Если бы кто-то сказал Луису Дрэйку: "Я же тебе говорил!", он бы только безнадежно выдохнул и ответил: "А я и не ждал, что будет легко". С Мартином Салливаном всегда было нелегко. По началу к нему сложно было притереться, привыкнуть. Через десятилетие возникло желание начать его понимать. Еще через столько же оправдывать все его ходы и поступки. А еще через десяток стало еще все более запутанней и Дрэйк просто плюнул, решив плыть по течению, а не против него, в надежде, что когда-нибудь ему посчастливиться сойти на берег. Чтож, ему это удалось. Стоял ли он теперь на своих ногах твердо? Пропала ли ежедневная качка? Пожалуй, стало еще сложнее. Но в его мыслях даже не возникает желания жаловаться. Тридцать лет ему понадобилось для того, чтобы узнать Мартина Салливана и надевая на палец одно из парных колец, он не сомневался ни в чем. Не сомневался в том, что в голове у вампира осталось еще предостаточно тараканов, которые теперь будут иметь возможность хозяйничать на две головы и наводить там свой хаос и беспорядки. Не сомневался и в том, что даже спустя столько лет между ними еще осталось уйма недоговоренностей и проблем, на которые понадобится еще ни год и ни два, чтобы все постепенно разгрести. Они могли узнавать друг друга всю жизнь. Умирая, Луис Дрэйк совершенно точно выдал бы что-то типа: "Черт подери, Мартин, как так то? Я так и не смог тебя разгадать". И снова ни о чем бы не жалел. Да, кольца весьма подлили масла в и без того не тлеющий огонь, но вопреки всему, отказываться от них оборотень не спешил. Нет, не так. Он не собирался от них отказываться. И дело не только в Мартине. Дело в нем самом. Это оказалось слишком... Слишком. Находясь в постоянной погоне за новыми ощущениями, он и представить не мог, что настоящий адский концентрат находился рядом с ним. Прямо у него под носом. Когда-то вампир уже смог изменить его жизнь и теперь продолжает снова и снова делать это, с головой окуная в омут того, что волк еще никогда и ни с кем не пробовал.

Первой тревожный звоночек отозвался легким щекотанием нервов. Второй (уже по жестче), оповестил о приходе странных кошмаров - видений, в которых он толи был наблюдателем пророческих картин, либо являлся их непосредственным участником. Здравомыслящий живой организм завопил бы в отторжении, надавил на расшатанные нервы и перевернул чащу с собственным самообладанием, постоянно задавая себе один и тот же вопрос: "Какого хуя?" Но организм Луиса молчал. Он прислушивался к каждому звону колокольчика, тихо отзывался на щемящий в районе желудка приступ голода и загорался каждый раз пуще прежнего, когда чувствовал чужое возбуждение. Делить мысли и ощущения на двоих оказалось тяжелее, чем он думал. Но Луи не был напуган. Напротив, он хотел больше. Словно ненасытный наркоман, дорвавшийся до новой, еще никем не испробованной запрещенки. Голод. То, что принимал каждый вампир и никогда не пробовал ни один сознательный оборотень. Тот самый голод, что был свойствен только детям ночи. В самом начале эти ощущения вызывали неконтролируемый приступ тошноты, давили на самообладание и нервную систему. А потом все затихло. Затихло так резко, что теперь, чувствуя что-то похожее на очередной приступ, достаточно было закинуть в себя банку с энергетиком, или крепко пожрать, чтобы привести собственное состояние в порядок. Когда это произошло? В то самое утро, когда они с Салливаном вернулись с ночной охоты в угодьях волчьих земель. Стресс прошел после крепкого сна, но оставил ли оборотня насовсем? Сомнительно. Но он уже начал забывать, когда чувствовал себя настолько превосходно.

Из Анакортеса им пришлось бежать сразу же, как пропавших девочек объявили в розыск. Как и ожидалось, понадобилось всего пару дней для того, чтобы власти хватились. Но напарникам вполне хватило времени для того, чтобы собраться с силами, обдумать дальнейшие шаги и выдвинуться в дорогу. В ту самую, в которой Мартин Салливан напряженно молчал, прислушиваясь к местному радио. Его все еще мучили кошмары. Луис же старался найти в этих смазанных картинках хоть что-то им благоволящее. Например: они теперь точно знают куда пролегает их путь. Продолжая пристально прислушиваться к вампиру, оборотень старался удержать того в здравом уме, не позволяя несвоевременно съехать с катушек. Признается, его и самого одолевали не слишком лицеприятные мысли от ожидания того, что их могло ждать, но он держался. В кои-то веки держался лучше чем сам Салливан. Будто вот такое своеобразное полное погружение в жизнь супруга вдруг сдернуло внутри него какую-то перемычку и все стало на свои места. Так, как и должно было быть изначально. В их дуэте не было места сомнениям. Они столько раз вляпывались в поистине вязкое дерьмо и выбирались из него если и не безоговорочными победителями, но точно не проигравшими, что вопросов об успехе в дальнейшем вообще не должно было возникать. Но волнение со стороны Мартина наэлектризовывало воздух. И Дрэйку становилось тяжелее дышать.

Нынешним утром Луис тоже был спокоен. Внезапный подъем по вызревшему делу вызвал только легкую дрожь по предплечьям. Но проблемы сами себя не решат, сколько не оттягивай. Поэтому он не задает лишних вопросов и собирается. Все нужное - в сумке, содержимое которой он разбирает уже в машине, пока Салливан сам садится за руль и везет их до первой точки, что становится отправным пунктом в их небольшом путешествии с целью исцеления уже порядком наболевших голов. Обычно Дрэйк не берет с собой на вылазки практически ничего. Это карманы Салливана вечно набиты всякими магическими побрякушками. Но сегодня волк застегивает на себе разгрузочный пояс и забивает на нем каждый из свободных отделов. Святая вода была налита в отдельные пробирки заранее, а магазин пистолета заправлен новыми серебряными пулями. Огнестрелом он не пользовался давно, если не брать в учет минувшие пару дней назад события. Но навык не пропьешь. В свое время Луи отдал военной подготовке добрую часть своей юности и растерять навыки - значило бы просрать ее в труху. Он уверен, что стреляет все так же хорошо не только в упор, но и на дальние расстояния. Проблема состояла лишь в наполненности магазинов. Их всего два. Серебро нынче в цене. Но не в деньгах проблема. Проблема в том, что подобный товар идет в руки не всем и получается через "десятки рук в третьем поколении". А еще, все, что сейчас висит на его поясе, влечет за собой не слишком лицеприятные последствия не только для своры, но и для самого Мартина. Кроме завершающего сей парад смерти фонарика. Оборотни прекрасно видят в темноте и без него, но мало ли чего не бывает. Нужно быть готовым ко всему.

Вонь стояла адская. Она раздражала чувствительные обонятельные рецепторы и заставляла непроизвольно морщить нос. Маска, что протягивает Луису Мартин, не шибко спасает, но хотябы притупляет этот адский смрад. Дрэйк еще раз перепроверяет крепления на поясе, пока они стоят у входа в пещеру. Он не подгоняет вампира и никуда не спешит, хоть и понимает, что чем быстрее они войдут туда, тем более вероятно управятся до заката. А темнеет в зимний период куда гораздо раньше. Так почему же волк не торопится? Потому что отныне ему дано чувствовать отчетливый привкус паники, неприятно осевший на корне языка. Чтож, он запивает его остатками энергетика и выкидывает банку в сторону. Не то чтобы мусорить было у него в привычках, но здесь и так было настолько все засрано, что от одной жестянки хуже явно не станет. Наверное, каждый срущий тут так думает.

- Фу как некрасиво с твоей стороны, Салливан. Ты совсем в меня не веришь? - Его слова ни в коем случае не звучат как укор. Напротив, их сопровождает легкий смешок. Он... старается разрядить с каждой секундой накаляющуюся обстановку, ибо чувствует, как собственный самоконтроль утекает сквозь пальцы вместе с тревогой, что он чувствует от вампира. Ему в какой-то мере приятно, что Мартин переживает за него. Переживает искренне, не наигранно и не скрывает этого. Луису знакомо это чувство. Каждый раз он переживал за вампира не меньше, когда под угрозу становилась его жизнь. Он до сих пор не может отделаться от пробирающей до мозга костей дрожи, когда мыслями снова возвращался в одно не очень благоприятное утро. Да, это было давно. Да, все закончилось лучше, чем могло бы закончиться. Но, кажется, это воспоминание будет преследовать его бесконечно. - Но мне определенно нравится, что вместо "бросай все и беги" ты используешь выражение "хватай меня и беги". Это значит, что Мартин Салливан внезапно осознал ценность своей жизни и больше не будет бросаться на каких-нибудь охотников с разрывной в руке, доводя меня до сердечного приступа. - Луи смеется. Между прочим, ему действительно приятно думать об этом. Значит, в их жизнях действительно что-то поменялось. И думая об этом становится проще справиться с подступившим к горлу волнением. Хотелось бы, чтобы хоть немного этой легкости передалось и самому вампиру, прежде чем тот шагнет в пещеру. - Давай, в конце концов, не будем забывать, кто я. Хищники, следующие лишь инстинктам, в отсутствии разума не опаснее чем стая мелких койотов решивших поживиться львиным мясом. Я уже сказал тебе, что не намерен никого щадить, если пойму, что не справляюсь. - Дрэйк поднимает голову, смотря на затянутое снежными тучами небо. Щурится и вдыхая еще какой-никакой, но таки свежий воздух, снова возвращает взгляд к Мартину, тыльной стороной ладони проводя по его предплечью в ободряющем жесте. - Что бы там не случилось, я вытащу нас. Обещаю. Верь мне. - Он снова улыбается и кивает. Только после этого плотнее надевает маску и шагает вслед за напарником вглубь канализации.
Отмываться придется долго. И он конечно же не намерен делать это в одиночку.

Луис на самом деле понятия не имеет откуда в нем столько самоуверенности. Почему где-то глубоко внутри него не плещется это привычное чувство опасения и даже страха. Каждый раз, когда они выдвигались на какую-то по-настоящему серьезную и опасную вылазку, в его теле сама по себе появлялась непрошенная дрожь. А уже потом внутри начинала расти паника, гонимая этим извечным "а что, если?". Как какое-то проклятье, вшитое ему прямо под корку мозга. На самом деле, он не был бы удивлен. С магией он всегда был не в ладах и это было бы, отнюдь, если и не первое его проклятье то точно какие-нибудь очередные чары. Он буквально притягивал к себе эти "неприятности" еще с самой юности. И скажи ему кто-нибудь, что его извечный страх - это очередные последствия чьей-то магической шутки, он бы даже не раздумывая поверил. В его голове всегда билась эта мысль о том, что они с Мартином пытаются прыгнуть выше головы. Каждый раз. И каждый раз им это удается, пока удача им благоволит. Пока они ей не надоедят. Но он не будет отрицать, что каждый раз думал о том, что так не может продолжаться все время. Что когда-нибудь они оступятся настолько сильно, что переломают себе не только руги, ноги и ребра по обычаю, но и дойдут до конечной точки о которой говорить совсем не хотелось. Конечно, он бы никогда и не подумал сказать об этом Мартину. Не потому что не хотел выглядеть трусом в его глазах. Видал вампир его и не в таком состоянии. Просто потому что боевой дух Салливана был намного выше чем его собственный и ему ни в коем случае не хотелось нагнетать. В конце концов вампир бы просто сказал ему: "Так, стоп, хватит. Ты либо со мной, либо без меня". И не будет утаивать. Этих слов он боялся чуть больше чем собственной смерти, поэтому и бросался с вампиром в любой омут. Даже самый глубокий и темный. И он рад, что в те времена они еще не носили парные кольца. Каждый раз получалось бы очень неловко. Но что же изменилось теперь? Куда делись эти мысли? Может и правда проклятье, которое вытравил из него Ронан Вайсс вместе с кривыми возрастными чарами? Чисто так, как бонус. Ебаный Волшебник Изумрудного города, подаривший пугливому льву немного храбрости. Знал бы, попросил бы еще мозгов. Но не исключено, что ворожей бы галантно указал на один нюанс: серое вещество в голове Луиса Дрэйка просто не приживется и вытечет через левое (а может быть и правое) ухо после первой же эмоциональной встряски. И в этом никто не будет виноват. Даже Мартин Салливан, из-за которого это скорее всего бы и произошло.

Но сейчас никаких эмоциональных встрясок Луис Дрэйк не ощущает. Напротив, он мягко улыбается спутнику, когда тот в ответном жесте благодарит его за поддержку. И пусть улыбка самого Салливана выглядит вымучено, этого достаточно для того, зацепившееся за волка беспокойство снова его покинуло. - Они не носят. А я ношу. - Замечает как бы между прочим и проводит пальцами по "патронташу" своей поясной разгрузки, где вместо стандартных патронов 9 на 19 сейчас были растыканы пробирки со святой водой. - Палладин Дрэйк к вашим услугам. Распятия и серебряные пули прилагаются, но выход ограничен. Будем надеяться, что их там не много. А ты держи себя в руках. Завыебываешься - прострелю тебе колено и поедем до отеля пить бурбон, размышляя о том, как нам дальше жить эту жизнь с кашей в голове. - Распятий у него с собой, конечно, нет. Не слишком действенная штука в отличие от того, что у него имелось в разгрузке. Но про колено он, к слову, серьезно. Не пожалеет, ни капельки, если Мартин снова решит выпустить своего личного карманного монстра погулять дольше чем положено. - Пули я поберегу. Но кто побережет мои нервы, если она решит вцепиться мне в ляшку? Ты совсем меня не щадишь. - Выдыхает скорее картинно, нежели правдоподобно. Его голос в этом тоннеле звучит как-то неестественно и раздражающе. Возможно дело еще в маске. Вообще, Лу привык ориентироваться по запахам, но чтобы привыкнуть к здешней вони и научиться различать в ней еще хоть что-нибудь, ему нужно время. А тряпка помогает ему не умереть от удушья на данном этапе. Позже ее можно будет стянуть. Но пока она останется на его лице. - То есть ты хочешь сказать, что эти дети будут пострашнее чем ты? Не поверю. Разумный зверь всегда страшнее чем неразумный. Но звучит красиво. Возможно после нашего путешествия на самое дно этого колодца я сделаю для себя какие-то выводы и даже решу вознести хвалебные оды твой почившей мамуле, но это не точно. - Дорога в Ад вымощена тысячами трупов. Здесь их концентрация на квадратный метр не столь велика, но сразу видно, что детки ни в чем себе не отказывали. Возможно даже зажрались и не доедали. Трупы Дрэйка не пугали. Пугал лишь запах от степени их разложения, но и это можно было пережить в нынешних условиях. В берцы между шнурками просочилась вода. Не сказать чтобы его смущала возникшая в ногах тяжесть... Так будет даже лучше, если он решит разбить чей-то череп носком своего ботинка, но ощущения неприятные.

Выследить свору весьма просто если знать что искать. Мартин Салливан знал. Да и детки не скупились оставлять за собой кровавые разводы по стенам и выкидывать объедки прямо по дорожке к себе. Спуск не затягивается надолго. Вампир пересчитывает найденный ими выводок и выдает оборотню уже принятые им инструкции. Вроде бы Салливан уже говорил о мелкой приманке, или же он сам сделал такие выводы опираясь на увиденные ими сны. Уже не важно. Он отходит за спину своему спутнику, как тот и просит. Нет смысла лезть на рожон туда, где ты понятия не имеешь что тебе делать. Марти разберется с этим лучше. И когда они выходят в небольшое помещение, тот сразу же обращается к обескураженным их появлением детям. Луи молча кладет руку на кобуру, подцепляя пальцами держатель и оглядывается, прислушиваясь к каждому неаккуратному движению. Глаза поочередно находят каждую мелкую фигурку, подмечая их местоположение. И никто из детей не бросается к ним, хоть некоторые из них и настроены весьма недружелюбно. Таких он сразу же берет на особый счет. В случае чего, он избавится от них первыми, ведь никто из них не носит футболку с Микки Маусом.

Детсад оказался не шибко разговорчивым и Мартину приходится обратиться за помощью к Луису. Да, ему в какой-то мере повезло, что голоса, бесконечно роящиеся в голове Салливана, в его собственной черепушке звучат ни так громко. Он не принадлежит к этой касте. Он отличается от них и это тихое шуршание только раздражает. Не более. Но он способен слышать и еще что-то помимо них. Не только внутренне, но и вокруг. Искать девчонку по запаху - бессмысленно. Они все пахнут одинаково. Кровью и гнилью, с легким привкусом жажды убийства. С легким только потому что два первых ингридиента с лихвой перебивают третий. Оборотню приходится напрячь слух, чтобы выделить каждый звук принадлежащий отдельному существу и лишь источник одного их них все еще не попал в его поле зрения. Он был там, прямо за его спиной, в неглубокой нише в полу. Дрэйк переводит взгляд на напарника, безмолвно спрашивая: может ли он подойти туда? Не решат ли ему за это сразу же откусить лицо? И дождавшись такого же безмолвного одобрения, направляется туда, чтобы присесть на корточки прямо рядом с нишей.

- Ну привет. - Он снимает с себя маску, и повесив ее на палец, поднимает руки раскрытыми ладонями напоказ, как бы говоря прячущейся девчонке, что угрозы он никакой не несет. По крайней мене до тех пор, пока она ведет себя хорошо и не желает никого сожрать. Ведь на ней та самая футболка с Микки Маусом. Он бы не хотел нарушать данное Мартину слово и вредить ей. - Не желаешь выйти пообщаться с моим приятелем? Я даже помогу тебе выбраться, если ты не соберешься отхватить мне кисть. Новую я уже не отращу. И что-то мне подсказывает, что ты себе голову - тоже. - Не то чтобы он надеялся, что девчонка понимает его слова... Но руку он, все равно, протягивает, мысленно надеясь на то, что в случае ЧП у него хватит реакции вовремя ее убрать. Зверь на зверя не кидается, да? Что там у нас по теории?

Луис знал, что даже несмотря на то, что он был вполне себе таки уверен как в успехе их сегодняшней вылазке так и в себе самом, это, все равно, будет сложно. Не столько был сложен путь к месту. Не столько был сложен сам поиск этого детского сама. Сложность состояла даже в попытках выжить и уйти целыми. Сложно было другое. Эти блядские мелкие твари были охуеть какими шумными! Они не замолкали ни на секунду, без конца нашептывая в уши Мартина какую-то несвязную хрень. Дрэйку требовалось огромной концентрации для того, чтобы разделить все эти звуки, соотнести каждый голос с отдельным ребенком, чтобы понимать: как именно они перемещаются в здешнем помещении, кто из них настроен более враждебно и от кого именно ожидать удара в спину, едва он переведет куда-то свое внимание и отвернется. И оборотень даже не знает, что было бы лучше в данной ситуации: слушать их настолько же отчетливо, как и Мартин, или же вот так, как было сейчас. Чуть приглушенно, шипяще и... потусторонне? Да, это было примерно так. Будто они находились за какой-то стеной и в такт своему неугомонному шепоту еще и скреблись когтями о некрепкий бетон. Отвратительный, мать его, звук. Луи и концентрация по сути своей вообще не совместимы. Он относился к типу: "бей и беги", а остальное его всегда мало волновало. Его бы воля - перестрелял бы весь этот детский сад и свалил к чертовой матери. Пришли бы еще одни? Перестреляли бы и их. И так бы продолжалось до тех пор, пока папочка Мартина не потерял весь свой частный детский садик и не пришел к ним в гости собственной персоной. Когда-то же, в конце концов, должно было лопнуть его терпение? Никто не захотел бы терять вот так свои труды. Тогда бы, возможно, им не пришлось бы даже его искать. Но мы не ищем легких путей, да? Особенно если вариант выглядит не слишком перспективным. В конце концов, где гарантии, что все могло сложиться так прекрасно? Мартин Салливан должен был знать своего создателя лучше, чем кто-либо другой. А значит они находились на правильном пути и жаловаться не было никакого смысла. Они справятся.

Волк особо и не рассчитывал на то, что сидящая в нише девчонка отзовется ему. Вообще, если бы та ему ответила и с радостью выбралась из своего убежища, это было бы что-то на грани фантастики. Но попытка не пытка, да? Дрэйк всегда верил в лучшее в людях и не только в них, к слову. Он умудрялся видеть проблески чего-то светлого и адекватного даже в самых темных и не адекватных. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока они же не давали ему смачный пинок под дых. Вот тогда ясны очи раскрывались на ура, и доселе не слишком четкие очертания приобретали вполне себе отчетливую картинку и на время все ставало на свои места. Как и должно было быть: не существует никакого вымышленного скрытого света. Все в этом мире уже давно прогнило с самой макушки и до самых кончиков пальцев ног. Но проходило какое-то время и сияние чистого разума куда-то снова улетучивалось. И все начиналось сначала.

Так и не протянув руку, девчонка зашлась поистине детским задорным смехом, когда другая, одетая в школьную форму, бросилась в атаку и была перехвачена Мартином. Дрэйк руку убрал. Теперь она покоилась на кобуре поясной разгрузки. Он пытался. Но теперь будет действовать по-другому. Еще раз: его мало волнует, кто перед ним: неразумные дети, или разумные дети. Единственный, кого он должен вытащить из этой вонючей канализации живым - это мартин Салливан. А остальное уже мало его волнует. Собственно, что он и доказывает, таки пуская в дело свой пистолет и нажимая на пусковой крючок в тот момент, когда кто-то из детей решил предпринять очередную попытку нападения. Не. Важно. Кто. После первого выстрела он сразу же собирается сделать второй. Визг разумной девчонки из стаи резанул по ушам. Нервно задергалась бровь. Дрэйк утробно зарычал и дети рассосались по углам. Действительно. Словно крысы. Только Джоди продолжала все так же заливисто хохотать. Как в каком-то гребаном фильме ужасов, не иначе. В таких фильмах дети всегда вызывают больший страх. Если ты, конечно, вообще боишься подобных фильмов. Луис не боялся. Но эта картина, определенно, вызывала колкие мурашки по всему телу. Он бы прекратил это. Но его вовремя остановил четко отозвавшийся в голове голос Мартина. И тот звучал... Необычно. Совершенно точно. Как приказ. И это заставило волка кинуть на приятеля слегка удивленный короткий взгляд. Но он не ослушивается. Наоборот, внимает поступившей следом просьбе и прячет оружие, чтобы помочь вампиру подняться. - Я начинаю нервничать. - Признается приятелю честно. Особенно теперь он нервничает. Когда на одну рабочую руку у них стало меньше. Не в первый раз, конечно, но неприятно.

- Достаточно того, что меня знает он. - Таки считает нужным ответить. Ибо если разумная Джоди идет хоть на какой-то контакт - это уже прогресс в их деле. - К слову, твое имя мы спросили первыми, но ты так его и не назвала. Тогда почему я должен называть свое? - На самом деле ему не нравилось, что девчонка с ним заговорила. Создавалось такое впечатление, что это какой-то обманный манёвр. Вообще в воздухе витал ни только запах прогнившей канализации, но и спертый запах какой-то недосказанности. Ожидания чего-то. Будто она действительно пыталась их от чего-то отвлечь. Не очень хорошая перспектива, учитывая, что они в меньшинстве. Оставалось надеяться, что это всего лишь разыгравшаяся фантазия волка, обоснованная дурным предчувствием.

Убить ребенка оказалось не так сложно, как могло бы показаться на первый взгляд. Возможно, оборотень должен был почувствовать какую-то толику сожаления по этому поводу. Возможно даже легкое угрызение совести. Но, нет. Совсем нет. Вместо этого он чувствует облегчение и даже и не думает считать себя за это мудаком. Нет, это не следующая стадия морального разложения под кроваво-красным флагом Мартина Салливана. Его вины тут по сути вообще не было. Это было их общее дело, на которое Дрэйк согласился совсем не принудительно. Пошел по собственному желанию и в этом желании было столько рвения просто перестрелять весь этот детский сад, оставив в живых только разумную девочку, что, пожалуй, Салливан мог бы ощутить его и без эффекта колец-артефактов. Но, к сожалению, даже в логике своей можно было предположить, что в таком случае Джоди вообще откажется идти с ними на контакт. Не потому что будет расстроена смертью своих братьев и сестер. Ей все равно, судя по заливистому смеху. Возможно, она бы, наконец, испугалась и поняла, что к ней в гости пришли совсем не милые добряки. И их целью, отнюдь, не являлось желание развлечь заскучавшую от недостатка общения девочку в футболки с Микки Маусом. Луи не очень хотелось бы бросаться вдогонку за решившим сбежать от них подростком. Бегали они, конечно, быстро. Но куда гораздо комфортней было оставаться тут, даже несмотря на все то же адское зловоние, извергаемое недрами канализации. Слабо верилось, что у своры напрочь отсутствует обоняние. Наверное для них это просто привычно. Где им еще прятаться, кроме как здесь, в компании помойных крыс? Здесь их вряд ли будет кто-то искать. Особенно учитывая, что охотиться они взяли в людских городах. Интересно, если оставить весточку местным копам, они спустятся сюда, чтобы достать тела пропавших жертв? Естественно, после того как они с Мартином избавятся от детей. Зачем тут лишние людские жертвы? Им и так отведен на этой земле слишком короткий срок существования. Не хотелось бы его преуменьшать. Тем более для тех, кто по дефолту считаются парнями хорошими, в отличие от них с напарником.

Нападут снова? Разве этот Не предупредительный выстрел не отложил в их несветлых головках, что так лучше не делать? Само собой, теперь он будет еще осторожней. А учитывая, что на один лишний голос в его голове стало меньше, разделять их если и не было проще, то хотябы чуть реальней, чем было. Но в этой ситуации волк переживал, отнюдь, не за себя. Мартин слышал этот детский сад куда отчетливей. Луи даже представлять не хотел, каково это. Его башка разрывается лишь от тихих отголосков этой неописуемой "роскоши". К этому, пожалуй, даже привыкнуть было бы нельзя. Ну они, собственно, пришли сюда и не для того, чтобы привыкать. Их цель состояла, как раз таки, в задаче от этого избавиться. Вот после этого можно будет зажить спокойно. Может быть после смерти папочки этого выводка и сам Салливан станет меньше обращаться к своему внутреннему "я". Нет, несомненно, Луису Дрэйку заходили все припиздинки его нынешнего супруга. Но если бы то бешеное чудище внутри него было чуть посговорчивей и не пыталось каждый раз отрулить у него разум, было бы куда гораздо лучше. Они могли бы найти общий язык. Выходила бы погулять и возвращалась домой как примерная зверюшка. В чем проблема? Абы кобелей чужих не клеила, а в остальном гуляла бы как хотела. Ктоб ей что запретил?

И таки Салливан выбирает правильный путь, заранее предупредив своего партнера не палить без причины. Джоди, вдоволь насмеявшись, все же решает поговорить с ними на животрепещущую тему. Он не вмешивается в этот разговор. Он здесь чужак и у самого Мартина шансов на продуктивный разговор куда гораздо больше чем у волка. Некоторые из этих детей, наверняка, даже понятия не имеют, что за существо перед ними. Возможно в некоторых из них, опять же, играет чистый инстинкт. Они заведомо будут относиться к нему осторожно и желать скорее напасть, нежели принюхаться и не почуяв опасности, стать чуть спокойней. Свора априори не имеет свойства быть спокойней. А незнакомец подле которого находился один из подобных им не кто иной, как враг. И с этим ничего не сделать. Не сделать неразумным существам. Но Джоди отличалась от них. Луис не сводит с нее взгляда, пока та наворачивает вокруг него круги. И удивленно вздергивает брови, когда та обращается непосредственно к нему. Он понятия не имеет, кто такой Райли (как и сама назвавшая это имя вампирша), но про добрые глаза он слышит не впервой. Глаза, может быть и добрые, но не всегда эта доброта сочетается с действительностью. Может быть, в тот момент когда он протянул Джоди руку, так оно и было. Но не теперь. Его более-менее мирный настрой утек сразу же после первого нападения неразумной особи. И доброты в нем становится все меньше с каждой секундой. Ему не нравится, что вновь попытавшийся усадить Джоди на парапет Мартин оказывается заключенным в ее объятья. Не из ревности, из чистых соображений безопасности. Что у нее в голове - загадка. Загадка для волка. И для него вполне себе нормально ожидать какой-то очень нелицеприятный подвох. Но, благо, все обошлось. И он облегченно выдохнул. Жаль, что не надолго.

Перспектива дать Салливану позволить своре снова выйти наружу не казалась ему приятной. Оборотень надеялся, что да этого не дойдет. Он не хотел, чтобы до этого дошло, ибо проблем у них станет как минимум на одну разумно-неразумную особь больше. И слыша как Мартин мысленно его зовет, Луи крепче сжимает его руку и отрицательно качает головой. Девочка и без этого идет на контакт. Не к чему рубить с плеча и сразу бросаться в омут с головой. В прямом смысле этого слова. Аккуратно поглаживая большим пальцем его ладонь в своей руке, он пытается воззвать к здравомыслию вампира и не торопиться делать поспешные выводы. К счастью (или же наоборот?) Джорди решает с ними поиграть. Но перспектива этой игры выглядит не слишком солнечно. Им выиграть не составит никакого труда. Вряд ли она могла бы знать что-то о самом Дрэйке наверняка. Вот с Мартином дела обстояли куда сложнее. Наверняка его "сестричка" могла зеркалить мысли вампира. И это загоняло их в не слишком хорошее положение. Они же не знали об этом ребенке своры совершенно ничего. И каждый из их шагов мог стать ошибочным.

Мы можем отказаться, но тогда она вряд ли станет говорить. Мы можем поиграть с ней и если что-то пойдет не так, ты знаешь, мой пистолет заряжен. Найдем другой путь. Уверен, это не единственная стая. Может быть, поиск займет какое-то время, но мы как-нибудь уж потерпим. Луис кивает своему спутнику в знак того, что он в принципе согласен и готов к любому развитию событий. Только после этого возвращает свой взгляд к Джорди и растягивает губы в улыбке. - Я - оборотень отступник. - Он заходит с козыря. Мартин сказал, что его папочка любит брать детей из магических семей. Каждый из сверхов знает, что оборотни сбиваются в стаи, а не работают в дуэте с вампирами. Они - некое исключение из правил. Насмешка от игривой судьбы. Если он находит здесь, один, без стаи сородичей, значит уже успел от этой стаи отбиться. Таких и называют отступниками. Изгнанниками. Загвоздка состояла в том, что отступником Луис Дрэйк никогда не был. Вожак стаи, коим когда-то являлся его брат, отпустил его полюбовно. Придраться было не к чему.

Луи снова удивленно вскидывает брови, когда мелкая вампирша так самоуверенно и безошибочно тыкает Луиса в его же ложь. Почему? Как она могла с такой легкостью догадаться об этом? Какие мама-папа там нашептывали ей на уши истинные вещи, что помогали ей в этой казалось бы совершенно невинной на первый взгляд игре. Ладно, он бы понял, если бы та хотябы сделала наигранно задумчивый вид перед тем, как ответить. Но, нет же, она была уверена в своем ответе. Впрочем, на этот случай у Дрэйка был и отходной путь. Он по праву мог назвать себя отступником после событий совсем недалекой давности. Да, для своей семьи он таковым не являлся. Его отпустили полюбовно. Но ведь он и не уточнялся, когда именно таковым стал, да? Получилось так, что перед тем как отправиться на поиски этого детского сада, они с Салливаном заскочили на его старую родину. Он без зазрения совести грохнул дочь тамошнего вожака и совершенно ничего не опасаясь, не скрываясь, вложил в карман ее трупа свои старые полицейские документы, чтобы тот был в курсе, кто именно это сделал. Может быть, он не являлся отступником своей семьи, но вполне себе таки мог считать себя отступником волчьего племени. Его будут искать, несомненно. И он не был тем, кого найти было сложно. Он подождет пока на него откроют настоящую охоту и убьет каждого, кто посмеет заявить, что он был не прав, когда жал на спусковой крючок. Они должны были быть благодарны ему за то, что все закончилось лишь малой кровью. Он мог поступить хуже. Куда гораздо хуже, прислушавшись к своему гневу. К счастью для них, он был в Анакортесе лишь проездом. И он дал им шанс помолиться за свои души и за то, чтобы он туда больше никуда не вернулся. В их же интересах было смириться и отпустить его. Пока не умер кто-нибудь еще.

Отпускать Мартина от себя не хотелось. Поэтому волк тяжело выдыхает, когда тот выпускает его руку из своей ладони и ведомый мыслью о том, что Джоди, кажется, разговаривая непосредственно с оборотнем, вспоминает что-то, подходит к ней ближе. Дрэйк же в свою очередь снова оглядывается, цепляя взглядом каждого персонажа из этого выводка. Те притихли, больше отступили в тень и, видимо, чего-то выжидали. Возможно даже того момента, когда они закончат игру. Тем не менее разумная девчуля должна была осознавать, что даже в таком количестве им вряд ли удастся противостоять чужакам. У нее только дин вариант. В случае чего, попытаться отступить, прикрываясь своими "братьями" и "сестрами". Но, опять же, это вряд ли бы ее спасло, если бы они с Мартином реально намеревались ее убить. Но, опять же, Салливан был против. Он все еще старался подцепить эту ниточку и крепко за нее ухватиться. Вампир пытается разговорить Джорди. И, вроде бы как, ему это удается. В отличие от напарника, Луис Дрэйк мало путешествовал ни то что по странам, но и по городам. И ему вряд ли бы о чем-то говорила бы эта песенка. Он мог бы предположить, что да, она действительно связана с какими-то мореплавателями, но это единственное, что отложилось бы у него в голове. Все. Именно поэтому за мыслительную составляющую в их дуэте отвечал именно Салливан. Не то, чтобы Дрэйк был совсем непроходимым тупицей... Но в некоторых вопросах Мартин на самом деле был куда осведомленней. Волк - всего лишь дурачок, сбежавший из-под крыла опекающей его семьи. В голове же Мартина Салливана была целая библиотека знаний, которую он успел насобирать за годы жизни на этой земле. Они были из совершенно разных миров, но какая-то чертова неведомая сила столкнула их лбами и сказала: "Идеальный баланс". А они не шибко то и сопротивлялись. Как оказалось - не зря? Ну или все так хорошо выглядело только в глазах волка? Сейчас он уже не мог представить более идеального партнера подле себя и Салливан не раз доказывал это ему. А все остальные неприятности - это так, лишь препятствия на их жизненном пути.

И Луису не жалко Джорди так же, как жалко Мартину. Ему вообще не жалко ее. Ни капли. Странно, не правда ли? Ведь когда он в первый раз встретил Салливана, именно таким чувством он проникся к тогда еще совсем незнакомому ему мальчишке. Но с ним же всегда все было по-другому, да? И сейчас он очень старается не перенять это чувство, так хорошо транслируемое ему через кольцо-артефакт. Он старается больше концентрироваться на том, о чем говорит напарник. Тот ловко справляется с ребенком, подлавливая ее на лжи. Но она тут же уличает его в жульничестве, хоть и выдает выводящую на правильный ответ информацию. Лу понятия не имеет, как высказанная информация может помочь им в поисках Ларса. Девочка явно говорит о своей жизни ДО того, как она умерла. В той жизни не было ненормального вампира, что решил создать себе армию детей-убийц. Поэтому это вряд ли даст им какие-то зацепки в отношении того, где именно искать этого "сумасшедшего ученого". Но, опять же, Луи думает, что Мартин знает, что именно делает. Доверяет ему в этом деле полностью и безоговорочно, но считает не лучшей идеей, ввести в эту игру оборотня. Он совсем не мастак задавать наводящие вопросы так, чтобы это было выгодно. Но на любую чушь, он, в принципе, способен.

- Я - единственный ребенок в семье. - И снова факт с двойным дном. Он не был единственным ребенком в чете Дрэйков. Но теперь можно было считать и так. Его брат пропал без вести и учитывая обстоятельства, тоже, скорее всего, был уже мертв. В противном случае он бы нашел способ с ним связаться. До того как Олли прибыл в Аркан, он не слезал с трубки, постоянно поддерживая связь со старшим. Даже когда Лу просто перестал отвечать на звонки и сообщения, он, все равно, достал его. И теперь это затишье можно было расценивать только в одну сторону. Луи старается меньше об этом думать. Он настолько пытался убедить Мартина в том, что ему все равно, что, кажется, поверил в это сам. Он ничего не чувствует, снова возвращаясь к этим мыслям. Может быть где-то глубоко внутри что-то есть, но он к этому не обращается. Не хочет. Он давно отказался от семьи и теперь это слово приобрело другой смысл в человеке, что находился подле него. Теперь его душа будет болеть только за него и не за кого более. В этом смысл всего, что он сейчас делает, да? Ибо без смысла его бы сейчас здесь не было.

Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Мне кажется, она просто водит нас за нос. Может выжидает чего-то?

Чтобы выжидать, существу совершенно не нужно строить никаких логических цепочек. Хищник есть хищник. Не имея разума, он будет обращаться к инстинктам, что были заложены в нем природой. Он никогда не нападет необдуманно, ибо будет бояться упустить свою жертву. Он может просидеть в засаде долгие часы, выжидая той самой минуты, когда сможет наброситься на добычу. В тот самый момент, клыкастая пасть сомкнется на тонкой шее так крепко, что уже не вырваться. Ввел в заблуждение, слился с окружающей средой и введя в заблуждение, дождался нужного мгновения. Впрочем, девчонка и вправду слабо походила на ту, что могла бы полностью обращаться к своим инстинктам. В отличие от тварей, что ее окружали, в ее глазах все еще имелись какие-никакие, но проблески разума. Она болтала без умолку, неосторожно осторожничала и в какие-то моменты выглядела не менее человечней, чем сам Мартин. Различие лишь в том, что в Мартине чувствовался возраст, осознанность, осторожность и, главное - целостный разум, лишь изредка подергиваемый багровой дымкой безумия. Ей некому было помочь сохранить эту целостность. После обращения ее собственное я просто распалось на мелкие куски и было обречено кануть в небытие. Что именно остановило цикл полного и безвозвратного разложения, теперь уже останется загадкой. Логично предположить, что внутри него был какой-то определенный ген, что не позволил своре полностью захватить ее сознание. Что-то было способно самостоятельно этому сопротивляться. Да, она почти полностью потеряла память, но какие-то определенные моменты таки задевают ее сущность и отдельными кусками пробиваются наружу. Значит, что Салливан - не единственный удачный эксперимент Ларса. И самое страшное, что по земле могут ходить детки и по смышленей чем то, что они видят сейчас. Идеальные разумные убийцы. Такие, как сам Мартин Салливан. И от этого становится как-то не по себе. Что такие, как он, способны сделать, если ими будут руководить? Если у них нет кнопки, на которую можно нажать и закричать им в ухо: "СТОП!" Хищники, обладающие сознанием, но движимы рукой безумного вожака. Что вообще было в его голове? Для чего ему этот мелкий цирк уродцев, в который он хочет утянуть и Мартина? Да черта с два! Сколько бы там колокольчиков не звенело в голове у напарника, ни один не заставит его все бросить и уйти. Господи, он столько лет боролся за свою жизнь, за свое существование, что не может вот так просто взять и сдаться. Они пришли сюда не за этим. Они пришли сюда, чтобы прекратить это безумие и они это сделают.

Было не важно, угадает ли Джорди правильный ответ. Было куда гораздо важнее, что она скажет после того, как Марти снова подхватит ниточку разговора и потянет за нее. И Дрэйк болезненно хмурит брови, трет усталые глаза и старается отогнать от себя наваждение, навеянное неприятными видениями. Да, когда-то Луи думал, что его детство и юность прошли словно в клетке. Что у него никогда не было свободы, который он так желал и обязанности правящей семьи связывали его по рукам и ногам. Но все это была всего лишь мнимая иллюзия. Вот кто уж действительно настрадался в клетке, это его супруг. Мать загнала его туда как крысу, в надежде что искалеченное дитя когда-нибудь сможет прийти в себя. Загнала в клетку, вместо того, чтобы найти другой путь. Скажете: "Не было его"? Он не поверит. Маги обладали безграничными возможностями, если сами не загоняли в себя в рамки. Александр Блэк - прямое тому доказательство. Люди, наделенные подобным даром способны пожирать демонов. А изгнать одного из собственного дитя уж точно нашли бы способ, если бы хотели. Но не такой ценой. Поэтому Луи отводит взгляд, стараясь не смотреть не на занервничавшую девчонку, не на своего спутника. В такой момент это оказалось больнее, чем раздражающий шум в голове. Стоило ли оно вообще того?

Но он чувствует, как где-то внутри шевельнулся тот самый червяк, отвечающий за нарастающую злобу. Разумная девчонка своры могла действительно оказаться одной из ему подобных. Точнее, возможно, она таковой была до обращения. От того и такой неподдельный интерес у его персоне. От того и слова о том, что он похож на какого-то там Райли. От того, как бы ему не хотелось ее ненавидеть, он, все равно, протянул ей руку, когда в первый раз к ней подошел. Но, все равно, все это так и остается на стадии догадок. Салливан сыплет на Джорди вопросами и. видимо, что-то почувствовав, просит Луи жестом быть наготове. Он без слов снова тянется к пистолету, готовый в любой момент выстрелить и защитить их. Свободная рука пальцами пробегается по пробиркам со святой водой. Он мысленно пересчитывает их и возвращает свое внимание к напарнику. Поймав волну азарта, тот давит слишком сильно и даже волк чувствует заискрившее в воздухе напряжение, а потом, словно по щелчку, буквально на мгновение все слишком затихает, чтобы в следующую секунду разорвать тишину оглушительным воплем, эхом разнесшимся по канализации и больно резанувшим по ушам. Луис вскидывает руку с пистолетом, когда улавливает быстрое движение в их сторону. Зубы срывают пробку с продолговатой колбы и сделав первый выстрел, он сплевывает ту на пол, чтобы размахнуться и выплеснуть святую воду на тех, кто не испугается выстрела и подойдет к ним слишком близко. Но он промахивается. Пуля не настигает свою жертву, ибо те, даже не успев приблизиться к ним, отступили, а Джорди распласталась по полу от боли. Он знает, в чем причина. Раздражающий звон, что тонкой трелью разрывал его голову, ударил по всем присутствующим в этом помещении сильнее, чем по нему самому. Он не был одним из связующих звеньев этого кровавого выводка и не страдал так же, как пострадали они. Он бы мог сказать, что это к лучшему. Что теперь угрозы перед ними меньше, если бы не почувствовал как Салливан в один момент пошатнулся и крепко зацепился за него. Дрэйку приходится выпустить из своей руки колбу, чтобы содержимое той ни в коем случае не попало на кожу вампира. Та тонко звякнула о пол и разбилась у них под ногами.

- Эй. Эй-эй-эй-эй-эй! Не смей отключаться, Мартин! - Еще раз бросив беглый взгляд на скрючившуюся на полу девчонку, понимая, что угрозы от нее можно не ждать какое-то время, он одним движением прячет пистолет назад в кобуру и подхватывает под плечи Салливана, не давая тому потерять равновесие. - Смотри на меня, слышишь? - Они подразумевали, что все может повернуться так. Что звон колокольчика в какой-то миг станет слишком громким и Мартин не сможет ему сопротивляться. Был ли этот момент тем моментов, в котором Луис должен был бросить все, схватить напарника и бежать? Раньше это казалось проще, чем выглядело сейчас. Если он побежит, гул колокольчика, призывающий детей вернуться к своему отцу никуда не денется. Нужно было что-то сделать с этим, заглушить его на какое-то время и только когда станет легче, они смогут уйти. Вместе. - Давай, Салливан, мы уже не раз это проходили, слушай меня. - Дрэйк всматривается в наливающиеся кровью глаза вампира и крепче сжимает его в своих руках. Он не может. Не может выполнить просьбу Салливана, которой тот захотел привести себя в чувства. Он переболел. Он выпустил свою злость, когда нажал на спусковой крючок и вышиб мозги единственной наследнице нынешнего вожака стаи. Он позволил себе насытиться страхом убегающей от них в ночной глуши ведьмы. Он позволил себе отпустить это все, наконец, засыпая на плече у любимого человека. Но он никогда не перестанет ненавидеть тех, кто причиняет этому человеку такую боль. Он ненавидит его мать, ненавидит его семью, всех, что когда-то посмели бросить его, а потом вернуться так, будто ничего и не произошло. Но больше всего он ненавидит сейчас чертового конченого вампира, что когда-то отобрал у совсем еще зеленого мальчишки жизнь и обрек на столько лет мучений. Ненавидит того, кто заставляет его страдать и сейчас. Кто своим зовом пытается забрать его волка и непременно сделает это, если они не справятся. И ненависть эта сильней, чем ненависть охватившая его в тот момент, когда он услышал о произошедшем в Аанакортесе. Больше всего он сейчас желает перестрелять весь этот ебучий выводок, что все еще их окружает, перерезать горло ведущей девчонке, спалить их трупы к чертовой матери и в голос проорать, что, да, это он. Он вырезал этот гребаный детский сад и ждет здесь того, кто теперь просто обязан был прийти по их души. Тогда бы им не пришлось бы его искать. Дрэйк клянется, он бы выпустил ему кишки на живую и с благоговейным удовольствием наблюдал бы за тем, как тот медленно подыхает, просто не в состоянии регенерировать с такими увечьями. Он бы сломал каждую косточку на его пальцах, выбил каждый позвонок. - Боже, Мартин, клянусь, мы разорвем этого уебка на куски и это будет самый лучший день в твоей жизни, обещаю тебе. Только не отключайся. Ты нужен мне сейчас как никогда. - Нужен, потому что он понятия не имеет, что будет делать, если Салливану вдруг придет в голову взять и дернуть от него. Тогда ему точно придется перестрелять всех детей и связать того по рукам и ногам, чтобы не смел и на шаг от него отойти. Больше. Никогда.

И нет ничего хуже, чем наблюдать за тем, как мучается дорогой тебе человек и понимать, что ты ничего не можешь с этим делать. Луи может только сильнее сжимать Мартина в своих руках и молиться всеми правдами и неправдами, чтобы это все скорее кончилось. Они справятся. Всегда справлялись. Он будет стараться перебить голоса в голове мартина собственными словами каждый раз, как их тихий отголосок отзовется и внутри него. И ненависть к тому, кто причиняет Салливану такую боль, будет расти в нем с каждой секундой, в которой это будет продолжаться. Знал ли он, что когда-нибудь будет ненавидеть кого-то больше, чем убийц своей собственной семьи? Своей родной крови. Знал ли он, что когда-нибудь будет настолько зол, что не сможет контролировать дрожь в собственным руках? Знал ли он еще тридцать лет назад о том, что будет готов отдать все, лишь бы попытаться защитить кого-то? Отчаяния и безрассудства в Луисе Дрэйке всегда было хоть отбавляй. Он ввязывался в абсолютно безысходные авантюры в одиночку, не всегда твердо уверенный в благоприятном исходе, но всегда несокрушимо убежденный в собственных силах. Больше чем в себя самого он всегда верил только в мартина Салливана. И сегодня, стоя перед входом в этот чертов канализационный сток, этой уверенности в нем было выше чем сверх меры. Этой уверенности он не терял и сейчас. Даже теперь, когда помещение наполнили детские крики, а вампир в его руках только крепче жмется к его груди, прося о помощи. Он здесь. Он никуда не уйдет. Он будет смотреть напарнику в глаза, стараясь не упустить остатки его здравомыслия и бесконечно просить слушать его голос. Отгородиться от всего остального. Он попытается в кои-то веки сам обратиться к артефакту и заставить Мартина слушать его, стараясь перебить чужие голоса и не утонуть в них сам. И выдохнет облегченно, когда осознанности в глазах Салливана станет больше и тот снова заговорит с ним. Но расслабляться было явно рано. В отличие от самого Марти, детки все еще оставались под давлением, а шум в голове никак не собирался угомониться. Значит, он все еще может оказаться под чужим влиянием.

- Я, черт подери, последний на этом свете, кто согласился бы по собственному желанию тебя бросить. - Он старается ободряюще улыбнуться, но выходит как-то неестественно криво. Тем не менее его слова несут в себе истину, которую не выгрызть, не изменить. То, что вампир все еще находится в его крепкой хватке - прямое тому доказательство. Если бы вдруг Салливан так и не пришел в себя и решил свинтить отсюда вместе с этим детским садом, Луи не побоялся бы сломать ему шею, чтобы пока тот приходил в себя, он успел выволочь его за пределы канализации и феерично свалить, пока папочка этих детей стучал в глухую стену ведущей крысы, а в ответ получал лишь молчание. Господибожеблядь, Луис клянется, он вырвет ублюдку кадык и разберет его по частям как не самый красивый пазл. Кто-то потом точно не досчитается пары-тройки деталей, если найдет его изуродованный труп. Потому что трофейные он унесет в своем желудке, и это будет первый раз когда волк решит нажраться человечины и не подавится ни одним рвотным позывом. Потому что, готов поспорить, это мясо будет самым охуенным на вкус из тех, которые он когда-либо пробовал. Но прислушиваясь к тому, что говорит ему вампир, волк подавит в себе эти мысли и заставит думать в другом русле. Ненавидеть кого-то всегда приятно. Но забываться не всегда эффективно. Они все еще находятся не в лучшем положении и это давит на измученный шумом мозг. Еще немного и он не выдержит сам. Эти дети действительно СЛИШКОМ громко кричат. И только Салливан сейчас знает, как это сделать. Поэтому Дрэйк ловит его взгляд и всеми силами старается дать ему понять это. Слова теперь уже излишни. Они не дадут Мартину сосредоточиться и подумать. Тем более, Луи действительно верит в то, что приятель способен сам все это прекратить. И кажется, что шум достигает своего пика. Луис крепко сжимает зубы, давя в себе желание обратиться. Ему потребуется меньше пары минут, чтобы угомонить этих детей. И станет проще дышать. Но где-то на задворках взбешенного сознания все еще маячит просьба напарника о том, чтобы тот не убивал никого без необходимости. Всего лишь дети. Всего лишь несчастные дети. Они ни в чем не виноваты. Это не их вина. Он не должен злиться на них. Он должен копить эту ненависть для того, кто сделал с ними все это. Кто оборвал их жизнь так рано. Кто ради забавы и удовлетворения собственных планов, посмел оборвать жизнь мартина Салливана, что не выдерживает этой гонки первый и внезапно срывается.

Луи зажмуривается, будто ожидает чего-то еще. Но внезапно наступает благоговейная тишина. Он грузно оседает на пол вместе с Мартином и оглядывается, смотря за тем, как детки испуганно рассасываются по углам. Что произошло? Салливан действительно справился? Действительно смог до них докричаться и перебить контроль создателя? Ладони непроизвольно оглаживают плечи вампира, как бы говоря этим, что все хорошо. Что он справился. Что все, скорее всего, закончилось. По крайней мере, самому Дэйку очень хотелось бы в это верить. И он верит, головой падая на плечо Салливана и глубоко втягивая воздух в легкие. Он не знает, сколько бы еще мог просидеть в таком положении, вдыхая родной запах с одежды своего спутника, ища в нем хоть какого-то успокоения. Но обратившаяся к нему девочка, которая теперь мало походила на игривую безумную невменяемую, немного приводит его в чувства, обращая на себя внимание. В ее глазах теперь ни грамма присутствия этого сворного блеска. Она - всего лишь напуганный ребенок, который поднимает в оборотне волну неконтролируемой грусти. Это жалость, которую он так старался задавить в себе, когда входил в темный провал канализационного стока. Поэтому он на какое-то время зависает, совершенно не зная, что ему сказать. А стоило ли вообще что-то говорить? Пересилив себя, он просто отворачивается и подхватив Мартина на руки, обращается уже к нему. - Мы уходим. - Его голос звучит твердо и настойчиво. Он не желает сейчас слышать никаких "нет", "подожди", или "мы не закончили". Тем более не желает слышать ничего о спасении этих детей. Это не их проблема. - Мы ничего от них не добьемся. Пожалуйста, не спорь со мной. - Эта просьба звучит устало. Не то чтобы он действительно был измотан. Нет. Больше пострадала его и без того больная голова. - Просто обними меня и давай выберемся отсюда.

Больше он ничего не говорит. Ему приходится только бросить угрожающий взгляд в сторону Джоди, чтобы у той и мысли не возникло идти за ними. Ей лучше остаться тут, с остальными. Когда влияние Мартина ослабнет, возможно, они смогут разбежаться и спрятаться от создателя. Если нет, он заберет их обратно. Возможно даже расспросит где именно они видели ведущего крысенка, если еще не был в курсе сам и спросит как его болящая головушка. Так же, возможно, это станет их новой проблемой. Но ней сейчас. Сейчас Луис, все еще удерживая Салливана у себя, не спеша пойдет в сторону выхода. На улице уже должно было стемнеть. Оставалось надеяться, что консьерж не выгонит их из отеля за то, что они слегка засрут им пол в фойе и распугают ночных клиентов насквозь провонявшей дерьмом одеждой. Его нервная система не выдержит еще одного потрясения и одним трупом в этом не слишком удачном дне станет больше.