Луис Дрэйк давно не говорил ничего подобного, но, наверное, все, наконец-то, налаживалось? По крайней мере, им удалось без особых проблем найти вещички дружка старика-библиотекаря и тот, сдержав свое обещание, таки снял с волка уже порядком поднадоевшие, создавшие невероятное количество проблем, кривые чары. Теперь о ниж можно было забыть насовсем. Теперь можно было не опасаться за то, что его мозг в один не очень прекрасный момент превратится в кашу и вытечет через ушную раковину вместе со всем своим содержимым типа воспоминаний, знаний и прочей лабуды, которые, собственно, отвечали за самую жизненно важную функцию его организма - не быть овощем. Все это время он старался сохранять весьма нечеловеческое спокойствие и каждый раз одергивать себя, когда голову снова наполняли не совсем лицеприятные мысли. А таковые имели место быть. Луис - натура весьма тревожная и мало это скрывает. Но в этот раз все было по-другому, да? В этот раз в их ОБОИХ головах было и без этого шумно. И проблемы типа: "уже завтра я превращусь в салат" как-то уходили на второй план сами собой. Связывающие когда-то напарников кольца оказали куда более сильный эффект, чем было ожидаемо изначально. Но даже если бы кто-то заранее предупредил об этом Дрэйка, наверное, по-другому он бы все равно не поступил. Потому что вторым носителем сего чудесного комплекта являлся тот, с кем он готов был разделить этот шум. И не важно, кому именно тот принадлежал. Если ему самому, то он, в принципе был рад, что Салливан все еще не содрал с себя безделушку и не выгнал вон за порог со словами: "Ебал я в рот сию хуйню. Держись от меня подальше. Кто бы знал, что ты такой шумный!" Если же Мартину, то это малая жертва в обмен на то, чтобы просто быть рядом и, наконец, знать, что с тем происходит. Стать ближе. Разве ни этого он хотел? Ни то, чтобы Луис был дохуя романтиком... Скорее всего, ему просто нравилось, как ломается под его давлением с годами затвердевшая корка, что покрывала потерянную душу когда-то слишком быстро повзрослевшего мальчишки. Или дело было в другом? Может быть, в чем-то он даже немного запутался, но совершенно точно знал, что засыпать здесь, в их общей кровати, в их общей квартире, рядом с этим мальчишкой - самое правильное, что он когда-либо делал. И то, чем ради этого пожертвовал - тоже. Кто-то назвал бы его за такие мысли бесконечным дураком, а он бы вряд ли стал отрицать. Ну и что, что дурак. Ну и что, что с полным бардаком в голове. Зато свободный и наверное даже счастливый. А еще, в отличие от некоторых, имеет возможность спать спокойно. Как сегодня. Даже выше указанный шум сдался под мерным звуком перелистывающихся страниц и затих окончательно вместе с выровнявшимся дыханием и уже родными пальцами, мягко зарывшимися в волосы.

Луис не мог жаловаться на то, что часто видит кошмары. В основном, он либо вообще ничего не видел, либо наслаждался короткими отрывками чего-то очень легкого, приподнимающего к "утру" настроение. После таких снов хочется просыпаться и хочется жить. В это утро он, должно быть, вряд ли бы вспомнил, что видел во сне. Слишком неразборчивые были образы, но сознание они не раздражали. Скорее, наоборот, расслабляли. По крайней мере до тех пор, пока дыхание Салливана окончательно не стихает, а волчье чутье не заставляет Дрэйка сжать руку вампира в ответ, когда светлую картинку вдруг заливает мрак незнакомой взгляду улицы. И он уже не спит. Он принюхивается и оглядывается по сторонам в поисках тех, кому принадлежат звучавшие в отдалении голоса. Он знает, что не надо идти на них, но от чего-то с настырным упорством делает наоборот. Он ступает по тротуарной плитке тяжело, но не слышит звука своих шагов. Зато голоса становятся четче, а еще... А еще он чувствует, что чертовски голоден. Голоден так, как не был еще никогда. Это не тот голод, который чувствуешь после долгого, насыщенного трудного дня, когда во рту не было и маковой росинки. Голод, что пронизывает все твое существо. Что ломает не только каждую мышцу в твоем теле, но и малейшую косточку. От самого черепа до кончиков пальцев ног. Жажда, которую не насытить ничем. В горле - сухость, дыхание - к черту. Сердце бьется в висках отбойным молотком, отключая здравомыслие. И холодная дрожь, когда стоящая чуть поодаль маленькая девочка вгрызается в руку решившему помочь ей мужчине. Горло заполняет густой привкус горячей стали. Въедливый и тошнотворный. И волк чувствует, что у него напрочь потерялся глотательный рефлекс. Отступить, схватиться руками за шею в панической надежде помочь себе протолкнуть этот ком, дальше, в желудок, чтобы освободить дыхательные пути и, что более важно, утолить скручивающий желудок приступ голода. Никогда. И ничего. Подобного. Желание набить свое брюхо выше желания выжить. И где-то на задворках все еще работающего мозга: "Это не ты", "Это не твое желание", "Это не твои видения и не твой голод". МОЙ. Все, что принадлежит ему теперь мое. Все, от колкого взгляда серо-голубых глаз, от холодных пальцев, собственнически перебирающих пряди волос. Все до воспаленного шума в голове и руки, выскальзывающей из его хватки настолько быстро, что он не успевает перехватить, прежде чем вампир вскакивает с кровати и уносится в сторону ванной комнаты.

Наконец-то Дрэйк тяжело сглатывает и резко садится в кровати, откидывая от себя подушку. Глаза нервно осматривают комнату, в темноте цепляясь взглядом за знакомые предметы, чтобы быстрее уверить себя в том, что то, что он видит сейчас - это и есть настоящая реальность. Совсем ни то, что что он видел там, в темноте городского переулка. И голод, что теперь осел на желудке тянущей тошнотой - всего лишь фантомное ощущение чужого кошмара. Нет, ни чужого. Этот кошмар - их общий кошмар. И страх, пронизывающий, казалось бы, до дрожи внутренних органов - тоже. Луис нервно трепет влажные волосы на затылке и чувствует, как его в очередной раз бросает в испарину, когда из ванной комнаты слышится падение вещей. Оборотень в голос чертыхается и поднимается с належанного места. Прохлада квартиры касается раздраженной кожи до мурашек. Он быстро сокращает расстояние до уборной и раскрывает дверь. Он должен взять себя в руки. Должен успокоиться. Должен сделать глубокий вдох полной грудью и выдохнуть, прекратив дрожать как напуганная псина. Это всего лишь сон. Это всего лишь наваждение. Это обманчивое, но все-таки относительное спокойствие он должен дать своему напарнику, своему другу, любимому человеку. Тому, кому он поклялся, что будет рядом, что бы не случилось. - Мартин. - Салливан забился в самый угол комнаты, но дотянуться до него будет несложно. Но аккуратность не помешает. Поэтому Дрэйк двигается медленно, высматривая в глазах вампира тот самый невменяемый алый оттенок, но не находит его. Значит, все не так критично, как могло бы быть.

- Эй, приятель, спокойно. - Луи делает еще пару осторожных шагов в сторону вампира и присаживается напротив него, мягко проводя ладонью по его предплечью. - Сны, иногда, застают нас - смертных врасплох и ломают нам мозг. - Не лучшая стратегия свалить вину на себя, но выбора у него было маловато. Слова - вот что действительно отрезвляет подернутое дымкой сознание и это всегда помогало привести в чувства Салливана. - Давай, вставай, - Дрэйк тянет Мартина к себе, призывая его подняться с холодного пола. Он был бы совсем не против, если бы тот не стал сопротивляться и если и не пошел бы к нему в объятья, то хотябы послушал его и покинул свое угловое укрытие. - Без паники. Этот Титаник не пойдет ко дну. Я сделаю кофе, а ты посидишь рядом и расскажешь мне, что происходит. - Или не расскажет. Молчание - тоже золото. Его бы устроил любой вариант, лишь бы получить хоть какой-то отклик. - Давай, иди ко мне.

Луис дышит глубоко, стараясь угомонить бешено колотящееся в груди сердце. Шею и предплечья до сих пор сводит так, будто кто-то тяжело так присел ему на плечи, свесил ноги и с забавой безмятежного ребенка, мотылял ими, постукивая его под дых своими безжалостными пяточками. Стук-стук-стук-стук. Прямо в такт загнанному сердечку. Ожидание, как кажется волку, затягивается. В нем борется неутомимое желание сократить последнее расстояние до Салливана, сжать его предплечье в своей ладони сильнее и резко вздернуть на ноги, чтобы хорошенько встряхнуть. Наверное, все это действо сопровождалось бы несдержанным рыком, что рассказал бы вампиру о многих вещах. Например: о все еще жрущем его изнутри голоде. Нет, он не сомневался, что Мартин был знаком с этим ощущением не по наслышке. Оно полностью принадлежало ему. Только наверняка не в дни, в которые разум его сохранял здравомыслие, а в моменты, когда серо-голубые глаза заливала багровая пелена и напарник терял связь с этой реальностью. Может быть, он мог испытывать нечто подобное, будучи загнанным в ловушку и не имея при себе донорской крови. Луису кажется, что каждый вампир хоть раз в своей жизни сталкивался с этим чувством, но оборотням оно было совсем несвойственно. Они не питались людской кровью, не вгрызались в горячую человеческую плоть для того, чтобы прокормить себя. Может быть, новообращенный молодняк, которому вообще было насрать по сути об кого точить клыки, что достались не по наследству, а были кем-то снисходительно (или не очень) подарены. Но взрослые, вполне себе состоявшиеся альфы (пусть и слегка без мозгов), совершенно точно не были подвержены этому... психозу? Дрэйк понятия не имеет, как это назвать. И что более страшно, понятия не имел, как с этим бороться.

Когда он услышал свое имя, от жопы, мягко говоря, немного отлегло. Если Салливан таки понимает кто перед ним, значит все было не так плохо, как на первый взгляд. Но мысли его все еще пребывали в хаосе и волк чувствует, как Мартин пытается успокоиться. Тоже хороший знак. Значит мозг работает и есть осознание, что если они не выберутся из этой ямы, то им будет тяжеловато. - В Аркане часто творятся странные и необъяснимые вещи. А мы тут слишком засиделись. - Луис старается улыбнуться вампиру как можно более мягче. И ведь правда, чего только не происходит в последнее время в этом городе-клетке. Признаться честно, он бы не стал удивляться ни одному из странных феноменов, которые могли бы их окружать. Даже если это сны у вампиров, которые те никогда не видели. Тем более, стоило брать в учет наличие новеньких побрякушек на их пальцах. Инструкции, так сказать, не прилагалось. О побочках они тоже ничего не знали. Оборотни имеют свойство видеть сны и не стоило игнорировать мысль о том, что это все всего лишь фантомные картинки смешения двух не слишком стабильных существ, совершенно разных ни только по своей сути, но и по происхождению. Мартин Салливан привык просчитывать десятки планов наперед когда они выбирались из дома "по работе". Луис Дрэйк привык импровизировать. Как оказалось, в делах амурных они были менее подкованы, чем в деле, которое их когда-то свело. Тут никто вообще ничего просчитывать не собирался, каждый раз принимая спонтанные и не слишком умные решения. Апогеем их неосведомленности стали парные артефакты, которые, как раз таки, и могли плавить их мозг не хуже, чем раскаленная сковородка. Но у Салливана, видимо другие мысли на этот счет.

- О, нет. Забудь о них. - Луи не сопротивляется крепко сжимающей его руку руке Мартина, но намерен заставить того оставить наручники там, откуда Салливан их достал. Это им больше ни к чему. Да и вообще, всегда было ни к чему. - Попрошу тебя достать их, когда мне захочется чтобы ты пристегнул меня ими к кровати. В остальных случаях, будь добр, избавь меня от этого. - Дрэйк пытается нервно сообразить, к кому вампир обращается в своих мыслях. Обычно он сам не отвечает на этот несвязный поток спонтанных фраз, ибо знает, что состоявшийся супруг любит поговорить сам с собой и считает по меньшей мере неприличным вмешиваться в его внутренний диалог, стараясь минимально нарушать его личные границы. Действительно благие намерения, или просто нежелание думать о том, что у приятеля, временами, явно не бывает никого дома? - Видел. - Не знает, успокоит ли это в какой-то мере Мартина, но врать было бессмысленно. Вампир прекрасно чувствует его нервозность и, наверняка, слышал как бешено билось его сердце, когда он только перешагнул порог ванной комнаты. - Признаюсь, мне еще никогда так не хотелось кого-то сожрать. - Оборотень кривит губы, все еще чувствуя стальной привкус чужой крови на корне языка. Возникает спонтанное желание сплюнуть в раковину и убедить себя в том, что он действительно никого не сожрал вот буквально мгновение назад. Но сдерживает себя, тяжело сглатывая густую слюну.

Идти к нему Салливан безмолвно отказался, но то, что тот плетется с ним на кухню - уже прогресс. Ладно, не на кухню, а в гостиную. Но эти комнаты, все равно, стена не разделяет. И Луис может видеть как вампир закуривает и устраивается за журнальным столиком, принимаясь что-то быстро зарисовывать. Дрэйк слушает его внимательно. Нечасто Мартин Салливан решает раскрыть шкаф в котором так тщательно скрывает мешок со своими скелетами. Кто знает, может и пару мешков. Но все чаще он стал закапываться в них и осторожно доставать по одному. В такие моменты оборотень старается не прерывать и не перебивать его, дабы своими вопросами не убить в вампире желание делиться чем-то внутренним и сокровенным.

- Зачем ты искал их? - Луи задумчиво рассыпает растворимый кофе по чашкам и ждет пока щелкнет закипевший чайник. Делать заварной не было никакого желания. И вообще, наверное, он бы лучше выпил холодный энергетик. Но от чего-то ему кажется, что именно горячий напиток собьет фантомный горький привкус во рту. - Я заметил, что голосов в твоей голове поприбавилось. Но меня это не пугает. - Дрэйк облокачивается на кухонный гарнитур и смотрит за своим собеседником. Тот выглядит растерянно. Редко можно застать Мартина Салливана в таком состоянии, но ни Луису Дрэйку об этом говорить. Уж в каких состояниях он его только не видел. Особенно в последнее время. Фундамент под ними в какой-то момент угрожающе пошатнулся. Во всех планах. И только то, что они всегда держались друг за друга, не позволило им упасть. Об этом стоило помнить. Ни только самому оборотню, но и вампиру. Причем второму в первую очередь. - Мне бы не хотелось чтобы в ней возникла мысль прекратить все это. Я хочу знать что с тобой происходит. И хочу чтобы ТЫ знал, что я рядом и вместе проще будет через это перешагнуть. - Луи отрывает взгляд от приятеля и разлив кипяток по чашкам, на мгновение задумывается: уместно ли сейчас будет наличие алкоголя в кофе? В его чашке - нет. Мартин же знает, где у них хранится горячительное. - Можно всю жизнь прятаться за защитными барьерами и каждый день думать: когда это все рухнет? Но проблемы это не решает. - Салливан и сам это знает, но волк считает нужным напомнить ему об этом, ставя кофе перед вампиром и присаживаясь не напротив, а рядом с ним на диван. - Но если тебя это устраивало, то в чем проблема обратиться к тому, кто снова эти барьеры возведет? У нас бы вполне был такой вариант, если бы мы не обосрались в библиотеке. Хотя Вайсс, думаю, за хорошую плату не отказался бы помочь и сейчас. - Ни денежную, естественно. Ворожей бы придумал им задачку посложнее, чтобы сам не покидать свой храм спокойствия. О его помощнике-мозгоправе и речи не ведет. Луис считал, что сойти с ума самостоятельно куда гораздо более безболезненно, нежели если они от безысходности решат обратиться к слепому магу. Этот вариант вообще не вариант. - Эта маленькая девочка твоя... "сестра"? Барьеры не давали тебе их слышать, или стая этих детей добралась до окраин Аркана? - Ложкой оборотень размешивает в своей чашке только сам кофе. Добавлять молоко и сахар в сей благородный напиток - кощунство. Собственно, и основа уже сама собой растворилась. Он просто должен был чем-то занять свои руки. Второй, к слову, тоже находится применение. Ее пальцами он пододвигает к себе блокнот, в котором до этого что-то быстро намалевывал Мартин. Сейчас Луи уже плохо помнил, какую улицу он видел во сне. Он и не присматривался особо. В тот момент его совсем немного волновала другая картина. - Может и не понимаешь. Но мысли же у тебя хоть какие-то есть по этому поводу?

Лу ловит неоднозначный взгляд Мартина и делая лицо типа: "Ну извини", разводит руками. Ну не его это от слова совсем - соблюдать тактичность в некоторых вопросах. В частности тех, которые он не считает такими уж... Как бы это назвать? Личными, чтоли? На самом деле, не знает, насколько личным мог бы быть вопрос о том, зачем Салливан искал подобных себе, но, видимо, весомо так. Чтож, в любом случае, поезд ушел. Вопрос уже задан. Дрэйк мало что знал о крысином инстинкте обращенных детей и вообще, по сути, никогда не углублялся в изучение подобного "феномена". Кажется, явление это было совсем нередкое. Каким вообще мудаком нужно быть, чтобы обратить ребенка? Заметьте, Луис говорит именно об обращении. Речи об убийстве не идет. Пожалуй, подарить столь юному человеку смерть было бы куда более милосердней, чтобы обрекать его на вечные мучения. Да, мучения. Именно так волк называет то, что почувствовал в своем сне и что осадком продолжает оставаться на его языке, даже после того, как он сделал пару глотков невыносимо горячего, крепкого напитка. Сомневается, что сам бы смог с этим жить. Каждый раз умирать от приступа такого неконтролируемого голода... Нет уж, увольте. Невольно увидишь в смерти избавление, но, черт подери, он был готов благодарить все высшие силы за то, что Мартин Салливан так не думал. Что все еще продолжает существовать на этой земле и не подумал о том, чтобы прогуляться под теплыми солнечными лучами сразу же после того, как получил свободу от своей чокнутой семейки. Сам Луи, наверное, так и сделал бы. Но воли в этом вампирском старичке всегда было хоть отбавляй. Наверное, он в их дуэте был единственным, кто ни разу не терял надежду на "исцеление". Да, Лу кается, были дни, когда он задумывался о том, что пора уговорить напарника бросить это гиблое дело, но сие помутнение быстренько катилось в небытие, стоило ему только услышать: "Ничего, попробуем еще раз". Попробуем. Сотни и тысячи раз. Дрэйк был совсем не против. Он будет счастлив, если "исцеление" станет приятным бонусом к их нескончаемому сотрудничеству. Ему начинает казаться, что жить по-другому они бы уже и не смогли. Остепениться окончательно, например. Вот так просто, по-стариковски. Но что такое на самом деле для оборотня всего 60+? Луи частенько называл себя стариком, но, по сути, таковым не являлся. Самый рассвет сил, когда юность мягко упорхнула за горизонт и ты, вроде как, чувствуешь себя уже чем-то целым и состоявшимся. Лучший период, не правда ли? И он проживает его так, как всегда бы хотел прожить. Свободным, рядом с тем, с кем ему приятно быть. Сколько бы у этого неугомонного вампира не было тараканов в голове. Теперь они все его. Самые родные и шебутные.

- Акт милосердия. - Уголок губ оборотня дрогнул в легкой полуулыбке. Нет, Луис не будет снова поднимать эту тему. Но, черт подери, он никогда не перестанет об этом думать. Потому что он не видит во всем этом логики. Вампиры, типа бездушные бесчувственные существа. Какое тогда дело Салливану вообще было до таких же детей, как он? Волк не будет отрицать того факта, что ему самому было бы насрать. Вот честно. Ему и сейчас насрать на всех этих несчастных детей. Они - чья-то дурацкая ошибка. По большей части, их родителей. В его стае щенков берегли как зеницу ока до тех пор, пока те не становились на ноги, не имели возможности защититься. Он сам вылез из-под крыла родителей, можно сказать, только тогда, когда изъявил желание (миллион раз оспоренное, но безуспешно) покинуть город под предлогом учебы. Все время до этого он продолжал оставаться под четким надзирательством и громкими нравоучениями. В какие глаза ебались предки Мартина, когда тот решил, что пободаться с вампиром - это хорошая идея, для Дрэйка все еще оставалось загадкой. Люди вообще странные существа. Магическое общество не отличалось от них ни чем, кроме как поддержкой магии и чуть более продолжительным сроком жизни. Но что уже теперь перемывать старенькие чашки и ложки? - Чудовищное дитя Салливанов, помогающее обращенным детишкам не потерять себя. Боюсь, если мы вернем тебе душу, то "плохим копом" в нашем дуэте стану я. - На самом деле, кто из них действительно "плохой коп" на данный момент вопрос был спорный. Просто Мартин научился дружить со своей жестокостью. Дрэйк же по-хозяйски сажал ее на цепь и словно ждал пока та не взбесится настолько, чтоб вырвать эту железку с корнем. - Эти голоса... - Лу передает телефон Мартину и крутит пальцами у своих висков. - Они действительно стремные. Но я никогда не искал легких путей. - Смеется, устраивая ладонь свободной руки на плече вампира. Чуть разминает мышцы, ведет дальше и касается пальцами шейных позвонков.

- Но еще больше чем эти голоса я не люблю разговоры о твоей семье. - Наверное, потому что теперь имеет полное право говорить, что он и есть его семья? Впрочем, говорить это ему ничего не мешало и раньше. Салливан прекрасно знал, как волк относится к его шнуркам. Как относится к привязанности к этой фамилии и к каждому выкидышу этой семейки, что заполонили Аркан не хуже, чем выше описанная стая крыс. И Дрэйк даже не может сказать, кто был бы более проблемный. Подростки, сбежавшие из-под крыла родителей, обросшие сотнями проблем, о которых так пекся их дедуля, или же свора, что могла сожрать добрую часть населения этого проклятого городка. С одной стороны, от вторых даже прока больше. Город нуждался в чистке. Если бы те еще умели избирательно нападать на своих жертв, а не были гонимыми тупой жаждой вгрызться клыками в податливую плоть, цены бы им не было. - Хотя, если бы ты когда-нибудь рассказал мне все с самого начала и до самого конца, может быть, мое мнение бы поменялось и я смог бы тебя понять. Но пока - нет. Извини. Твоя мать и ее Диснеевская любовь... Для меня это что-то очень далекое. - Ни то чтобы Дрэйк сейчас напрашивался на душещипательные рассказы о родственниках своего супруга, но как факт. Это, возможно, могло прояснить некоторые нюансы и доказать насколько не прав был волк все это время. Эта неприятная тема висит над ними уже очень давно. Когда-нибудь придет время ее порешать. Наверное, когда Салливану, наконец, надоест все это мусолить. Луис мог сказать за себя: ему уже давно надоело. Но у него впереди много времени для того, чтобы либо признать свои ошибки, либо продолжать давить на вампира до тех пор, пока тот к нему не прислушается. - Я вряд ли способен на "Диснеевскую любовь", Марти. - В дополнение фразы о том, что он смог бы воздвигнуть барьер подобный тому, что когда-то наваяла миссис Салливан. - Но я и не горю желанием запирать тебя в клетке, или... - Легкая отмашка в сторону ванной комнаты, где таки остались сдерживающие наручники. Вот так, прямо с кофе, что едва не переливается за край. - Или сажать на цепь как животное. Поэтому, да. Я люблю тебя, но моя любовь, явно, другая.

Луи помнил их разговор о том-самом-отце, что подарил Салливану вечность. И помнил как тот говорил, что благополучно пришил его. Волк жмется щекой к тыльной стороне ладони устроившейся на его плече и глубоко вздыхает. Не знает, кому принадлежит это настроение: ему самому, или вновь закипающему Мартину, но он старается выровнять собственное состояние. Сложно. Очень сложно для того, кто всю жизнь жил на резком выбросе эмоций. Теперь же приходится находиться в постоянном напряжении, чтобы держать хоть какой-то контроль. Тяжело, наверное, в этом мире живется существам эмпатичным. Он даже представить не может, какой хаос происходит вокруг них. Мозг закипает, принимая в себя чью-то сущность в единичном количестве, а если бы вокруг вот так фонили все, пожалуй, Луису было бы проще застрелиться, чем пытаться все это фильтровать. Сейчас же он только вздрагивает, когда Мартин решает совершить акт вандализма по отношению к их ни так давно полуотремонтированной квартирке. Бутылочные осколки рассыпаются по полу, мешаются вместе с остатками на уцелевшем донышке алкоголем. Но вместо того, чтобы рычать, он уже по привычке перехватит Салливана за руку, отберет у него кофе, опуская тот рядом со своей чашкой на столик и не терпя никаких возражений, прижмет к своему боку. - Когда-нибудь кто-нибудь из наших соседей стукнет на нас копам и парой-тройкой трупов законников в этом городе станет больше. - Он хмыкает и прижимается губами к виску приятеля, зарываясь носом в его волосы. - Пока над нашими головами висит барьер, единственное, что может взрывать наши мозги - это подобные кошмары, но к ним можно привыкнуть. Даже если твой папаша жив, он не доберется до тебя здесь. - Но это же еще не все, да? - Если же апокалипсис таки не случится, я согласен помочь тебе завершить то, что ты когда-то не закончил. Пришьем ублюдка, его стремный выводок и будем наслаждаться долгожданной тишиной. - Даже если ты не просишь меня об этом. - А пока, если почувствуем, что наша крыша засвистела шифером, закинемся каким-нибудь ведьминским пойлом из проверенной лавочки и подождем.

Луис усмехается. Он знал, что Салливан не станет разговаривать о своей семье. И, тем не менее, волк хотябы попытался. Наверное, это все же та тема, которая никогда не будет выдвинута на первый план и не обсудится настолько, насколько хотелось бы Дрэйку. Значит... Мартина вполне устраивало такое положение вещей? Его устраивало из раза в раз биться из-за этого с напарником лбами и молчать, молчать, молчать. Устраивало, что Луис бесится и нихуя не понимает. Устраивало, что ненавидит всех и каждого вокруг него и, чего уж греха таить, бесконечно мечтает о том, чтобы они куда-нибудь потерялись. Пусть и ни его руками это будет сделано. Просто исчезли из их жизни и больше не появлялись. Пусть дурными отпрысками занимается кто угодно, но не их от чего-то любящий их абсолютно трахнутой в голову любовью дед. Еслиб за подобные вещи можно было помолиться какому-нибудь богу, Луис Дрэйк внезапно обратился бы в самую страстную веру. Но надолго ли хватит его запала? Сейчас в нем еще горит это желание разобраться, но он чувствует, что еще немного, и эта злость врастет в него корнями, залезет под корку и приживется там как родная. И уже не будет в нем этого желания узнать больше. Оно просто испарится за ненадобностью. И когда Салливан, наконец, решится выдавить из себя хоть что-то, оборотень просто скажет: "Мне все равно." И все. Тогда Мартин, как и хотел этого, сможет выдохнуть и больше не услышит просьб и наводящих вопросов. А потом вспомнит насколько были прекрасны времена, когда эти вопросы еще существовали. Несомненно. Поистине удивителен чужой разум. Безразличия в нем в одно мгновение может стать настолько же много, насколько сейчас имеется теплоты, внимания и желания что-то поменять. И пока Мартин снова обращается к своим разрисованным бумажкам, Луи цепляет кружку с кофе и делает из нее пару глотков. Он тоже ничего не скажет. Тоже промолчит в этот момент. Ибо какой смысл? Все, что хотел, он уже сказал. Мартин вообще частенько вел себя так, словно некоторых его фраз и не слышит вовсе. Ни то, чтобы это было обидно. Скорее, Дрэйк быстро к этому привык. Он часто говорит с пустотой не получая никакой реакции, или принимает что-то на уклончивые отвлеченные темы. Ну и ладно. Ни так велика эта проблема, насколько велик усилившийся в их головах шум. Хотелось бы избавиться от него как можно быстрее и усталые слова со стороны напарника о том, что они обязательно доберутся до его некровного (или таки кровного в данном случае) папочки, звучат весьма обнадеживающе.

- По идее тебя вообще не должны беспокоить сны, да? - Луи пожимает плечами, чувствуя, как горло снова неприятно стягивает. Он делает еще глоток подостывшего напитка и прочищает горло. Что им делать теперь? Как оборотень понимал, в Аркане создателя вампирской своры не было. А "перепрыгнуть" через барьер их дуэт не способен чисто физически. Да никто, собственно, не способен. Кроме тех, кто этот барьер в свое время воздвиг. Сдерживание какого-то невхерственно сильного темного мага это, конечно, замечательно. Город полнится слухами, хаосом среди жителей, но, к слову, ничего конкретно об Александре Блэке и его "злодеяниях" слышно вообще не было. Если тот и восстал из своего склепа, то, видимо, либо решил по-дедовски где-то отсидеться, предварительно облобызав своих родственничков. Либо поржал над поднявшимся кипишем и решил что слишком стар для всего этого дерьма. При таких обстоятельствах, не удивительно, что многие ставили под сомнение действия здешних охранников, так сказать, спокойствия. Относительно спокойно в Аркане было до того, как всех тут заперли в одну большую клетку, которая от чего-то с каждым днем становилась теснее. Логики во всем этом Луи не видел. А объяснять ему никто ничего не торопился. Имелся ли здесь вообще человек, который был в курсе, что к чему и почему - тоже большая загадка. Но ничего же не делается просто так, да? Какой-то смысл во всем этом должен же был быть?

На немую просьбу вампира сгонять до холодильника за пакетиком донорской крови реагирует так, будто та была произнесена вслух. И только дойдя до места, где гостиная плавно перетекает в кухонное помещения ловит этот странный диссонанс. К этому вообще возможно привыкнуть? На самом деле, жаловаться было не на что. Таким образом им стало куда гораздо проще понимать друг друга. Тот самый случай, когда выражение: "мы понимаем друг друга без слов" выходит на новый уровень и поспорить с ним весьма сложно. Все это, конечно, очень круто. Круто, если не брать в учет тот факт, что как только заветный пакет оказывается в волчьей руке, в груди зарождается практически неконтролируемое желание в ту же секунду вскрыть упаковку и приложиться губами к ее уголку, чтобы снова ощутить тот самый привкус на языке, который был у него когда он только раскрыл глаза после беспокойного сна. И плевать, что вкус этот был тошнотворным и невероятно неприятным. Что заставлял желудок скручиваться в неприятном болевом спазме и призывал оставить душу подле белого друга. Почему-то сейчас оборотню казалось, что нет ничего более правильного, чем эти мысли. И, уж тем более, нет ничего более правильного чем то, что он сделает вслед за этими мыслями. Луис старается дышать реже, чтобы даже не представлять как может пахнуть густая алая жидкость, заключенная в вакуумную пачку. Он бросает беглый взгляд на Мартина и быстро возвращается в гостиную, чтобы отдать ему пакет. Но как завороженный смотрит за тем, как вампир вскрывает тот и прикладывается к нему, стараясь избавить себя от голода. Становится ли легче? Нет. Ну, может быть, немного. Дрэйк испытывает по поводу всего этого весьма двоякие чувства и его это лишь слегка напрягает. Пока еще не выводит на состояние паники. Вообще он, в принципе, держится молодцом. На самом деле, все это было странно. Еще совсем недавно он думал о том, что творящийся вокруг них хаос разрушает его. И с каждым днем становится только хуже. Теперь же он понимал, что чем больше разрастается окружающий их бедлам, тем отходчивей и уравновешенней он становится. Выглядит крайне подозрительно и заставляет кое о чем задуматься: ни похожа ли вся эта ситуация на отход волны перед цунами?

- Не так плохо? - Луи не сдерживает смешка. Если уж Мартин говорит, что тогда все было относительно неплохо, то что может быть еще хуже? Оборотень старается реже вспоминать то крайне солнечное утречко. Тем не менее, память о нем все еще слишком свежа. Забыть о таком ему вообще кажется чем-то нереальным, потому что лично он помнил все. Все от кроваво-красных невменяемых зрачков своего нынешнего супруга, до своего собственного загнанного дыхания, когда ему пришлось пробежать не дюжее расстояние в поисках того неизвестно где и неизвестно как. Чудо. Вот что помогло ему в то утро. Он даже не сетует на интуицию и не козыряет пресловутой связью напарников. Просто им действительно повезло в кои-то веки. - Я бы не сказал, что ты находился в сознании. - Взгляд скользит по оставленному на столе пакету. По разрисованному Мартином листу бумаги. Интересно, место, которое они оба видели во сне, существует где-то на самом деле? Действительно ли они оба смотрели глазами мелкой вампирской девчонки, что вместе со своей стаей разорвала какого-то несчастного, утащив в один из темных переулков города? - По крайней мере до тех пор, пока ты не попробовал мою кровь. - В этом, собственно, Луи был виноват сам. Поэтому зла на Мартина не держал ни тогда, ни сейчас. Сейчас это вообще превратилось в какую-то ненормальную разновидность удовольствия. Но Салливану об этом знать необязательно. - А еще, вроде бы, проклятая кровь вправила тебе мозги? Только за нее теперь пришлось бы торговаться ни с магом, а с Рейнардом. Рейнард любит хорошие сделки. Особенно в свою пользу. Но ни в этом случае. Он еще... Никогда не смотрел на меня ТАК. - В голосе звучит едва уловимая нотка обиды. Вообще, их с Хельсоном сотрудничество всегда строилось на разговорах и взаимопонимании. Дрэйк действительно доверял лису. Мог ли он доверять демону теперь, Луи не знал. Их последняя встреча состоялась в Пандемониуме. А дальше: ни звонков, ни переговоров. В последнюю их перепалку Луис Дрэйк нашел в себе остатки чего-то такого неоднозначного, чтобы задавить собственную гордость и переступить порог чужого кабинета для прояснения ситуации. И ему наивно казалось, что теперь очередь лиса сделать хоть что-нибудь для поддержания их отношений. Но время идет и тишина затягивается. Значит, ни так уж все это демону и нужно было, да? - Может как вариант попробовать найти кого-то с таким же... "недугом"? Мало чтоли "фокусников", которые по жизни облажались? - Идея сама по себе не плоха, но где таких искать? Вряд ли они афишируются. Таких только по запаху искать. Но и шнырять по улицам вот с такой целью будет как-то... странно что ли. Даже учитывая, что теперь оборотню известно как такие кадры пахнут. - Я много чего не понимаю, Мартин. Моя жизнь всегда была попроще твоей. Но я не вижу повода говорить: "Это все. Край. Вилы." У нас с тобой всегда все было не просто. Может быть на этом всегда и держались наши отношения, кто знает. - Луи ставит пустую чашку на стол и откидывается на спинку дивана, как-то грустно оглядывая стены их общей квартиры. - Тем более, тебе необязательно искать в этих голосах себя. Достаточно найти в них мой голос.

Луис снова закидывает руку на плечи вампира, когда тот, казалось бы, неосознанно жмется к нему. Такие порывы не сказать бы, что стали привычными, но на фоне последних событий происходили чаще, чем обычно. Хотя, чего греха таить, его тактильности за последний месяц хватило бы с верхушечкой, чтоб закрыть этот пунктик за весь прошедший год. С близостью у вампира дела обстояли совсем уж паршиво. Но оно и понятно. Тот столько лет старался отгородить себя от любого вида связей, что не мудрено было вообще забыть о наличии таковых. Чтож, Луи, по сути, стал тем, кому было не впадлу изо дня в день напоминать старику вампиру о том, что если кого-нибудь потрогать, то можно заработать ни только психоз на фоне нарушения своих и личностных границ, но и долю своеобразного удовольствия, если человек (или не совсем человек) тебе в какой-то мере приятен. Благо, сам оборотень таких проблем не испытывал. Его не слишком парило, когда кто-то нарушал его границы и уж тем более не парило становиться нарушителем самому. Он много лет бился в высокую крепкую стену под именем Мартин Салливан и, как говорится: "Терпение и труд все перетрут". Ему удалось выбить эту брешь, а дальше все пошло если и не по маслу, то более уверенными шагами. И он не жалуется, нет. В некоторых вопросах даже он бывает весьма терпелив. Наверное за это ему стоило поблагодарить свою настойчивую, абсолютно несговорчивую мать? Та, если задавалась какими-то целями то шла твердо и напролом. Ее слово всегда было последним. Ее мнение всегда было верным. Ее упорство было побеждено только одним существом на этой планете. Ее собственным сыном, который смешал в себе бешеный коктейль из двух совершенно разных личностей и превзошел обоих родителей в своей упертости вдвойне. Им просто приходилось ему потакать, ибо по-другому так называемый бунтарь на контакт не шел. Ну если только изредка. С отцом. И то, только потому что тот позволял ему чуть больше, чем слишком строгая в своих взглядах волчица. Кто теперь знает, чье воспитание повлияло бы на него более благоприятно и выигрышно в отношении стаи. Слишком много воды утекло, чтобы теперь во все это углубляться и пытаться выяснить кто был прав, а кто виноват. Все случилось так, как случилось. И его присутствие здесь, а не в Аанакортесе уже вряд ли будет кем-то осуждаться. В этом просто не было смысла.

- Прости? - Луис удивленно вскидывает брови, когда Марти просит его не упоминать в их разговорах демоническую лису. Вот это, определенно, было уже чем-то новеньким. На какой-то момент волк даже слегка теряется, не зная как реагировать на подобную просьбу. Учитывая, что с Хельсоном они сотрудничали довольно тесно даже находясь в дуэте, учитывая, что в последнее время это происходило с завидной периодичностью... Как-то задача выполнить сию прихоть переходила в ранг особо сложных заданий. Слишком много событий было подвязано к выше упомянутому кадру. Впрочем, Луис Дрэйк не был бы Луисом Дрэйком, если бы не возвел такую просьбу в уровень каламбура и хотябы не подумал про себя, что отныне будет называть своего демонического приятеля: "Тот-кого-нельзя-называть". Интересно, на сколько по пятибалльной шкале оценил бы такую находчивость вампир и как скоро бы они снова решили разбить в кровь друг другу лица? Пожалуй, сегодня от такого соблазна волк готов воздержаться. Потрясений уже хватило. Но не сказать по этому поводу вообще ничего, он просто не мог. - Хотелось бы увидеть заранее оглашенный список тем на которые мне запрещено говорить. Оформи по возможности и вложи под магнитик на холодильнике. Ознакомлюсь на досуге. - Кивает с совершенно серьезным выражением лица, но от вампира вряд ли уйдет нескрываемое раздражение в голосе. В конце концов, в каких бы отношениях Салливан не был с демоном, тот всегда был и остается частью жизни Луиса. И хочет тот, или нет, разрывать их сотрудничество своими собственными руками Дрэйк не намерен. Что же касается разговоров... Чтож, с таким же успехом он бог бы сказать, что не желает вообще ничего слышать о семье Мартина. Особенно в контексте: "Они есть моя семья". Но, опять же, накалять обстановку у него не было никакого желания. В данной ситуации им вообще стоило вести себя сдержанно. Они и без фона в башке были не слишком адекватны, а тут вообще в добрый путь и поминай как звали.

Но вдруг разгоревшееся пламя раздражения гаснет в волке так же быстро, как и вспыхнуло. Стоит только перевести тему и погладить, так сказать, не против шерсти. Ему нравится, что Мартин действительно поддерживает его мысль о том, что пока их разумы связаны, хотябы с некоторыми вещами бороться им станет проще. Значит доверяет. Значит надеется на него. Такие мелочи жизни как бытовуха, конечно, тоже важны и занимают отдельный ящик со скелетами в их теперь уже общем шкафу. Но проблемы перед ними сейчас стояли более существенные и не могло не радовать, что хотябы в их решении они поддерживались обоюдной теории. Становится легче. Становится проще дальше воспринимать информацию адекватно. Им бы даже удалось снова выйти в мирное русло, но свет в комнате внезапно погас, а дальше произошло нечто такое, что, в принципе, подходило под описание выше указанного апокалипсиса. Как-то слишком резко оказавшись под Салливаном, Луи успел подумать только о том, что даже не заснимет этот прекрасный момент на свою трубку. Хотя, по классике жанра, как раз дисплей своего телефона должен увидеть каждый уважающий себя долбоеб перед тем, как скинет тапки. Что же видит перед собой волк? Лицо любимого человека. Значит не такой уж он долбоеб, не правда ли?

Кратковременная яркая вспышка несет за собой лишь приторно сладкий магический туман и учащенное сердцебиение. И, все таки, испугаться он успел. Возможно только лишь потому, что до сих пор чувствует себя живым, но факт остается фактом. Сквозь свое шумное прерывистое дыхание слышит привычное чертыхание со стороны напарника и как-то бездумно ощупывает его бока, уверяя себя в том, что все еще находится в той реальности, в которой находился и до этого. Он все еще тут, на диване в их общей гостиной. Не дает вампиру схватиться за телефон, потому что в этот раз не терпя никаких возражений (впрочем, как всегда, когда ему это особенно нужно), прижимает его в крепкой хватке к себе, выдавливая из себя сиплое: - Да. - Действительно цел. И, кажется даже невредим. Напуган "слегка". Но это все мелочи. - Я даже знать не хочу, что это только что было.

Луис ощущает себя по меньшей мере странно. Впрочем, наверное это его нормальное состояние последние пару-тройку месяцев. Может быть и больше. Как-то случайно потерял счет времени. Он пребывает в состоянии среднестатистического ахуя практически постоянно. Редко выдавались дни, когда разум мог спокойно пукнуть и изобразить для себя иллюзорную картинку мнимого отдыха, но волк особо-то и не жаловался, да? Его в принципе все устраивало, о чем он частенько напоминал своему приятелю. Собственно, судя по выражению лица, тот тоже находился в, мягко говоря, состоянии ничего не понимая. Где-то на фоне звякнула очередная магическая сфера и наверняка загадила близ стоящие предметы. Не самая большая проблема на повестке дня. Снова этот шум. Буквально разрывающий черепную коробку. Луи зажмуривает глаза и пытается сконцентрироваться на чем-то другом. На своем собственном сердцебиении, на тихом тиканье часов, да на чем, господибожеблядь, угодно, лишь бы не слышать шума этих странных потусторонних голосов. К этому можно привыкнуть. К этому можно привыкнуть. К ЭТОМУ МОЖНО ПРИВЫКНУТЬ! Нет.Блядь, к этому нельзя привыкнуть! Это странно, это стремно и это невыносимо. И самое хреновое, что Луис не знает, как с этим бороться. Он ничего не может с этим сделать. Он не может просто взять, вломиться в голову к Мартину и закричать: "Хватит!". Потому что даже если сам приятель услышит его, то те, кто постоянно призывают его вернуться в "семью" - нет. Дрэйку уже начинает казаться, что это не прекратится. Но внезапно все стихает. Просто буквально в один момент. Он снова открывает глаза и ловит поплывшим взглядом мерцнувшую лампу. Только потом переводит взгляд на лицо нависшего над ним Мартина. Вот багровый оттенок в одном из его глаз он улавливает четко, как никогда. Тем не менее унимает в себе мгновенный порыв вцепиться в чужой подбородок, когда слышит вполне себе здравый рассудок в словах Салливана.

Подходить к окну сейчас не кажется волку хорошей идеей. И все-таки он поднимается за приятелем. Может быть, не испытывая такой же уверенности в правильности действий. Но глоток свежего (если его можно так назвать) уличного воздуха вносит какую-никакую, но отрезвляющую нотку в голову. Раскинувшийся перед ними пейзаж кажется Луису вполне обыденным. Если не учитывать обеспокоенно снующего по улице народа. Во многих окнах, вопреки тому, что в своих правах все еще стояла ночь, зажегся свет. Район не хило так тряхнуло и они ни единственные, кто это заметил. - Ничего... - Дрэйк непонимающе пожимает плечами, стараясь высмотреть хоть какой-то подвох. Ему ли после произошедшего в Арканской библиотеке не знать, как именно выглядит и ощущается большой выброс магической энергии? Сейчас было нечто похожее на это. С тем лишь различием, что тогда дух в чужом теле желал разнести все на своем пути и по своей силе не был таков, как этот. Луи даже не знает, как это правильно объяснить. Но ЭТО точно не желало никого убить. Потому что дышать вдруг стало... Свободней?

И только после слов Мартина приходит осознание. Сначала нечеткое, поверхностное. Взгляд его направлен теперь в глубокое, темное, звездное небо. Сколько времени он не видел его таким? Он совершенно потерял счет этого времени с тех пор как барьер накрыл их головы и звезд практически не стало видно. Все вообще исчезло. Мир по ту сторону стал настолько далеким, что проще было вообще забыть о нем, нежели думать, что когда-нибудь еще удастся покинуть проклятый город. Искать какой-то выход было совершенно бессмысленно. Смысл магической тюрьмы - сдерживание какого-то до пизды сильного ферзя. Обычные жители ему и в подметки не годились. А значит выбраться для них не представлялось вообще никакой возможности. Да, воря обладали весьма интересным артефактом, который смог бы перенести за стену хотябы одного из них. Но кто знает, как вообще работала эта хренова штука и разрешила бы она пройти сквозь себя таким способом. Рисковать никто из них не стал. Да и сам Луис, навряд ли, согласился бы оставить Аркан, если бы Мартин Салливан не имел возможности уйти с ним. Но теперь эта проблема решена. Не верится, но стены действительно нет. Волк так часто думал о том, что бы сделал, если бы подобное случилось. У него была масса мыслей, масса желаний, а теперь, вглядываясь в никуда, он просто не мог собраться. Бежать? Но куда? У них была цель, но не было ни плана, ни наметанного пути. Луи не знал что делать и куда им двигаться. В таких вещах обычно был осведомлен Салливан. А он просто наступал ему на пятки, волочась следом, куда бы тот не пошел. В какое бы очередное пекло не вздумал броситься. Но сейчас он слышит в голосе приятеля растерянность, когда тот обращается к нему по имени. Дрэйк переводит свое внимание на него и какое-то время всматривается в бледное лицо вампира.

Что будем делать теперь?

Лу повторяет про себя этот вопрос. Снова и снова. Будто это должно было помочь ему принять какое-то решение. Он прислушивается к внутреннему голосу Мартина, желая найти ответ у него внутри. Чело хочет вампир? Пусть только скажет. Пусть только даст намек. Пусть сделает хоть что-нибудь и тогда Луис будет знать ответ. Так было всегда. Он привык к этому. Привык безоговорочно следовать за напарником туда, куда укажет его рука. Но задумывался ли он когда-нибудь о том, чего хочет сам? Что важно именно для него? Чего бы он хотел? Хотел конкретно для себя. Наверное, он хотел бы...

- Собирай только самое нужное. Быстрее. - Возможно, сейчас он делает неправильный выбор. Но, как уже и было сказано, Луис Дрэйк никогда не искал легких путей. И сейчас он понимал, что если они хотят двигаться дальше, то в первую очередь, они должны были избавиться от шума в своих головах. Он не обещал, но сказал Мартину, что они найдут его "отца" и за свои слова он всегда ручался. Пусть они не знают пока куда им двигаться. Но первое, что они должны были сделать, это выйти за охват барьера. - Если падение барьера - это ошибка стражей, то они будут искать, как ее решить. Это дает нам время выйти за его пределы. - Дрэйк отходит от окна и цепляет за собой замешкавшегося вампира, призывая действительно действовать побыстрее. Отсутствие защиты, которую они ранее называли тюрьмой влекло за собой немало не совсем лицеприятных последствий. До этого город был скрыт от мира простых смертных. Теперь же в его наличии станут заинтересованы многие. Охотники стекутся сюда быстрее, чем сверхи успеют покрыть свои дома защитными заклинаниями и скрыться за артефактами. Сложно сейчас было говорить какую опасность нес за собой Александр Блэк, но в опасности тех, кто обладал священным оружием и серебряными пулями Луис не сомневался. Они и раньше прорывались сюда. Сбитыми абы как компашками. Но если они соберутся в достаточно слаженную и сильную группу... Смешно здесь не станет вообще никому. - Не будем останавливаться в мотелях. Слишком много глаз сейчас будет направленно в эту сторону. - Тогда, куда? Волк на какое-то мгновение останавливается, задумываясь. В его руке - старый походный рюкзак. А в одном из его карманов - ключи. Ключи, которые, в принципе, могли стать неплохим выходом из сложившейся ситуации. Но готов ли он вернуться туда? Насколько? Сколько им понадобится времени для того, чтобы подобрать свои ресурсы и построить какой-никакой план? - Бывал когда-нибудь в Анакортесе?