Все оказалось совершенно не так.

Изначально это походило на несвойственную Луису Дрэйку тоску. Тоску по дому, которую он смог задушить в себе уже очень давно. Которую со временем смог закрыть собой Мартин Салливан и о которой подумать у него в последние месяцы не было ни шанса. Он практически забыл о месте, которое раньше называл своим домом. Забыл о стае, о волках, которые были ему семьей. Он давно перестал ощущать зов стаи и, наверное даже призабыл как зовут собственную мать. Всю свою юность Луи пытался бежать оттуда. Противиться свалившимся на него обязанностям. Он отрицал саму свою принадлежность к стае лишь потому что не хотел становиться заложником устаканивавшихся веками традиций. Он всегда был тем, кого считали паршивой овцой стаи и не противился этому. Он шел по течению и поступал так, как хотел сам, а ни как ему было предписано предками. Он оправдал ожидания своей нелюбимой матери и обманул ожидания любимого отца. Он предал своего брата, свалив на него свои обязанности и предал тех, кто верил в него. Он был виноват. Виноват во всем, что произошло.

Вопреки всем ожиданиям, на подъезде к Анакортесу напарников никто не встретил. Не было никакого смысла в том, чтобы Мартин покидал свое сидение за рулем, меняясь местами с Луисом. Ранее "опечатанные" волками границы города были открыты и им не пришлось искать обходные дороги. Ни то, чтобы с этим возникли бы хоть какие-то трудности, но сам факт общедоступности родины Дрэйка, который помнил ее как небольшую нерушимую крепость, как оазис для умирающих среди пустыни волков, стал первым тревожным звоночком, что предостерегающе звякнул в его голове. Сразу же появилось это отвратительное чувство... Желание развернуться еще на въезде и укатить совершенно в другую сторону. Но он пересилил себя. Слабоумие? Любопытство? Аккуратно легшая на его бедро ладонь в отстраненно-подбадривающем жесте? Салливан знал. Салливан чувствовал это внутреннее волнение. Предчувствие чего-то нехорошего, нависшее в этот день над их головами не барьером, но большой темной снежной тучей.

А к вечеру действительно выпал снег. Благо, что в доме, в котором когда-то пересиживал свои не самые приятные деньки Луис, в желании снова сбежать из родительской обители и укрыться где-то в одиночку, все еще работал газовый камин. Пока они собирали с мебели пыльные белые простыни, тот успел прогреть маленькую однокомнатную обитель, по-минимуму забитую всем необходимым для жизни. Холостяцкая халупа выглядела неплохо. Не сравнить с их общей квартирой в Аркане, но, по крайней мере, здесь имелись все удобства для того, чтобы напарники смогли какое-то время нормально существовать. В наличии даже душ и туалет оснащенные водопроводом. Даже в маленьком помещении можно было жить красиво. А жить красиво Луис Дрэйк любил. Поэтому мебель здесь была удобная и комфортная. Имелись микроволновка, холодильник и даже небольшой телевизор. А еще, слава всем богам, у него хватило ума в свое время повесить на окна плотные шторы, чтобы прятать за ними свое здесь существование. Район тихий, соседи не дотошные. Были, по крайней мере. Сейчас здесь все изменилось до неузнаваемости и возникало такое ощущение, что некоторые из жилых домов вообще пустовали.

В первый день Луис оставил Мартина дома, чтобы выйти в город пока в одиночку и ознакомиться с обстановкой. К ночи он вернулся для того, чтобы разбить шкаф в прихожей, вырвать провода стационарного телефона и не пожалеть даже один из книжных стеллажей в общей комнате. И если Мартин думал, что видел своего приятеля в разной степени отчаяния от малой до самой великой, то, наверное, ошибался. Хотя, то, что испытывал оборотень в тот вечер, даже на это самое отчаяние походило крайне мало. Это была злость. Настоящая, живая, но от чего-то даже в каком-то роде контролируемая. Если не считать в пух изломанной мебели, бесконтрольного дыхания и пакета из продуктового, звякнувшего ни одной и ни двумя бутылками горячительного, говорящими о том, что ночь предстояла долгая. Случилось так, что жажда убийства в голове Луиса Дрэйка сегодня кричала в так громко, что могла бы заглушить даже те самые голоса, что преследовали Мартина Салливана. И если бы он мог закрыть всех и каждого в этом городе в своих домах, залить все керосином и кинуть спичку, он бы сделал это. Сию же секунду. Сделал бы и вышел на улицу, смотря за тем, как обезумевшие от боли и страха жители выпрыгивают из окон, несутся босыми ногами по дорогам и возможно даже стрелял бы им в спины, чтобы ни одна из плешивых псин, предавших его семью не ушла из поля его зрения живой. И ему было плевать: женщины, дети. Он бы с наслаждением жал на спусковой крючок, слушал отчаянные крики матерей в просьбах не трогать их щенков и все равно бы продолжал свое чистое дело, с азартом настоящего маньяка зачищая каждый переулок того самого места, которое он когда-то мог назвать своей родиной. То, на что он надеялся возвращаясь сюда, сгорело вместе с вестью о том, что чета Дрэйк уже давно не является здесь правящим звеном. Что после пропажи "правящего" вожака, воспротивившиеся смене власти были пущены под нож. Кому-то из несогласных было разрешено выехать за город и найти себе новое пристанище. Но особо бойкие, включая старшую волчицу, были брошены в общую выгребную яму, подле ее мужа и забыты как слишком долгий пережиток прошлого. Пережиток прошлого. Вот чем теперь по сути является и сам Луис. Но прошлое всегда бьет больнее, если решает к тебе вернуться.

***

- В этом заведении тебе добавят самый разнообразный букет специй и острых соусов в любое блюдо, в которое ты пожелаешь. - Луис широко раскрывает дверь на первый взгляд совсем неприметной придорожной кафешки перед Мартином и первым пропускает его в заведение, позволяя самому выбрать им столик. Выглядит уютно. Здесь тепло по сравнению с трещащим на улице морозом, да и сама атмосфера походит больше на что-то такое домашнее и свойское. Народу не шибко много. Заведение чисто для своих. Для тех, кто привык завтракать, обедать и ужинать в одном месте. Все друг друга знают. От того некоторые и бросают на незнакомцев заинтересованные взгляды, но не подозрительные. Расслабили жопы на чужих харчах. Хорошо живется? Прекрасно. Это очень радует. - Ты не против, если мы обсудим все за ужином здесь? Два дня на алкоголе скукожили мой желудок до размера птичьего помета. - Для того, кто двое суток провел в алкогольном угаре, бесконечно бросаясь из психоза в уныние, Луис Дрэйк выглядел вполне себе таки свежо и жизнерадостно. Он широко улыбался каждому незнакомому лицу, что с ним здоровалось и не упустил возможности сделать комплемент совсем молоденькой девочке на кассе, когда сам подошел взять здешнее меню. Ужин поздний. Кафетерий скоро закроется. Но они успеют обсудить план, что приготовил в своей голове Салливан за то время как наблюдал за моральным разложением своего супруга все это время. Зрелище не из приятных, никто бы спорить не стал. Но Мартин, достаточно наварившийся на своем опыте в подобных делах, слава всем богам, препятствовать всему этому не стал. Потому что знал: так было нужно. По другому эмоциональные потрясения переживать его приятель просто не умел. В этом деле главное было переждать и не препятствовать мятежной душе к полуночи бегать повыть на луну. - После закрытия эта девочка должна быть в нашей машине. - Констатирует как факт, который не нуждается в обсуждении. Салливан поймет его. Он снова в форме. Но в его кобуре лежит, отнюдь, не табельное оружие. И вампир, скорее всего, обратил на это внимание. Обычно Луис не пользовался огнестрелом. Возможно - зря. Стрелял он превосходно. - Есть что-нибудь будешь?

К вампирам в Анакортесе всегда относились лояльно до тех пор, пока они находились в обществе волков и не жрали их же на их территории. По сути, тут ко всем относились хорошо, покуда те были согласны жить по волчьим правилам и лишний раз не отсвечивать. Например, недалеко по улице, где когда-то жили сами Дрэйки, находилась ведьминская забегаловка, грамотно прикрытая небольшим магазинчиком со всякими знахарскими штучками. Между прочим, их лавочка была довольна посещаема. В лесных угодьях городка росло много разнообразных травок, но использовать их "как надо" почти никто не умел. Зато умели ведьмы. Их минзурки с чудодейственными зельками и баночки с мазьками разлетались как горячие пирожки. К слову, Луи пирожки не любил. Поэтому с одного определенного момента его ноги перестали заступать на ведьминскую территорию. Не заладилось у него немного с ними, так сказать. Но, собственно, не об этом. Вампиры. Они вызывают подозрений больше чем ведьмы и колдуны. Потому что обладают другим... Темпераментом, так сказать. От них проблем обычно больше. От того и взгляды эти подозрительно-недоверчивые. Благо, что не задают вопросов. Оно, конечно, вряд ли бы доставляло проблем, но порядком бы раздражало. Вообще, на удивление, к ним никто не обращался. Либо после "падения" границ сменилась ни только власть, но и поведение жителей.

Власть.

Луи снова поворачивается в сторону девочки-кассирши и чуть склоняет голову, присматриваясь к ней. Его выбор не зря пал именно на это кафе. Молли Ферт. Дочь нынешнего вожака правящей стаи. Единственная дочь. Под их объединением здесь сейчас ходят все и они стали теми, кто решил навести свои порядки. Чтож, Дрэйк собирается внести в этот порядок свою долю хаоса. Совсем маленькую, но очень весомую. Ублюдки решили что лишить Дрэйков наследия - это хорошая идея. Он же в свою очередь решил, что лишить наследия их - еще лучше. Ему этого хватит. Он понятия не имел, кто именно участвовал в гонении его семьи. Но прекрасно знал основных виновников. Его злость не утонула в тонне алкоголя, которую он влил в себя за прошедшие двое суток. Она все еще была жива. Она все еще горела где-то внутри. Просто Была оглушена столь скоропостижной "медицинской" помощью и была заперта за металлической дверцей на десяток замков. Она могла только выть. В мелкое окошечко. При своей величине она туда не пролезет, но и замолчать полностью не может. Убить ее? Невозможно. Она бессмертна. Зато он может угомонить ее. Дать ей сладкий кусочек мести и сказать, что, возможно, вернется и за другими головами. Но позже. Сейчас у него были другие заботы. Больше чем его злость, его волновал комфорт супруга. Супруга, которого комфорт волка, видимо, сегодня не волновал вообще. Из нескольких лиц, хранящихся в его зеркальце, вампир выбрал самое ненавистное. Лицо размалеванной малолетней шлюхи. И ему прилагалось прилагать просто титанические усилия, чтобы это раздражение скрывать. Ведь он должен улыбаться. Улыбаться как можно более открыто и мило, периодически бросая неоднозначные взгляды в сторону интересовавшей его девушки. И судя по ответной ему улыбке, наличие обручального кольца на его руке ее нисколько не волновало.

У нее паршивая кровь. Другой у предателей и мятежников не бывает. Ты голоден? Мой поставщик заглянет сегодня после полуночи. Прости за задержку. Моя вина. Поставщик. Не поставщик. Просто старый друг, который, к слову, был крайне удивлен, что Луис выбрался из-под купола. Он то, собственно и доложил обо всех изменениях, что произошли в городе, пока старший Дрэйк изволил волочиться черт знает где. И о том, что произошло и о том, что Олли так и не вернулся, пойдя по его пятам в Аркан. Исчезновение брата все еще остается большой загадкой, но Лу даже и не думает искать его. Говоря по-честному, он надеется что засранец мертв. Потому что при другом раскладе он убьет его сам. Крайне неприятная ситуация бы получилась. Но он бросил семью. Бросил стаю. Спросите: чем же братья в этом отличаются друг от друга и почему Луис не хочет убить себя? Потому что в отличие от брата он нашел выход и сделал все по красоте, оставив все, как ему казалось, в надежные руки. На деле же он оставил все на долбоеба, который оказался раз в десять тупее старшего и все проебал. А за проебы нужно платить.

Нет. Мы не знакомы. Но посмотри на нее. Она совсем не против исправить это досадное недоразумение. Дрэйк давит несдержанный смешок и заказывает себе пасту, хорошо прожаренный бифштекс и бокал безалкогольного пива. Он же за рулем, в конце концов. А сушняк чем-то забить надо. Официантка и кассаирша, встречаясь у кипера, о чем-то перешептываются и тихо смеются, на мгновение бросая короткий взгляд за их столик. Благо, что предрассудки в узкой общине живут и процветают. Никто и не подумает уличить волка в связи с вампиром. Да и выглядят они сейчас так, словно добрый полицейский, подобрал малолетнюю представительницу самой древней профессии прямо на улице и прежде чем отвезти ее в участок, по доброте душевной решил ее накормить. - Я не намерен устраивать тут вечеринку. - Всего лишь хочу посмотреть на то, как быстро здесь работает нынешняя верхушка - полиция. Думаю, у нас будет пара дней на то, чтобы свалить. Может быть, даже больше. Девчонка не была похожа на примерную дочь своего отца. Ее хватятся ни раньше чем через пару-троку дней. Если, конечно, папочка не имеет привычки названивать ей сразу же, как только время перевалит за полночь. - Выкладывай, что у тебя есть. Пока будем работать с тем, что имеем. - Точнее, с тем, зачем они здесь находятся. То, с чем они столкнулись здесь сейчас не стояло на их прямой дороге. Это всего лишь побочная ветка. Небольшое отклонение на которое они случайно заскочили чисто по пути. Они не могут останавливаться здесь надолго. Луис всегда может вернуться на шаг назад. Он... Не хочет вмешивать во всем это своего приятеля. И не сказать бы, что горел желанием сам. Ему нужно над этим подумать. Но пока на это времени нет. Шум в голове плавит ему мозг. Принимать решения всегда выходит лучше на чистую голову. Это не твоя вендетта. Я закончу быстро.

На самом деле... Если бы Мартин Салливан решил сказать волку то же самое, что тот только что сказал ему, наверное, Луис психанул бы. В какой-то степени, пожалуй, это прямой эгоизм. Он всегда настойчиво твердит вампиру, что они по отдельности уже давно перестали существовать. Что определения: "я" и "мои проблемы" в их дуэте изжили себя еще как минимум в прошлом десятилетии. Что они уже давно ходят под гордым обобщенным званием "МЫ" и все проблемы делят между собой, кого бы они ни касались. Это Луис всегда громче всех кричал: "Нет, Мартин, это касается нас обоих!" И сейчас, сидя перед вампиром, сам же обесценивает свои слова, говоря, что упавший ему на плечи груз он понесет один. Осознанно? Вполне. Они прибыли в Анакортес ни для того, чтобы решать проблемы Луиса. Он пообещал Салливану временное спокойное убежище, в котором они смогли бы подумать о, как раз таки, теперь общей проблеме. Проблеме гребаного шума в голове, который с каждым днем становился только громче. Казалось бы: в чем собственно проблема просто взять и снять с себя чертовы кольца? Тогда бы в их дуэте стало на одного сходящего с ума сверха меньше. Тогда хотябы у одного в голове стало чище и он был бы способен более-менее мыслить здраво. Но, нет. Кто мог бы предложить такое развитие событий наверняка просто плохо бы знал Луиса Дрэйка. Несмотря на волчью натуру, ему достался весьма бараний характер. Если он во что-то уперся рогами, то никогда не сдаст пятками назад и будет толкать свою ношу до тех пор, пока та не рухнет. Он не допускает даже мысли о том, чтобы снять с себя парное кольцо. Причин, на самом деле, достаточно. Он желает знать, что происходит в голове дорогого ему человека, он не желает бросать его одного, пусть и продолжал бы оставаться рядом. Он не хочет, чтобы в такую трудную минуту вампир снова чувствовал себя одиноким и брошенным. Луи не постесняется показать ему свой страх и свои переживания. Куда больше ему было бы отвратительней за себя самого просто отказаться от Мартина. Ведь такое уже было в его НЕ жизни? Так пусть забудет об этом. Так больше никогда не будет. Покуда сердце Луиса Дрэйка бьется, Мартин Салливан больше не будет один. В конце концов, он давал клятву верности ни просто так. Он на самом деле любил этого ворчливого старика. Поэтому о чем-то подобном не могло быть и речи. Поэтому они приехали сюда убегая от беспокойного Аркана. Поэтому они в первую очередь займутся проблемами вампира, по пути решив всего один маленький вопрос выше названной "вендетты". А уже позже, если Луи решит, что этого не достаточно, он прямо скажет существу, которого теперь он называет своим супругом, что нуждается в его помощи. И они вдвоем сожгут здесь все до тла.

Мартин слишком умен, чтобы бросаться в бесполезные споры с Луисом. Поэтому просто соглашается с ним. Но это не значит, что вампир не вернется к этой теме после того, как они разберутся с первоначальной задачей, что они построили перед собой в день падения барьера. Весьма своевременно, кстати. Словно все высшие силы собрались над ними в эту ночь и сказали: "Пора". Волк и в самом деле считал такое стечение обстоятельств чудом. Купол развалился слишком вовремя, давая им время уйти. Страшно на самом деле подумать, что будет с городом, когда они решат вернуться назад. А ведь они решат. Потому что теперь им обоим просто некуда было идти. Что не говори, как не пытайся отрицать, но волчья душа всегда будет рваться если и ни к оставленной им стае, то на родину. Может быть, где-то в глубине души Дрэйк надеялся когда-то, что они с Салливаном будут выезжать сюда, в этот дом, просто чтобы отдохнуть. Приходить в это кафе, чтобы выпить кофе и поесть вкусной еды. Но у них же не бывает никогда все просто так? Ему кажется, что даже когда они захотят выйти на пенсию, неприятности все равно найдут их. Ну и... к черту? Ведь даже несмотря на то что после каждого подобного случая они выглядели как две побитые псины, они таки возвращались! Удача может и была с ними жестока, но таки в конечном итоге была на их стороне! И он уверен, что та еще ни скоро от них отвернется. Может быть даже никогда.

Его безалкогольное пиво опускается на столик ровно в тот момент, когда он уже собирается заглянуть в блокнотный лист, на котором что-то чиркает Мартин. Луи поднимает голову и, вместо того чтобы уцепиться за широкую улыбку официантки, он снова сталкивается взглядом с девочкой за кассой, мысленно прикидывая: сколько вообще сейчас посетителей в кафе, кто обратил на них пристальное внимание и не стоит ли взять с собой и официантку, чтобы потратить ни один патрон из магазина своего пистолета, а целых два? И, тем не менее, внимательно слушает Салливана, когда тот начинает говорить, дождавшись чтоб они снова остались, так сказать, одни. Выработать в себе привычку не перебивать приятеля было сложно, но возможно. Поэтому он слушает молча, изредка кивая и рассматривая почеркушки на листе. Даже упускает тот момент, когда сказанные вслух слова вдруг уходят в мысленный диалог. Такое в последнее время случается не редко и ему начинает казаться, что со временем они просто перестанут общаться на людях, отдав предпочтение полному сокрытию своих секретов от окружающих.

- Скажи мне честно, Мартин, это все, что я должен знать? - Луи переводит взгляд на собеседника и внимательно всматривается в густо подведенные глаза. Неприятная несостыковка ощущений и увиденной картинки. Вроде бы и Салливан перед ним, а зрение будто подводит, заставляя видеть то, чего видеть бы совсем не хотелось. Возможно, со временем он смог бы привыкнуть даже к кошмарам и посторонним голосам в своей голове, пустив их по игнору. Но некоторые из масок приятеля вызывали в нем ощущения не менее отвратительные. Возможно даже более. Поэтому, к ним он совершенно точно не привыкнет никогда. Самое время пожалеть, что решил выбраться из дома сегодня? Но по другому его план не суждено было осуществить. - Свора, повинуясь стадному инстинкту идет за тобой только потому что ты сам не отзываешься и ваш папочка увидел, что кто-то из деток не вернулся домой до девяти? - Взгляд волка тяжелый и пристальный. Он старается разглядеть в чужом лице малейшее изменение эмоций. Может быть, он и смог бы это сделать, если бы не вредничал и смотрел на Кимберли чаще. Но на данный момент ему остается только обреченно выдохнуть и взяться за бокал своего безалкогольного, спасая пересохшее горло. - Или же есть что-то еще? - В его голове никак не укладывается эта цепочка. Да, он понимает, он знаком с зовом стаи, пусть это и мало похоже на инстинкт выживания своры. Но если в стае волков не досчитываются одного, за ним не ведут охоту. Тот, кто отстал - один. А их много. И терять еще кого-то отправившись на поиски они позволили бы себе только в том случае, если бы потерявшийся был важней чем все они вместе взятые. Мог ли Мартин Салливан быть тем самым "особенным" за которым стоило вернуться? И если да, то почему?

Я сделаю так, как скажешь ты. Если ты скажешь мне убивать детей - я сделаю это. Детей... Таких же, как и сам Мартин. Сможет ли? Уверен, что да. Убивать тех, кто уже давно потерял разум куда гораздо проще чем тех, кто все еще способен смотреть тебе в глаза, мысленно умоляя оставить их в живых. Но и тут назревает вполне себе ожидаемый вопрос: "Остановился Луис хоть раз, ловя на себе подобный взгляд?" - Я так понимаю, тебе придется "нырнуть" туда одному? Стая оголодавших безумных вампирят может и примет тебя, но я для них - чужак. Мне ли не знать законы стаи? - Да, он вполне может идти по следу Салливана буквально топчась по их пяткам. Но маленький огонек сомнения не дает ему покоя. Снова всплывают эти дурацкие: "А что, если?" А что, если они умеют заметать следы? А что, если Салливан отключится? А что, если во власти своры его разум не будет отзываться на артефакт? А что, если случится что-то, что потребует немедленного нахождения оборотня в непосредственной близости к своему спутнику и он... Не успеет? Луис понятия не имел, кто таков этот Ларс и на что он может быть способен. И эта неизвестность напрягала его еще больше. - Твое "подключение к общей сети" не выведет меня из нее как злобный вирус? Если я потеряю связь с тобой это будет равносильно тому, что я ослепну. Неприятно.

Когда-нибудь Луис Дрэйк научит своего супруга говорить ему все, сразу и по делу. Не утаивать ничего и не заставлять вытягивать из себя все раскаленными щипцами. Жжется, знаете ли. Ни только внутри вампира, но и в руках оборотня, когда приходится за эти щипцы браться. И вот волк не поймет одного: Салливан намеренно пытается скрыть какие-то факты типа: "Ты не спрашивал, а я и не говорю", или просто забывается? Мол: всю жизнь привык волочить на себе все сам. Никто никогда не интересовался ни его историей ни им самим как таковым. Вот и приелось хранить все в своей башке и не выпускать оттуда. Хотя, может быть, вампиру просто кажутся какие-то вещи вполне очевидными. Чтож, у Луи для него крайне плохая новость. Его очи нихера не видят, он нихера не понимает и чувствует себя... Потерянно? Нет. Не так. Чувствует он себя вполне уверенно и собранно, но в голове его творится полный бардак. Он успел узнать кое-что о своре, успел посмотреть ей в глаза и успел понять, как можно вернуть здравомыслие в разум Мартина, хоть и опасался, что рано, или поздно это может не сработать. За время нынешних откровений, он даже успел немного пропитаться темплом к матери вампира за то что та попыталась сделать хоть что-то, а не отпустила свое чадо в свободное плавание, едва тот отрастил острые клыки. Пусть и не совсем гуманным способом, но един то, что имеем. Тем не менее она избавилась от него позже, ибо имя Салливанов не посрамить ничем кроме неадекватных детишек, пихающих свои носы куда надо и не надо. Где-то аристократичные гены этого ковена дали сбой и все пошло по пизде, учитывая какой выводок сейчас находится в Аркане. Мартин - ни единичный случай, так сказать. Зато самый звездный. А на повестке дня у нас шум орущих фанатов преследующих своего идола по пятам и не дающих ему спокойно спать по ночам. И теперь наша звездочка, снова примерив костюм малолетней шлюхи, говорит о том, что все выше перечисленное еще не потолок. Что где-то там затесалась информация о которой оборотню тоже следовало бы знать. Простите, а где была эта информация раньше? Ах, да... Он же не спрашивал.

- Ведущая крыса? - Дрэйк растягивает губы в какой-то совершенно неверующей улыбке. Это что еще за странный выводок несовершеннолетних адских выкидышей? - То есть под "создателем" находится еще одно правящее звено? - Опять же, волчья натура все подводит под одну гребенку. Лу думает о том, что если бы стал вожаком до того, как его отец приставился, стая слушалась бы его, а не отошедшего от дел старика. То есть он - сын создателя. Теория вряд ли подходящая под НЕразум своры, но была бы весьма выгодна для них. Если бы вампирята слушались непосредственно вожака, а не создателя, им было бы проще в этой толпе скрыться. Эдакая мясная пехота, что бросается на передовую для отвлечения врага. Как бы ни был силен выше упомянутый Ларс, он вряд ли обладал десятком-другим рук и отбиться от всех разом не смог бы в одиночку. А теперь посмотрим на ситуацию по-другому. У них обоих тоже только по паре рук. И теперь все не выглядит так прекрасно, да? - Я так понимаю, что за вожаком стая просто идет и слушает его до тех пор, пока на горизонте не начинает маячить создатель? А этот твой Ларс неплохо устроился. Скажи мне что-нибудь позитивное. Например: у него одна такая стая из малолетних пресмыкающихся, а ни две и ни десять. - Луис нервно постукивает пальцами по гладкой столешнице. Принесенная ему еда остывает, а он так ни к чему и не притронулся. Вряд ли это последствия алкогольного отравления организма. Жрать он всегда рад. Но сегодня кусок в глотку вообще не лезет.

И, видимо, не залезет. Каждое сказанное Салливаном слово аппетита не прибавляет. Лу хмурит брови, на какое-то время выпадая и забывая, что они пришли сюда ни только для того, чтобы обсудить предстоящий план, но и сделать так, чтобы одна из местных работниц после закрытия приближающейся к концу смены уехала отсюда с ними. Его совершенно не устраивает перспектива, что им с Мартином таки придется разделиться. Что вампиру придется снова потерять разум для того, чтобы сойти за своего и добраться до основной цели. Им придется держаться друг от друга на расстоянии, как не крути, а Дрэйк так работать не привык. Ему было жизненно необходимо, чтобы партнер постоянно находился в поле зрения. Чтобы при желании он в один скачок смог оказаться рядом. Почему-то именно конкретно в этой ситуации его пугал ни факт того, что тот, за кем они устроили охоту может быть сильнее, чем они думают, а факт того, что несмотря на связь, сотворенную артефактом, они, все равно, могут потерять друг друга в начавшейся заварушке. Что, если Мартин, поддавшись влиянию создателя, просто не сможет вернуть себе контроль, даже если Луис будет пытаться за него ухватиться? Что тогда ему делать? Сейчас он может только коротко кивнуть на успокаивающие слова собеседника и едва удержаться от того, чтобы не переплести пальцы с накрывшей его руку ладонью. Выглядело бы весьма компроментирующе в глазах вышедшей из-за стойки девушки. Она вместо официантки подходит к их столику, чтобы забрать пустой бокал и положить на его место салфетку с четко выведенным на ней номером телефона. Но волк мягко перехватывает ее руку еще до того как она бы молча ушла. - Это я заберу, да. - Он улыбается и свободной рукой быстро сворачивает салфетку, чтобы затолкать ее в нагрудный карман формы. - Когда ты заканчиваешь? Мы с моей подружкой не против подкинуть тебя до дома. - Довольно играть в гляделки. Тут уже либо "да", либо "нет". В любом исходе девчонка не вернется сегодня домой. Разница только в одном. В том, где она сделает свой последний вздох. В родном городе, где ее горе-папаша настроил своих порядков, или же за ним, где найти ее тело будет сложнее. - Можешь взять свою, - он коротко кивает на смотрящую в их сторону официантку. - Чтобы ей не было одиноко. - Чем меньше свидетелей тем лучше. Даже если они планируют уехать отсюда уже завтра. Это оказалось куда гораздо проще, чем он даже думал. Кассирша скромно улыбается и соглашается, когда Луи мягко выпускает ее руку из хватки. Он не прогадал, когда одевался в полицейскую форму Анакортеса. Традиция доверять местным служителям правопорядка не выветрилась после смены власти. Полиция все еще имеет тут свое влияние. А значок на его груди говорит о том, что он не рандомный патрульный, а имеет тут какой-никакой статус. В прошлом - заместитель шерифа, между прочим.

- Как насчет романтического ужина без свечей? - Лу переводит взгляд на Мартина, когда обе девушки скрываются в подсобном помещении. Видимо, обмозговать его предложение на которое уже был получен четкий ответ. - Как минимум одна из них будет кричать. Сойдет за музыку? - Вот свидетелей Дрэйк есть не запрещает. Если вдруг поставщик его подведет, у Салливана будет хотябы перекус до их следующей "опорной точки". Он же ради приличия поковыряет тупым ножом принесенный ему бифштекс и окончательно убедится, что безалкогольное пиво - тоже еда и он вполне сыт.

Луи слышит. Слышит все, о чем думает его партнер. Слышит даже тогда, когда не хотел бы слышать. И, тем не менее, он стал все чаще замечать, что, напротив, становится внимательнее, когда Мартин молчит. Когда-то он думал, что быть еще внимательней к кому-то, как он был внимателен к Мартину Салливану было просто невозможно. Он наблюдал. Всегда. Сколько себя помнил. За повадками, за движениями, за выражением лица. За малейшим отголоском эмоционального проявления в тонких мальчишеских чертах. Он видел в этом существе больше, чем смог бы увидеть кто-либо другой. Ведь никто не знал его так хорошо, как знал Луис Дрэйк. Даже несмотря на то, что между ними до сих пор всплывали некоторые недомолвки. Они просто не успели стать друг к другу ближе, чем уже были. Не все грани ломаются сразу. Не все стены строятся плохими архитекторами. Возможно Луис Дрэйк был именно таким, но Мартин Салливан за сто пятьдесят лет своей жизни стал лучшим. Потому что таким его сделала его чертова не жизнь. Он выстроил не стены. Он выстроил целые города. С десятками совершенно идентичных домов, стоящих на крепком фундаменте. Попробуй, разберись куда тебе идти. Попробуй собственными силами сломать хоть один из них. Чтож, Луи - парень упертый. За тридцать с лишним лет он нашел среди этих городов не одну дорогу. Сломал не один дом. Более того, среди всех оставленных за собой развален он смог найти и самого строителя, чтобы крепко взять его за руку и сказать: "Не отпущу". Он не говорит ему, что не такой, как все. Случалось всякое. Но дает обещания и клятвы от которых никогда не откажется. И их связь, закрепленная парными кольцами - одна из таких клятв. А значит он будет продолжать прислушиваться. Даже если услышанное будет больно резать по раздраженному чужими голосами сознанию. Потому что это то, что для него действительно важно. Монстр-монстр-монстр. Когда-то Салливан вбил себе в голову эти мысли и теперь не брезгует возвращаться к ним каждый раз, когда речь заходит о своре. И сейчас, снова ловя его мысли, волк лишь поднимет взгляд на сидящую перед ним девчонку и, склонив голову, чуть прищурившись всмотрится в ее глаза, желая разглядеть за иллюзорной зеркальной оболочкой глаза человека, которого он полюбил. Пусть хоть миллион раз назовет себя монстром, но Луи знает, что даже у своры, сидящей внутри Мартина, есть если и не душа, то точно осмысленное сознание, перед которым она сдается в моменты требующие просветления. В какой бы суете и панике они с напарником не были на винодельне, Дрэйк видел. Видел собственными глазами, как за багряной пеленой безумия вдруг промелькнуло здравомыслие и желание выжить. В этот момент он держал одержимого Салливана за запястье и просил ее вернуть его ему. И она отпустила, едва все закончилось. Определенно, Мартин Салливан был и есть особенным представителем своего... Вида. Возможно именно поэтому другие обращенные дети искали его. Возможно поэтому его искал сам создатель. Магические дети особенные, да? Интересно, скольких из них несчастные матери закрывали в подвалах и промывали мозги? Сколькие из них смогли сохранить здравый рассудок и теперь прятались? Были ли вообще такие? Возможно ли вообще, что существует кто-то кроме Мартина? И не идут ли они сейчас на такой же зов? Тоже тот еще геморрой. Ведь разумные "одаренные" куда гораздо сильнее чем не разумные.

- Величина твоего сердца необъятна. Но ты сам говоришь, что понятия не имеешь, сколько там стай. Даже Вальмонты не всесильны. Им всех не пригреть, а тебе всех не спасти. Как бы тебе не хотелось. Не обессудь, но я не намерен разбираться у кого из детишек была печальней судьба и кому из них жить, а кому умереть. Меня волнует только твоя судьба. И ты будешь жить. Остальные попавшиеся мне под руку будут пущены в расход. - Потому что с мыслями о том, что я - убийца детей я как-нибудь проживу. А с мыслью о том, что потерял тебя - вряд ли. В этом и есть истина. Точка невозврата была поставлена еще задолго до того, как они связали друг друга клятвой верности. Эти мысли душили Луи уже несколько лет к ряду. Только сначала он задавал себе вопрос: "Почему?", а как только разобрался с этим, стал спрашивать: "Как так вообще вышло?". Теперь же все вопросы потеряли свой смысл. Было понятно, почему. А как так вышло уже не важно. Оно есть и это лучшее, что случалось с ним в жизни. Все остальное - хоть и сложные, но вполне себе преодолимые препятствия. Даже перспектива завалить какого-то обезумевшего вампира, помешанного на мысли собрать вокруг себя армию плотоядных детей выглядела куда более плевым делом, нежели затащить Мартина Салливана под венец. - Отступить? - Лу вздергивает брови и не сдерживает тихого короткого смешка. - О, моя дорогая Ким, строя свои размалеванные глазки ты можешь врать кому угодно. Даже себе. Но не мне. За тридцать лет нашего тесного сотрудничества я усвоил одно: ты бьешься как гребаный мамонт до тех пор, пока не теряешь возможность стоять на ногах. И то, не потому что у тебя уже нет сил, а потому что твой позвоночник от многочисленных переломов просто ссыпался в трусы. Но я возьму на заметку. Вдруг с последнего раза что-то поменялось. - Говорит совершенно беззлобно. Ведь отбитость Мартина Салливана стала одной из причин по которым они сработались. По которым Луи когда-то сказал еще незнакомому мальчишке, что на первом их свидании желает видеть его в настоящем обличии. По которым когда-то решился завязать с карьерой одиночки и стал работать в дуэте. По которым, в конце концов, когда-то влюбился в него.

- Медовый месяц, говоришь? - Луис растягивает губы в улыбке и отводит взгляд в сторону окна, наблюдая за тем, как стоянка у кафетерия постепенно пустеет. Посетители начинают разъезжаться по домам. Оно и к лучшему. Чем быстрее все разойдутся, тем раньше закроются двери этого заведения, ведь кто-то еще уже вряд ли придет. - Была мысль провести его в местах более отдаленных, нежели моя старая родина. Обсудим это на досуге. - Чего уж мелочиться. Раз барьер над Арканом треснул по швам, они были вольны уехать куда угодно. Но хотелось бы сделать это с чистой головой. Поэтому сначала придется "поработать", а потом всенепременно вырвутся на отдых. Хотябы на недельку. - Готов сегодня с удовольствием разделить с тобой ощущения от сытного ужина, наблюдая за тем, как ты ешь. - Постукивая указательным пальцем правой руки по кольцу-артефакту, он, смотря на время на своих наручных часах, намекает, что не побрезгует закопаться даже в таких ощущениях. Что вообще чувствуют вампиры, когда пьют кровь? Не донорскую. Живую, еще теплую. От чего-то он сомневался, что это выглядело как обычное насыщение голодного желудка. Ему всегда казалось, что ощущений за подобным действием стоит куда больше. Ведь не из принципов какой-то процент вампиров наотрез отказывается от донорской крови, предпочитая охоту на живую дичь. - А потом, я бы не отказался отужинать сам. Тобой, если ты не против. - Поменять совершено бесстыдно-похабнейшее выражение лица на озабоченно-отеческое, когда со стороны бара послышался звон закрывающейся кассы, оказалось почти непосильной задачей, с которой Дрэйк не справился, провалившись по всем фронтам. Что наверняка повеселило самого Салливана. - Подождешь в машине? Прослежу чтоб не свалили через черный ход.

Луис смотрит за тем, как Ким кокетливо вскидывает подкрашенную бровь, обещая ему лучший ужин в его жизни. И ему невероятно хочется сказать, что каждый из подобных ужинов для него как самый лучший ужин. Ужин, который он готов есть на завтрак обед, полдник и второй ужин. Вообще всегда, когда пожелает его партнер по ужинам. Но перед этим он не отказался бы стрясти с этого партнера маску, навеянную артефактом. Ни то, чтобы он боялся за какие-то осечки... В конце концов, главное душа, сущность и так далее в этом духе, но, черт бы его побрал, согласитесь, смотреть в любимое лицо в подобные моменты всегда приятней. Даже если это лицо, да простит Луиса Дрэйка господь и все его почившие предки, является лицом семнадцатилетнего подростка. Впрочем, если бы ему не было откровенно до жопы на мнение кого-то из вышеперечисленных, он бы тут точно не сидел. Точнее, может быть, и сидел бы, но при других обстоятельствах. Скорее всего, он действительно все еще был бы полицейским. Может быть даже действующим шерифом. Скорее всего, напротив него сидела бы не девушка с внешностью ночной бабочки, а его младший брат. Скорее всего, вся его семья была бы жива. Кто-то может сказать: "Ага! Вот он тот самый подходящий момент, когда можно спросить, не пожалел ли Луи о когда-то принятых решениях?" Мол, все могло бы быть по-другому. Вся его жизнь могла бы быть другой. Он сам мог бы изменить то, что произошло за то время, пока над Арканом висел глухой барьер. И вопрошающему ответ волка казался бы очевидным. Но тот снова побил бы все рекорды по природному эгоизму, ибо совершенно точно ответил бы: "Не жалею. Тогда бы в моей жизни не было Мартина Салливана." И это чистейшая правда. Даже загляни он в будущее, будучи в курсе подобного исхода, он все равно бы не поступил по-другому. Пара дней алкогольного угара дали ему возможность кое-что переосмыслить и убедить себя в том, что брать на себя вину за все произошедшее - не лучшая идея. Проще свалить вину на брата? На действующего на тот момент вожака? Нет. Этого он тоже не станет делать. Хоть и желание откусить говнюку голову растет в нем в геометрической прогрессии и ни дай бог тому попасться на глаза старшему брату... Закон природы, естественный отбор. Сильный всегда пожирал слабого. Но будучи самым сильным в стаде (не в стае, заметьте), не забывай беречь своих ягнят. Потому что даже раненый озлобленный голодный волк сможет перекусить им глотку. Дрэйк не был слабым. Он мог бы прийти к вожаку и забрать свои права на стадо. Но имелось несколько причин, по которым он не станет этого делать: у него совершенно не было на это времени; куда большую боль всегда причиняют потери самого близкого твоей душе; Луису не нужна стая, которая признает в нем лидера после смерти вожака. И, уж тем более, ему не нужно стадо, которое сделает то же самое. Ни в чем не сомневаться и ни о чем не жалеть. Какими бы неправильными и подлыми не были его решения. Таких, как он исправит только гробовая доска. А на тот свет он пока не собирался. Не в ближайшее столетие так точно. Поэтому, да, он все еще был уверен в необъятности величины сердца Мартина Салливана. Каким бы тот ублюдком не был, он умел принимать правильные решения и расставлять приоритеты в отличие от своего супруга. От этой мысли Дрэйку становится немного грустно. Ведь Салливан, выбирая между супругом и своей семьей, скорее всего, сделал бы выбор в сторону семьи. И это был бы правильный выбор. Луис знает это и не имеет право злиться на него. Не все такие долбоебы как он, в конце концов. Ему ревностно и страшно. Поэтому, с некоторых пор, он все реже стал поднимать тему родственником Мартина в разговорах, при этом выглядя так, словно смирился. Но, нет. Смириться он сможет тоже только после смерти. Хотя, впрочем, после смерти ему будет уже все равно. А пока у него есть шанс убедить себя самого, что все в порядке и проблема выбора перед вампиром никогда не станет.

Лу провожает взглядом покачивающуюся фигурку Ким до выхода из кафе, а потом еще какое-то время смотрит в окно, смотря за тем, как та доходит до машины. Не сказать бы, что он шибко переживал, что кто-то еще оставшийся на стоянке около заведения вдруг пристанет к Мартину... Даже если бы такое недоразумение произошло, то это были бы точно не проблемы Мартина, а проблемы приставшего к нему. Волноваться за супруга в такой ситуации вообще не стоило. Тот обладает прекрасным навыком ломать конечности своим недоброжелателям сразу в нескольких местах. И это, поверьте, не очень приятно. Луи улыбается, но ему приходится оторвать взгляд от окна, когда он слышит приближающиеся к себе шаги. Мис Ферт присаживается за столик напротив него и говорит, что ни разу не видела его в участке. Значит и правда ее отец теперь сидит там, где когда-то сидел его предок. И Дрэйку приходится выдумать не слишком правдоподобную историю про длительный отъезд из города и сделать совершенно глупое лицо на словах о том, что был очень удивлен новостью о смене многолетней власти. Девушка же не выглядит в этот момент сочувствующей и на его слова отвечает довольно резко. Мол: "Давно было пора закончить этот цирк". В этот момент, готов поспорить, Салливан чувствует ударившую ему в голову злость невероятно четко, словно свою, даже несмотря на то, что они сейчас находятся на довольно приличном расстоянии друг от друга. Но волк держится. Даже находит в себе силы, чтобы кивнуть утвердительно и правдоподобно поддакнуть собеседнице. Совсем скоро она замолчит. Навсегда. Просто пока еще не в курсе об этом.

Из заведения они выходят вместе. Подружка Молли таки решает составить им компанию, задержавшись в подсобке чуть дольше лишь потому, что вынесла из кафетерия пару бутылок низкосортного виски. Луи плевать, чем будут напиваться девушки пред тем как отправятся в последний путь на их с Мартином краденой машине. Поэтому он услужливо открывает дверь перед дамами и вручает им звякнувший бутылками пакет. Ему типа нельзя, он же за рулем. Но ему не впадлу упомянуть, что Ким может составить им компанию. - Простите, девочки, но я при исполнении. Мне на "тусовки" путь заказан. Да и мистер Ферт будет не очень счастлив, если ему доложат, что его милая дочурка распивает алкоголь с его подчиненными по местным клубам. Такая себе репутация для шерифа, да, милая? - Луи улыбается девчонке самой что не на есть открытой улыбкой, имеющейся в его арсенале и та, смеясь, соглашается с ним. - Но я знаю прекрасное тихое местечко с шикарным видом. Часто зависал там по молодости. Ни один коп до туда не доберется. А для музыки у нас есть машина. Теплые пледы и печка прилагаются. Никто ничего не отморозит, обещаю!

Дорога проходит за дурацкими расслабленными беседами. Луис едет не спеша, будто никуда не торопится и на каждую дурацкую шутку со стороны новых знакомых реагирует тихим смехом. Поддерживать такие беседы легко. Особенно когда не чувствуешь резкого выброса адреналина. Девочки чувствуют себя комфортно и расслабленно. Они доверяют ему. Луис же думает о том, что похож сейчас на среднестатистического серийного убийцу. Душа компании, с прекрасной работой, добрыми глазами и обворожительной улыбкой. Такой добряк и мухи не обидит. А какую он прекрасную историю придумал об их с Ким знакомстве! Закачаешься! Просто рыцарь, предложивший свою защиту находящейся в городе проездом вампирше. Мало ли, среди волков, что могло случиться, да? А ведь она совершенно никому не желала зла! Умиление да и только. Умиление, терпкий запах алкоголя, ментоловых сигарет и звонкий смех, до тех пор пока машина не останавливается где-то на кромке лесополосы и Луи не прикручивает играющую в динамиках музыку. Он действительно привез волчицу и ее подружку - ведьму туда, куда говорил. Небольшая поляна, окруженная деревьями, с одной стороны оканчивалась крутым склоном. Но Дрэйк приезжал сюда не с шумной компанией. Он приходил сюда когда-то с отцом. Они долго говорили, в основном, тоже ни о чем. Но почему-то именно такие беседы были теплее всего его душе. Тогда он и подумать не мог, что в последний раз сюда приедет для... Таких целей.

Напряжение нарастает в воздухе не сразу. Только тогда, когда молчание в машине затягивается. Луис чувствует его. Чувствует и первый выброс адреналина, когда ведьма сжимает запястье своей подруги. Потянуло запахом сладкой жвачки и тогда Луи оборачивается к ним, вытягивая пистолет из кобуры. Выстрел в упор убьет любого сверха. И заряжен он, отнюдь, не обычными патронами. Дуло направлено прямиком на источник тошнотворного аромата и Дрэйк отрицательно качает головой. - На твоем месте, я бы не стал этого делать. - Его губ снова касается улыбка. Он слышит как дыхание Бекки учащается, но она прислушивается к его совету и отпускает подругу. - Чу'дно. - Он улыбается все так же доброжелательно и переводит взгляд на напуганную волчицу. Та с мольбой смотрит на Ким, в ней теплится надежда. С губ срывается слабое: Пожалуйста. И Лу похлопывает свободной рукой по коленке супруга, призывая того снять свой маскарад. Впрочем, не настаивает. Если он захочет отужинать в облике Ким, то Дрэйк не против. Но все мы знаем на что смотреть будет куда приятней.

- Твой отец мне кое-что задолжал. И мне жаль, что так вышло. - Нет, не жаль. И это отчетливо написано на его лице, когда дуло пистолета перестраивается в сторону волчицы. Ее подружка прижимается к двери, к слову, даже не заблокированной, в то время как Лу убирает руку с колена Мартина и достает из кармана свое полицейское удостоверение. Он показывает то в раскрытом виде и, как оказалось, девчонка была не так глупа, как думалось на первый взгляд. Хотя очевидность происходящего зашкаливает. Ведь она вряд ли разучилась читать от страха. - Знаешь, Лайза Дрэйк никогда не была лучшей матерью, но крепость ее духа была тверже чем у вожака любой волчьей стаи. А вы даже не соизволили закопать ее отдельно. - Он не употребляет слово "похоронить", потому что это слово вообще не было применимо к тому, что он увидел на наспех импровизированной общей могиле своих родственников. Через пару месяцев там будет просто земля. И вскоре их наследие уйдет в небытие. А ведь они построили этот чертов город. - Долги оплачивают деньгами, а за чужую смерть платят жизнью. Так никогда не сказал бы мой отец. Но так сказала бы моя мать. - Он не опускает руку, когда Молли начинает плакать и говорить что она ни в чем не виновата. Может быть и не виновата. Но кого это теперь интересует? Луи наклоняется, чтобы вложить свое удостоверение ей в карман куртки. - Анакортес слишком размяк под твоим отцом. Нужно было хотябы спросить мое имя. - Собственно, он считает, что разговор окончен. Резкий звук спускового крючка останавливает поток беспрерывных рыданий, а салон машины разрывает истошный крик, когда тело уже теперь мертвой волчицы откидывается на сидение, являя этому прекрасному миру темную дыру аккурат в центре лба. Луис - меткий стрелок. А в упор - еще и милосердный.

- Ну что смотришь? Беги. - Только после его слов ведьма доходит до того, что двери машины не закрыты и истерично дернув ручку, она буквально вываливается на заснеженный холм. Но быстро поднимается и бежит, чтобы попытаться скрыться в глубине леса. Давая ей фору, Дрэйк бросает пистолет на заднее сидение и прижав к переднему Мартина, срывает с его губ короткий поцелуй, выглядя при этом так, будто только что урвал самый ценный трофей Помпеи. - На перегонки? Учти, я быстро бегаю!

- Что с тобой стало?
- Я никогда не менялся.

Нет, Луис Дрэйк не был тем, кто с завидной периодичностью, как и его напарник, слышал голоса в своей голове. Он вообще не был сторонником внутренних диалогов и лишь изредка вспоминал, как говорил с ним его отец. Он хорошо помнил спокойный тембр голоса предка, хорошо помнил вкрадчивость и осмысленность в каждой фразе. Те самые, которыми сам Луи никогда не обладал. Он часто говорил: "Ты слишком похож на меня", но Лу всегда считал, что не был похож ни на кого из своей семьи. Возможно старик знал о своем сыне больше, чем знал о себе сам Луис. Может быть, он скрывал какие-то собственные мысли от сына и действительно знал о чем говорит. Может быть, они действительно были похожи, с тем лишь различием, что Дрэйк-младший так и не смог угомонить в себе внутреннего бунтаря и пустил все по пизде, в отличие от своего отца, что смог задушить это чувство еще в зародыше и нашел в себе силы поступить как было нужно, а ни как он хотел сам. А может он просто решил дать ему шанс. Вопреки всем упрекам матери, выпустил из своих рук и позволил двигаться туда, куда неугомонный хочет сам. Не все способны приносить себя в жертву во имя общего дела. Во имя общей истории и во имя общего наследия. Быть может, предок просто не увидел в Лу этой искры и остановился еще до того, как произошла катастрофа, что загубила бы жизнь его любимого ребенка. Да, действительно, он считал себя любимчиком старого вожака. И был безмерно благодарен ему за это. И эта благодарность без конца давила в нем на тормоза. Никто не спорит, не всегда. В большинстве своем та молчала. Но в одном случае всегда была тверда как кремень: "Продолжай оставаться человеком, где бы ты не был и что бы ты не делал". Первая глубокая трещина в этой стене образовалась после смерти предка. Она треснула по шву и надломилась. Сыпнула мелкой галькой к ногам и больно впилась в ступни. Больше не на кого ровняться. Больше не на кого быть похожим. Ты... свободен? Какая ирония. Ведь именно за эту свободу Луис Дрэйк и был готов принести себя в жертву. Отступиться, отказаться от всего. Отказаться от стаи, отказаться от семьи. И, чет подери, если бы его "свобода" сказала бы ему: "Я хочу провести с тобой вечность", подразумевая под этим не клятву верности, данную волку на алтаре, не вечную связь душ, а именно вечную жизнь, он бы согласился. Потому что имя его свободе - Мартин Салливан. Мартин Салливан, который показал ему, что можно жить без груза вины на душе. Мартин Салливан, который убедил его, что у вампиров есть душа. Мартин Салливан, в величине сердца которого он никогда не засомневается. Мартин Салливан, ради которого оборотень готов убивать детей и сжигать города. Увидев неконтролируемое безумие которого, он наконец-то СМОГ сказать себе "остановись" и стать именно тем противовесом в их дуэте, что не давал им словить обоюдный психоз и окончательно слететь с катушек. Но сейчас, собирая с губ супруга с каждой секундой нарастающий голод, он в буквальном смысле слышит и ощущает, как окончательно рушится все, что он старался залатать все эти годы. С того самого дня, как ушел из жизни, по сути, единственный человек, который понимал его. Нет, все это время он не держал монстра на привязи, как думал. Он был им. Просто на мгновение устало прикрыл глаза и уснул. Ушел в спячку. Называйте, как хотите. И теперь он открыл глаза и он действительно голоден. Мать его, эта хищная клыкастая улыбка - отшибает последние ниточки самоконтроля. Она отравляет разум, проникает в тело и движется по венам смертельным вирусом с такой скоростью, что в глазах на мгновение становится совсем мутно.

К черту. Есть только один успех - потратить свою жизнь так, как ты хочешь. Нахуй все. Как только Мартин вылезает из машины и срывается вслед за их беглянкой, Луи кидает короткий взгляд на заднее сидение и отстегивает ремень безопасности. Контрастно холодный зимний ветер кусает разгоряченную кожу. Он чувствует, как горит само нутро. Чувствует, как покалывают кончики пальцев на руках. Чувствует. Чувствует запах огромных лесных угодий Анакортеса из которых маленькой ведьме сегодня не выбраться. Чувствует стальной, отдающий приторно-сладкой жвачкой запах крови. Ощущает на губах кружащий голову привкус ментоловых сигарет, перемешанный с резкими отголосками безумия и дергает молнию на форменной куртке, чтобы скинуть ее и, перемахнув через машину, броситься вслед за напарником.

Ему не нужно видеть, чтобы двигаться вперед. Лес вокруг смазывается в одно большое темное марево. Он слышит каждый шорох вокруг, каждый звук. Ориентируется на этой местности лучше, чем ориентировался где-либо еще. Кажется, даже если он закроет глаза, то, все равно, не будет зацеплен ни одной веткой, не оступится ни на одной неровности, что укрыл за собой снег. Не споткнется ни об одно заваленное бревно и ни в коем случае не потеряет запах вампира, что под задорные выкрики уже почти догнал свою жертву. Сложно сказать, кто из них был быстрее: волк, или вампир, но Луис Дрэйк изначально не собирался выигрывать эту гонку. Лишь иллюзия преследования жертвы, которая раззадоривала разгоряченное связанное с хищником сознание. Он мог бы обратиться и догнать Мартина быстрее, но, нет. Он хотел смотреть на происходящее своими глазами. Он уже потерял контроль и чувствует, как бешено колотится сердце в груди. И чем ближе становится Салливан, тем острее ему кажется, что еще немного и все. ВСЕ. Психанувшее сознание подогревает истеричный смех запыхавшейся ведьмы. И когда вампир останавливается, теряясь в тени деревьев, Луи забегает наперед, в случае чего, преграждая девчонке путь к дальнейшему бегству. А еще, отсюда ему проще будет вцепиться девчонке в глотку, если та решит противостоять вампиру и осмелится воспользоваться магией. Но под влияние вампирских чар она попадает быстрее, чем блеснувшие в темноте искры успевают преобразоваться хотя бы во что-то отдаленно напоминающее заклинание. Капкан схлопнулся. Жертва загнанна. И несмотря на то, что добыча не принадлежала волку, почему-то именно в этот момент он ощущает себя так, будто все наоборот. Совершенно непонятное ему ощущение триумфа заполняет легкие тяжелой одышкой, когда Мартин почти любовно, по-отечески сжимает самовольно пришедшую в его объятья девушку. Несмотря на то, что ему и отсюда открывался отличный вид, Луи не собирается бороться с желанием подойти ближе. Совсем ближе. Настолько ближе, что ему хватает вытянутой руки, чтобы зацепиться за край цветастого шарфа ведьмы и потянуть его, открывая себе обзор на то, как острые клыки входят под тонкую кожу. Раз. Он тянется к своей оголенной шее, ловя фантомное ощущение в собственном теле. Два. На языке, в горле - привкус горячей тягучей крови. Настолько живой и отчетливый, что ему кажется, будто это он только что загнал девчонку и теперь намерен выпить ее до самого дна. Четыре. Желудок скручивает в очередном приступе голода и он болезненно поджимает губы, прижимаясь к сдавшейся девчонке со спины. Спонтанное желание вцепиться зубами ей в плечо перебивает только запах чужого женского парфюма, жвачки и затерявшийся среди густых волос знакомый - ментоловый. Мартин Салливан пахнет ментоловыми сигаретами, алкоголем и дождем. Дождем - в любое время года. Нет, ни чужая кровь вызывает в нем приступ тянущего голода. Этот запах. Всегда вызывал. Тянул прямо под ребрами, сдавливал все внутренности последовательно и заставлял дышать глубже. Хочется попробовать. Нестерпимо. Но он ждет. Терпеливо. Прислушивается к стуку еще живого сердца замершей в их руках жертвы и понимает, что сбился со счета. Или он вовсе не считал удары ее сердца? А может это была стрелка на его наручных часах? А может очередная дурацкая считалочка, придуманная для того, чтобы привести напарника в чувства?

Не сегодня.

Чужое тело медленно обмякает, а стук становится тише. Тише. И тише. В ожидании время растягивается в гребаную вечность. Еще никому и никогда Луис Дрэйк не желал смерти больше, чем, мать ее, чертовой Бэки-хер-знает-как-ее-по-фамилии! И едва ее сердце останавливается, а звуки в лесу превращаются в одну большую шумную мешанину, он выпускает девушку из рук и больше не может контролировать себя. Он упустил тот момент, когда близость с вампиром стала его навязчивой идеей, его самым большим желанием. Несмотря на то, что привычные границы между ними были наконец-то сломаны, он все время находился в состоянии какого-то странного перманентного возбуждения. Он не иначе как был одержим. Очарован? Одурманен? Он дорвался до запретного плода, и, господи боже, блядь, как же он был сладок! Как сладко дробить остатки той самой надломленной стены, хватаясь за ворот рубашки вампира, едва единственная преграда стоящая между ними с грузным звуком падает в снег. Сладко в рывок прижать его широкому старому дереву так крепко, что, скорее всего, неровности того больно давят на спину. Прижаться всем телом, скользнуть ладонью выше, сжать пальцы на тонкой шее и собрать чужую кровь с его губ языком. Почувствовать ее привкус, теперь уже не фантомный, настоящий и понять, что в первый раз не испытывает и намека на тошноту. В который раз прокляная все и всех тех, кто говорят, что вампиры холодные и черствые как мертвецы. Не верю. Не верит, потому что губы Мартина Салливана горячие и мягкие. Луи чувствует это сам, когда снова захватывает их в поцелуй. Он нисколько не похож на тот, который оборотень урвал еще в машине. Глубокий, влажный, стыдный, насквозь пропитанный ментолом и привкусом крови. Не верит, потому что сжимая свободной рукой худую талию, он буквально пальцами ощущает, как отзывается на давление тело. В этом жесте он не стремится установить какое-то лидерство, или сделать Мартину больно. Он просто хочет. Хочет сжимать его в своих руках так, борясь с мыслями о том, что тот может в один момент просто исчезнуть куда-то, испариться из его жизни. Не верю, потому что в тебе слишком много жизни и нет этой присущей всем вампирам фальши. Не верю, потому что внутри тебя не душа, а целая чертова громадная вселенная. Потому что только рядом с тобой я чувствую себя живым и собранным. Потому что только рядом с тобой мне не нужно никем притворяться.