Маркус хорошо помнил тот день, когда он в первый раз перешагнул через барьер. Тогда над городом повисла жуткая гроза. Небо рыдало настолько горько, что, казалось, его печаль можно было ощутить лишь протянув вперед руки, подставив ладони под холодные капли дождя. В ливневые дни он "видел" лучше. Незнакомые улицы города не пугали его. Напротив, преодолев барьер, он почувствовал облегчение. Тогда он уже никуда не спешил. Колдун прислушивался к окружению, прикасался к зданиям, ловил общий эмоциональный фон города и понимал, что это именно то место, в котором ему хотелось бы остаться насовсем. Уже тогда он ничуть не скучал по Парижу, по его узким улочкам, пряному запаху выпечки и вечному аромату весенних цветов. Он не скучал по суровому северу, по его вольному духу и привкусу сушеных трав в глиняной чашке. Он просто устал скитаться по миру и искал убежища. Аркан мало на него походил. Его стены были настолько молчаливо-неприкосновенны, что, иногда, Эмону казалось, будто им нарочно завязали рот. Скрутили по рукам и ногами и приказали молчать. И только спустя время, добравшись до огромных библиотечных помещений этого города, он смог понять, почему окружение отказывалось идти с ним на некий контакт. Слишком долгая история. Слишком его не касающаяся. Темная и пугающая. А с некоторых пор у него имелся небольшой пунктик на темных вещах. Запрет. Табу. Его личная глупость. Его личное проклятье.

Эмон редко выходил в город. Библиотечные помещения и большие аудитории магической академии едва ли не стали его домом. Его путь был короток и заучен до безошибочного сантиметра: от находящегося поблизости жилища и прямиком до нынешнего места работы. Лишь изредка он мог заглянуть в булочную, взять коробку с коричными пончиками и снова на проложенный путь. Если бы кто-то сказал ему раньше, что его жизнь когда-нибудь перейдет в тихое спокойное русло, он бы не поверил. Лет, эдак, восемьдесят назад не поверил бы. Но мага, впрочем, все устраивает. Ему нравится работать с юными волшебниками в академии. Ему нравится по вечерам приходить в библиотеку и перебирать старые фолианты. Он один из тех, кто считал, что у книг тоже есть души. И ведь находились те, кто его теорию в этом плане разделял.

Ронан Вайсс. Еще один странник на его пути. Скрывающий в себе просто непостижимое таинство знаний и мудрости. Хранитель библиотеки всегда был для Маркуса удивительным. Он отличался от всех когда-либо окружавших его людей. Чувства, эмоции, которые тот никогда не скрывал от новенького завсегдатая библиотеки, никогда не выводили Эмона из равновесия. Всегда сдержанные, спокойные, они не давили на чуткое восприятие. Напротив, словно у человека, в идеале овладевшего эмпатией, они всегда будто нарочно успокаивали, приводили мысли в порядок. Все разговоры с ним были ненавязчивыми и мягко текущими. Завязывались сами собой и могли продолжаться даже за медленным вождением пальцами по шершавым страницам очередной книги. Голос вкрадчивый, не сбивал с мыслительного процесса, восприятия "прочитанной" информации. Мягко накладывался сверху. Ронан будто знал все книги наизусть. Приятно дополняя прочитанный текст, делясь своими мыслями насчет только что прочитанного Маркусом, он словно старался закрепить полученные Марком знания, и у него это не плохо получалось. Делал это удивительно легко. С ним хотелось проводить время.

Сегодня Эмон тоже не смог отказать составить ему компанию. Магу не надоело сидеть в стенах библиотеки. Ему просто не захотелось прислушиваться к их глухой тишине в одиночестве. Что-то происходило. Что-то беспокойное. Эмону кажется, что воздух в городе потяжелел. Будто всех жителей загнали в огромную коробку и потрудившись проделать хотябы пару дырок для поступления кислорода, закрыли крышку и отставили в угол. До лучших времен. И чем меньше оставалось кислорода в замкнутом пространстве, тем сильнее начинали беспокоиться люди. Все началось с пронесшейся по и без того не тихим городским улицам череды убийств. Никаких улик. Никаких зацепок. Все чаще Марко чувствует это тяжелое покрывало сомнений, опасений, грузно ложащихся на его плечи. Он думал, что уже давно научился контролировать свой собственный эмоциональный фон. Но, как оказалось, поддерживать его во времена, когда все окружающие чувствуют разный спектр эмоций, куда гораздо проще, нежели когда все, как будто сговорившись, решили почувствовать одно и то же. Он привык "прислушиваться" к людям. "Читать" их неосознанно. Но в последние дни просто вынужден был перекрыть этот нескончаемый поток смятения и страха в свою голову. Слишком громко...

- Правдивы ли истории, что описаны в книгах? - Переспав со всем этим делом ночь, сегодня Эмон почувствовал себя лучше. Он заранее знал ответ на этот вопрос. Ибо если бы истории врали, город вряд ли бы закрыли. И теперь Ронан желает проверить целостность барьера лично. Ранее Эмон не уходил далеко от жилых районов. Местность здесь ему совсем незнакома. Поэтому, едва колдуны сходят с улиц, Маркус робко, будто боясь получить отказ, берет своего спутника под руку. Нависшие над городом сумерки окончательно отбирают у него возможность видеть даже размытые силуэты. А его кулон-помощник практически бессилен на открытой местности. В такие моменты он чувствует себя... Совершенно неприспособленным к существованию.

Лишь когда они доходят до места, где Ронан останавливается, Марк отпускает его. Кулон реагирует на чужую магию и услужливо подкидывает короткие видения о спутнике в темных одеждах, что умело сооружает для них сидячее место. Ему сложно разобрать, как именно оно выглядит. Тем более сложно попытаться уловить хоть малые черты лица Вайсса. Он пытается сделать это уже третий год к ряду, но все попытки тщетны. Артефакт на его шее не дает ему такой возможности, а просить мужчину прикоснуться к его лицу... Это, по меньшей мере, дурной тон. Поэтому, и сейчас, Марко отворачивается от того места, где предположительно находился его провожатый и не торопится присаживаться. Он не чувствует, как дрожит земля. Но сейчас, снимая с себя пелену ментального блока, он на мгновение опешивает.

- Тебе страшно? - Маркус не имеет возможность видеть. Он слеп. Нечеткие очертания отдаленного свечения, которые он расценивает как уже зажегшиеся фонари на городских улочках, смазываются в одно плывущее разноцветное пятно. Но оставшись без ментальной защиты, он болезненно сводит брови, а взгляд казалось бы, пустых глаз уже не выглядит таковым. Он учился не показывать своей слепоты. Учился эмоциям, подражаниям, движениям зрачков. Следил за размытыми силуэтами и вглядывался в их очертания так, будто видит все четко. Он привил себе эту привычку. И в моменты, когда он чувствует что-то настолько яркое, как сейчас, даже знающим, на мгновение могло бы показаться, что их спутник прозрел. Но, нет. Это не так. Он видит по-другому. Видит чувствами, видит эмоциями, видит ощущениями. То, что предстает перед его глазами сейчас, пугает его? - Этот город кричит. Кричит настолько отчаянно-надрывно, что у меня плохо получается контролировать такой сильный поток эмоций. - Откровенность, к которой он привык в присутствии Вайсса. Вайсса, который говорит, что ему страшно в открытую, но на самом деле, этот страх скрыт далеко за чувством какого-то... сомнения? Неуверенности? - Это вызывает во мне не страх. Это бросает меня в промозглый ужас. - Эмон качает головой безнадежно и закрываясь от окружения, опускается на импровизированную "лавочку", наслаждаясь наступившей блаженной тишиной. - ВЫ не были готовы к чему-то подобному? - Марк садится к своему собеседнику в пол оборота и опускает невидящий взгляд. - Ты можешь рассказать мне, что происходит на самом деле, или все настолько плохо, что даже доверие теряет свою ценность в этой ситуации?

Действительно, нечего скрывать.
Пожалуй, Ронан Вайсс был единственным, кто не пользовался в его присутствии ментальным блоком. Кто всегда был открыт перед ним не менее, чем каждый из студентов в его аудиториях. Дети. Они эмоциональны, легко читаемы и предсказуемы. Они не закрываются только потому, что банально не умеют это делать. Ронан же просто не видел в этом необходимости. Он не боялся Маркуса. Он доверял ему, отдавая свои тайны в его руки так просто, что, временами, казалось, будто маг просто кормит его какими-то небылицами. Забавы ради. Стражи. Охраняемый ими город: разумный, насквозь пропитанный магией. Сказки, похожие на те, что когда-то рассказывал Эмону Странник. Тогда он был просто ребенком. Одиноким, брошенным, но неизменно верящим в великое чудо. Тогда чудом ему казался даже невероятный человек-силач на площади театра Монмартре. Теперь же чудеса для него имеют совершенно другой вид. Мир пошатнулся. Все чаще Маркус стал прислушиваться к библиотечным стенам. Он касался их пальцами, поднимал голову "к небу" и просил помощи духов. Шаманизм учит нас, что если хочешь получить что-то от "верхнего мира" - "мира будущего", ты не должен быть жадным. Духи, они повсюду. Они окружают нас. Охотливые до твоих эмоций, они идут на контакт. И как только границы между мирами практически стираются, ты можешь попросить их о помощи. Духи стали неизменными спутниками в странствиях Эмона. Он научился не только отдавать, но и получать что-то взамен. И как только его новый знакомый решил, что Марк готов узнать больше, как только стал раскрывать свои тайны, спутники мага засуетились, запереживали и замолчали, не желая идти с ним на контакт. Тогда шаману пришлось искать других. Тех, кто не испугается тайн, что скрывают эти стены. Тех, кто сквозь непроглядную тьму приоткроют ему завесу здешних тайн. Кто нашепчет ему о правде, сказанной в книгах и собственноручно перелистнут страницы, где эта самая правда мягко перерастает в гнусную ложь. Стараясь не разрушить шаткие границы между мирами, Марко приходится постоянно шептать текст заклинания. Так тихо, чтобы не побеспокоить тех, кто находится ниже "среднего мира". Кто может проснуться, едва ты ослабишь свою защиту. Тьма, скрывающаяся глубоко под чертой "нижнего мира". Но так ли она была страшна по сравнению с тем, что скрывала в себе земля, покрывающая территорию Аркана?

- Город - темница. Я прошел много книг. Много теорий и ни одна из них не похожа на правду. - Маркус склоняет голову, прислушиваясь к окружению. Просто привычка. Ни в вечной попытке избежать каких-то неприятностей. Проведя много лет в одиночестве, он стал более чуток ко всему, что происходит рядом с ним. Он слышал как под очередным особенно сильным порывом ветра качаются кроны высоких деревьев. Слышал как где-то вдалеке шумят городские улицы. Слышал спокойное ровное дыхание сидящего напротив него человека и ему невероятно хотелось опустить скрывающую его от эмоционального фона завесу. Ему хотелось прикоснуться к тому, что чувствует сейчас Ронан. Узнать, действительно ли тот боится происходящего и так ли на самом деле страшно то, о чем он говорит. Так ли на самом деле страшен темный маг, что смог напугать человека познавшего гнев пустыни? - Но я не нашел то, что искал. - Эмон поднимает голову, чтобы посмотреть в сторону собеседника. Щурит глаза, улавливая его слабые очертания. Его лицо при этом не выглядит напряженным. Но тень, залегшая где-то в уголках губ говорит о том, что он расстроен. Каждый раз расстроен своими тщетными попытками. Говорят, что глаза - это зеркало души. От чего-то ему казалось, что глаза Ронана Вайсса похожи на бездонную пропасть. Глубокую и темную, как сама ночь. За непроглядной тьмой которой скрывались миллионы знаний. - Неужели в такой огромной библиотеке нет ни одной книги хотябы с малейшим намеком на название "История Аркана"?

В своих тщетных попытках Маркус только обреченно шумно выдыхает и обращает свое внимание к городу. Александр Блэк. На самом деле он был настолько силен, что смог поглотить силу настоящего демона? Как ему вообще удалось "спуститься" так глубоко. Эмон пытался заглянуть за черту. Неоднократно. Но духи нижнего мира ненасытны. Они ничего не дают взамен. Они только забирают. Они впитывают твои чувства, твои эмоции словно губка. Они забираются в самые потаенные уголки твоего внутреннего мира. Они цепляются за твое проклятье своими липкими пальцами, причиняют боль, с головой окунают в страдания и разрывают твою душу на куски. Насколько нужно утопить себя во тьме, чтобы они приняли тебя за своего? Чтобы пропустили дальше и, более того, показали дорогу к тем, кто стоит на вершине этого огромного зыбучего болота. Маркус был знаком с демоном. Но те демоны, которым удалось выйти на поверхность, уже давно очеловечелись и затерялись среди толпы. Наверное, они просто ждут, когда придет некто настолько сильный, что способен будет отворить ворота прямиком в Ад. Способен ли на это по легендам спящий под городом-тюрьмой темный маг? И какие дары он принесет тем, кто поможет ему выбраться из этой тюрьмы? Принесет ли за собой чуму, сжигающую все на своем пути, или будет благосклонен хотябы к тем, кто хранил ему верность все это время? И если его магия настолько сильна... Что ему будет стоить снять древнее проклятье?

Неугомонный шепот разорвавший здешнюю тишину заставляет Эмона обеспокоенно обернуться. Его невидящий взгляд лихорадочно перемещается с точки на точку, ловя лишь отголоски темных теней в округе. И чем яснее становится его разум, тем тише глухие голоса. - Les ténèbres sont partout depuis longtemps.* - Он зарывается пальцами в кудрявые волосы и закрывает глаза. Он не должен выпускать свои мысли из-под контроля. Не должен отдавать своей внутренней энергии больше, чем делает это обычно. Или духи внешнего мира заберут его сущность быстрее, чем он успеет понять, как войти в гармонию с теми, кто действительно знает правду. Кто не молчит заискивающе, а говорит по существу. Пусть за это придется заплатить куда более высокую плату. Разве ему было что терять?

- Я слеп, Ронан. Но не глух. Хотя иронию в твоем голосе уловил бы даже глухонемой. - Эмон позволяет себе некое подобие улыбки. Хотя, по сути, веселиться тут было явно нечему. - В мире не найдется столько слов, чтобы описать все, что ты сделал для меня и для этого города. Да и писатель из меня бы вышел крайне никудышный. Стражи сильны. Когда-то магическая тюрьма уже была закрыта. Ты не один. - Если каждый из стражей несет в себе хотябы частицу той силы воли, хотябы частицу той отдачи, которая присуща Ронану Вайссу, то хотелось бы верить, что никакая черная магия не способна их сломить. - Тебе придется уйти? Тогда бы мне хотелось стоять по правую руку от тебя, а не писать книжки для Богом забытых библиотек. - Ронан стал частью его жизни. Неотъемлемой частью его жизни. Его единственный друг, его наставник. Его самая ценная книга, что так самозабвенно отдавала свои знания. Он больше не был одинок. И если Вайсс действительно собирается уйти, то Маркусу хотелось бы, чтобы его имя было вписано рядом. Чьей-то совершенно сторонней и неумелой рукой. Они оба, вряд ли нуждались в красивых словах.

*Les ténèbres sont partout depuis longtemps. - фр. Тьма уже давно повсюду.

Этот... Весьма странный смешок со стороны Ронана не ушел от чуткого слуха Эмона и заставил того в удивлении вздернуть брови. Такая реакция со стороны мага заинтересовала его и он невольно задумался о том, чтобы снять с себя все ограничения хоть на немножко. Позволить себе потянуться к самому сокровенному, что скрывает чужое сознание. На самом деле, Маркус запрещал себе делать это. Причин было много. Он все чаще стал закрываться от окружения, потому что тонкие, звенящие нити, тянущиеся прямо из города, прочно оплетали его разум, забирались в самые отдаленные уголки, шептали о своих несчастьях, о своих страхах. И лишь не многие из десятков, находящихся к нему ближе всего, издавали равномерный, приятный тон. Тон, называемый спокойствием и умиротворением. Даже несмотря на долгие годы практики, разбирать такой большой клубок разноцветной пряжи очень изматывало его. Особенно, если учитывать, что он старался постоянно поддерживать шаткую грань между миром духов и его собственным. Нужно было выбирать что-то одно. Эмон прекрасно осознавал предел своих сил, поэтому старался не подходить слишком близко к краю. Истощение и потеря контроля. Потому что если он потеряет этот контроль, то велика вероятность, что он потеряет самого себя. Либо запутается в нитях чужих эмоций и задохнется, позабыв как дышать, либо не заметит, как темные, холодные руки вытянутся прямо из-под земли, зацепятся за его одежду и заставят упасть на колени. Они раздерут когтями его грудь, чтобы забрать единственное дорогое, что у него осталось. Душу. Больше с него брать было, собственно, нечего.

Духи ревнивы и обидчивы. Если не быть с ним ласковым, они могут больше не вернуться и тебе придется искать других. Эмон говорит им, что устал и прощается с невесомыми призрачными оболочками как с самыми дорогими давними друзьями. Они уходят молча. Маг прикасается к каждому из них аккуратно, не тревожа. Всего лишь для того, чтобы почувствовать: не затаил ли кто на него обиды. Они ощущаются одинаково тепло и лишь один никуда не уходит. Как всегда. Идет в отказную. Марко хмурится всем своим существом, но это не работает. Дух словно охраняет его. Он никогда не требует ничего взамен. Он молчалив и вечно угрюм. Прилип к нему сам, когда Марк в первый раз обратился к среднему миру уже находясь в Аркане. Будто ждал чего-то. Вначале Эмон относился к нему с опасением, а потом просто привык. Может быть, этой сущности просто нравилось связываться через него с другими людьми. И пока она молчит и никому не вредит, шаман не видит необходимости силой просить уйти. Иногда, ему казалось, что она не уходит даже тогда, когда маг спит.

- Интересно... - Губы Маркуса растягиваются в неком подобии улыбки, когда распрощавшись с духами, он обращается к своей собственной силе, мягко опуская отгораживающую его от чужих эмоций завесу. Ему приходится прикладывать чуть больше сил, чем обычно, чтобы не слышать город. Но, наверное, это того стоит. Потому что, может быть, он и не видит лица своего собеседника, но в своем сознании может протянуть к нему руки и зацепить пальцами тонкие нити чужих эмоций. Дотронуться до них аккуратно, чтобы не показать своего вмешательства. Ему немного неловко делать это в отношении Вайсса. Ведь тот всегда доверял ему. Это доверие ощущается и сейчас, когда мягкий, жемчужный хвост сам оплетает его пальцы и дает возможность "увидеть" больше. Когда-то он уже ощущал подобные эмоции. Очень давно. Тогда он был мальчишкой и собирал прогоревшие свечи с обманчиво-позолоченных Кандил. Неясные образы того времени быстро заполняют его голову и он обжигается, но не дергается, чтобы не потревожить чужие эмоции. Аккуратно выпускает их из рук и видит на своих бледных пальцах витиеватые алеющие следы. Это никак не отразится на его настоящем теле. Его руки не изменятся. Но на душе останется еще один неровный рубец. Это его наказание, за излишнее любопытство. - Тогда, думаю, ты будешь не против, если я верну книгу туда, где ей место? - Его слова звучат немного ревностно. Толи из-за того, что он увидел, какие эмоции испытывает Ронан к тому, кто придержал у себя Историю Аркана, толи потому что ему действительно не нравится, что упомянутая книга не была возвращена вовремя. - Надеюсь, в его личной библиотечной карте есть адрес. - А если нет, Вайссу придется устроить им рандеву.

Возможно, Вайсс был прав. Чтение всегда завораживает больше, когда ты не знаешь, чем может закончиться книга. Но, так получилось, что конец его личной истории был настолько предсказуем, что он бы закрыл отвратительный черный пошарпанный переплет еще на той главе, когда его мать решила разродиться на пороге Базилика Сакре-Кёр. То есть - на первой ее странице. Поэтому, он, наверное, смог бы сейчас поспорить со своим собеседником, но тот внезапно уводит тему разговора совершенно в другое русло. Туда, где река теряет свои привычные прямые линии и бросается в огромное заросшее болото. Болото его личных переживаний, сожалений и насквозь проросшего камышами отчаяния. Туда он Ронана пускать не хотел. Никогда.

Но чужие руки так бережно и аккуратно касаются его лица, что узнай он об этих прикосновениях раньше, непременно, сразу же отпрянул бы. Но в очередной раз проклиная свою слепоту, Эмон только шумно втягивает воздух в легкие и не знает, что ему делать. Доверие, да? Маркус так часто говорил о равноценном обмене, но совершенно позабыл, что конкретно от Ронана он привык только брать. И ничего не отдавать взамен. Так, может быть, сейчас, когда вокруг нет ни единой души, когда они уже успели многое сказать друг другу, настало время сбросить с себя еще одну завесу, что закрывала его истинную сущность от этого человека? Не до конца. Хотябы совсем немного. Просто приоткрыть ее. Показать, что он тоже может отдавать. Если бы это еще и что-то действительно могло изменить.

- Я никогда не говорил, что слеп от рождения. - Звучит как жалкое оправдание своему молчанию. Но, наверное, он просто не знал с чего начать. - Но ты вряд ли можешь мне помочь. - Он ни в коем случае не преуменьшал способности Вайсса. Но Маркус слишком долго путешествовал по миру, слишком долго рылся в чужих культурах и просил помощи у стольких людей, что невольно начал радоваться своей слепоте. Потому что, в конце концов, просто перестал видеть жалость к самому себе на чужих лицах. - Я был глуп. - Не оправдание. - И решил, что имею право зайти за край и дотянуться до души умершего человека. - Он мог бы сказать проще. Мог бы сказать, что ритуал по воскрешению прошел не слишком... гладко? Святые небеса! Этот ритуал стал самой большой ошибкой в его жизни! Или он ошибся еще раньше? Когда смотрел, как умирает его мать и не сделал ничего, чтобы ей помочь. Потому что именно он был тем, кто ее убил. - Он... Был очень зол. - Когда-то Эмон слышал от одного очень старого шамана, что души умерших хранят в себе память прожитых лет даже после смерти. И если это так, то как сильно должен был ненавидеть его Странник, чтобы забрать у него зрение? Эта мысль давно осела отвратительным комком в его груди и с каждым годом, чем хуже становилось его зрение, тем больше этот ком обрастал горьким налетом постепенно разрушающей его вины.

Это было сложно. Наверное, в первый раз за три года, Маркус смотрит на Ронана настолько виноватым взглядом, каким не смотрел ни на кого уже очень давно. Так виновато, как только может смотреть невидящий. Так виновато, как только мог бы посмотреть на человека тот, кто когда-то имел возможность видеть. И жалел обо всем по-настоящему, искренне. Это было необычно. Эмон чувствует себя неудобно. Он склоняет голову, прислушиваясь к самому себе и ищет тонкие, почти незримые, словно паучья пряжа нити. Светлые, легкие, практически невесомые. На руках - абсолютно никакого веса. Как будто он забыл о них когда-то и забросил в далекий-далекий угол. Если отложить какую-то вещь и забыть о ней, со временем, она обветшает. Высохнет и превратится в труху. Но маг чувствует, как она становится крепче. Оплетает его запястья и, что он делает? Он тихо вздыхает, опускает взгляд и снимает ее с себя. Вяжет сложные узлы, притупляет в себе это чувство. Один, другой, третий. Наверное, ему нужна помощь. Потому что он пытается найти в своем сознании хоть одно светлое воспоминание, выцепить из него яркую нить, но теряется. Он не видит. Не видит вообще ничего. Потому что... Их нет? Или ему просто не хочется показывать что-то своему через чур проницательному собеседнику, ведь, кажется, даже природа вдруг затихла. Ронан... Злится на него? Нет, он не хочет знать. Так просто завесить сознание от чужих чувств, но так сложно остановить свои собственные. А узлы, тем временем, становятся все слабее, дрожат в его руках. Им нет замены. Ни в этом случае. И сколько он не будет пытаться найти - не найдет. Просто потому что хочет говорить этому человеку правду. Всегда хотел. Думал, что будет достаточно открыться лишь немного. Рассказать последствия, но не указать причину этих последствий. Настоящую. Он нервно зарывается пальцами в волосы. Эмон... Запутался. Маркус чувствует поглощающую разум вину, потому что ему стыдно за то, что Вайсс всегда был откровенен с ним. Добрый, открытый, желающий помочь ему. Он подобрал мага буквально с улицы, дал ему место возле себя и оберегал как свое собственное самое родное и любимое дитя. И это не пустые мысли. Это истина. И чем платит ему Эмон? Недоверием? Нет. Он платит ему страхом. Страхом снова потерять то, чем дорожит так трепетно, что готов утонуть в пучине своих собственных переживаний, но только не дать оборваться той связи, что между ними возникла.

- Нет. Я ни не знал. Я не хотел знать. - Гордость. Весьма распространенный недостаток. Она живет в каждом обычном человеке, но не каждый ей подвержен. Весьма многие, так же, лелеют в своей душе чувства самодовольства, связанного с какой-то действительной или выдуманной чертой характера, которая выделила бы их среди окружающих. Гордость и тщеславие — это разные вещи, хотя эти чувства, обычно, ставят на одну ступень. Но человек может быть гордым, по сути не являясь тщеславным. Гордость это прекрасно сложенное о себе самом мнение, тщеславие же – мнение других людей. Естественно, которое ты сам себе придумал. Маркус Эмон всегда носил в себе оба этих чувства. Он гордился тем, что ему повезло родиться с магическими способностями. Сильными магическими способностями. Он гордился тем, что был не по годам умен и всегда быстро учился чему-то новому, хорошо воспринимал информацию на слух. Он считал себя привлекательным в глазах других и нагло манипулируя чужими эмоциями, заставлял окружающих восхищаться собой. Он игрался с ними так тщеславно и постыдно, что в пору было сказать об отсутствии у него человечности. И самым прекрасным чувством во всем этом было ощущение абсолютной безнаказанности. Кто бы это сделал? Странник? Тот не заметил, когда потерял свой контроль и будучи слабым и беззащитным, поддался упоительно сладкому шепоту. Ведь даже самый неумелый музыкант сыграет грустную мелодию на струнах чужой души, когда инструмент расстроен и разломан. Разбитая скрипка, сама по себе выглядит печально. Когда-то издававшая божественные звуки, теперь она могла только жалобно стонать и попросить ее починить. И Эмон с радостью это сделал. Он позволил Страннику снова полюбить. Вдохнул в него жизнь, натянул тонкие струны его измученных чувств и сыграл самую прекрасную мелодию. Можно ли было назвать Маркуса Эмона милосердным? Ведь он был тем, кто эту скрипку сломал. Для того чтобы переделать ее на собственный лад. Но как бы он не старался стать виртуозом... в общем, музыкант из него вышел неважный. - Забвенья не приносит ночь и белый свет не мил тем, кто в гордыне заживо себя похоронил. - Разве он мог? Мог просто взять и рассказать об этом всем Вайссу? Ведь Маркус даже не чувствует стыда за то, что он сделал. Он никогда не жалел о смерти своей приемной матери и вряд ли когда-нибудь пожалеет. Он жалел только о том, что... Был недостаточно силен. И так и не смог найти причину такого скоропостижного угасания Сильвена сразу же после того, как иссох сам.

Но Ронан не обвиняет его. Ни в чем. Не видит? Не чувствует? Удалось скрыть? Невозможно. Потому что паутина уже давно затерялась средь разноцветных нитей его собственных сомнений и страхов. Он в панике тянет запутавшиеся концы, раскручивая крепкие клубки, бросает их на пол к своим ногам и единственный дух за его спиной вдруг мягко сдвигается, заставив мага остановиться. Вайсс просит его руку и Марк бездумно протягивает ее, отвлеченный ощущением невероятного холодна на своем затылке в яркий контраст снова прикасающегося к нему Ронана. Он старается сделать вид, что не почувствовал. Он хочет обмануть не желающую покидать его сущность. Сконцентрируется на ненавязчивых прикосновениях, прислушается к спокойному тону своего собеседника, уловит надежду в его голосе. Красивую, светлую, теплую. Моргнет, всматриваясь в мутный силуэт человека напротив. Это всегда помогало. Успокаивало. Но волнение поселилось в теле неконтролируемой дрожью. Так, словно на улице внезапно стало невыносимо холодно и ему даже кажется, что если глубже выдохнуть, с приоткрытых губ сорвется маленькое облако пара. Смятение вперемешку со страхом связывают его по рукам и ногам и давят желанием открыться. Вайсс не отвернется от него. Что бы Маркус ему не рассказал. Ведь это называется доверием? Дружбой? Настоящей. Не вызванной его собственной прихотью. Это было бы невыносимо приятно, если бы не было чем-то новым, накрывающим с головой. Запутался в клубках, не знает чего хочет. Боится и чувствует, как нестабильность давит на него. Или это не она? Ведь вдруг ставший беспокойным безликий дух уже тянется к устроенному магом бардаку и Марк в панике хватает его за руку, не замечая как на самом деле перехватывает за запястье Вайсса. - Остановись. - Ему хочется сказать своему спутнику, что тот слишком много делает для такого человека как он. Что он не заслуживает его доброты. Что беспокойный, не слушающий его дух что-то ищет в бесконечном потоке растерянных им же эмоций, и от этого он чувствует себя ненормально и дискомфортно. Что он вот-вот выйдет из себя и не сможет это контролировать. Почему это происходит? Потому что Эмон так и не смог взять под контроль вину за свою скрытность? Или потому что Ронан, словно специально, цеплял его за живое, говорил, что не хочет вмешиваться в то, что Маркус скрывает. Но, при этом, все равно, пытался помочь. Не в желании вытащить из него что-то. В желании, если не избавить его от проклятья, то хотя бы дать ему возможность видеть больше.

И пока его собственные пальцы сжимают руки спутника, чьи-то чужие, обжигающе холодные, натягивают нити его самоконтроля. Паника накрывает Маркуса так резко, что первая здравая эмоция, которая промелькивает в его ошалелом разуме - это желание защитить. Он тянет Ронана к себе и сам склоняется ему навстречу, чтобы оказавшись ближе, прошептать блокирующее заклинание, которое скроет Вайсса от чужого воздействия. Которое защитит его от потерявшего контроль эмпата. Потому что сам он защищаться не намерен. Слишком открыт. Слишком доверчив. Слишком добр, в отличие от того, кого пригрел возле себя. И, наверное, ему пора узнать об этом. Пора понять, что носить защитную завесу это не показатель слабости, а твердая стена уверенности в том, что тебе не смогут навредить. Рано, или поздно, это все равно бы произошло. И лучше, если он расскажет сам, испытывая стыд за собственные грехи, чем его спутник утонет в этом болоте с головой, желая докопаться до истины собственноручно. - Si vous donnez un antidote au-delà de la mesure, il aura un effet plus nocif que le poison. - Маркус сбивается на свой родной язык и поднимает взгляд. В висках стук собственного сердца, а страх следит липкими лапами по чертогам его разума. Как сильно разочаруется в нем его единственный близкий человек? О чем будут говорить его глаза, в которые Эмон так и не сможет заглянуть. Потому что за свои грехи мы всегда отдаем равноценную плату. И Марку кажется, что свою плату он будет отдавать до самой смерти. Потому что только сейчас до него доходит смысл сказанных Вайссом слов. - Ciel sacré, Ronan... Его душа не упокоена? - Он хочет, чтобы маг забрал свои слова назад. Хочет, чтобы это было неправдой. Хочет продолжать думать, что его проклятье это просто ошибка неумелого некроманта, который предложил недостойную цену за возвращение человека в мир живых. Хочет чтобы этот мир рухнул к черту, проломил землю и провалился прямиком в Ад. А глумливый дух растягивает пасть в широкой улыбке и отпускает нити, чтобы вернуться на свое место за спиной мага и снова принять свой обычный ровный фон. - Я убил его. - И наступает абсолютная тишина. Эмон отпускает чужие руки, отстраняется и проводит дрожащими ладонями по своим щекам, дальше, к вискам, чтобы зарыться пальцами в волосы и убрать с затылка фантомное ощущение холода. Колкого, промозглого, раздражающего незащищенную воротом одежды кожу. Ему кажется, что он пуст. Что он просто резко взял и выгорел. Он не чувствует ничего. Ни вины, ни стыда, ни страха. Это даже не назовешь равнодушием. Нет ничего. Абсолютная пустота. Огромная зияющая чернотой дыра. Загляни и ты не увидишь ничего. Запусти руку и ты не достанешь до дна. Но в глубине, определенно, что-то есть. И если бы Марк мог почувствовать хотябы любопытство, он бы обязательно попробовал. - Прости меня.

Маркус смотрит за плечо своего наставника слепо и отстраненно. Он прислушивается к тихому шуму деревьев и пытается наладить связь с окружающим миром. Прикасается к листьям, ступает босыми ногами по траве и тянет руку к потерявшим с ним связь духам. Те переполошились и отчаянно искали хоть одну эмоциональную нить, чтобы удержаться во внешнем мире. Они ведь... могут потеряться. Исчезнуть и не найти дороги назад. Ставшие теплыми, привычными, они затеряются среди других, абсолютно идентичных. Одинаковых. Холодных и одиноких. Так не должно было случиться. Поэтому он зацепится за каждого из них, когда почувствует чужое прикосновение на своих плечах. Повернет голову в сторону Ронана и не найдет за что зацепиться самому. Ах, да, кажется, он сам прошептал защитное заклинание. Что-то... Странное? Какой-то новый клубок выкатывается ему под ноги. Еще не раскрытый, не растрепанный. Из такого можно связать свитер. Теплый. Его нити мягкие и крепкие. С такими точно не замерзнешь зимой. Такой точно не продуют холодные ветра Севера. В таком можно, не надевая куртки, выйти на улицу в самый суровый мороз и упасть в снег, зная, что ты не заболеешь. Защита. Желание защищать. И, кажется, это его собственное чувство? Может быть, и не такое новое, каким оно показалось изначально, но точно давно забытое. Он не прикасался к нему семьдесят лет, подумав, что потерял клубок в аббатстве Сен-Дени. Когда гроб с телом того, кого ему всегда хотелось защищать, зарыли на территории Базилика Сакре-Кёр. Странно...

Странно так. К нам в жизнь приходят люди. Иногда даже не приходят, а врываются. Осматривают твой внутренний мир и начинают перестраивать все под себя. Так не пойдет, это переставь, это выкинь - оно тебе не нужно, это поменяй, в это поверь. А вот тут, пожалуй, я остановлюсь. Раскину мягкое покрывало, кину пару подушек и обоснуюсь насовсем. Они дарят ощущение счастья, наполненности, теплоты. Подобные люди берут тебя за руку и тащат за собой по лестнице счастья куда-то очень высоко. А ты, ведомый ощущением признания, собственной нужности, слепо следуешь за ними, боясь посмотреть под ноги. Слишком высоко. До самой последней ступени, когда идти уже некуда. Когда: либо стойте вот так, на этом тесном месте вдвоем, крепко прижавшись друг к другу, либо упадите вниз. Вместе. И потом, когда ты счастлив, когда всё вокруг в нежном свете, когда хочется жить и кричать о прекрасном, они просто уходят. Оставляют стоять тебя там, вверху, совсем одного, прекрасно понимая, что спуститься сам ты не сможешь. И что? Просто скатиться, переломать себе все кости, но остаться в живых. Но есть и такие, что забирают у тебя из-под ног лестницу, заставляют поступить необдуманно и, в конечном итоге, просто прыгнуть. - Я не был на войне, Ронан. - Явно обозначая, что убивать на войне и убивать ради своего личного блага - это две разные вещи. На войне ты идешь на это осознанно, понимая последствия и делаешь выбор. Здесь ты действуешь только во благо себя и удовлетворения собственного я. И Эмону казалось, маг видит его насквозь. Что сейчас, касаясь его лица, Вайсс не видит ничего нового. Только чувствует его растерянность, чувствует сомнения. Чувствует желание сказать что-то еще и ждет этого. Ждет чистосердечного признания от самого Маркуса, умалчивая, что уже давно все про него знает. Видел еще тогда, когда Марк только нашел свое убежище в библиотеке. Когда все свое свободное время проводил между ровными рядами бесконечных стеллажей. Когда касался пальцами каждой книги на полке, запоминая названия, расположение. Все ходы и выходы. Тихо и медленно ступая по дощатому полу, Эмон учился жить заново. Тянуть эмоции не из живых существ, но из бесчисленных томов и фолиантов. То, что ему оставили. И это было прекрасно. Он перебирал каждый корешок, бездумно листал страницы особенно старых книг и считывал случайны строки, наполняя свою голову чем-то более ценным чем то, что он собирал до этого по миру. Возможно, именно поэтому Аркан позвал его, решив, что время его бесцельного блуждания подошло к концу. Что пора смириться и остановиться. Он, все равно, ничего не найдет. Возможно, город решил сжалиться над ним и дать второй шанс. Подарить покой. Покой в виде человека, который будет знать о нем все, но молчаливо будет ждать покаяния. Который, находясь с ним наедине будет признаваться в своих грехах и при этом выглядеть и чувствоваться настолько невинным, что щемит под ребром. Который будет благодарить даже за недосказанность и при этом не испытывать даже мелкого намека на обиду, или ненависть. Презрение. Вот что ожидал почувствовать Маркус.

Но вместо этого - тихий шепот, смешивающийся с легким дыханием ветра, теряющимся где-то между деревьями широкой лесополосы. И в этой тихой близости, Маркус снова поднимет взгляд на наставника и посмотрит на него ни пустыми глазами проклятого за свою глупость мальчишки, а живыми, полными доверия глазами многолетнего мага. Будто время распада ритуала уже подошло, а скрываться - бессмысленно. Всего на короткий миг, всего на мгновение, иллюзия дала брешь и треснула. Повеяло свежим лесным можжевельником, спокойствием лаванды, эфиром масла кедра и сосны. Словив это наваждение Эмон закроет ладонями собственное лицо, убеждаясь, что ничего не изменилось. - Солнечный свет един, хотя дробится стенами, горами и бесчисленным множеством других предметов. Едина общая сущность, хотя она и раздроблена между бесчисленным множеством отдельных тел. Я видел настоящее единение душ. И слышал как одна из них кричала, потеряв другую. - Марк проводит ладонями по своим щекам. Там, где до этого его касались руки наставника. Собирает это тепло, растягивает между пальцами и холод октябрьской ночи уходит куда-то вслед за волнением быть непонятым и отправленным на самосуд. Это чувство называется - доверие. - Я забирал то, что мне не причиталось по праву. - Он до сих пор не верил, что связь его отца и матери была настоящей. Она - грязнокровка, неспособная даже родить ему наследника. Презрение ковена Эмон и сбежавшее дитя придавшее свой клан. Он - вечный скиталец, среди тысячи северных ветров нашедший свое тепло в объятиях шестнадцатилетнего мальчишки. Эта связь была подделкой. Проклятьем ненавистной всем ведьмы. И он был тем, кто пытался спасти того, кто был ему дорог. - Я был лишь ребенком, обманутым чужими чувствами. - Маркус опускает голову, и цепляется пальцами за предплечья наставника. Он думает, прислушивается к неровному стуку собственного сердца. Определенно, он чувствует волнение, когда ладони скользят по чужим плечам, касаются шеи и на миг замирают. - А за что боролся ты, Ронан? - Откровение за откровение. Он не просит рассказывать все, потому что сам утаил слишком много. И теперь он ощущает страх и предвкушение, очерчивая большими пальцами подбородок, чувствуя под ними жесткую щетину, в то время как кончики других рисуют полный овал лица. Он никогда не видел лица наставника. И сейчас, с волнительным трепетом, по частям собирает его образ. Вайсс сказал, что хочет дать ему возможность видеть. И он увидит. Марк поднимает голову, закрывает глаза, мягко ведет по линии скул. Далее - плавный изгиб носа и спускается ниже, к губам. И он не остановится, касаясь их аккуратно, запоминая шероховатость кожи и глубокий уголок рта. - Что такого сделал ты, раз решил, что Аркан стоит того, чтобы искупить свой грех, отдав за него жизнь? Ответь мне и я пообещаю. Пообещаю тебе, не смотря ни на что, быть на твоей стороне.