнит, но не обращает внимание. Ведь сегодня не то ружье, слаба пуля, что не возьмет рыжую шерсть, да в поколениях утеряна меткость охотника.

Но разве Ренар не внял, что горный хрусталь был символом опасности? Тот самый, что леденящим взглядом смотрит прямо на него и едва ли предвещает что-то хорошее. Ему пророчили это. Говорили остерегаться - но что взять с демона, что среди смертных возомнил себя вершиной пищевой цепи? Что ненавязчиво касается разума следующего по бок спутника и верит в то, во что его хотят заставить верить. Какая глупость развязанной на свободе, за вратами Ада, лисы. Быть может, именно то природное чутье проснулось и заставило его прислушаться к рассуждениям ворожея? Заставило обратить на спутника настороженное внимание и растерянно отпрянуть на шаг в сторону, как только вычерченная дорожка пыли разделила их по разные стороны. Пропасть между ними была с самого начала. Ренару стоило обратить внимание еще в момент, с сотворенным заклятием морок рассыпался у его ног. Стоило обратить внимание ещё в тот момент, когда среди красок и шума базара луч света отразился о подброшенную монету. Разве простой странник, жаждущий лишь обрести покой в бескрайней ночной пустыне, распознал бы защиту от адских тварей? Разве названный охотник за древностями, ничтожно жалкий в своих мыслях, сдержал бы в своих руках артефакт такой мощи?

Ренар осознал это слишком поздно - в тот самый момент, когда в прозрачном горном хрустале можно было распознать нечто куда больше и опаснее, чем одну лишь настороженность. Его дражайший спутник не просто не боится. Он отчетливо уверен, что единственным выйдет из подземелий с желанным трофеем. Чужие слова стальным холодом режут слух, но лис впервые вслушивается в них меньше. Опасливо наблюдает. За движениями, мыслями, посылом. Что-то идет не так - и Ренар инстинктивно жаждет скрыться в тенях, обойти мужчину и зайти за алтарь, как если бы действительно хотел изучить его. Если бы действительно мог отойти на шаг назад. Мягкость чужой улыбки никогда не сулила ничего хорошего.

— Неужто сама госпожа Фортуна проявила благосклонность? — демон невозмутимо опускает кокетливый взгляд на сдерживающую его пентаграмму и за широкой улыбкой прячет собственное напряжение. Ловит себя на слове и издает короткий смешок. Ах да. Боги чужой культуры. Боги, выдуманные человеком и столь ненужные... демонологу? Лис исправляется слащавым, переигранно извиняющимся жестом руки. — Юпитер дарует удачу?

Он осторожно переносит вес назад, чтобы убедиться: невидимая стена за раскаленным от заклинания песком не позволяет заступить за черту. Вальяжно ступает по внутреннему краю пентаграммы, словно оценивая работу мага, и впивается в него броским, лукавым взглядом. Иллюзия владения ситуацией и отсутствия страха. А ведь он есть, да? Иначе почему демоническое сердце забилось чаще, а кончики пальцев покалывает от волнения? Ренар прищуривается, стараясь прочитать до того открытый разум - и натыкается на стену не менее прочную, что окружала его и ограничивала физически. Он скользит взглядом по песчаным стенам за спиной мага, запоминания их или и вовсе пытаясь что-то найти, пока серебристо-серая дымка на короткое мгновение не застлала взор. Внезапная вспышка боли захватывает сознание.

— Тебе... всё равно, — лис сухо кашляет, обрывая речь, когда вольфрамовая пыль сдавила грудь и стала разъедать легкие, — пред кем проливать кровь, — больно. Черт возьми, больно! Ренар морщится и, долгие годы не зная, что есть острота святого оружия или токсичность металлического порошка, скованно, безрезультатно стараясь выстоять ровно, опирается на стол алтаря. — Сколько демонов пали перед тобой, ворожей?

Уже ни для кого не секрет. Спутник с самого начала знал, кем является Ренар. С самого начала знал, как действовать против него. Пронзающий болью, застрявший где-то в грудной клетке глоток воздуха вперемешку с вольфрамом мешает трезво оценивать ситуацию. Мысли о том, что все это - заранее подготовленная ловушка для лисицы, путаются с уколом тысячи кинжалов.

Он снова давится кашлем. И ещё, свободной рукой собирая проступившую с губ кровь. Иллюзорную. На короткое мгновение рука подкашивается - уже обманчиво. Лиса поднимает лживо-болезненный, почти что напуганный взгляд на спутника, чтобы впиться в его глаза вновь. Про себя ненавидеть их.

— Чего ты хочешь?

Отчаяние. Страх. Подать по капле и перемешать. Лиса демонстративно ослабнет больше, чем то было на самом деле. Станет пойманным в сети зверем лишь для того, чтобы подпустить ближе.

— Мы можем договориться.

Он ухмыляется и смотрит на своего врага хищно.

Нет, не могут. Возможность заключить ещё одну сделку потеряна ровно с того момента, как вокруг демона замкнулось сдерживающее заклинание. Они оба прекрасно понимали это - и Ренар не постыдится собственной лжи. Пусть маг ловит кицунэ на очередной жалкой уловке, пока не видит весь обман за своей спиной. Вокруг начинает подрагивать воздух - сначала от демонических сил, что распространялись вокруг, готовые преобразиться в иллюзии. Рябят от раненной лисы, которой из-за охватывающей боли труднее контролировать собственные силы. А затем дрожь распространяется по держащейся за алтарь руке. Не из-за слабости. Песок, рассыпанный по полам катакомб, тревожно завибрировал. Затрещали в стенах разломы и трещины, померкла следующая по ним иллюзорная нить, что привела их к алтарю. Тысячи следящих с фресок глаз рассекли распространяющиеся с шумом сколы. Демону нужен лишь небольшой миг, когда сознание ворожея отвлечется от своей добычи. Небольшой миг, когда разум потеряет расположение заточенного в пентаграмме демона. И именно тогда с оглушительным грохотом на них обрушится тьма.

В охваченном пылью воздухе трудно вдохнуть - едва ли легче, чем оглушенному вольфрамом демону. Его погруженные во мрак иллюзорные руины катакомб обрели совершенно другую форму. Грудой камней завален выход наружу. За многочисленными обломками скрыты выточенные силуэты святых, давно померкло свечение тайнописи. Лис затаился, не раздражая лишний раз магию пентаграммы. Не хочет давать больше подсказок её создателю, указывая на местонахождение вырывающегося демона.

— Удача действительно на твоей стороне, ворожей, — голос отовсюду. И одновременно нигде. — Ведь у тебя есть выбор: оставить своё тело сохнуть в пыли и смраде могильника или воспользоваться моей милостью и сохранить себе жизнь. Я выведу тебя наружу, если выполнишь свою часть сделки.

Осталось лишь дождаться, когда сдерживающая магия иссякнет. Или когда иллюзорные лабиринты приведут ворожея прямиком к заточенному демону, чтобы тот острыми клыками вгрызся в его глотку.

Сармада действительно учила пустыня. В песках он разглядел своё предназначение, в песчаной буре был закалён. Он прошёл сквозь границу миров и блуждал по местам, которые неведомы хитрым маленьким лисичкам. Его воспитали демонологи, которые не ведали страха, они бы и Сатане в лицо плюнули, будь у них такая возможность, потому как шайтанов требуется держать в адской клетке и лучше подальше от всех видимых и невидимых миров. Сармаду не страшно. Он шакал, наблюдающий за добычей. Он — воплощённый святой долг.

Вот Ренар морщится, вот пригибается от вольфрама. Не такое уж эффективное средство, скорее демонстрация силы, Аль-Рахим нередко играл со своими жертвами. На заданный вопрос он ухмыляется, загадочно уводя взгляд в сторону, на самом деле оглядывая помещение на предмет иллюзий. Человеческий глаз не разглядит подмены, сколь не всматривайся, поэтому Сармад избирает тактику неверия. Всё вокруг следует подвергать сомнению: и артефакт, и окружение, и лисицу. И себя заодно.

—  Сколько? —  переспрашивает он и хмурится, перекатывая между пальцев монетку. —  Уже и не вспомнить. Некоторые собратья делают зарубки в книгах, я же предпочитаю просто делать свою работу.

Сармад обходит кругом начертанную пентаграмму и мысленно считает от одного до десяти. Ровно столько шагов нужно сделать, чтобы оказаться ближе к артефакту, найти его ауру, схватить руническую рукоять и рубануть с плеча. Невидимый клинок рассекает демоническую сущность, как масло, говорят, истинно ангельская работа, но чтобы провернуть такой маневр, потребуется чуть больше, чем банальная ловкость рук. Нужно стать хитрее лисы. Возможно ли? Вопрос второстепенный.

Беда же Сармада была в том, что он был слишком уверен в успехе при любом раскладе.

—  Договориться? —  демонолог пожал плечами. —  Давай попробуем, почему нет.

Он задумался, коснулся пальцами подбородка и цокнул языком по зубам.

— Да только есть одна проблема. Маленькая, но весомая. Мы с тобой оба не в том положении, чтоб играть дальше свои роли.

Ренар согласен с данным утверждением, судя по тому, как завибрировала в воздухе пыль. Демоническая энергия накатывает волнами, едва ли не сбивая дыхание: Сармад прикрывает лицо ладонью и очерчивает взглядом изменившийся пейзаж. Немногим демонам под силу сделать такое, только самым искусным. Легко совладать с грубой силой, с прихвостнем адского воинства, а вот с консулом Сатаны — отнюдь. Скорее всего. в этот момент демонолог должен был дать заднюю, в получившейся тьме сотворить портал и быстро ретироваться, но…

Сложная техника требует не одной лишь врождённой ловкости. Этому Сармада научил наставник.

Он наступает на каменный обломок статуи и становится на утонувшую во мраке могильную плиту. Достаточно устойчиво. Аль-Рахим пытается нащупать знакомую лисью ауру и ауру меча, но иллюзии забивают уши плотным беззвучием.

Можно прыгнуть в другой мир и вынырнуть в нужной координате, но любой опытный путешественник скажет, что это форменное безумие. А Сармад никогда не мог похвастаться склонностью к ювелирной работе. Но могло сработать. И застать врасплох разбушевавшуюся лису.

—  Звучит очень соблазнительно. Вы, шайтаны, умеете завлечь в ловушку, наговорить сладких речей, от которых становится благостно и хорошо, однако потом…

Аль-Рахим провёл пальцем по шее.

— Не было никакой сделки изначально. Я просто привёл тебя сюда. Чтобы было, на ком испробовать меч.

Сармад пытается рассеять иллюзию в черноте, но получается разглядеть лишь небольшое пятно реальности. Создать портал —  не секундное дело. Стоит ошибиться в расчётах, и тогда ты можешь попасть в место из своих самых худших кошмаров.

— Ты ведь тоже не простой кицуне, да? — праздно поинтересовался Аль-Рахим, откупоривая в кармане склянку с серебристым содержимым. — Каир. Город тысячи минаретов. Война. Наверняка у шайтана вроде тебя тут свой интерес. Помимо того, что ты озвучил обычному путешественнику, наивному, как ангел.

Сармад закатил глаза.

Темнота затрещала от накапливающейся магической энергии. Где же эта руническая рукоять? Она была прямо под носом.

—  Запертые в этом мире, вы всегда преследуете какую-то определённую цель. Интересно, что будет, если переместить тебя в другой?

Сармад, казалось, посмотрел прямо на Ренара, настолько пронзительный у него стал взгляд. Вспыхнувший мириадой ледяных осколков.

—  У твоих предшественников как-то не додумывался спросить. Зря, наверное.

Проблеск. Аль-Рахим повернулся и вытянул руку вслепую. Меч Святого Антония или иллюзия?   

Отредактировано Reynard Helson (2023-11-04 20:32:09)

Это и есть начало конца? Неужели именно здесь закончится, казалось бы, вечная жизнь кицунэ? Неужели спустя тысячелетия он вновь попался в силки охотника? Его пугает неизвестность. Пугает чужая уверенность в противовес собственной настороженной бдительности. Пугает, что пути отступления перекрыты, а чужие слабые места надежно скрыты от пытливой лисы, жаждущей приоткрыть дверцу человеческого сознания. Пугает, с какой легкостью ворожей воплотил пентаграмму. Пугает мысль о том, что склянка с вольфрамовой пылью была не единственной в его арсенале.

Сколько еще фокусов знает демонолог и найдется ли у кицунэ что-то в ответ? Лиса принюхивается, пытаясь распознать в складках одеяния вязкий запах колдовских зелий.

Страх. Кажется, это он отдал волной дрожи по телу, а душный воздух катакомб показался отчего-то холодным. Кажется, это он заставляет живое сердце биться чаще, а сознание судорожно создавать, поддерживать иллюзии, окружающие две заблудшие сущности. Вот подвергающий всё сомнению разум развевает пятно иллюзий - потоки демонической энергии поспешно заращивают проплешину, предупреждающе шипят, угрожая обжечь за попытку прорваться сквозь них. Запертый в магическом кругу демон, намеренно затаившись за темнотой и смрадом могильника, в оба следит за врагом: как неуверенно фантомный обломок статуи покачивается под чужим шагом (ему нужно всего одно неосторожное движение - и маг падет на развалины, перед тем как клыки вонзятся в его шею), как спустя доли секунды он находит устойчивое место в ловушке кицунэ. Демон ищет любые возможности.

Думай. Следи за каждым его шагом.

Потеряет ли он равновесие, если иллюзии заколеблются и сольются в одном круговороте, прежде чем явить перед ним новый пейзаж? Ступит ли ворожей неосторожно в круг пентаграммы, в протянутые руки смерти, если тьма позади надавит, а окутанная полумраком стена угрожающе сдвинется на него?

Фатальной ошибкой могут стать поиски вслепую чужих страхов, когда сам же пронизан собственными, а разум охотника наглухо закрыт. Ворожея не возьмёшь простым перебором и иллюзиями наугад. Избыточность притупляет восприимчивость. Чем больше будет резких, накатывающих на него иллюзий, тем быстрее закрытый от демона разум ослепнет к ним.

Он напряженно выдыхает, слыша речи о том, как обманывают адские твари. Сильнее стискивает зубы в ответ на слова о том, что демонолог намеренно привел его в монастырь.

— Мы никогда не нарушаем сделки. Люди всего лишь неосторожны в своих желаниях.

Не этому ли учили восточные сказки о джиннах, заключенных в лампы? Нарушить клятву - дело низших, лишь смертные не брезгуют этим; искусен тот, кто сможет вывернуть смысл чужих слов наизнанку.

— Ты слишком громко говоришь о своих, ворожей.

Что будет, если позволить ему поверить, что демонолог поймал удачу за хвост? Опьянит ли лжеца превосходство собственных сил? Лис не против поддаться, сыграть на чужих желаниях, лишь чтобы получить возможность в мгновение разрушить их.

Подпустить ближе.

Ему нужно лишь подпустить ворожея ближе.

— Набиваешь себе цену, возомнив, что поймал "не простого кицунэ", да?

Ренар тихо смеется. Его голос эхом разносится по разрушенным катакомбам. Дезориентирует, многократно отражается от их стен, лишь чтобы его источник никогда не был найден. Демон покажется ворожею сам, когда сочтет нужным.

А пока будет считать. Каждый уверенный шаг. Смотреть, сколько путешественнику (ведь это действительно он? маг продолжает говорить о других мирах так открыто и настойчиво) остается до желанного меча. Считать, сколько времени осталось, пока сдерживающая пентаграмма не рассеется. Часы? Минуты? Секунды?

— Я скажу тебе, — лис поправляет свою одежду, прижавшись ближе к столу алтаря и проведя рукой по его шероховатому камню. Уверенность приходит не извне. Незримый, затерянный где-то среди мрака иллюзий демон поднимает на ворожея заискивающий взгляд. У него есть план. Действенный, хочется верить. Ренар любил пользоваться приманкой. — У меня действительно свой интерес.

Быть может, сдерживающее заклинание спадет, если перенаправить энергию ворожея? Как много он потратит в борьбе с несуществующим противником?

— Среди тысяч самозванцев найти истинного путешественника. Скажи, в других мирах столько же услады, как в этом? Там я с удовольствием поиграл с тебе подобными, — на лице растягивается довольная улыбка. Его голос бархатный и мягкий, как если бы демон действительно желал озвученного.

Секунда тишины.

Взгляд серых глаз прямиком на прорезающую мрак тайнопись. Он видит меч? Иллюзии воспротивятся, непослушно зарябят в ответ на протянутую рядом руку, как если бы это не сам демон позволил его коснуться. Пусть забирает артефакт. Пусть думает, что лисьи силы слабнут, а разум все больше противится демоническому обману. Сквозь полотно темной магии прореживается островок прежних, неразрушенных катакомб. Пусть верит, что это его ворота в реальность, а не очередное её искажение, до мельчайших деталей идентичное действительности.

— Я искал тебя.

Прежде чем ворожей делает шаг в сторону, с завала из камней разрушенной стены соскальзывает морок демонической лисицы. Посыпавшиеся из-под его когтистых лап камни с характерным шорохом ударяются о песчаный пол раньше, чем зверь падает на ворожея со спины, а пасть смыкается на его плече. С давних времен Ренар помнил, как боль святого клинка пронизывает его тело. Наверняка лисьи клыки вгрызаются в плоть так же остро, как оружие против демонов, наверняка эта боль распространяется по нервам, пульсирует и ослепляет с каждой доли секунды. На разорванном одеянии должно проявиться растекающееся бардовое пятно. Иллюзия накидывается со спины, лишь чтобы меч Святого Антония не рассек её слишком быстро, распознав обман. Лишь чтобы в последний момент перед тем, как лисица постарается утянуть жертву во тьму, перед взором ворожея раскрывалась фантомная, манящая за собой брешь в полотне иллюзий.