Электронные часы Луиса Дрэйка (да, с некоторых пор, механические он не носит), тихо пропищали о том, что время перевалило за полночь. А он, по обычаю держа в руке банку энергетика, совсем не по обычаю стоит перед входом самого знаменитого в Аркане ночного заведения в компании по-хозяйски опустившего ладонь на его талию высокого, привлекательного итальянца. Как он докатился до такой жизни - спросите вы? История весьма интересная.

Рейнард Хельсон всегда был таким. И Луи не будет скрывать, что повелся на эту игривость еще тридцать лет назад. Тогда у него вообще был какой-то особенный период меняющих жизнь знакомств. С той лишь разницей, что с Рейнардом, в принципе, ничего не поменялось. Им пришлось выйти на уровень мгновенного доверия еще тогда, в Таусенде. Луису пришлось. Демон, собственно, мало что терял, если бы решил его подставить. И он мог бы, но не стал. Ни тогда, ни в любой другой раз, когда им доводилось пересекаться по той, или иной причине. Им удивительно быстро довелось сработаться. Может быть, потому что если им приходилось делать что-то совместно, каждый из них был занят своим делом. Дело лиса было - не высовываться и прикрывать его спину. Дело волка - пачкать руки и не разглашать информацию о том, что работал он не один. А еще, не давать пачкаться своему напарнику. И такой расклад устраивал их обоих. До тех пор, пока судьба не свела их в Аркане. Аркан, черт бы его побрал. Он действительно бил лбами всех, кто сюда попал. Старые и новые знакомые, внезапно, могли полностью перекроить свои отношения и превратиться из друзей во врагов. Дрэйу удалось ощутить это на своей шкуре неоднократно. Он был в прекрасных отношениях с братом до тех пор, пока они не пересеклись в Аркане и все не пошло по пизде. Он имел возможность, временами, возвращаться в Анакортес, пока купол не накрыл весь город непробиваемым магическим барьером. А еще, имел возможность позвать того же Рейнарда Хельсона на кружку кофе, не опасаясь того, что тот может внезапно психануть и выкрутить ему пару болтов в голове. Нет, ну ладно. Это был ни страх. Это небольшое сомнение, которое крепко придавливало к земле желание продолжать безоговорочно доверять демонической сущности. Ведь до Аркана таких мыслей в его голове даже не возникало. До чертового случая в примыкающем к городу лесу. Но ведь этому у него нашлось оправдание. Рей не знал. Просто... Они с Салливаном уже давно что-то не поделили. Возможно, даже задолго до рождения самого Луи. И его существования в их жизнях, недостаточно для того, чтобы он стал большим таким перевалочным мостом, на котором можно было бы поговорить не желая отгрызть друг другу пол лица. А Луис... Луис, честно признаться, начинал от этого уставать.

Веру в лучшее из Луиса Дрэйка выжить очень сложно. Он оптимист по жизни. Правда, временами, слегка страдающий паранойей и кратковременными депрессиями. Собственно, жить ему это не мешает. Может быть, именно из-за этой части характера Мартин Салливан когда-то разрешил ему остаться рядом и помочь себе в исполнении одной такой небольшой мечты.  Мечты, реальностью от которой ни то что не пахло, даже слегка не веяло. Но ведь он продолжает верить, да? Да. Что тогда ему мешает поверить в Рейнарда Хельсона? Вполне себе таки реального и ощутимого. В его... дружбу? Да. Луи действительно думает, что они друзья. Даже после всего произошедшего. Дрэйку хватило духу, чтобы простить лису его охуительный проеб, но хватит ли самому лису духу на то, чтобы это оценить - уже немного другой вопрос. Вот в этом волк уже начинал сомневаться. Мало того, что в его воспаленную голову забралась одна неутешительная мысль по поводу такой вот дружбы, так еще и милая секретарша на входе в центр, в котором обосновался выше указанный демон, значительно подлила масла в огонь.

Луис почувствовал себя действительно уставшим от таких вот натянутых отношений, когда девушка сказала, что мистер Хельсон отсутствует и "выкатила" перед дуэтом на столешницу красивую коробочку, предлагая положить посылку для демона туда и валить нахрен с ее глаз. Нет, она была предельно вежлива, но во вдруг взбешенном мозгу Дрэйка это прозвучало именно так. Первая его мысль была прорваться в помещение с боем. Это как перепрыгнуть через турникет в метро в каком-нибудь большом городе, с тем лишь различием, что там бы тебя просто отпиздили дубинками, а здесь, скорее всего, пизды тебе дадут пара-тройка боевых магов, пришедших на зов красной кнопки. В ее наличии оборотень не сомневался. Видимо, выражение его лица говорило само за себя. Девчушка как-то резко стушевалась и запустила руку под стол. И от чего-то он был уверен, что ни для того, чтобы поправить съехавший кружевной чулок, бесстыдно выглядывающий из-под еще более бесстыдной короткой юбки. Естественно, оставлять книгу вот так он был не намерен. И дело ни в банальном неуважении со стороны заказчика. Дело в том, что эта гребаная макулатура чуть не стоила жизни ему и Мартину. К слову, вот тут и наступала минутка размышлений о том самом "сомнении" и мыслей по поводу сомнительной дружбы. Вот это отсутствие, как подтверждение того, что Хельсон и не собирался встречаться сними лично уже изначально. Не потому что боялся. Но потому что ему было влом оправдываться объясняться. За что? За то, что был в курсе, что ворожей приютил в своем теле пассажира из другого мира. Может быть, именно по этой причине и не сунулся в библиотеку сам. Может быть, именно по этой причине взял с них обещание, что никто из магов не пострадает. Мол: не будите лихо, если оно тихо. Чтож... Лихо решило пообщаться с ними само. Но, спасибо. Если бы Лу вовремя не остановил себя, будучи связанным контрактом и сломал пацану с сюрпризом запястье, тот, совершенно точно, не стал бы играть в благодетеля борясь за устои наставника и их жизни. Сплясал бы с захватившим разум мага какой-нибудь шаманский танец и устроил жертвоприношение в угоду сатане и тому, кто разнес библиотечное помещение по щелчку пальцев. Потом сказал бы Ронану, что они первые начали. А тот простил бы его. Потому что о его великодушии стоило бы сложить пару песнопеных легенд.

- Нет. Мы вернем книгу Ронану Вайссу, если Хельсона здесь нет. - Луи произносит имя стража тише, чем обычно, невольно задумываясь о том, что в заведении подобного типа вообще не стоило бы произносить подобных имен, будучи... Будучи почти без прикрытия, если уж на то пошло. Вокруг было столько вампиров, что даже ему, испытывающему некую слабость к представителям данной расы, становилось как-то не по себе. А, может быть, дело было в самой обстановке. Оно, знаете, будучи в теле огромного, почти двухметрового раскачанного альфы, как-то поуютней чтоли. Мало у кого возникло бы желание даже посмотреть в его сторону криво. А тут все как-то резко изменилось. И либо его собственная паранойя сейчас ебала в голову, либо, действительно, он периодически ловил на себе странные раздражающие взгляды. - Да. Выпить не помешало бы. - Если и не для смелости, то точно для повышения градуса алкоголя в теле и понижения градуса напряжения в голове. - Часто здесь бывал? - Волк перехватывает предложенный ему стакан с виски. Признаться честно, разбавлять этот благородный напиток было не в его вкусах и Салливан об этом знал. Но кому как ни ему было знать, что в ЭТОМ теле напарник набирается раза в три быстрее, чем обычно. Вот и настал тот момент, в котором действительно чувствуешь себя подростком. Тебе не продают сигареты, алкоголь и твой взбешенный гормонами организм кричит, когда крайне непотребно сексуальные итальянцы спаивают тебя в клубе и обнимают нескромно у всех на виду.

Алкоголь обжигает горло. Неожиданно. Градуса там оказалось больше, чем Дрэйк мог бы представить. Все для клиентов, спасибо. Можно было не разводить вообще, чтобы не вводить его в заблуждение. Тогда бы, может быть, он развел своего сопровождающего себя папочку на лимон, щедро посыпанный кофе и хотябы закусывал. - Ни в его духе. Возможно, действительно нарисовались какие-то дела. Но я бы не оставил книгу ни секретарю, ни бросил бы в почтовый ящик. Она слишком дорого нам обошлась. Гораздо дороже, чем задаток, который он нам заплатил. - Рядом присаживается какой-то незнакомый вампир. Он даже не смотрит в их сторону, но Луис настырно двигает стул в сторону Мартина и склоняется к нему ближе, прижимаясь щекой к щеке. Так и слышно лучше и само по себе спокойней. А о приличиях тут вряд ли вообще кто-то задумывается. Ни в каком клубе и никто не задумывается. - Лесные ягоды? - Луис растягивает губы в улыбке и склоняет голову, чтобы немного отстраниться и посмотреть в глаза сидящего с ним мужчине. - Да, так пахнет потерянная нами лисица, а вот ты, Маттия, - Он специально делает особенное ударение на фейковом имени напарника. - Пахнешь ревностью. Мне нравится.

Дрэйк снова прикладывается к своему стакану и вытягивается, чтобы окинуть взглядом помещение. Слишком много нелюдей. Слишком много запахов. Некоторые из них настолько резкие, что тот перестал принюхиваться почти сразу же после того, как они вошли в клуб. Даже если Хельсон здесь, но находится не поблизости, Луи вряд ли сможет его почувствовать. Им, все равно, придется обойти все помещение, чтобы убедиться, прежде чем свалить отсюда. И, тем не менее, отставляя от себя выпивку, Луи старается. Когда-то ему удалось почувствовать Мартина в огромных угодьях Аракана, а тут - всего лишь стоит перебрать кучу чужих запахов и зацепиться за один знакомый. Или... Два?

- У нас... Проблемы. - Луи приподнимается на стуле и бросает взгляд в сторону вип зоны. Снова принюхивается и, черт возьми, просто не может поверить в это. Там, на одном из диванчиков, скрытом полупрозрачной темной занавеской, действительно был тот, кого они искали, но пришел он сюда не один. А, может быть, пришел и один, но позже компанию ему составлял человек. Если быть точным - маг. Маг, чья кровь прогнила так, что спутать ее запах с чьей-либо другой было просто нереально. И Дрэйк снова склоняется к своему спутнику, хмуря брови как-то совсем невесело. - Вип столик практически самый дальний. Тот, который хреново просматривается из зала, но, скорее всего, как раз таки зал с него как на ладони. Хельсон не один. - А смысл молчать? Они таки собрались отдать лису книгу и поговорить с ним по-душам. Как раз, эта затихарившаяся там парочка, скорее всего, не имела еще сопровождающих на другой стороне П-образного дивана и местечко для Луи и Мартина там найдется. Так что, вампир все равно все узнает. - С ним ученик Вайсса. Интересно, папочка в курсе, где и с кем он трется?

Маркусу кажется, что это какая-то дурацкая шутка. Что Рейнард на что-то на него обозлился и теперь играется с его больным восприятием по средствам иллюзорного вмешательства. Эмон пытается сконцентрироваться. Снова, снова и снова. Слишком много людей вокруг. Слишком шумная атмосфера. Слишком знакомы ощущения, которыми пропитан каждый уголок этого помещения. Он бы сказал... До боли. Где-то у пульсирующей артерии на шее. Марк запускает руку под широкий капюшон и дрожащими пальцами прикасается к своей коже. А под ними - ничего, кроме легкого фантомного ощущения. Отголосков его собственного, прошлого. И, снова, прислушаться.  Специально ближе подсесть к своему спутнику, соприкоснуться с ним плечом, чтобы ему было проще прощупать чужой эмоциональный фон. Ровный, не раздраженный. Чистый. В нем ни единого намека на то, что Хельсону вдруг приспичило поиграть с его разумом. Да и откуда ему вообще было знать? Нет, Маркус говорил ему о том, что когда-то верил в спасительную эйфоричную негу. В ее абсолютную, безоговорочную способность отключать душевную боль и привносить в жизнь новые краски. Это головокружительное ощущение, когда ты находишься на грани жизни и смерти и полный провал в сознании, несущий за собой лишь оглушительную темноту. Ту, в которой нет ничего. Ни боли, ни мыслей. Ты чувствуешь себя кем-то другим. Чем-то другим. Невесомой тонкой материей, независящей от привычного потока жизни. Ты идешь по другому пути. Гладкому, тягучему и... Твоему? Да, тебе действительно кажется, что ты двигаешься в правильном направлении, ведь это тот момент, в котором ты не чувствуешь ничего, кроме пронизывающего тело удовольствия. Только истинный гурман способен оценить этот самый порог, когда одна секунда перебора и ты обескровлен настолько, что твое сердце вот-вот остановится. Секунда и все. Нет больше никаких дорог. Нет больше никаких препятствий. Нет больше боли. Потому что тебя самого уже тоже нет. Ты мертв. И вот, живительный вдох, когда чужие клыки выходят из кожи, а холодный палец давит на вскрытую артерию. А на ухо тихое: "Дыши". Дышишь. Коротко, сбито, но дышишь. В голове туман, в глазах муть, а кости вдруг ломает как под многотонным пресом. Закончилась эйфория. Да здравствует реальность. Ты снова в жопе. Сегодня ты здесь уже ни гость, а легкая добыча для тронутого переборщика. Найди в себе силы чтобы подняться и выйти из этого места до того, как будешь перехвачен за руку тем, кто пришел сюда не расслабиться, а убить. Страшно? Нет. Твоя душа уже мертва.

Будучи полностью сконцентрированным на своём спутнике, Маркус вдруг чувствует чужое внезапное, но не долгосрочное волнение. И, тем не менее, от чего-то неосознанно подхватывает его, ловя себя на неприятной дрожи, скользнувшей в районе затылка. Но привычное спокойствие возвращается к нему так де быстро, как и до этого его покинуло. Фон Рея становится гладко ровным и без шума. Слишком сильно здесь шумит только бомбящая из динамиков музыка. Настолько сильно, что едва ли не сбивает с концентрации и не ломает тонкое восприятие здешнего окружения. Ему на самом деле становится здесь душно и он ищет причины в себе, безоговорочно соглашаясь с Реем, когда тот проявляет инициативу по смене дислокации. Может быть дело и вправду было во мнимо запертом пространстве? Эмону приходилось постоянно обращаться к висящему у него на шее артефакту. А вокруг почти кромешная темнота, лишь изредка озаряемая яркими вспышками света втакт музыке. Немного раздражает, когда подобные вспышки всплывают в твоём сознании так, будто уже были сокрыты в нём. Их нет перед глазами. Ты не видишь из сам. Пусть и слабым, почти потухшим зрением. Это совершенно другие ощущения. Марк мог бы избавиться от скрывающего его лицо капюшона и дышать сразу бы стало легче, но он был ключевым условием сегодняшней вылазки в это место. Лис бережно относился к ценностям, которые находились подле него. Забота? Возможно. Собственничество? Вероятно. Но острое, словно хирургический нож опасение прослеживалось чуткой эмпатичной натурой на самой поверхности. Марку даже не нужно было копать, чтобы дотянуться до него. Демон решил познакомить человека со своим миром, со своим окружением. Но знакомить свой мир и окружение с человеком не желал. Возможно это правильно. И возможно вообще неправильно, что Маркус находится здесь. Он... На другой стороне? Нет, это не так. Маг сказал своему спутнику несколько дней назад, что у него нет стороны. Он сам по себе. И если вмешается во всё это, то лишь единожды. Отдавая свой непомерный по своей величине долг перед одним стариком. Стариком, который вряд ли бы одобрил присутствие своего подопечного в таком месте как Пандемониум. И Марк мог бы сказать: «Мне уже давно ни двадцать. Я знаю что делаю», но это было не так. Он понятия не имеет, что делает. Поэтому, крепко держа под руку своего спутника, шёл за ним вслепую. Причём, во всех смыслах этого слова. 

– Ты водишь меня по менее людным местам. Это нежелание сталкивать меня с кем-то из знакомых, или твоё положение в клане настолько высоко, что ты имеешь право выбрать любое «тихое место» здесь? – Эти слова могли бы прозвучать с особой интонацией ехидства. Вполне в духе Маркуса Эмона. Но, нет. Марк опускается уже на второй диван за этот вечер и прислушивается. Да, определённо, тут ему нравится больше. Тот самый знакомый фон остался на первом этаже. Буквально у него под ногами. И непрошенный холодок, до этого пробежавшийся у него по затылку, тоже остался там. Это было больно? Нет. Совсем нет. Вдруг нахлынувшие на него воспоминания не вызывали в нём ничего, кроме как отвращения к самому себе. К своей сущности. К своим когда-то вполне себе осознанным желаниям. К своей слабости. И к осознанию того, что, впрочем, своё увлечение подобными вещами он до сих пор не считает худшим временем в своей жизни. Ведь... Ему было хорошо? Пожалуй. Ему было более чем прекрасно. И сейчас, глубже зарываясь в широкий капюшон, он понимает, что попал в самые заботливые и добрые руки, когда оказался в Аркане. Ибо судьба-насмешница точно вывела бы его на это место. Но, в таком случае, не значило ли это, что их встреча с Реем могла бы состояться куда гораздо раньше? Вопрос лишь в том – какой ценой?

Да любой. Если бы он знал, что всё может быть ТАК, он бы согласился заплатить любую цену. И не потому что, по сути, он остался нищим ещё семьдесят лет назад, ведь подобные вещи не купишь за материальные ценности, но потому что он так привык? Отдаваться людям не смотря на то, что некоторые из них не желали ничего отдавать взамен? Это какая-то болезнь, не иначе. И только в последнее время он начал принимать слоновью дозу лекарства от неё. И что по итогам? Никаких аллергических реакций. Он чувствует себя прекрасно.

– Вино? Неожиданно. – Маркус принюхивается к горьковато-терпкому запаху содержимого бокала на тонкой ножке и не отказывает себе в желании попробовать. Почему бы и нет, раз уж его угощают? И не важно, что он не принимал ничего алкогольней чем крепко настоявшиеся травы уже больше порядка пары десятков лет. Выдержанный градус приятно прогревает горло и у него даже не возникает тяги закинуть следом кусочек какого-нибудь фрукта. Хорошо забытое старое словно нечто новое. Стоит пробовать в полный вкус. И, вообще, он надеется, что бутылка тут не одна. Прекрасный вечер в прекрасной компании в не слишком приятном окружении. Он бы всенепременно посмеялся. Над каждым из собравшихся здесь людей. Но... Он сам когда-то таким был. Возможно, лишь преследовал другие цели. – Если а Аду происходит нечто похожее на это, то, как по мне, там невозможно скучно. – Марко откидывается на спинку дивана, плечом приваливаясь к плечу своего собеседника. При этом старается делать максимально скучающий вид и ловко уходит от протянувшейся к его капюшону руки. Некое подобие ни чем необоснованной обиды, вызванной желанием скрыть от всех его лицо. Наигранной, естественно. При другом раскладе он бы даже не переступил порог этого места, ибо случилось так, что личность он может и не совсем знаменитая, но в узких кругах весьма узнаваемая. Ему бы не хотелось чтобы поползли слухи. Самому, может быть, и плевать на собственную репутацию и положение в ковене, но ставить под сомнение репутацию Ронана Вайсса ему бы захотелось в последнюю очередь. – То, что я чувствую сейчас лишь отдалённо можно сравнить с тем, что мне довелось видеть в сороковые в Париже. Здесь всё ещё тлеет слепая вспышка надежды. Её тонкий отголосок можно уловить сквозь тошнотворный привкус непроходимой глупости, хорошо приправленной желанием вознестись таким вот примитивным способом. У меня для них плохие новости: крови и секса недостаточно для того чтобы шагнуть на следующую ступень эволюции. Люди, в компании которых мне когда-то не повезло оказаться, приходили в грязные Парижские катакомбы ни за надеждой. – Марк поджимает губы, пытаясь вспомнить и осмыслить: «А зачем туда приходил он сам?» Большим пальцем своей правой руки он задумчиво оглаживает пузатый бок бокала и поворачивает голову в сторону балкона. – Мы приходили туда чтобы умереть. И каждый раз, находясь на грани жизни и смерти, чувствовали себя счастливым как никогда.

Какое-то время Эмон молчит. Он берёт эту паузу не для того чтобы подумать над сказанным сам. Для этого у него было слишком много уже прожитых лет. Скорее, для того чтобы эти слова смог полностью осмыслить сидящий рядом с ним демон. Впрочем, вероятно ему всё равно. Какое ему вообще может быть дело до обычных людей, ищущих легкой смерти в объятьях эйфории? Очередная глупость, сотворенная ни кем иным, как человеком. Воистину непревзойденная глупость.

– Господство единственной расы. – Настроение Маркуса перестраивается слишком быстро. И, вот, на его до этого крайне скорбном лице уже можно увидеть широкую улыбку. Можно было бы. Если бы не одно крайне раздражающее НО. И таки это тоже не беда. Он не утруждает себя приправить свои слова громким несдержанным смешком. – Это что-то из средневековой политики. Ни одна из ныне живущих рас не прогнется под давлением без боя. И речь уже пойдёт об истреблении. А если истребить всех непрогнувшихся, то чем тогда питаться? – Нет, Маркус не пытается высмеять чьи-то идеалы, чьё-то суждение, видение. Ни ему судить, ибо сам судим. Интересно только, для чего это всё нужно Рейнарду? – Развлекаешься? – Прямой вопрос запитый очередным глотком вина. Раз уж они решили быть откровенными. Раз уж ладонь демона так по-хозяйски устроилась на его колене. Раз уж он сам опускает руку и касается пальцами тыльной стороны этой ладони. Наверное, так оно всё и должно быть? Вот это всё. С одним лишь исключением. Если он хочет быть рядом, то не должен скрывать свое лицо. Ведь это ни что иное как проявление страха. В самом его чистейшем виде. Дозволено ли Маркусу вообще ощущать его, находясь так близко к демонической сущности? Страх разрушает разум, Маркус Эмон. Это одна большая, неопровержимая истина.

О, нет. Нет-нет-нет. Только ни эта улыбка. Луис Дрэйк слишком хорошо знал Мартина Салливана. И даже под этой маской он способен прослеживать повадки и знакомые эмоции. И ЭТА улыбка не предвещала ничего хорошего. Может быть, не для их дуэта, но точно для Рейнарда Хельсона. Да, как бы Луи не любил этого взбалмошного, ненормального вампира, в нем все еще продолжало жить что-то теплое в отношении демонической сущности. Сколько бы он, блядь, не проебывался! Почему? Луис понятия не имеет. Вроде бы все на ладони. Вот оно. Эта хуйня с Мартином и заказом на него. Этот случай в библиотеке, который воняет подставой настолько, что этот тошнотворный осадок давит на горло до рвотного рефлекса. Возможно Рейнард ненавидит Салливана настолько, что готов похерить все, что было выстроено долгими годами конкретно с Дрэйком. Кося под дурачка. Но лис далеко не дурак. Волк знает, что в голове у того всегда все просчитано на тысячи шагов вперед. И волк понятия не имеет, что может затмить демонический разум так, чтоб тот вдруг потерял полный контроль над ситуацией. Поэтому мысль о том, что Хельсон не был в курсе того, что подхватил библиотечный старик отметалась сама собой. Слишком много совпадений. Даже единственное условие. Кривое, неуместное. Кто вообще ставит такие условия? Они, вроде как, занимаются серьезными делами, да? В серьезных делах не стоит уповать на слепую удачу. Каким бы там добрячеством не славился ворожей, никто не мог дать гарантий, что он не решит в этот раз взять и подействовать радикально. Господи, с самого начала эта сделка выглядела мутно, но они с Мартином как два гребаных дурачка, вечно находящихся в поисках приключений. Собственно, сегодня в Пандемониум, вероятно, они пришли за этим же. Сколько бы раз эта звездная парочка не наступала в дерьмо, им, все равно, нет покоя. Ну, поэтому же они и вместе? Нашли друг друга в этом огромном ебонутом мире. Они есть Друг у друга. Разве этого недостаточно? Стоило давно привыкнуть к тому, что не бывает вот так просто. Что доверие это понятие относительное. И как бы внутри не теплилась надежда на лучшее, все может пойти по жопе.

Луи смотрит за тем, как слепой маг и демон, выбравшись из своего убежища, решили куда-то свинтить. Благо, путь их не лежит к выходу из заведения, но то, что они поднимаются наверх - ничуть не легче. Туда вообще проход был закрыт. Достать их теперь будет куда гораздо сложнее, чем было изначально. И Дрэйк кривит губы, когда напарник задает риторические вопросы касающиеся отношений этих двоих. Волк не знал. И, признаться честно, знать не хотел. Вообще, Рейнард как бы сам говорил, что они старые приятели. Мальчишка, изначально выглядевший не более чем лет на двадцать пять, в своем настоящем обличии показался Луису не на много моложе своего наставника. Возможно, его знакомство с Хельсоном уходило далеко в десятилетие, а Аркан - всего лишь место столкновения спустя долгие годы. Столкновение, которое они решили обсудить здесь. Именно после случая в библиотеке. Странно, ведь ни Луи ни Мартин не выдали имя заказчика. И это снова наталкивало на то, что находящиеся по разные стороны баррикад ребятки затеяли какую-то свою не слишком чистую игру. Но. Маркус Эмон, защищая своего наставника ничуть не походил на предателя, которому было плевать на судьбу того. Вопросы, вопросы, вопросы и ни одного чертового ответа. Они скрываются там - под капюшоном, скрывающем лицо чужака среди своих. И в наглых лисьих глазах, своими сомнительными условиями бросившего напарников под поезд. Господибоже, нахер в этой жизни все так сложно? Почему окружающие не могут быть чуть попроще. И жить всем стало бы намного легче.

Мартин "Я-плюю-на-ваши-сложности" Салливан же находится в весьма приподнятом настроении от сложившейся ситуации. Но с ним все вполне себе понятно. Подцепить Хельсона хоть за что-нибудь - это высшая удача. Думалось, никто из проклятых не будет в восторге, если узнает, что один из приближенных привел сюда подопечного стража. Еще один рычаг давления лис привел с собой сам. Чтож, ему же хуже, что не удосужил их своим присутствием в офисе. Теперь пусть пожинает плоды своей беспечности, ведь Мартин-Маттиа уже сполз со своего стула и мчится на поиски приключений и тащит своего спутника за собой. А Луи, собственно, и не против. Раз уж они пришли, придется идти до конца, несмотря на мелкое препятствие в виде эмпата в компании иллюзиониста. Страшная смесь, на самом деле. Один заставляет видеть всякую чушь, другой заставляет в эту чушь верить. Дрэйку бы не хотелось попасть под совместный гнев этой парочки, но, опять же, вера в нем не угаснет никогда. Пока кто-то не возьмет его за волосы на затылке и не наклонит в самый низ, чтобы ткнуть носом в вонючее говно. Типа: на, нюхай, это ты нагадил. Нет, не он. И обида от этого будет только расти.

Но пока его голова высоко поднята. Он смотрит за тем, как гибкая фигура его сопровождающего на сегодня ловко лавирует между толпящимися тут людьми. Раз и попавшаяся ему под руку девчушка уже обезоружена. Два и обезоружен уже сам Дрэйк. Его белая, нулевая, свеженькая, безупречно выглаженная специально для этого маскарада рубашка отправляется куда-то на ближайший диванчик. Потом он вряд ли ее найдет, но, черт бы ее побрал, ему все равно, если из этой вещи его вытряхнул Салливан. Жаль, что не во имя удовлетворения его сексуальных фантазий. В руках как-то быстренько материализуется дурацкая маскарадная кроличья маска и Дрэйк, не сдерживая смешка, подыгрывает напарнику, натягивая ту на свое лицо. Чтож, хорошо. Он подхватит это настроение. К чему заморачиваться, если они уже буквально в одном шаге от того, чтобы наконец-то узнать истину. Три и на поднос с действительно красивым витиеватым узором быстро выставляются шесть коктейлей. Дрэйк уже говорил, что Салливан - гений? Неоднократно. А еще дикий авантюрист. И это одна из причин, по которым Луис его любит.

- О, я тебя умоляю, Салливан, какие любовники? - Луис торопливо идет за вновь увильнувшим от него вампиром и едва сдерживает смех. - Это же Рейнард Хельсон. Я когда-то посоветовал ему обратиться к этому парню, а не трахать его. Лис сам сказал нам, что они старые приятели. Возможно решил узнать о том, что произошло в библиотеке из первых рук. Ставлю на деловые вопросики. - Работать вместе они не могут априори. Даже Дрэйку теперь кажется, что у Ронана Вайсса глаза и уши ВЕЗДЕ. От него бы не смогло уйти предательство собственного ученика. Если только... Если только он сам не отправил Маркуса сюда. Еще одна напряженная мысль в эту дурную голову. А что, если маг просто взял и втерся в доверие к демону и пытается что-то из него выудить? Блядь. Блядь. Блядь... Блядь?

Слишком близко. Охуительно близко! Настолько близко, что на лице волка буквально на одно мгновение появляется что ни на есть самая правдивая гримаса отвращения. Его ли? О, нет. Он не может чувствовать колкую ревность в отношении демона. Это просто неприязнь. Личная. Просто маг, как таковой, вызывал в нем животное раздражение. Вот он, как на ладони, ответ на вопрос о неприкосновенности. Судя по тому, как лежит ладонь лиса на чужом колене, прикасаться к человеку имел право только он. Надо же, как много очевидно упущенного. Когда это вообще произошло, как давно продолжается и сколько хитрый кицунэ еще собирался их наебывать? - За счет заведения! - Поднос с громким лязгом опускается на стол. Стаканы угрожающе покачнулись и Луис с виноватым "Упс!" удерживает все это строение, после чего подхватывает те да из них, что были с красным пойлом и прикладывается сразу же к обеим трубочкам. - Эти я одолжу. Они для меня. Ваши черные. В цвет ваших душ. - Он же проиграл пари, да? Чтож, пьет за двоих! Без алкашки тут теперь точно не разберешься.

Эта забота такая непривычная, но разливается теплым ощущением внутри. Маркус ловит себя на мысли, что его никогда не окружало столько чутких к его персоне людей. Пусть их было всего лишь двое, а один из - человеком не являлся как таковым, но это было приятно. В его жизни всегда существовало только притворство. Хорошо прикрытое, или не прикрытое вовсе. Переделанное его собственными руками в некое подобие искренности от которой лишь горчило на языке. Но это была его реальность. Он жил в ней и ему нравилось. Он наслаждался юностью и упивался собственной безнаказанностью каждый раз, когда ему хватало лишь широкой открытой улыбки для того, чтобы чужое сердце стоящего напротив человека забилось чаще. И не всегда для этого приходилось использовать магию. Он был молод, красив, обаятелен и, чего греха таить, привлекал окружающих любого пола и возраста. Это льстило. Это было выгодно. Это открывало перед ним двери ни только в чужие кабинеты, но и в чужие спальни. Благо, что "нежный возраст" не прокатился по нему бульдозером в виде нравственного разложения и перед всеми дорогами в чужие спальни он собственноручно вырывал огромным овраг, перед которым всенепременно остановился бы, даже еслиб очень захотелось. Но... Не хотелось. Пожалуй, верность - единственное чувство, которое никогда в нем не подвергалось абсолютно никаким сомнениям. Если Маркус решал, что именно за этим человеком он пойдет до конца, значит так оно и будет. Может быть, и не по собственному настоящему желанию, но по чисто вживленному ему под корку мозга инстинкту. В этом и была его самая большая слабость. Он слишком крепко сковывал себя цепями привязанности. Сколько лет не пройдет - ничего не поменяется. Но именно сейчас он чувствует, что за свою верность получает достойную плату.

- Глупости. Я в порядке. - Да, обстановка весьма некомфортная, но она не вызывает в маге острого желания сию же минуту развернуться и уйти. Он делает еще один небольшой глоток из своего бокала и частично отгораживается от здешнего фона. Уловил приятности атмосферы заведения, в котором царствуют жители ночи? Да. Прекрасно. Можно было уменьшить дозировку приема-передачи и сконцентрироваться на чем-то более приятном. На своем спутнике, например. Ведь ради него Маркус пришел сюда. У самого бы вряд ли хватило ума заявиться в Пандемониум, даже если бы в кармане имелось приглашение. Не из страха. Вампиров он никогда не боялся. Сверхи других рас казались ему пострашнее, чем кровососы. Эмон был слишком хорошо с ними знаком в свое время. Пожалуй, только какой-нибудь древний заставил бы его перетрухнуть. У них была совершенно другая аура и холодный, неподатливый эмоциональный фон. Он слышал, что те не теряют свою человечность. Они никогда не имели ее вообще.

Если бы лицо Маркуса не скрывал широкий капюшон, Рейнарду совсем не посчастливилось бы наблюдать его крайне недовольное лицо. Эмон закатывает глаза настолько высоко, что, пожалуй, он смог бы уловить размытые очертания потолочных неоновых ламп. Собственно, как маг и ожидал, причина сего дурацкого маскарада оказалась столь очевидной в своей простоте, что даже необязательно было углубляться в какие-то подробности и задаваться лишними вопросами. Так бывает. Особенно в подобных Проклятым кругах. Хранители информации, приближенные... Те, кто представляет из себя хоть что-то для лидирующей позиции клана, всегда находятся, так сказать: "на особом счету". И доверяют до тех пор, пока те принадлежат организации. Но едва дело начинает принимать другой оборот, это доверие испаряется в одно мгновение. И не важно сколько лет своей жизни ты отдал на служение своему лидеру. Не важно насколько был предан ему и что ради него делал, на какие жертвы шел. Покидая свое место, или решая пойти против общепринятых устоев, ты, в первую очередь, подвергаешь опасности не себя. А своих близких. Сильные мира сего прекрасно понимают, куда нужно бить, чтобы сделать особенно больно своему обидчику. И переживания демона вполне себе ясны. До него самого достать ни так-то просто. Бессмертие позволяет ему чувствовать себя весьма привилегированно в этом мире. Но его слишком мягкий, окрашенный в весьма нежные тона эмоциональный фон в отношении обычного человека говорит о том, что даже у бессмертного существа есть свои слабости. Так не должно было быть. Последнее, чего бы хотелось Маркусу Эмону - это стать для кого-то настолько значимо бесценным, что его внезапная смерть смогла бы разрушить чье-то сознание. Оно... того не стоило. Он не стоил. - Ты не должен думать об этом. - Марк склоняет голову к плечу своего собеседника. Все еще продолжая мягко, ненавязчиво поглаживать пальцами чужую руку, он осторожно потянет нить беспокойства, аккуратно разгладит ее и пригреет в своей ладони. Ему не стыдно за это. Нисколько. Вынужденные меры, иногда, требуют легкого вмешательства. Потому что он знает: если будет просить об этом Рейнарда просто так, тот не послушает. - Ты не должен думать обо мне так. - Его слова звучат мягко, без какого-либо нажима. Он не настаивает и не требует. Он просит. И вместе с этим перевязывает нить чужого опасения со своим личным, буквально только что сотканным спокойствием. Он понижает голос практически до шепота, зная, что несмотря на громко играющую здесь музыку, его демон, все равно, услышит его. Это тонкая незримая связь тянется из самой глубины сознания. Сладко и текуче, обволакивает разум. Маркус, пожалуй, и сам проникся этим настроением. Ему кажется, что вокруг даже становится тише. И ему больше не хочется говорить ни о своем прошлом, ни о чьих-то там надеждах. Рейнард Хельсон может не согласиться с ним хоть сотню раз. Эмон будет говорить только то, что думает. Что чувствует сам. А чье-то несогласие его мало волнует. Он совсем не настроен на какие-либо споры, в мирном, или не совсем русле. Потому что это бессмыслица. Должно быть, никому из них не нужная. Ему куда больше нравится сейчас молчать. Наверное, эта самая пауза была нужна им обоим, чтобы подумать, осмыслить что-то и начать разговор по новой.

Первым эту заминку решает разрушить Рей. И Марк тихо хмыкает на слова о том, что кто-то из верхушки действительно черпает свое странное вдохновение из средневековья. Но, вообще, лис прав. В этом магу тоже не хотелось с ним спорить. Но теперь не потому что у него не было желания, а потому что поспорить было, собственно, не с чем. Во все времена имелись те, кто был готов бороться за свою свободу до последней капли крови. До последнего вздоха. Ибо не желали жить в неволе и под гнетом собственного унижения. Но находились и те, кто ради спасения своей шкуры был готов прогнуться под каждого узурпатора, абы сохранить ее. - Я бы не прогнулся. - Свою точку зрения по этому поводу высказывает однозначно и без каких-либо "даже если бы". И он очень надеется, что вся эта заварушка с опущенным на Аркан куполом вскоре угомонится. Стражи разберутся с охватившей город паникой и все станет как прежде. Станет же? - Какой смысл жить в неволе? Это ведь совсем не жизнь. - О, Маркус Эмон был знатоком в подобных делах. Когда-то он и сам держал в своих руках одну подневольную птичку. Красивую, яркую и так сладко поющую. В своей неволе она и умирала красиво. Настолько красиво, что ее хозяин помнит этот день до сих пор.

- Я тебя не знаю вовсе. - Как факт констатирует, не сдерживая очередного смешка и в пару глотков допивает содержимое своего бокала. Алкоголь приятно греет. В голове легкий дурман. Но думать связно он будет способен еще долго. Главное: вовремя остановиться. Но они только начали. Вообще, не смотря ни на что, вечер казался Эмону приятным. В конце концов, их совершенно не должны были волновать собравшиеся в заведении люди. Не зря они ушли подальше наверх. Тут их было сложнее достать. Да и "особых" гостей было ни так уж и много, что заняли здесь другие стоилики. Места хватало, чтобы находиться от всех в отдалении. Тем более хватало, чтобы никто не испытывал интереса подслушать их разговор. А Рейнард, тем временем, заканчивая свой монолог о делах обыденных, вдруг перескакивает на довольно-таки интересный вопрос и маг на какое-то время отключается. А чем бы он занимался, если бы жил вечно? Никогда над этим не задумывался. Не задумался он и сейчас. В его голове, само собой, быстро нарисовался очевидный ответ. Непредсказуемо и... стыдно?... Мысль обожгла бледные щеки и именно в этот момент он не жалеет, что его лицо скрывает капюшон. И Маркус не собирается молчать. Правда и только правда, да? Так было решено? - Я бы... любил тебя. - Но Эмон осекается на полуфразе, улавливая приближение слишком раздражающего и такого знакомого ему фона сверхов. Слишком близко, чтобы договаривать. Слишком велик шанс быть услышанным. Он непроизвольно вздрагивает и почему-то пытается встать с места. Толи, действительно, в желании скрыться еще до того, как тонкая шторка перед ними будет раздернута, толи чисто интуитивно, по инерции. Этого столкновения в подобном месте просто не должно было быть. Мгновенная паника охватывает разум, но он быстро берет себя в руки и силясь унять отрезвляющую боль в коленной чашечке, которой не хило так приложился об крышку стола, опускается на свое насиженное место. Раскрывая крепко зажмуренные до этого глаза, Марк ставит свой пустой бокал на стол и уже собирается содрать с себя треклятый капюшон, но вовремя подстроившиеся под него иллюзии спутника останавливают его. Марк отпускает мягкую вещевую ткань и цепляясь за свои раздраженные эмоции, медленно откидывается назад на спинку, вскользь касаясь тыльной стороны ладони демона, говоря этим жестом, что все в порядке.

Вообще, мсье Эмон не был настроен на дружественные и не очень беседы с этим дуэтом. Поэтому он позволяет Рейнарду самому разобраться с вдруг развернувшимся перед его глазами цирком, где-то в глубине своей ЧЕРНОЙ души, как отметил поставивший перед ними поднос волк, искренне надеясь, что ребятки действительно забежали просто поздороваться. И... Что-то с ними было определенно не так. И речь сейчас идет не об их весьма экстравагантном вызывающем виде. Что-то изменилось. В общем их состоянии, в смешанном эмоциональном фоне. Марк позволяет себе прикоснуться к каждому из бокалов, что стояли на подносе и его не очень волнует, что выглядит он при этом весьма странно. Куда уж страннее этого дурацкого капюшона, да? Но так ли это важно. Пока Рейнард ведет с гостями раздраженную беседу, маг прислушивается. И еще раз. И еще. И еще. И совершенно ничего не может понять. Словно... Чары. Аккуратно наложенные на уже имеющиеся у волка кривые, но растянутые между двумя спутниками так аккуратно и слажено, что создается впечатление, будто над ними поработал какой-то действительно искусный маг. И если так оно и было, то это самое глупое, что вообще могли сделать эти двое в данной ситуации, ведь Маркусу словно знаком этот сладковато-приторный флер. Что-то подобное ему уже приходилось ощущать однажды. Вдыхать полной грудью, бесконечно листать десятки старинных томов в поисках исцеления чужой души и так ничего и не найти. Он говорит сейчас не о себе. Он говорит о человеке, что уже давно был мертв. До конца жизни он носил на себе такой же связанный эмоциональный окрас и, в конце концов, сдался, решив что с него достаточно пытаться цепляться за жизнь. Но Эмон молчит. Он не скажет об этом и слова. По крайней мере, пока. Только потянется за предложенным ему бокалом с темным коктейлем и отсалютует этому дуэту в знак притворной благодарности. Он все-таки приспустит капюшон, прикладываясь губами к трубочке и еще раз окинет их гостей вполне себе таким живым, видящим взглядом. И только теперь задумается о том, что не обретенная ли возможность видеть мешает ему правильно считать чары с взбалмошного дуэта? Чтож, время покажет. А пока он понаблюдает за развернувшейся перед ним картиной, стараясь проявлять как можно меньше участия в ней. Свою войну он отвоевал еще в библиотеке. И не намерен ее продолжать.

Это... Блядски тихое заботливое "В порядке?" звучит в ушах Луиса Дрэйка едва ли ни громче, чем бьющая по барабанным перепонкам клубная музыка. Это блядски заботливое "В порядке" и волк, выбрасывая трубочку, запрокидывает голову, вливая в себя содержимое бокала до последней капли. Один обжигающий горло глоток. Второй, третий. Он видит все. Улавливает все от обеспокоенного взгляда до мягкого, практически незаметного прикосновения к чужой ладони. Видит, насколько не ошибся, взяв эти чертовы коктейли и только того что не давится спиртным от немой досады и раздражения. Последствия въебанного пубертатом организма? Подернутое кривыми чарами чуткое восприятие? Вот и наступил тот самый момент, когда он всем сердцем желает, чтобы это было именно так. Хах, а ведь делая предложение Мартину Салливану, у него были совсем другие мысли на этот счет. Он был твердо уверен, что это правильно. Что это его собственные мысли и чувства. Что это его осознанное решение и никакая магия не имеет к этому отношения. Так почему же сейчас, смотря на этот до оскомины сладкий дуэт, хочется, чтобы именно в этом случае, чары имели к этому хоть какое-то отношение? Потому что эти обида и злоба - ненормальны. Потому что он не имеет права чувствовать ничего подобного в отношении Рейнарда Хельсона в присутствии Мартина Салливана. Потому что нося эти чертовы кольца, он просто не может позволить себе думать о слепой ревности и обиде за обман близкого человека, если демона вообще можно было назвать таковым. И он должен взять себя в руки и унять в себе слепое желание раскрыть рот и сказать Хельсону о том, какой он мудак. Но это оказывается практически непосильной задачей и приходится взяться за второй бокал. Чтож, хуже уже точно не будет. Говорить - явно не его конек. Благо, Мартин это понимает, в очередной раз решив взять переговорную часть на себя. И, как оказывается, снова же не зря. Вампир заставляет оборотня посмотреть на ситуацию с другого угла. С того, с которого тот не додумался заглянуть. Не успел, так сказать. Наличие в Вавилоне Маркуса Эмона вообще меняло многое. Но что-то тут, все равно, не сходилось. Может быть, Марти делает поспешные выводы в отношении того, кто что знал? Еще в их последнюю встречу в кабинете Рейнарда тот уверял их дуэт в том, что маг не может достать для демона книгу. Что тот не решится на предательство наставника и не уведет ее из-под носа у того. Но теперь Салливан толкает теорию о близких людях и снова заставляет задуматься о том, что Хельсон изначально водил их за нос. Спросить напрямую? Не время. Он уступил напарнику и теперь не должен его перебивать. Только смотрит за тем, как иллюзия сотворенная зеркальцем, рассыпается на глазах и веселого озорного итальяшку снова сменяет не менее веселый озорной подросток-вампир. И в этот момент Дрэйк ловит себя на мысли, что так, от чего-то, спокойней. А Мартин в его голове отзывается предостережением, что их мысли у этих двоих на ладони. Блядь. Иначе никак не скажешь. Если они оба решат, что им надоело общество оборотня и вампира, то магу и демону не составит никакого труда даже не использовать силу, а просто пригрозить для того, чтобы Мартин и Луис поднялись со своих мест и мирно (ну почти) свалили по своим дальнейшим делам. Не по инициативе Салливана, естественно. По инициативе Луи. С момента произошедшего в библиотеке ему крайне не нравится состояние напарника. Он еще не знает - почему, но в скором времени, несомненно, это всплывет. Жизнь научила его не докапываться до вампира с лишними расспросами. Когда тот созреет - расскажет сам. Нет, значит жди очередной бури. Хотелось бы надеяться, что хотябы в этот раз они ее минуют. Но это же совсем не про них, да?

Луи Дрэйк уважает импровизацию. Он и сам - тот еще импровизатор. Но от Мартина такого явно не ожидал. От Мартина, который всегда просчитывает несколько шагов наперед. Что заставило его поменять план об изъятии из демонических рук двойной платы - загадка. Луис не был предупрежден, а значит был безоружен в этой ситуации и теперь уже сделать ничего не мог. Только на расстрел. И, тем не менее, ему было свойственно полностью доверять Салливану. Поэтому он просто садится рядом с ним на диван и закидывает руку вампиру на плечи. Нет, определенно, так гораздо привычней. Восхищаться им можно бесконечно. В разных образах, в разных местах и в разной степени извращенности. Но это милое детское личико, полюбившееся ему еще добрый тридцатник лет назад ему не сможет заменить ни одна бездонная изумрудная юбка, или привлекательное тело гибкого итальяшки.

- Не делай такое лицо, Хельсон. Ты действительно думал, что мы оставим книгу секретарше? - Луи нервно постукивает пальцами по плечу Мартина. Ни то, чтобы его действительно прям напрягала сложившаяся ситуация, или он чувствовал себя как-то неудобно, но некое раздражение все еще кипело в нем активным таким вулканом, говоря о том, что одна неосторожно брошенная фраза и он точно рванет. Хорошо, что хоть кто-то из них был спокоен. Магу напротив, казалось, вообще было насрать на все происходящее. Его лицо даже не дрогнуло, когда вампир выложил книгу на стол. Создавалось такое впечатление, что тот вообще не участвует в происходящем, что ни одна фраза его не коснулась и он вообще оказался здесь случайно, а потом подумал, мол: "Ну и ладно" и решил напиться. Ведь пустой бокал из-под вина в его руке как-то слишком быстро и без возражений сменяется стаканом, так учтиво предоставленном ему пришедшими гостями. И, что? даже не возникнет никаких подозрений? Сам Луис, прежде чем пить такое щедрое подношение, может и не задумался бы о наличии в пойле яда, но вот в плевке был бы уверен. - Чертова бабайка внутри старика заставила мой позвоночник ссыпаться в трусы, а ты хотел, чтобы я оставил этот кусок пусть и бесполезной, но, как оказалось, ценой в мою жизнь макулатуры незнакомой дамочке в съехавших чулках? - На его лице действительно сейчас отображено истинное недоумение. Натурально детское такое. Почти невинное. За глазами только правда. И пусть Рейнард посмотрит в них и скажет, что все это - лишь глупое стечение обстоятельств. Или волк окончательно разочаруется и в людях и в этой сраной жизни в этом ебаном, сжирающем все связи городе. - Скажи мне, что все это не вот эти ваши блядские интрижки на двоих. Если надо - соври. Потому что последнее, что мне бы хотелось знать это то, что ты подставил меня. - Он уже и забыл, когда в последний раз не обобщал все сказанное до "НАС". Да, они с Мартином уже давно перестали существовать отдельно, в этом вопросе была некая ремарка. Салливан и демоническая лиса не были в ладах изначально. И если отношение Рейнарда из-за этого поменялось и с самим Луи, то, наверное, их дорогам действительно пора было разойтись. И на данном этапе Дрэйку все равно, какой именно план там вызрел в голове вампира. Если он сейчас не получит удовлетворительного ответа от демона, то ни о какой помощи со шмотками и речи не могло быть. Мартин Салливан либо окончательно потерял чуйку на крайне опасное дерьмо, либо ударился в похуизм настолько, что ему было не жаль растерять остатки разума. Остановись, Мартин. Нам не взять эту партию. Этим двоим не придется даже шевелиться для того, чтоб превратить наш мозг в кашу. - К слову, м-сье Эмо-он. Премного благодарен. В какой-то мере вы внесли вклад в наше дальнейшее существование. Еще выпивки за мой счет?

А Маркус предупреждал...
Маг склоняет голову, пристально вглядываясь в лицо Мартина Салливана и в очередной раз поражается этой детской и практически непосредственной игривости. Ему весело. Дейстительно весело. Его откровенно забавляет сложившаяся ситуация и он даже и не думает этого скрывать. Никаких масок, если исключить факт "маскарадного" костюмчика, в котором он сюда заявился. Видимо, молодого юношу, в теле которого сейчас томится довольно-таки внушительный по своему виду оборотень, вряд ли бы пропустили в сие прекрасное заведение без сопровождения кого-то посерьезней. И... Очень зря? Только пройдясь по верхнему этажу, мсье Дрэйк оставил за собой широкий эмоциональный след со стороны успевших приметить его персону. Молодой волк - легкая добыча. Молодой волк Альфа - лакомая. Учитывая специфику здешней "вечеринки", ничего удивительного в том, что он привлек к себе внимание. Из этого следовало сделать вывод, что ни ради беспрепятственного входа в заведение был весь этот маскарад. Бесчувственность и безэмоциональность вампиров - всего лишь миф. Эмон встречал разных кровососов на своем жизненном пути, но Салливан казался ему одним из интереснейших экземпляров жителей ночи. С легкой руки Вайсса - еще более интереснейший. Но маг быстро уводит свои мысли в другое русло. То, о чем они разговаривали с наставником, должно оставаться в тайне. По крайней мере пока. До тех пор, пока он не сочтет нужным пристроить эту информацию еще куда-нибудь. А место ей найдется, определенно. Возможно даже в хитрых лисьих ручках. Но всему свое время. Ситуация складывается и без того не слишком благоприятная и подливать масла в огонь Эмону совсем не хотелось. Ведь именно между вампиром и демоном так искрило, что тонкая тюль, все еще не занавешенная тяжелыми шторами, вот-вот грозилась полыхнуть. Это не то, чего бы хотелось Маркусу. Маркусу бы хотелось, чтобы эта компания по-быстрому порешала свои вопросы и рассосалась по своим делам. Опять же, Марк предупреждал лиса. Буквально недавно он сказал: "Случись что и виноватым будешь ты", несмотря на то, что воры сами виноваты в своих неудачах. Им просто не повезло очутиться в библиотеке в ненужное время. Всем. Маркусу, к слову, в том числе. Никто не знал, никто не ожидал. И слова Салливана словно звонкая пощечина, с размаху бьющая по лицу. Такой информацией делятся только близкие. Их с Ронаном близости, к сожалению, не хватило для того, чтобы ворожей поделился этим со своим подопечным. Они могли бесконечно разговаривать об этом со старым магом, но, по итогу, не прийти ни к чему. Согласие - лишь мнимая иллюзия действительности. Ронан Вайсс никогда не изменится. Тем более, для него. Возможно, они действительно близки, но эту огромную пропасть лишь временно накрыли шаткими досками. Наступи ни в то место и они проломятся под тобой в два счета. Но даже они крепче чем те доски, по которым сейчас шагает Салливан. Он знает слишком много. Говорит слишком много. И дело ни в любопытных лисьих ушах. Дело в том, кто может слышать их сейчас за пределами этого столика. Место, конечно, укромное. Но слух некоторых сверхов достигает такого диапазона, что говори они даже шепотом, их, все равно, услышат. И он чувствует, как в груди медленно начинает расти волнение. Одно слово, второе, третье. Каждое из них словно гвоздь в и без того испещренную сотнями тысяч подобных железяк стену. Каждое из них - один пропущенный сердцем удар. Замолчи. Марк делает глубокий вдох, набирая в легкие больше воздуха и старается унять свое собственное потяжелевшее состояние. Внезапно ему становится невыносимо душно и он уверен, если бы его зрение сейчас принадлежало ему, а не ловким силам иллюзиониста, в глазах бы тот час стало еще темнее. Дрожь в руках, едва качнувшая крепко сжатый в ладони бокал, не смогла бы остаться незамеченной для тех, кто наблюдал, если бы он в ту же минуту не поставил его на стол. Он должен взять себя в руки. Взять собственную панику под контроль. Но это оказывается тяжелее, чем он думал. Остается только одно: с каждой выданной Мартином Салливаном тайной ставить перед собой очередной барьер, скрывая за ним собственное шаткое состояние. Эти эмоциональные качели, на которые он присел так внезапно, что не сразу понял, что с этим делать, могли внести смятение в фон прислушивающегося к нему демона. И Марк не отвечает на его мысли. Но он видит. Видит четко эту связь между ворами и стараясь отвлечься от собственных мыслей, ищет ей причину. Что это за чары? Что за чары, которые в свое время он так и не смог разгадать? Что за связь, которая оказалась слишком крепка для того, чтобы просто вмешаться в ее и крепко ухватившись руками, выдрать с корнем. С мясом, с кровью. Он думал, что может отвлечься, но только сильнее накрутил себя, вспоминая о том, что когда-то уже видел это и не смог ничего сделать. Не может и теперь. Но не трогает, не прикасается. Потому что боится? Вероятно. Это склизкое едкое чувство уходит от него лишь с чужим прикосновением, мягко скользящим по собственной спине. Неосознанно собирает негатив? Может быть. Что не есть хорошо. Из-за этого приходится быть еще внимательней, еще избирательней. Контроль. О каком контроле может вообще идти речь? Маркус Эмон потерял его несколько дней назад окончательно и пока двери в его личный мир закрыты даже от него, ему остается только выживать, потерявшись в хаотичном сумбуре собственной магии и чужих эмоциональных нитей. Не лезь им в голову. Не лезь им в голову. Не лезь им в голову - он повторяет из раза в раз, в надежде, что за эти неугомонным шумом демон услышит его. Повторяет до тех пор, пока не улавливает что-то новое. Ревность. Вот она. Как на ладони. Едкая, жгучая, отчаянная. Охваченная в крепкие объятья надежды. Раздражающая просто до нельзя, ибо обращена она тому, к кому в его присутствии не должна была. Что самое отвратительное в этой ситуации, в ответ на нее он чувствует сожаление. И этот комок становится у него в горле тошнотворным комом. Еще мгновение и его вырвет.

В так услужливо подаренном ему бокале оказывается слишком мало черного коктейля, чтобы насытить, как уже было указанно выше, его невероятно черную душу. Кажется, в этот момент в ней прибавилось еще пара оттенков такого же черного, но несмотря на ядовитую смесь только что переваренной информации, он все еще продолжает внешне сохранять непоколебимое спокойствие. И, казалось бы, ему удается взять контроль и над собой, когда выяснение отношений между волком и демоном выходят в более прямое русло. Казалось бы, больше ничего не предвещает беды. Не предвещало. До того момента, как Рейнард не выдвинул встречные сделке условия.

Кажется... Что-то взорвалось. Вот тут, прям напротив Эмона. Облило его из огромного ведра обжигающим кожу кипятком и заставило медленно отпрянуть от стола, находя себе место плечом к плечу рядом со спутником. И он не может понять, что это было. Но что-то рычит явно громче, чем когда-то рычало на него самого существо, скрывающееся внутри Рейнарда Хельсона. Рычит так утробно и зло, что снова поднять взгляд и посмотреть в глаза Луису Дрэйку у него ни то чтобы не хватает смелости... Он просто не хочет. Смотреть в глаза разъяренному зверю, покуда ты сам зверем не являешься, весьма опасно и чревато. Но ни это сейчас волнует мага, мгновенно отгородившегося от волчьей сущности непробиваемой завесой, вбросив туда большую часть своих сил. Его волнует сам факт того, за коим, простите, чертом, лису понадобилась кровь своры? Но чувствуя связку этих двоих со стороны Рея было глупо просить о подобном. Даже если сам Мартин Салливан будет готов поделиться самым сокровенным, то Луис Дрэйк - нет. Он не позволит отдать ни капли. И, наверное, это единственный раз, когда маг его действительно поймет.

- Остановитесь. Все. - Марк вклинивается в безостановочный разговор, игнорируя отвратительно спародированный волком французский акцент и одним движением рук, ведя за собой магическую волну, отгораживает всех присутствующих здесь более тяжелой, непроницаемой занавеской. Четко произнесенное вслух заклинание теперь не даст им быть услышанными чужими ушами. Только теперь он снимет с себя капюшон и посмотрит на вампира с нескрываемой обидой. - За сто прожитых мной лет, я не слыхивал более поганого языка чем твой, Мартин Салливан. - Ему было все равно, что после оказанной им этой парочке услуги с зачарованием кольца и поиском какого-то там уже наверняка мертвого парня, они, все равно, умудрились так скотски обмахать его в библиотеке. За все было уплачено. Воры платили пропавшими книгами и они ничем не были ему обязанными. Но, господи боже, чем мог заслужить подобное предательство Ронан Вайсс? Самый душевный и отзывчивый старик в этом проклятом городе! - Вы были в полном праве послать мое доверие к черту, но ничто не дает вам права предавать того, кто даже после всего произошедшего, САМ предложил вам помощь. - Его слова не звучат озлобленно. Его тон продолжает оставаться ровным, без раздражителей, но сохранять покой во всем сложно даже для такого как он. - Не забывайте, что только благодаря ему один из вас все еще остается в сознании и помнит, кто ты такой. Как много вокруг тебя людей, дитя своры, что ты способен так опрометчиво раскидываться словами, не боясь потерять того, с кем связал себя чарами? Что вы сделали с собой? Если вы, по глупости своей, решили, что это поможет вам протянуть дольше, то вы ошибаетесь. Он потащит тебя за собой и твое мнимое бессмертие тебе не поможет. - Марк не собирался говорить все это. Но любопытство взяло над ним верх. Ведь чары, о которых он говорит наверняка даже не существуют. Он не видит их. Не видит ничего, кроме связи. Но что-то должно было служить ее причиной. И он хочет знать - что именно. - Не нужно благодарности, мистер Дрэйк. Приберегите ее для того, кто будет снимать с вас чары. Я был готов убить вас за него. И сделал бы это. Но так сложились обстоятельства. - Нет смысла врать. Ведь каждый из присутствующих здесь знал это. Потому что в этих словах не было ни капли вранья. Он бы ни о чем не пожалел. Возможно, даже стал бы немного счастливей. В чем-то он разделял взгляды блуждающей по межмирью души. Или, может быть, ему было просто все равно чем жертвовать ради Ронана Вайсса.

А предмет - виновник возникшего спора, все еще продолжал лежать на столе. Эмон окидывает его взглядом, все еще борясь с непривычным ощущением четкости картинки, но не притронется к фолианту. Тем не менее обязательно сделает это, когда Рейнард изволит заплатить за него. - Заплати. Цепной пес не даст тебе взять ни капли крови у этого мальчишки. - Этой фразой маг подытоживает свою речь и тыльной стороной ладони придвигает пустой пузатый бокал ко все еще не пустой бутылке красного, призывая заканчивать этот бесполезный разговор. Мальчишка. Да. Ни только внешне, но и внутренне. Сколько бы Мартину Салливану не было лет, этот самый маленький, раздраженный и, возможно даже напуганный мальчишка останется внутри него навсегда. В какой-то мере, это, наверное, даже хорошо. Ребенок внутри нас просто обязан жить вечно. Жаль, что своего Маркус похоронил под руинами города собственных воспоминаний. Возможно, его бренный труп еще реально откопать. Но он слишком хорошо знает, что случается, когда пытаешься вернуть кого-то с того света. И совершать одну и ту же ошибку он не собирался. Даже если дело касалось совсем нематериальных вещей. - Почитаем вместе. Хочу знать, стоило ли оно вообще всего этого.

Было бы глупо подрывать твоё доверие.

Луи пристально вглядывается в глаза Рейнарду и ему хочется верить лису. Нет, существу, которое он никогда не вязал с настоящей демонической сущностью и всегда видел в нём больше человеческого, нежели действительно тёмного, демонического. Обманчиво-льстивого и злого. И ему по сути было всё равно, что напарник наотрез отказывался верить Хельсону. Он успел смириться с этим фактом и принять его как должное. Но сам не усомнился в Рее ни разу. Ровно до этого момента. Уж слишком всё нелепо складывалось. По неволе волка даже озадачил один вопрос; «Почему всё обязательно идёт по пизде, когда на горизонте начинает маячить ученик ворожея?» Слово тёмное пятно. Словно проклятая метка. Слово посол с целой кипой бумажек на которых аккуратным почерком, возможно даже выведенным его собственной рукой, написаны сотни заговоров на несчастье. Бери любой. Не ошибёшься. Этот чертов маг, скрывающий себя за непроницаемой тканью капюшона, будто смеётся над ними, сначала едва ли  не отобрав у них жизни, а теперь... Теперь пытаясь отобрать конкретно у самого Луиса дорогого друга. Молчаливый и отстранённый. Он как-будто ждёт чего-то, общаясь со своим спутником мысленно, жестами, прикосновениями. Всё это выглядит слишком... Гармоничным? Слишком нормальным? Слишком правильным и чем-то для них привычным? Совсем несвойственным тому Рейнарду Хельсону, которого знал раньше Луис Дрэйк. Именно поэтому он пьёт сегодня из двух бокалов с алой жидкостью. Может быть, он и не знал Рея никогда? Не знал так хорошо, как думал, что знает. Это для Луи тридцать лет – долго. А для демона тридцать лет всего лишь один миг в его вечности. И таких связей за всю жизнь у него могло быть сотни и тысячи. Смотря за тем, как сменяются поколения, как, рано, или поздно, умирают все кого ты знал, невольно начинаешь привыкать к этому. Перестаешь привязываться к смертным и принимаешь каждого из них как очередного прохожего с которым ты едва успел пересечься взглядом по пути. И никто из этих прохожих не станет для тебя важнее чем тот, за кого ты вдруг случайно зацепишься плечом. Особенно, если у него впереди вечности нет. Вот она – боль всех сверхов. Различность рас, против которой не попрешь, как не пытайся. И они с Мартином такие же. Но мог ли демон испытывать хотя бы половину тех чувств, какие испытывал волк к вампиру? Мог ли маг отвечать ему тем же по-настоящему? Если это действительно так, то Луису пора начинать думать о том, что их с лисом дружбе пришёл конец. Потому что в случае чего Хельсон больше не примет его сторону. Он останется на стороне того, по чьей спине так успокаивающе-мягко скользит его рука. Луи мог бы сказать что это не правильно, но, нет. Нет ничего более правильного чем идти за тем, кто заставляет твоё сердце биться чаще. Ему остаётся только надеяться, что это всё всего лишь фарс. Игра. Не удачная шутка, или кратковременное наваждение. А разбираться со всем остальным будет уже по мере поступления проблем. Собственно, как всегда. По-другому он и вовсе не умел.

Глупее всего. Глупее всего. Глупее всего было бы подрывать твоё доверие

Луи повторяет это про себя как святую мантру. Но чувствует как растёт собственное внутреннее напряжение. Он плохо концентрируется на разговоре, прислушиваясь к мысленным считалочкам Мартина. Они звучат в его голове так отчётливо громко, что он по неволе начинает повторять за вампиром. Пальцы на чужом плече отстукивают неровный ритм в такт этим мыслям. И останавливаются только тогда, когда Рейнард решает окончательно обрубить концы всем своим выше сказанным словам.

Глупее всего было бы подорвать твоё доверие. Луи склоняет голову, пытаясь сквозь царящий в его голове хаос снова уловить эту мысль.
Новая сделка – новые условия. Брови хмурит недоверчиво. Ему не нравится сама идея встречного предложения. Хельсон всегда выдумывает что-то крайне заковыристое, но сегодня верх его изобретательности просто превзошёл все ожидания Луиса Дрэйка.
Я хотел бы в замен получить твою кровь, Мартин Салливан.
ДОВЕРИЕ.

Считалочки в голове Луиса вдруг заглохли. Точнее, они были заглушены постепенно нарастающим звоном. Отошла куда-то на второй план шумная музыка Пандемониума, потемнели прыгающие туда-сюда огоньки. Луи крепко сжимает рукой плечо напарника и чуть подаётся вперёд, будто действительно старается прислушаться к собеседникам. Но на самом деле он просто желает поближе заглянуть в демонические глаза, пытаясь убедить себя в том, что его приятель демон не выжил из ума. Что тот, зная волчий темперамент, говорит на полном серьёзе и на его лице не скользнет ни единой тени сомнения ни за одно из своих слов. Значит, не подрывать доверие? А чем, извините, он мотивирует тогда условия новой сделки? Интересно, как бы посмотрел на него сам лис, если бы Дрэйк вдруг протянул ему баночку и сказал: «А ну-ка накапайте нам магической крови на поздний завтрак. Что-то так тяжко, совсем не вывозим.»
«Даже если вас охватывает буря страстей, не совершайте необдуманных поступков и задумывайтесь о последствиях.» О последствиях... Да. Дрэйк чувствует как от гнева горят его уши. Как сводит плечи от напряжения, а душа требует закричать так громко, лишь бы перебить этот настырный нарастающий звон в голове. Но почему-то первым срывает планку у, казалось бы, совершенно нейтрального ко всему происходящему мага. В нос мгновенно ударил сладкий запах жвачки, а тяжёлые шторки за их спинами пришли в движение и в одно мгновение скрыли за собой от любопытных глаз всех участников явно нарастающего конфликта. Его движения кажутся раздраженными и нервными, а произнесённое вслух заклинание заставляет ещё сильнее напрячься. Но когда тот решает наконец стянуть с себя капюшон, ничего не говорит о том, что тот не спокоен. Его моложавое лицо выражает верх умиротворенности, а слепой взгляд пуст. Совершенно отличается от того, что им с Мартином довелось видеть в библиотеке. Это другой человек. Уже не тот, которого они имели честь лицезреть в небольшой кафешке «Сен-Дени», но и точно не тот, кто стеной стоял прямо перед взбесившийся потусторонним духом. Это просто мальчик. С хорошо прикрытой демонической рукой спинкой. Обвиняющий их с Мартином в невежестве и цепляющий вампира за больные точки так нагло, что в голове волка в тот же миг возникает просто ни чем не перебиваемое желание заткнуть ублюдка. Он видит это. Чувствует как собственная рука ложится на хрупкий, тонкий затылок и резко тянет вниз. Ему кажется, что он даже слышит как жалобно трещит раздробленная кость в чужом носу и, о, господибоже, этот звук прекрасен. Но от без трёх секунд одной из самых больших ошибок в жизни волка его останавливает, кто бы мог подумать, Мартин. Мартин – сама непредсказуемость – Салливан. И когда они успели вот так вот вдруг взять и поменяться ролями? Когда чердак Луиса Дрэйка стал протекать настолько, что теперь именно вампиру приходится жать на эту красную кнопку с большой кричащей надписью «СТОП». Когда Мартин стал рычать на него злее чем мог бы зарычать зверь внутри самого Дрэйка. И когда, черт побери, стал сжимать его запястье так крепко, что в нём заломили кости? Это могло бы сильнее подогреть взбесновавшееся волчье сознание, но вместо этого, слушая в своей голове очередную дурацкую считалочку, Луи переводит взгляд с мага на демона и поджимает губы. В нём всё ещё есть это желание. Хотябы нахамить в ответ. Сказать что-то обидное типа того что подопечные стражей вряд ли обзаводятся честью заливаясь винишком в таком заведении как Пандемониум. При этом, будто так и надо, милуясь с одним из приближённых к верхушке Проклятых. Должно быть очень тяжело сидеть такой тощей задницей сразу на двух стульях. Такие долго не живут. Ну и хуй с ним. Главное чтобы под раздачу не попал Хельсон. И сейчас взгляд Луиса буквально кричит об этом. Рейнард поймёт его, несомненно, но захочет ли прислушаться? Это уже другой вопрос. Наши слабости – наша Ахиллесова пята. Посмотри лис так же на волка в тот день, когда он узнал о сотрудничестве Луи и Мартина, Дрэйк бы не прислушался. Потому что он увяз во всем этом по самое горло и теперь уже никогда не сможет отказаться от Салливана. Даже если сильно захочет. Он его жизнь. Случись что и Луи просто потеряется не найдя родной руки рядом. Одна только мысль об этом вгоняет его в неприятную дрожь и он просто абстрагируется, полностью переключая своё внимание на вампира. Допьёт коктейль из стакана, почувствует как алкоголь в очередной раз приятно греет горло и свободной рукой подтолкнёт по столу книгу в сторону собеседников, безмолвно соглашаясь со словами Мартина. Хочет справиться сам? Хорошо. Думает, что им по силам достать клык вдвоём? Мы справимся и так. Они все эти тридцать лет прекрасно справлялись с любым из задуманных ими планов. Доставали самые редкие побрякушки, вылезали из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций. Десятки раз висели на тонком волоске, но всё ещё были живы. Определённо, они – любимчики госпожи Удачи. Да, у них никогда ничего не проходит гладко, но куда важнее результат чем сам процесс?

Луи прижмется носом к виску Мартина, шумно выдохнет и перебивая в голове его очередную считалочку, просто скажет: Мы никогда не проигрывали, Мартин, и никогда не проиграем. Мы возьмём всё,что захотим и в этом нам не нужна ничья помощь. Улыбнётся мягко, искренне, тепло и снова аккуратно погладит напарника по плечу. Просто скажи мне чего ты хочешь, укажи пальцем и я пойду за тобой куда угодно. Поэтому, выдохни, Салливан. Я рядом.

Маркус Эмон уже начал забывать каково это: чувствовать такую злость вперемешку со жгучей обидой. Он старался. Правда. Всегда очень старался, едва почувствовав отголоски зарождения этих чувств, задавить их в себе еще до того, как они доберутся до разума и плотно окутают его в свой плен. Гнев - это то, что делает тебя слабее. Гнев способен пробираться глубоко в твое сознание и ввергать его в состояние не поддающееся никакому контролю. В гневе каждый из нас способен совершать самые необдуманные поступки, говорить самые ужасные лживые слова. Гнев приводит только к ненависти. Ненависть же влечет за собой только страдания. Страдания могут стать источником невероятной силы. И эта же сила тебя и уничтожит. Все в этом мире взаимосвязано и может привести к неисправимым последствиям. Маркуса учили этому с детства. Шаманы считали, что именно гнев тянет за собой плохую ауру, темный фон, за которым волокутся самые нечистые духи. До них даже не надо пытаться дозваться. Они здесь. Только руку протяни и будешь сожран заживо. Марк не хочет этого. Сейчас он уязвим как никогда. У него нет практически никакого контроля, потому что он до сих пор не нашёл в себе смелость ступить на чертоги собственного разума и разгрести там весь бардак. Да. Дело было в банальном страхе. Несмотря на то, что темп его жизни внезапно сменился с размеренного и тихого на слишком непредсказуемый и скоростной, его, на удивление, все устраивало. И он боялся заглянуть глубже в себя и найти там даже маленькую тень сомнения во всем происходящем. Может быть, ее бы и было недостаточно для того, чтобы он подумал о неправильности всех своих действий, но в душе бы, всенепременно, разгорелся маленький не тлеющий уголек этого чувства. А жить в вечных сомнениях значит быть неуверенным вообще во всем. Это ему не подходит. Маркус Эмон из тех, кто всегда уверен если и не в правильности, но точно во всем, что он делал. Пусть это потом приводило к печальным необратимым последствиям, но зато он знал, что это лично его твердый выбор. Лично его провальная ошибка. Значит так было нужно. Значит так ему было предначертано, если и ни Богом, то точно кем-то, или чем-то свыше. Не бывает случайных действий, или случайных встреч. Жизнь успела доказать это магу. Все когда-то придет к своему логическому завершению, или хотябы к тому моменту, который изменит в твоей жизни все. Что за собой влекли эти встречи с Мартином Салливаном и Луисом Дрэйком, еще предстоит узнать. А пока он не должен терять контроль. Они того не стоили. Эта встреча тоже, рано, или поздно, подойдет к концу. Нужно было лишь немного потерпеть.

- Мне все равно, как низко ты пал. Я пытаюсь сказать, что проявлять уважение к тому, кто помогает тебе и, как минимум, меньше о нем болтать, это нормально, Салливан, и даже немного по-человечески. Убавь немного звуковую волну. И, возможно, я не скажу ему, кто вынес его тайну за ворота библиотеки, а он не решит, что кривые чары вы тоже способны снять сами. - Это все, что на сегодня собирался сказать этой парочке Эмон. Наверное, ни в таком тоне следовало бы просить воров не болтать о Ронане Вайссе и его недуге на каждом углу Аркана, но от чего-то маг уверен, что именно такой тон этот дуэт только и понимает. Извиняться Маркус за все вышесказанное точно не собирался, ибо считал себя правым по каждому своему слову. Он злился не потому что Мартин выболтал се Рею. Злился потому что это мог слышать кто-то из окружающих. Ушей здесь было много. И не факт, что их странный квартет вот так вот просто все взяли и оставили без внимания. Ронан Вайсс - страж. Многим в Пандемониуме такая информация могла бы показаться интересной и Марку даже думать не хотелось, до чьих ушей она может дойти. И кто во всем виноват? О, нет. Нет-нет-нет. Ни глупые воры без костей в языке. Во всем виноват сам Маркус. Ведь именно из-за него они с Реем сегодня сюда пришли. Эмон не должен был соглашаться. Этот вечер должен был пройти где-то еще. В его квартире, в Сен-Дени. Да где угодно, но не здесь. И он ловит себя на мысли, что, да, он зол. Но от чего-то он не может заставить себя ненавидеть сидящих перед ним подростков. Ненавидеть так, как он умел делать это раньше. Что он чувствует на самом деле? Может быть, это жалость? Маленькая доля сострадания к двум заплутавшим привязанным друг к другу душам? К слову, ни один из них, так и не изволил ответить ему на животрепещущий вопрос. Что их связывает? И речь идет ни о настоящих связях, что были аккуратно переплетены десятками чувственных нитей, а о той связи, что была создана искусственно и словно бельмо на глазу мешала к ним прикоснуться. Эмон мог бы. Но состояние личного комфорта ему было куда дороже, чем интерес докопаться до сути. Он сделал свое дело. Предупредил вампира и оборотня об опасности такой связи и если те не прислушались, то это только их проблема. Он же не будет переживать, да? Нисколько. Эти двое только что выложили все тайны Ронана, превратили их уединенный вечер в цирк и, что не менее важно, дали Рейнарду услышать то, о чем Маркус даже не подумал ему рассказать. Да, вот так просто. Не подумал. Он просто не счел эту информацию важной. В конце концов, сколько в этом мире может бродить кицунэ? Почему это должно было касаться именно Хельсона? Вряд ли этот самый "отпечаток на груди", мог сказать духу что-то о личности того, кто его оставил, кроме как принадлежности к расе. Демоническую ауру сложно не уловить. Тем более, древнюю демоническую ауру. Сколько лет чужак провел в межмирье? Где гарантия, что когда-то тот мог встретиться именно с этим кицунэ? Бред да и только. Или это Маркус просто старается таким образом прикрыть свою неосмотрительность? Даже не подумал... Да, даже не подумал об этом! Если бы в его голове промелькнула хоть мизерная мысль о том, что дух мог принести вред демону, он бы, несомненно, хотябы задал бы Рею несколько наводящих вопросов и все рассказал. Ему не было никакого смысла утаивать нечто подобное от того, кто искренне говорил ему о верности. Он верил Рейнарду Хельсону и едва почувствовав легкое волнение с его стороны, маг поворачивается к нему и ловит короткий взгляд в свою сторону. Извини, я не подумал. Ладонь опускается на чужое колено. Спроси и я расскажу - скользит в этом прикосновении, в ответном взгляде. Пока он еще может видеть, будучи поддерживаемым демонической магией. Они просто не дошли до этой темы. Рею стоило только спросить: "Кто это сделал" и зацепиться за это. Только если бы он спросил. Черт подери, сколько в этой жизни можно было бы изменить, если бы мы заранее думали об этих "если". Теперь остается только смириться и принять правду о том, что он не сказал, а демон теперь подумает, что не захотел говорить. Он извинится. Позже. Признавать свои ошибки Маркус Эмон умел как никто другой.

Внезапно, бурно развивающийся конфликт вдруг сходит на нет. Вампир меняет свое настроение, вместе с ним меняется настроение волка и вот уже Рейнард улыбается гостям хоть и наигранно, но в его тоне скользит абсолютное спокойствие. Чтож, им будет о чем поговорить наедине. Возможно, не сегодня. Наверное, они с Хельсоном относились к тому типу "мыслителей", которые любили все переварить сначала внутри себя, понапридумывать себе кучу ереси, накипеть, а потом уже задавать вопросы, чтоб с наслаждением натуральных мазохистов, получать моральный оргазм от осознания того, как они были неправы и как абсурдны были их дурацкие догадки. Почему бы не выяснять все сразу и по факту? Потому что лично Марк относил себя к категории еще и знатных трусов. Он постоянно надеется, что все решится само собой, но так не бывает. Ну, по крайней мере, у него хотябы будет время подготовиться. Ибо он понятия не имеет, как будет объясняться.

Эмон отводит взгляд от воров и снова прячет свое лицо за капюшоном, отчего-то вдруг почувствовав себя неловко. По ощущениям, он словно увидел что-то слишком откровенное. Это не было похоже на интимную близость, но по почему-то брало за живое куда гораздо сильнее. Как раз в это время Рейнард решает сделать безмолвный заказ на напитки и, впрочем, такое свое поведение Марк вполне оправдывает. В конце концов, он пришел сюда, так сказать, под прикрытием. Под ним и намерен остаться. Это был их уговор. Поэтому когда официантка приносит их коктейли, Эмон не издает ни звука в знак благодарности, предоставляя сию честь своему спутнику. Коктейль в придвинутом к нему стакане приятно пахнет персиком и он прикладывается к трубочке, сначала лишь немного пробуя его на вкус. Не слишком крепкий. Наверное, это хорошо. Он чувствует в своей голове легкий дурман, обещающий перерасти в нечто большее, если он продолжит так необдуманно мешать все, что ему предлагают. Завтра придется пить обезболивающие растворы и долго отсыпаться. Оставалось надеяться, что внезапно не нарисуется никаких дел. - Je n'ai pas envie de regarder le spectacle. - Держа в одной руке свой стакан, Маркус устраивает свободную на тыльной стороне ладони своего спутника. Для того чтобы скользнуть по ней пальцами и коснуться жесткой обложки Истории Аркана. Немного ревностно, проверяя на подлинность. - Original. J'espère que tu réalises qu'il doit retourner à la bibliothèque. - Эмон невоспитанно переходит на родной язык. Скорее всего, Салливан понимает его если и не полностью, то частично. Вампир наверняка владеет парой-тройкой языков, но это не важно. Сейчас он обращается только к демону, аккуратно вытягивая книгу из-под его руки. Ведет подушечками пальцев по ее переплету, подтверждая про себя хотябы внешнюю целостность. В остальном убедится уже позже. Сколько Рейнард заплатил за кражу, Марка тоже мало волновало. И в этом вопросе он будет принципиален как никогда. Книга должна вернуться домой.

У Луи Дрэйка было много знакомых. Он знал десятки лиц, отзывался на каждый телефонный звонок и даже некоторым помогал, если считал, что они того стоят. Но ни про одного из них он не мог сказать, что построил с кем-то прочную связь. Все это просто прохожие. Кто-то, чье имя он знает, но не знает ничего более. Он не углублялся в их истории, слушал в пол уха и если и не проявлял равнодушие, то не сильно заморачивался. С Рейнардом же было... По-другому? Луис не просто слушал его. Он прислушивался к нему. Присматривался к каждому жесту, ловил каждую проскользнувшую в голове мысль. Несмотря на перебойный шум мыслей Мартина, он слышит демона и сейчас. Тот не просит. Тот требует не прикасаться к магу рядом с ним. И в этом требовании ни единого намека на постоянную игривость лисицы. Непривычно видеть его таким. Непривычно и странно. Видел ли он когда-нибудь кого-то настолько близко к Хельсону? Совершенно точно - нет. Более того, он вообще не замечал, чтобы Рейнард частенько вился хоть в чьем-то обществе. Хотя, нет, он соврет, если скажет, что не видел. Когда-то очень давно это существо было ближе к нему чем можно было бы сейчас представить. Прекрасный выдался вечер на той самой барже, которую они спалили к чертовой матери. Но ту близость даже отдаленно не стоило сравнивать с тем, что волк видел сейчас. Совершенно другие взгляды, совершенно другие прикосновения. Он готов был поспорить: аура - тоже совершенно другая. Кто-то мог бы сказать: "Вот оно - уязвимое место демона", но не Луис Дрэйк. Ему доводилось видеть его слабым, изможденным и совершенно потерянным. Разбитым. И душа волка выла, в отчаянии желая помочь близкому человеку. Но посмотрите на него сейчас. Разве он разбит? Разве он потерян? Нет. Он хитер и опасен. Они оба опасны настолько, что дерзость Мартина в их присутствии поражает воображение. И куда делать вся осознанность вампира? Стекла в какой-то прохудившийся в его голове тазик и теперь растеклась по полу. Хуй соберешь. Слепой маг - не есть слабость демона. Он - его сила. Не потому что вдвоем они опасней чем порознь, но потому что Рейнард в одном случае не отличается от Луиса. В его взгляде горит тот же самый огонь: "Не тронь. Оно мне дорого". Луи не тронет. И не в страхе дело. В уважении? В привязанности. Да, в его душе все еще теплится надежда, что эта встреча - не последняя их встреча. У них еще будет шанс поговорить. С глазу на глаз. Без этого ужасного режущего по ушам французского диалекта. Видит бог, более отвратительного языка еще свет не видывал!

Ладонь вампира сильнее сжимается на его руке и Лу снова возвращает к нему взгляд, смотря за тем, как тот опрокидывает в себя пойло. Ооооо, ему знакомо это зрелище. Кто-то не на шутку возжелал уйти сегодня в отрыв. Чтож, почему бы и нет? Дрэйк ожидал чего-то подобного еще до того, как они вошли в это заведение. Салливан с самого начала был ни на шутку заведен. И это настроение чудесным образом передавалось самому Луи. Не знает, было ли дело в чертовых кольцах, или он уже давно начал реагировать на Салливана так, но сейчас волк тоже обхватывает свободной рукой свой подарочный стаканчик и сушит до дна. Вообще, нужно быть аккуратней с выпивкой. В конце концов, они находятся в Пандемониуме. Под боком с Мартином ему никогда ничего не страшно да и для некоторых вампиров, принципе, может стать сюрпризом то, что моложавый оборотень может врезать между их очаровательных глазок не мягче чем зрелая альфа особь, но им же не были нужны лишние проблемы? Да черт раздери, то, что они оба находятся здесь - уже одна такая большая проблема! Но Дрэйку насрать! Его бровь ползет в удивлении, когда Салливан изъявляет желание остаться и потанцевать, но он не говорит ни слова против, когда тот срывается со своего места. - Будь на связи. - Единственное, что он успевает сказать Хельсону перед тем, как его буквально выталкивают из-за занавесок и буксируют к лестнице. Да, он согласен. Согласен, что им там не место. Было не место изначально. Они нарушили чужой междусобойчик. Возможно наговорили лишнего, по сути, ничего не добились. Но и Рей перегнул палку, осмелившись в присутствии Луиса просить кровь Мартина. Несомненно, он поднимет этот вопрос на обсуждение позже. Даже если Хельсон не захочет говорить с ним. Ему придется. Слишком много осталось невысказанным. Так между ними дела не решались. Но все это позже. Пока он выталкивает эти мысли из своей головы, пытаясь сосредоточиться на мыслях напарника. Внезапно, они покрываются каким-то странным шумом. Будто произносятся вообще не им. Это случается уже не в первый раз. Так и что? Все еще плохо налаженная связь, или внутри вампира говорит голос своры? Луи не задумывался о подобном феномене раньше, потому что не имел возможности слышать его. Но теперь все станет по-другому. Нет, уже стало. И Дрэйк не жалеет ни о чем. Пусть говорит. Он заберет каждое из этих слов себе. Прислушается сильнее, если в этом появится нужда. Разве ни этого он хотел все эти годы? Стать ближе. Не только морально, но и физически. Вот так, когда вампир сам тянет его к себе, практически не оставляя между ними расстояния. И в этом полумраке волк снова цепляет его взгляд, жадно всматриваясь в эти сумасшедшие глаза. Он был влюблен в этот огонь с самого начала. И, отнюдь, не из-за высокоградусной самбуки становится жарко. Луис смеется, вспоминая ту самую ночь в Луизиане и, возможно, сейчас ему даже немного стыдно за то, что тогда произошло. - Прости, Марти, но пока ты покорял танцпол, эта ведьма хотела меня. - В том смысле, в котором это звучит. И если Салливан предпочитал по накурке разрывать танцпол, то его напарник в такие моменты предпочитал трахаться. Чтож, слишком много времени утекло. Желания не меняются. Меняются люди вокруг. Только Мартин Салливан остается рядом. И так получилось, что вампир стал единственный объектом желания когда-то весьма разгульной в плане постельных развлечений души.

Мартину необязательно просить Луи не думать о ком-то. Даже если этот кто-то - Рейнард Хельсон. Все его мысли уже давно принадлежат Мартину Салливану и он не стыдится этого. Не стыдится пускать вампира в свою голову. Ему нечего скрывать. Да даже если и что-то было, то пусть. Он отдаст все. Пусть забирает. Пусть знает, что Дрэйк связывал себя с ним осознанно. Что ни одно его слово у библиотеки не было простым порывом после пережитого шока. Он действительно хотел всего этого. И пусть в голове вампира творится полный бардак, он, всенепременно, разберется с этим. Нет, они вместе разберутся. А пока волк заберет протянутую ему стопку, опрокинет в себя и едва успев вдохнуть горячий спертый воздух, столкнется с Мартином в жадном поцелуе. Словно ожидал этого. Словно видел его действия наперед. И прекрасно, что Салливан сам избавил его от верхней одежды еще до того, как они поднялись в закрытую зону. Ведь теперь, когда вампир освобождается от пиджака, Лу может свободно содрать с него и рубашку. Пусть потом поноет, что она была его любимой. Уже проходили. Он сам купит Салливану дюжину таких же любимых и будет делать это бесконечное количество раз, если напарник будет позволять ему такие вольности. Если будет целовать его так же горячо. Заставит уронить болезненный стон прямо ему в губы, когда нежная кожа сдастся под прикусом острых клыков. И в этот момент его мысли будут забиты им и только им. Во рту - стальной привкус собственной крови, мешающийся с горечью алкоголя и ментоловых сигарет. В руках - желание притянуть напарника к себе ближе. Он делает это, опуская ладони на его покачивающиеся в такт музыке бедра, ведет выше, по ягодицам, не отказывания себе в несдержанном желании сжать их через жесткую ткань джинсов, но не задерживается надолго, резко притягивая Салливана к себе. Близко. Кожа к коже. Он слишком любил этот чертов контраст температур их тел. Слишком любил сжимать его в своих руках до судорожно подтягивающихся мышц. Слишком любил это эйфоричное головокружение, когда все краски помещения смазываются в одно сплошное плывущее марево. - Мои мысли - твои. - Выдыхает в приоткрытые губы и слизывает с них собственную кровь, считая что их затянувшийся поцелуй, все равно, был слишком коротким. Ему хочется еще. - Мое сердце - твое. - К черту. Он готов отдать за эти мгновенья все. Ведь именно в этом мгновении он продолжает прижимать к себе вампира так крепко, как не прижимал еще никогда. В это мгновение освободит одну руку и пятерней зароется в его отросшие волосы, чтобы заставить запрокинуть голову. В этот момент прижмется губами к тонкой, почти прозрачной коже на шее, чтобы оставить на ней несколько коротких, но ощутимых поцелуев-укусов. - Слышишь его? - Ведь он сам слышит. И это вряд ли громкий бит играющей здесь музыки.

Вот он - Мартин Салливан. Вроде бы прямо пред ним. Это его запах. Вкус его кожи под горячими губами. Его лицо, плывущее в глазах хорошо захмелевшего разума волка. Или виной всему клубное освещение? В любом случае это - он. Луис Дрэйк не мог бы спутать, в каком бы состоянии ни был. Он узнает вампира по шагам, по короткому, едва ощутимому дыханию. По ощущению рядом. За тридцать лет все это стало таким привычным, таким близким и своим, что даже находись он в полном забвении, прикосновение руки напарника не спутал бы ни с чьим другим. Но теперь что-то изменилось. Не сложно, впрочем, догадаться - что именно. "Они стали ближе" - это уже не про них. Может быть, так можно было сказать еще пару-тройку недель назад. Но не теперь. Теперь в пору задуматься: А не был ли прав слепой маг, когда говорил, что они совершают ошибку? Он выглядел так, словно уже сталкивался с подобным видом связи и, чего пытаться себя успокоить? Парень выглядел напуганным. Дрэйк готов поклясться, в его слепых глазах на мгновение промелькнули эти эмоции. Луи думал, что в его голове царит полная неразбериха и от того страх пускать в нее Мартина казался самой большой проблемой в данной ситуации, но он был к этому готов. И, как оно? Оказалось, что мнимый бардак - всего лишь переживания. Вот то, что творилось за пыльными страницами книг по контролю гнева - это страшно. В голове Мартина не бардак. Там хаос читой воды. Там темно и можно заблудиться. Там десятки голосов ему не принадлежащих и даже если попытаться от них отгородиться, все равно, рано или поздно, ты услышишь их зловещий шепот на ухо. В ужас приводит только осознание, что это преследует Салливана на протяжении стольких лет. Когда это началось? Когда жизнь семнадцатилетнего ребенка оборвалась? Все это время, изо дня в день. А он молчал. Назовите Мартина Салливана при Луисе Дрэйке чудовищем и он без единого намека на сомнения покажет обидчику, что есть настоящее чудовище. Потому что в волке нет ни грамма той человечности, что была в вампире. Ведь только человек неограниченной в своих размерах души, может носить в себе такой хаос и сохранять здравомыслие. Шаткое, держащееся на волоске, но здравомыслие. И если Мартину для того, чтобы сохранять разум нужны разгрузки, пусть делает, что хочет. Потому что жить постоянно прислушиваясь к себе - это невыносимо.

И к черту все. Луи забудет о Рейнарде и его попутчике. Лис - большой мальчик и сам разберется, что ему со всем этим делать. Хочет яшкаться с подопечным стража? Пусть. Если он не побоялся привести пацана сюда, пусть и скрыв его лицо за капюшоном, значит был уверен в своих действиях. Значит не боялся гнева Проклятых за таких сомнительных... друзей. Это не проблема Луи. Ни ему разгребать тот хлам, в который эти идиоты могут превратить свою жизнь. Центр его вселенной сейчас здесь, прямо в его руках. Тонет в высоком градусе текилы, в дробящей перепонки музыке и смотрит так пронзительно-безумно, что, черт подери, подгибаются колени. Интересно, Мартин Салливан всегда слышал его так? Или только с наличием колец их близость стала цельней и ощутимей? Впрочем, не так уж это важно. Важность совсем в другом. В ответе. В саднящей под чужими пальцами спине. Дрэйк стискивает зубы и шумно втягивает душный воздух в легкие. Вывернуться из крепкой хватки на своей шее? Даже не подумает. Почему-то он знает, что будет дальше. И томительное ожидание вызывает волнительную дрожь в ладонях. Это чувство как наркотик. Попробуй один раз и все, ты пропал. Возможно, у Луиса была бы воля отказаться от кого-то еще, но отказаться от Мартина... У него ее нет. Слова вампира оседают горькой оскоминой на языке и у него нет никакого желания отвечать на них сейчас. Сколько раз он думал об этом? Сколько раз ловил себя на мысли о том, что по сравнению с вечностью, которую дано прожить вампиру, жизнь оборотня - всего лишь короткий миг. Они оглянуться не успеют, а время будет уже на исходе. Жизнь - это кредит, который мы платим за впечатления и чувства. И ничего с этим не сделаешь. Если ты не... Если ты не безумец, готовый перекредитоваться под более высокий процент.

Кажется, что толпа вокруг становится плотнее. Она затягивает в себя под оглушительный бит музыки и даже если бы вдруг захотелось покинуть танцпол, это вряд ли бы вышло. Но Дрэйку не хочется. В конце концов, как давно он не был в подобной массовке? Как давно не выходил на "охоту" и не зажимал кого-то среди горячих танцующих тел? Просто в один момент все резко прекратилось. И теперь, чтобы понять почему, ему не требовалась ведьминская трава для прочистки мозгов. Ответ был до банального прост.

Сегодня же, подхватив с подноса пронесшейся мимо официантки стакан с очередной дозой горячительного, он позволит себе напиться. Сегодня он будет танцевать до тех пор, пока ноги не загудят от адской усталости. Сегодня он снова позволит острым клыкам прокусить кожу на его шее и, боже блядь, в этот момент будет готов молиться всем богам о том, чтобы навечно остаться именно в этом теле. Оно все ощущает острее. Боль, прикосновения, опьянение, вкус собственной крови на губах. Короткое мгновение, будто в замедленной съемке, растянувшееся на долгие минуты. В момент ему покажется, что он теряет равновесие, но к спине крепко прижмется пришедшая на запах молодой волчьей крови вампирша. Почему-то сейчас ему такой расклад покажется забавным и даже вызовет скептический смешок. Ему плевать. Ему интересен только собственнический рык, раздавшийся со стороны Салливана. Так хищник защищает по праву принадлежащий ему трофей и в любой другой момент, наверное, Луис сказал бы напарнику, что оно того не стоит. Но, опять же, не сейчас.

Волк растирает кровь по своей шее рукой и подцепив Мартина за запястье, под очередной весьма зажигательный бит, разворачивает его к себе спиной. Прижимает к себе, в который раз отмечая, насколько невелика стала разница в росте и давя в себе желание опуститься руками на оголенную кожу живота, жмется носом к его виску. - Глупости, Мартин. Не думай об этом. - Если постоянно думать о смерти, невольно можно пригласить ее на огонек. В последнее время они сами так часто стояли на пороге ее ветхого дома, но так и не постучались. Рано. Им еще рано. Они еще столько всего не сделали. У них было еще столько планов. И пусть вообще забудет их имена, потому что... - Я уверен, в последний момент ты не дашь мне умереть. - А еще он уверен, что Мартин поймет о чем он говорит. И, несомненно, почувствует, что решение это было принято еще до того, как в нем закипел алкогольный градус. - И никогда не посмею тебя за это осудить.