Погоня утомляла. Или же они ни за кем не гнались, в неком подобии отдыха кочуя от мотеля к мотелю в непривычном для них гробовом молчании. Нет, бывали такие периоды, когда Салливан становился крайне задумчивым. Это значило, что он перебирает в своей голове какой-нибудь очередной план, по которому они вскоре вырвутся на вылазку. Обычно в такие моменты перед ним были раскиданы карты, книги, неряшливо зарисованные обычной синей ручкой в помятом блокноте планы зданий и улиц. Если они собирались за особенно крупной добычей. В такие периоды Луис мужественно держался от силы пару дней и его срывало. Он просто не умел не говорить. Даже тогда, когда Марти впадал в предденрожденную меланхолию, тот всеми силами старался втянуть его хоть в нечто отдаленно напоминающее будничный разговор. Просто по какому-нибудь пустяку. Чтобы услышать его голос и убедиться, что он все еще не один в квартире. Раньше оно казалось нервным, заставляло волка дергаться и злиться совершенно без повода. Но тогда он еще не знал, что это такое, когда Мартин Салливан полностью уходит в себя и лишь мало-мальски проявляет признаки обычно кипящей в нем жизни. Вот что подожгло бы его и без того вечно пылающую жопу. Он был бы в недоумении. Был бы напуган и совершенно не понимал бы что происходит. Но несмотря на то, что с того времени воды утекло не так-то уж много, порой, оборотню казалось, что прошла целая вечность. Слишком многое успело поменяться. И речь сейчас идет не об их отношениях, что как-то слишком стремительно обернулись из фейково-супружеских в настоящие. С этим как раз таки все было в порядке. Он уже успел принять мысль о том, что, наверное, так и должно было получиться в конечном итоге. В конце концов, люди (или сверхи, не важно), не просто так живут под одной крышей тридцать лет. И даже если порой очень желают друг друга убить, это все равно что-то да значит. Впрочем, это может быть только его личное мнение. Но таки он сейчас не об этом. События. Они накрыли их с головой так стремительно, что Дрэйк даже не понял, когда все пошло по жопе. Нет, он совершенно ни на что не жаловался. Проблемы, они такие. Без них существование просто невозможно. У каждого в жизни случается некое дерьмо и степень его веса заключается лишь в том, есть ли кто-то в этот момент рядом. В их же случае было все равно. Они оба были в дерьме. Каждый по-своему. Но привыкший ставить на первый план проблемы как раз таки супруга, Луис Дрэйк как-то быстро спустил в унитаз свои. Несомненно, ему было больно, ему было неприятно и он был чертовски зол. Но злость за вышеупомянутого супруга, перечеркивала в нем все остальное. Так было всегда. И смотря на то, как тот все больше дней пребывает в странном, совершенно прострационном состоянии, эта злость в нем растет все больше.

И он молчит. Ни потому что не хочется говорить, но потому что так было нужно. Вообще, волк чувствовал себя крайне странно все эти дни. Так бывало в последние дни перед полной луной. Назвать его задумчивым в этот период было нельзя. Но внутри зрело что-то странное, приятное, привычное и родное. Сейчас эти ощущения мягко накладывались на мерное дыхание вампира, все также безмолвно толи дремлющего, толи просто отдыхающего на его груди перед грядущим решающим рывком. Волк не желает рушить этот напряженный покой, потому что сам он напряжения не чувствует от слова вообще. Странно. Абсолютно странное состояние. Они словно выпали в анабиоз на целый месяц и каждый набирался сил по-своему. Их бешеная, постоянно стремительно текущая жизнь вдруг остановилась. И в какой-то момент в голове промелькнула шальная мысль: "Перед смертью не надышишься. Но они очень пытаются".

А потом наступил февраль. И когда Мартин Салливан сказал, что назад дороги уже нет, Дрэйк лишь утвердительно кивнул.
Когда наступил февраль, Мартин Салливан с чего-то решил, что вечно бегущий за ним пес вдруг отвернется от него и захочет уйти. И, наверное, это первый раз, когда Луи не рассыпался в миллионах опровержений этой теории, а просто назвал Салливана долбоебом и закурил.

В Солт Лейк Сити они тормознули у закрытой киностудии. Луис давно отметил про себя излюбленную фишку вампиров прятаться где-то по окраинам города в захолустных всеми покинутых зданиях. От Ларса же он ожидал чего-то более вычурного, но, видимо, ошибся. От Салливана же он сейчас чувствовал пустоту. Глубокую такую, холодную. Мартин не лукавил, что ему страшно. И когда тот оборачивается к волку, Дрэйк не смотрит на него, перепроверяя все пряжки на своих тактических штанах. В последний раз он носил такие еще на службе при Анакортесе. Такие же черные, плотно прилегающие к бедрам, но нисколько не сковывающие движения. Медленно. Карман за карманом, проверяя запасные обоймы, склянки со святой водой, крошечные брошки, колбочки и прочую пиздулу с которой он хоть и чувствовал себя гребаная новогодняя елка, но понимал, что даже если это не спасет его от такого вампира как Ларс, то хотябы отпугнет его чертовых крыс, коих здесь наверняка было немало. Он знал, что они рано или поздно придут. Нет никаких сомнений. Он ждет. И это ожидание горит на кончиках пальцев каждый раз, когда оборотень защелкивает очередной карман.

И правда. Луис может молчать. Может продолжать строить из себя уверенную непреклонность. Но как только ладонь вампира касается его собственной руки, до этого выглядящий совершенно отстраненным и безучастным Луи, перехватывает его руку и тянет к себе. Слишком быстро, чтобы в состоянии близком к паническому Салливан успел отреагировать на его неожиданный выпад. Прижимаясь лбом к лубу своего напарника, друга, супруга, возлюбленного, он наконец-то улыбнется и коснется губами тыльной стороны его сжатой ладони. - Ты чего это хоронишь нас раньше времени, Салливан? - Свободной рукой он на контрасте мягко касается чужого затылка и аккуратно оглаживает напарника по линии роста волос. - А если оно и так, то я не могу представить себе смерти лучше, чем стоя по правую руку от тебя. - Мысли о смерти редко посещали эту голову. Он не боялся ничего. Ни бога, ни, мать его, черта. Уж тем более он не боялся Ларса Кеннинга, как бы страшен и силен тот не был. У них была цель и эта цель совсем близко. Смерть ублюдка избавит их от многих проблем. И если ради этого они должны рискнуть своей жизнью, то он готов. Готов ради этого человека. Поцелуй получается смазанный, мокрый, с горьким привкусом. Но улыбка с губ волка не сходит, когда тот большим пальцем показывает за лобовое стекло машины. Луна полная, а в его глазах затерялось потонувшее в них безумие. Руки дрожат толи от предвкушения, то ли от страха, но он продолжает улыбаться и выпуская Салливана из хватки, открывает дверь водительского сидения. - Ну, что, увидимся в Аду?

- Большая вечеринка? О, нет. Это будет грандиозная вечеринка! - Ведь их там уже давненько так заждались. И обычная нечисть и те, кого они отправили туда самолично. В погоне за своими целями они действительно мало кого щадили. Точнее... Никого? Да, пожалуй каждый, кто становился у них на пути рано, или поздно, плохо заканчивали. По счастливому случаю, по стечению обстоятельств, лишь одни они решали за кем идти, а за кем нет. Кому позволить жить, а кому умереть. В последнее время они не щадили вообще никого. Даже... Даже детей. И речь не только о неразумных детях своры. Луис Дрэйк прекрасно понимал, что своим совсем не давнишним поступком в Анакортесе буквально пробил днище морали и упал куда-то очень и очень глубоко. Туда, откуда даже если попытаешься поднять голову вверх, ты не увидишь ни единого проблеска света. Оттуда уже не было выхода, да? Он не пробовал искать. Даже наверное не будет пытаться. Просто потому что ему все равно. Кто угодно может назвать его аморальным ублюдком. И кто угодно потом может узнать как ему совершенно поебать на это. Всегда было поебать. Если бы не было, он бы вряд ли дожил до своих шестидесяти с хвостиком. Какой смысл в том, чтобы жалеть тех, кто не жалел тебя? Или волк просто ищет оправдание своим поступкам? Ему ни к чему. Перед кем, в конце концов, ему держать ответ? Да, может быть, когда-то его родители хотели совершенно другой судьбы для своего сына, но он изначально свернул не на ту дорожку и продолжай по ней гордо шагать. А теперь не осталось даже их. Вот и на хуй. Все на хуй.

На хуй - хочет он сказать Салливану, но тот резко перескакивает на другую тему, почему-то возвращаясь к мыслям об аукционе. Они все еще не спешат. Собственно, Дрэйк и не горит желанием торопиться. Мартин так долго молчал, что теперь его голос как глоток свежего воздуха. Чтож, вопрос вполне себе интересный. Он думал об этом еще на самом аукционе. И запах от маски он тоже почувствовал. Благодаря чутью ему не составило трудности сложить два плюс два и поэтому теперь, подкидывая в руке маленькую банку энергетика, он коротко пожимает плечами, в следующий момент уже вскрывая жестянку. - Маска, что была у русского мага пахла приблизительно так же. Ну, то есть будто один в один, но имела какое-то другое послевкусие что ли. Как знаешь... - Он берет паузу и на его лице отражается тугой мыслительный процесс. Впрочем, как всегда, ничего стоящего не придумав, Лу делает глоток из банки и продолжает, протягивая ту собеседнику. - Они как будто какой-то дилетант решил создать свою собственную коллекцию и собрал несовместимые вещи только потому что они похожи по виду и смыслу. - Вышла какая-то хрень. Но он очень пытался. Собственно, Салливану не в первый раз приходится слушать ту несвязную хрень, которую он несет, когда не знает как правильно выразиться. Как-нибудь разберется. Да и он сам не дурак. Скорее всего сам уже успел проследить эту связь между артефактами. Но было бы куда информативней, если бы маг хотябы рассказал о свойствах своей. Может быть, оно дало бы им больше информации для размышлений. - К слову, говоря о той маске, которую мы продали. Хельсон может и любитель запихнуть свой нос туда, где что-то покажется ему интересным, попутно выгуливая свой новенький красивый "брелок". Но я никогда не замечал за ним тяги к общению с другими демонами. - Дрэйк задумчиво почесывает свой нос и забирает у Мартина банку. Поднимает голову, чтобы посмотреть на совершенно чистое зимнее небо. Находясь в городе, не часто можно увидеть такое обилие звезд. Раньше он и не задумывался об этом особо. Но вечер вообще был каким-то крайне странным. Будто они приехали сюда только ради прогулки, но никак не для того, чтобы рискнуть оторвать башку вампиру с ордой кровососущих младенцев за пазухой. - Что, если маска которую мы продали на самом деле принадлежит этим, как ты их назвал, "ребятам" и теперь они знают у кого она? Когда мы уходили из фойе, возле них крутился дракон. Вряд ли они пришли на аукцион, чтобы выкупить какой-то лот. - Становится немного не по себе. Ему бы не очень хотелось, чтобы у кицунэ были проблемы. Но, в конце концов, Хельсон большой мальчик. На язык подвешенный, договорится. Но вместо этих мыслей, он внезапно говорит совершенно о другом. - Мы не продешевили? - Смешка коротко не сдерживает. А ведь и правда. Новиков не выглядел агрессивным в отличие от самого Луиса. Возможно, что и другие в этой шараге предпочитали какие-нибудь мирные переговоры вместо того, чтобы сечь головы всем, кто им был не мил. Судя по устроенному ими мероприятию, делами они вертели серьезными и вряд ли бы стали лезть на рожон. Но не ему судить. Он их не знает. - Какой смысл гадать? Парень с дубиной сказал, что найдет нас. Ты собираешься отдать ему колокольчик за "спасибо"? Не просто так мы пришли сюда рвать свои жопы. Лично я собираюсь стрясти с него не только бабки, но и информацию. Если ты, конечно, вообще собираешься отдавать эту ебучую адскую штуку, что превратила мой мозг в кисель.

Лу старается меньше реагировать на окружающие их звуки, полностью полагаясь в этом на Мартина. Тот ведет их в обход и в какой-то момент Дрэйк сминает пустую банку от энергетика, не особо заморачиваясь поиском мусорки, выкидывая ее прям под ноги. Здесь и так была свалка. хуже уже не будет. Луис вообще чувствует себя собранно. И пытается не упустить это состояние. А еще, наверное, он настраивается. Полнолуние выдалось весьма вовремя, но это не значит, что он, подобно самому Салливану, не может потерять контроль. Ему тоже нужно было сохранять здравый рассудок. Ему нужно было слышать и чувствовать напарника. Быть с ним на одной волне. Если крыша поедет у обоих, вероятность того, что они потеряют друг друга в этом хаосе быстро приблизится к сто процентной отметке. Но пока все было стабильно. И он чувствует, когда у вампира по дороге случается "сбой". В момент, когда тот останавливается и хватается руками за голову, волк придерживает его под локоть и сам морщится от раздражающего давления на виски. Не потерять друг друга в этом шуме как это произошло в ресторане - это их первостепенная задача. А с остальным они как-нибудь разберутся.

Спуск в подземную парковку они тоже находят довольно быстро. Смрад, что становился резче с каждым шагом по мере их приближения к зданию становился все ощутимей и ощутимей. Сегодня все ощущалось острее, но не жгло чувствительные рецепторы. То самое время в котором даже резкие запахи сменялись в мягком переходе и не сбивали с толку. Зато превосходный дар на этом поприще имел сам Мартин Салливан. Когда вампир останавливается, Лу бросает на него быстрый вопросительный взгляд и ждет. Тот заходит издалека. И уже одна просьба не ржать над ним, вызывает на губах оборотня какую-то странную недоуменную улыбку. И хорошо, что он ничего не успел пообещать вампиру. Потому что ему стоит нереально титанических усилий не засмеяться в момент кульминации. Вопрос выбивает Дрэйка из колеи и он по инерции растерянно озирается по сторонам, будто где-то на стене киностудии может быть написан ответ на вопрос спутника. Жаль, но, нет. Его там нет. - Боже, Марти, ты серьезно? - И все-таки выдыхает он с легким смешком. Казалось бы, волка было сложно чем-то смутить, но, наверное, это было то самое чувство. - Нет, я бы, несомненно, стал чуточку счастливей, если бы ты взял мою фамилию, но мне ли не знать, как ты дорожишь своей? - Он разводит руками и хлопает себя по бокам, выражая этим свое совершенно потерянное состояние. - Твоя чистокровная мамуля перевернулась бы в гробу, узнав, что ее фамилию носит уличный пес. - Вот теперь он не сдерживается и смеется. Да, наверное ради такого фана он бы не отказался, если бы Мартин предложил. И только так. Он никогда не рассматривал такой вариант. Это правда выглядело как тупик. И все же. - Твоя семья теперь моя семья, Мартин. Не важно какую фамилию я буду носить. - Думал ли он когда-нибудь, что скажет нечто подобное? Салливановские детки всегда были для него как огромный геморрой в жопе, но он готов пересмотреть свои взгляды ради близкого ему человека. Он всегда так делал. Что-то в этой жизни все-таки должно было оставаться неизменным, да?

В какой-то момент Луис подумал, что сказал что-то не так и когда Салливан шагнул ближе, едва ли не отступил от него, ожидая приличной такой подачи. Настолько странной показалась волку интонация в его голосе. Но, к счастью, Вампир не был настроен на насилие. На насилие раньше времени, если быть точным. Потому что все мы знаем в чем будет продолжение этого вечера. Это так, минутка расслабленных разговор перед тем, как снова посерьезнеть и отправиться дальше. На самом деле, эти слова могли стать удивительными для Мартина, ибо до этого момента Луис Дрэйк упирался не только рогами, но и всеми другими конечностями в нежелании признавать ни одного из родственников напарника. Не то чтобы ему шибко хотелось делать это сейчас, но, наверное, так должно быть, да? Если Салливан решил связаться с ним более крепкими отношениями, то у него просто не было выбора? Самого вампира он уже давно принял. А это значит что теперь осталось принять все, что связанно с ним. Что его связывает с другими. Знакомые, родственники. Вроде бы так поступали те, кто любит друг друга? Обязанность? Наверное. Он надеется, что за неимением выбора, рано, или поздно, он полюбит всех отпрысков этой дикой семейки так же, как полюбил Мартина. Мы имеем свойство привязываться к тем, кого ранее ненавидели. И на то были причины, к слову. Задача усложнится, если они продолжат наваливать на воров свои неприятности. Скрипя зубами придется идти и помогать. Впрочем, он бы все равно так и делал, если бы срывался вампир. А он бы срывался. И ему бы было насрать идет с ним волк, или нет. Только раньше оборотень имел на это право, а теперь бы это выглядело по меньшей мере предательством. И, нет, он нисколько не испытывает по поводу этого дискомфорт. Если бы оно так, то его бы не было и здесь. То, что они собирались сделать сейчас, куда гораздо сложнее чем спасение пары подростков из какой-то там передряги. Будь это даже демоническая лиса. С ними можно договориться. Главное знать как. - Я разрешаю тебе обвести этот день красным в нашем календаре, но праздновать отказываюсь. - Не сдерживает короткий смешок, но говорит беззлобно. Вышел бы какой-то странно саркастичный праздник. Раздражающий. Но чем бы дитя не тешилось, да? - Салливан-Дрэйк звучит мелодичней, тебе так не кажется? - Луис улыбается и как-то совсем уж по-детски трепет вампира по волосам. - Но мне нравится и так и так. - Чтож, он уже решился однажды предложить этому придурку выйти за него за муж. Предложить действительно таким вот образом объединить их фамилии - это вообще пару раз плюнуть. После этого поступка ему наверное уже вообще ничего не страшно. Мартин Салливан сам по себе человек опасный и дышать рядом с ним уже то еще приключение. Но Луису Дрэйку это как-то удалось и он все еще жив, черт подери! - Я не намерен заканчивать это хитросплетение здесь, Мартин. Мы еще вернемся к этой теме.

И правда, чего это они на самом деле? Луи коротко пожимает плечами, задавая этот вопрос самому себе и достает из кармана пачку сигарет. Подумать только, раньше его воротило только лишь от одного запаха сигаретного дыма, а теперь он сам вытягивает одну из пачки и прикуривает. Думается лучше? Нет. Просто надо было чем-то занять руки пока они снова двигаются в сторону подземной парковки. - На аукционе был дракон. - Зато беседа идет легче. Пока у них есть шанс запихнуть тяжелые думы подальше, то почему нет? Да и действительно, компания, что устроила аукцион, выглядела подозрительно. Ребятки серьезные, не иначе. А если слушать рассказ Салливана о Кубе, то пазлик сам по себе складывался. Что если дракон, который прессовал Хельсона в Олимпии и есть тот дракон, с которым Салливан сталкивался раньше? На хранителей артефактов они мало походили. Вот на тех, кто собирает их для того, чтобы навести какого-нибудь шороха - вполне. Слишком много роскоши для обычных коллекционеров. Мартин и Луи тоже по-своему коллекционеры, но в таком пафосе не нуждались. - Стремный такой. Вид у него фриковатый. - Не Бог весь какое объяснение. Но в тот момент Луи не сосредотачивал на нем никакого внимания. Лишь мельком взглянул. Он был сконцентрирован на своих целях и на своих проблемах. О помощи его кицунэ не просил. А даже если бы просил, Луи действовал бы по приоритетам. Приоритеты же просты: Салливан и его собственная трещащая башка. Благо, после Аукциона у них был совершенно несвойственный им, медлительный, прострационный и вообще, абсолютно амебный отдых. Зря времени Дрэйк не терял. Он хорошенько покопался в самом себе и в каком-то роде даже наверное научился фильтровать навеянные связанным артефактом видения и звуки. Проблема концентрации. Пока в его голове звенел ебучий колокольчик, он прислушивался к дыханию своего спутника и тот постепенно стихал. Не иначе как искусством не назовешь. Пожалуй, это самое сложное, что он вообще делал в своей жизни, но труды дали свои результаты. Даже сейчас он слышит шаги вампира четче чем все остальное, что обычно дает ему Мартин. Главное - разобраться и зацепиться. Дальше - проще.

Вот от уже знакомого запаха мертвечины просто так не открестишься. Тот слишком въедчивый. Раздражает тонкое обоняние и заставляет поморщиться. Сбежать бы куда подальше, где пахнет как минимум автоматическим освежителем воздуха. Тоже не фонтан, но хотябы по приятней. Впрочем, выбирать ему не приходится. Пока Салливан и сам тянется за едкой вонью и ощупывает на первый взгляд глухую стену, Дрэйк давит тяжелым ботинком докуренную сигарету, думая о том, что обязательно потом спалит этот ебаный притон младенцев кровососов. Развели тут крысятник, распространяют заразу. Только мягкое дедовское сердечко вряд ли позволит подобные выходки. Только Мартин считает себя самым жестоким монстром на этой земле, но бывали монстры и пострашнее его. Не важно сколько людей ты убил в состоянии аффекта, не важно какими делишками помышляешь и как смотрят на тебя твои чистокровные родственники. Важно то, какие и когда ты решения принимаешь. Луис Дрэйк избавился бы здесь от всех. Мартин Салливан, скорее всего, пожалеет вампирский выводок. И это усложнит им задачу в процентах прямо пропорционально количеству вампирят на квадратный метр.

- Как минимум сто пятьдесят? - Если брать на вскидку хотябы возраст самого Мартина. Ларс мог заняться своими грязными делишками и раньше и выводок тут мог быть постарше. Неразумный такой, гадкий, желающий отгрызть им голову не меньше чем их папаша. - Что бы не случилось, Мартин, я не стану тебя убивать. Ты знаешь это. Это первое. Второе: давай в этот раз без суицидальных выходок. Пожалей мое нежное сердечко. Второго такого закидона как с дампиром оно не вывезет. Ты мне обежал. И, третье, - Пожалуй, самое наболевшее за это время. По крайней мере, сам Дрэйк не переставал думать об этом ровно со дня аукциона. И смотря за тем как глаза его спутника снова окрашиваются в кроваво-красный, он просто чувствует необходимость сказать это. - Я облажался в прошлый раз. Но, обещаю, больше тебя не подведу.

Луис Дрэйк знал каково это - быть одержимым зверем внутри. Знал каково это тонуть в его злости, в его инстинктах и знал, как сложно с этим бороться. В этом они в каком-то роде были похожи с Салливаном. Разница состояла лишь в том, что зверь внутри Луи не подчинялся никому. Он был сам по себе. У него был свой характер, свой нрав, своя воля. Он был свободен и от этого сговорчив. То, что находилось внутри Салливана, свою вечность проводило в клетке. Сырой, темной и тесной. Мало кому понравилось бы, да? И как только оно начало видеть слабые проблески света сквозь толстые прутья, сразу же попало под контроль. И, кто бы мог подумать, не под контроль своего носителя, что, в принципе, готов был идти и на компромисс, но под контроль человека, что способен подчинять и, более того, приказывать. И тогда уже хер его знает, да, как было лучше? Оно бы может и поборолось на стороне "хороших ребят", а все, уже поздно. Надо было раньше вести себя чуть смирнее, может тогда и проще было бы переварить всю эту кашу. Без желудочных болей. И головных, к слову, тоже. Что происходило в голове у Мартина, когда тот полностью отключился в последний раз, неизвестно, пожалуй, даже самому Боженьке. Но даже такой дурак как Дрэйк понимал, что дело труба. Дело тогда пахло таким говнищем, от запаха которого он до сих пор не мог отмыться. Быть ведомым инстинктом своры внутри себя и быть ведомым через нее кем-то еще. Полностью забыться и не иметь над собой власти. Без возможности сопротивляться. Это страшно. Луис всю жизнь шел против ограничений свободы. Жертвовал самым дорогим во имя того, чтобы его не сковывала ни одна цепь. Но в отличие от Салливана, у него всегда был если не свободный выбор, то выбор в который он мог упереться лбом и пробить брешь через которую мог бы выкарабкаться. У вампира же нет даже намека на таковую. Не было. Пока они не вышли на след Ларса и не пришли сюда. Если они справятся, все может стать по-другому. А значит права на ошибку у них не было.

- Сколько раз я уже это слышал? - Дрэйк слабо улыбается и хмыкает. И правда. Они никогда не искали легких путей и большинство из когда-либо совершенных ими вылазок были этими самыми "чистой воды суицид". И, опять же, его успокаивала мысль о том, что в какой бы жопе они не бывали, им до этого момента знатно так фартило. Да, не всегда удавалось вылезти из всего этого без травм и обширных увечий, но таки даже спустя столько лет они все еще были живы. За их спинами, определенно, стояла какая-то неебически фантастическая сила, что благоволила им на их извилистой и не совсем честной дорожке. Черт подери, они умудрились даже умыкнуть драконий клык, буквально перепрыгнув через адовое кольцо, кишащее, отнюдь, не слабыми магами. Умыкнуть и сбыть его так, будто он изначально принадлежал им и только им. Ларс силен, но они знают об этом, а значит готовы. - Твои обещания обнадеживают. Главное - сдержи их. А с остальным как-нибудь разберемся. - Луи крепче сжимает руку своего спутника, в очередной раз в успокаивающем жесте оглаживая тыльную сторону его ладони большим пальцем. Он уже начал привыкать к такой тактильности напарника, но от этого оно не становилось менее приятным. Особенно в такие моменты. Напротив, такие вот жесты, порой, говорили больше чем пустые слова и от них становилось легче. Особенно когда речь идет о смерти, попадании в Ад и чертовом переправщике, который еще и денег с тебя затребует за то, чтобы перетащить на ту сторону. Ушлый ублюдок. Уж кто, а этот дуэт скорее утопит его в ней же, чем позволит содрать с себя лишние бабки.

А дальше они не говорили. Чем глубже они спускались в подвальные помещения, тем меньше хотелось открывать рот. Казалось, что пропитанный вонью воздух, стоит только разомкнуть губы, сразу же осядет на корне языка блевотным комком и непременно последует рвотный рефлекс. Обостренным полнолуниям обонятельным рецепторам казалось, что этот воздух был густым и вязким. Почти осязаемым. Пожелай и дотронешься до него. Он словно сырость оседал на вещах и открытых участках кожи. И несмотря на то, что на улице был, отнюдь, не март месяц, оборотню, одетому только в майку и штаны, было здесь неуютно и душно. Словно в какой-то момент он вдруг стал страдать клаустрофобией и еще немного и его накроет приступом неконтролируемой паники, которая заставит его просто повернуть назад и уйти. Но, нет. Паники не было. Он чувствовал внутри только нарастающее раздражение происходящим и комната, которая станет, видимо, их первым перевалочным пунктом, лишь подкидывала дровишек в огонь. А все потому, что она нахрен выбивалась их реальности и выглядела так, будто они попали в мини Диснейленд. Нет, Луис Дрэйк когда-то мечтал там побывать, и возможно не отказался бы даже в свои годы таки посетить пару-тройку забавных аттракционов, но явно не в такой вот интерпретации. Детские комнаты и парки развлечений должны пахнуть сладкой ватой и попкорном. Здесь же Луи чувствует только резкий, уже знакомый привкус жвачки и все тот же гнойный смрад. И когда запах и общая картинка входят в сочетаемое несочетаемого, случается раздражающий диссонанс. - Охуенный декоратор. - Луис кривит губы и прислушивается к быстрому сбивчивому топоту детских ножек. Да, ни о таком топоте вокруг своего сына мечтала его мамуля, но хули делать. Ей в эту "пору прекрасную" жить уж не посчастливилось. А вот ему хотелось бы еще хоть немножко. Поэтому слух реагирует на каждый звук, взгляд на каждое движение. Концентрация не уходит от него даже тогда, в голове снова зашумело, а в виски надавила резкая боль. И таки он признает, что сегодня легче, чем было в прошлый раз. А значит то самое время, которое они провели на мнимом отдыхе дало свои плоды. Не зря он постоянно прислушивался к вампиру. Не зря старался фильтровать все, что чувствовал. Потому что теперь он крепко перехватывает Мартина за плечи, когда тот упирается спиной ему в грудь и помогает удержать равновесие. За девчонкой, что показалась из завалившейся ростовой куклой, постепенно стали выглядывать и другие участники этой детской вечеринки. Не так много, как могло быть. Но это только первый этап, да? Самый сок будет ждать их впереди. Ларс любит поиграть. Это уже было понятно. Папочка такого большого детского садика не мог не быть тем еще весельчаком.

- Сколько бы ни было патронов, в умелых руках их хватит на всех. - Дрэйк мысленно считает сколько пар алых глаз сейчас устремлено на них и сколько времени ему понадобится для того, чтобы погасить этих зловещих светлячков. - Тебе ли не знать о моих талантах? - Вопрос звучит отвратительно двояко, но так оно и должно было быть. - Я так понимаю, ты выдал мне разрешение на убийство? - На самом деле, сегодня Луи оно и не требовалось. Кто в этой суматохе потом будет разбираться сколько детей убил оборотень и за что. В свое оправдание он может сказать, что ублюдки пытались его убить, а он как бы не собирался стоять и ждать пока они это сделают. Поэтому всем своим видом старается сразу показать, что настроен вполне серьезно и намек на святую воду он, конечно же, не понял. Вот ее точно на всех не хватит! Может только на этот выводок. А дальше что? А дальше он уже спросить не успеет. Импровизация, да? Ведь Салливан уже бросился на главную девчонку и с разных углов за ним посыпались остальные участники этой засады. Луи насчитал восемь. Восемь мелких кровососов, двоих из которых он успел перехватить рядом с собой и сразу отшвырнуть в другую сторону комнаты. Еще трое зашипели и попрятались, когда в стену рядом врезалась и разлетелась склянка со святой водой. В остальных же пришлось стрелять. По ногам. Серебряные пули входили под тонкую кожу как нож в талое масло и комната наполнилась детскими воплями. Те двое, что были лишь на время ликвидированы первыми, услышав крики своих братьев и сестер, переключили свое внимание на обидчика и тоже оказались под дулом пистолета. Видит Бог, в нем нет желания никого убивать. Но если в этом возникнет необходимость, он не станет себя уговаривать.

И вроде бы ничего не обычного да? Очередная стычка, очередная заруба. А он и Мартин - главные герои этого дня. Или, все-таки, есть в этом во всем что-то новенькое? Особый шарм, да? Привкус странный, еще неизвестный. Чем-то напоминает кровь, дерьмо и тухлятину. Вперемешку. Ах, это же привычный флер, который обычно окружает обезумевших вампирят. Наверное, в этом и шарм. Дети. Даже не подростки. Де-ти. Когда в последний раз Луис Дрэйк размашисто выкидывал руку перед собой, чтобы перехватить ребенка за горло и сдавить. Сдавить крепко, почувствовать под пальцами мертвецки холодную плоть и буквально в последний момент до того, как переломать шейную кость, остановиться и широко раскрыв глаза, поймать совершенно ненормальный, одичалый взгляд существа. Именно так. Существа. Уже давно не человека. В мгновение он ловит дичайший диссонанс. Сколько раз за тридцать лет он смотрел в глаза Мартина Салливана? Сотни? Тысячи? Сколько раз он заглядывал в алые глаза живущей в нем своры? Но еще никогда, еще ни единого раза он не видел в глазах своего напарника такой пустоты. В них жизни нет. В них бесы пляшут. Они и только они. Тщедушные и сумасшедшие. Ни единого проблеска разума. Оно не живет. Оно существует. Оно даже не мучается, ибо в нем не осталось ничего, кроме выработанного годами инстинкта самосохранения. Даже не животное. Животное имеет страх. И волк принюхивается. Страх не пахнет дерьмом и трупачиной. Страх пахнет сладко. Ни как ебучий зачерствелый бабл-гам. Страх, он как сироп. Сначала слишком сладкий. Такой, вязкий. Затягивает. Но даже при всей своей не любви к слишком сладкому, Дрэйк любит этот запах. После него остается приятное послевкусие. Но сейчас его нет. И это... Злит?

Крысы зашипели и рассыпались по углам. Будто в первый раз перед ними стала волчья сущность. Сильная, непредсказуемая, разъяренная. Оборотень отбрасывает от себя попавшего под горячую руку мальца. Туда, где копошились его братья и сестры и на короткий миг оглядывается за спину, желая убедиться, что у Салливана все в порядке. Если это можно так назвать. В голове белый шум. Он уже успел привыкнуть к этому. Это безжалостная какофония смеси звуков и голосов, которую ему удалось свести к позволительному минимуму. Фон, на котором он отчетливо может ощущать напарника. В котором он не потеряет сознание Мартина. С первым выстрелом, гулом разнесшимся по замкнутому помещению рассосались не только выскочившие вперед смельчаки, но и мелкой дрожью отозвались нервные окончания самого волка, реагируя на состояние связанного с ним вампира. Оно бы, может, и вызвало бы в нем замешательство, но по ушам режет громкий визг остальных детей, решивших броситься в атаку за своего обиженного брата. Этот визг отрезвляет, расчищает мгновением ранее затянувшее мыслями сознание. Снова разделяет реальность от действительности и дает возможность различать голоса, мысли и звуки.

Убивай всех.

Разрешение, приказ, выписанный билет в один конец до финальной полосы? Не важно. Наверное, можно было бы на старости лет замолить каждый из грехов, которые он когда-либо совершал и надеяться на прощение. Но то, что он собирается сделать сейчас не замолит, не отпоет ни единый священник. Впасть в самое крайнее уныние, а потом повеситься, кажется уже и не таким уж страшным грехом. Луис взводит курок и ни не раздумывая ни секунды, жмет на спусковой крючок. Сначала один раз, а потом, совершив легкий отходной манёвр, когда к нему в очередной раз потянулись цепкие детские пальцы, еще раз. Два маленьких тела падают на пол с глухими шлепками практически одновременно. Как раз в тот момент, когда в спину ему вцепляется рычащая девчонка, решившая разодрать ему кожу аккурат от затылка и до самой поясницы. Дрэйк чертыхается, выкидывая перед собой ампулу со святой водой и на развороте, заводит руку за спину, чтобы буквально содрать с себя ребенка своры и швырнуть к остальным. Чем они будут кучнее, тем ему легче будет в них попасть. Впрочем, проблем бы и так не возникло. Он отдал своей подготовке всю свою юность. Но не для того, чтобы пойти по родовым стопам и стать защитником родной земли. Он выбрал другую дорогу. Косую, кривую, изломанную. Но только на ней он чувствует себя по настоящему живым. А что может быть лучше этого ощущения?

Те, кому до сих пор удавалось избежать смертельной участив, в один момент попятились и отступили. Вопреки своей уверенности, Луи от чего-то не спешит оглядывать масштаб учиненного бедствия. Вскользь ощупывая свой разодранный в кровь затылок, Дрэйк оглядывается в поисках звуков копошения, ища взглядом Мартина и давит в себе желание вмешаться. Было сказано играть по правилам. И они будут играть по правилам. Пока еще. Но не для того, чтобы показать свою покорность и увлеченность затеянной игрой. Они будут делать так, пока им это выгодно. Или пока в голове у Салливана не созреет собственный план. Не до этого. Между двумя вампирами Разразился совсем не шуточный бой в котором напарник почти уже вышел победителем. Осталось совсем немного. И почуяв это, остальные из своры тут же бросились на защиту ведущей крысы. Не сказать, что оборотень прям совсем не был готов к чему-то подобному. Но изначально замешкавшись, он благодарит свою превосходную реакцию за то, что она сыграла ему на руку. Стрелять практически в упор удобней. Особенно когда противники тобой уже совсем не увлечены. В конце концов, в комнате стихает последний детский крик. Разгневанный, с в миг потяжелевшим дыханием, он вдруг чувствует странное, совершенно неуместное удовлетворение и тяжело выдыхает, снова оборачиваясь к своему спутнику. Это не ощущения волка. Это ощущения связанного с ним вампира. Еще раз оглядывая комнату на наличие кого-то затаившегося, Луи перезаряжает барабан пистолета и прячет его в кобуру. - Ты как? - Только один вопрос. Больше ему и знать не надо.