- Ты боишься. - Луи не смотрит на Мартина, когда чувствует холодное прикосновение чужой ладони к своей щеке. Он просто слепо поворачивается, чтобы ткнуться в нее носом и оставить короткий поцелуй на мягкой коже. Не пытаясь успокоить, но в желании сказать, что сегодня он рядом. Что теперь Салливан не наедине с конченым в голову придурком, возомнившим себя вершителем вампирских судеб. Собственно, слова его не звучат как вопрос. Это констатация факта. И поведение вампира ему не нравилось. Нервность Мартина никогда не возникала на пустом месте. В отличие от оборотня, сейчас он знал, с кем им придется встретиться. Он видел его своими глазами, пытался бороться с ним, но все мы знаем, чем это кончилось. Бесконечные просветы Арканской лесополосы, рассыпающиеся на сотни запахов и дорог до сих пор снятся Дрэйку в не самых приятных снах. Паршивый вопрос: "А что, если бы?" до сих пор сидит у него глубоко под ребрами и давит на грудную клетку изнутри так, будто там поселилась огромная прогрессирующая опухоль. Так вот, если уж на то пошло дело, то почему бы просто не отступить? Махнуть на охотника рукой и оставить все так, как есть? В конце концов, Салливана он, в конечном итоге, отпустил. Пусть и дождался рассвета и выпустил там, где поехавшая сознанием жертва имела минимальный шанс на выживание. Но... Таки шанс он ему дал. Пусть, скорее всего, просто в насмешку, но эта самая насмешка позволила оборотню схватиться за нее и благодаря собственной просто запредельной удаче, выйти на правильный путь и все исправить. Вряд ли человек рассчитывал на такой исход. Откуда ему, в конце концов, было вообще знать, что такое возможно? Еще одна удача для них на то утро? Уверенный в финальном исходе, он даже не стал наблюдать за кончиной своей жертвы, решив, что все произойдет само собой. Пожалуй, этот человек еще никогда в жизни так не ошибался. И эта ошибка станет последней ошибкой, которую он совершит в этой жизни. Потому что даже если Мартин Салливан все еще напуган, то Луис Дрэйк успел за время поисков накопить в себе столько злости, постоянно себя накручивая, что он готов сдохнуть сам, но всенепременно утащить ублюдка за собой. Исход, конечно, не очень приятный и волк постарается всеми силами его избежать. Ведь, по сути, жить он только начинал. И ни один зарвавшийся человек не посмеет отбирать у него то, за что он так долго и упорно боролся. Не посмеет отбирать то, без чего он своей жизни уже просто не представляет. Ведь если он отпустил Салливана в первый раз, не факт, что отпустит и во второй, если решит вернуться.

Но, от чего-то, в отличие от приятеля, Дрэйк чувствует себя относительно спокойно. У него нет мандража, нет липкого ощущения страха и даже нет волнительной дрожи в пальцах. Такое ощущение, что он просто выгорел. Накручивал себя до тех пор, пока не сорвался и, все, потух. Чаша его терпения пуста. Стоит себе, не покачивается. Нервные клетки потихоньку восстанавливаются, а окружающая реальность уже не кажется ему такой запутанной. Что сказать, он даже не закипает, когда думает о родственниках Мартина и его к ним привязанностям. Прям можно брать и начинать нервировать его по-новой. Наверное, какое-то время даже он будет воспринимать все с наигранно-скептической улыбкой и слушать сквозь уши. Пока на дне чаши не появится хоть что-то и капать не начнет противней. Вот тогда уже что-то назреет. Хотелось бы подольше оттянуть это время спокойствия и душевного равновесия. Признаться честно, оно нравилось Луису и не хотелось бы его упускать. Ему уже давно не было так легко. Поэтому сейчас он коротко кивает, когда Мартин говорит ему быть осторожней. Он и сам знает. Недооценивать охотника, что так просто смог справиться со ста пятидесяти летним вампиром... Было по меньшей мере глупо. Кому, как ни Луису знать, с какой силой может бить Мартин. Как быстро он может двигаться и как опасно может быть столкнуться со сворой. В этом плане Дрэйка можно было назвать везунчиком. Сталкивался со всем вышеперечисленным и, посмотрите, он все еще жив. И даже ходит на своих двоих. Каков счастливчик!

- Не лезь туда. - Луис вытягивает Мартина из фургона за одежду и залезает туда сам. Его не раздражал ни запах серебра, ни запах оставленной тут крови. А второй тут было предостаточно. Тяжелые ботинки опасно скользят по полу. Видимо, уже застывший вязкий слой расплылся под свежаком, образовывая тут каток для любопытных носов. Уборка бы тут явно не помешала. И Дрэйк принюхивается, обводя небольшое "помещение" взглядом. Фургончик около винокурни, за который затащил его Салливан, пестрил обилием запахов. Разных. Свежих и не очень. И его радовало, что среди них не было запахов его знакомых. По крайней мере среди тех, что еще не успели выветриться временем. Все довольно примитивно. Распятия, святая вода, какие-то вырезки из газет, записки с телефонами и пометками, чужие имена, и ничего, что могло бы зацепить его взгляд. Что могло бы показаться полезным или важным. Ничего, кроме одного. Этот запах выделялся среди других. Ведь он совсем не был знаком оборотню. Наверное... Таким бы образом пах маг... Убитый ни чем иным, как давно проржавевшей до основания арматурой. Пахнет как жеванный Бабл-Гам, только что оставленный кем-то на водопроводной трубе. Жаль, но это совсем не он. Это странная позолоченная пыль, за которую Луи не будет браться голыми руками. Некоторые жизненные ситуации научили его не пихать руку в клетку с голодными крысами, и он достает из кармана штанов перчатки. Жвачкой, обычно, пахла магия. Не факт, что это она, но слова слепого мага в кафетерии как-то неприятно осели на душеньку. Не попадать под раздачу, пока чары не рассосутся. Если рассосутся. Поэтому, перчатки - на руках. Он отрывает кусок от какой-то висящей здесь тряпки и промакивает особенно "пыльный" сгусток крови на полу. Только после этого покидает фургон и протягивает находку Мартину. - Не знаю, что это. Но пахнет странно. Сколько лет топчу эту землю, но еще ни разу не чувствовал ничего подобного.

Предложение пустить ко дну эту тачку выглядит заманчиво. Но, на самом деле, не так было важно избавиться от машины, насколько ему хотелось избавиться непосредственно от охотника. И неуверенность напарника в этом деле его совсем не вдохновляла. Попытаться успокоить? Сказать, что все будет хорошо? - Хэй. - Вряд ли рабочая стратегия, но выбора у него нет как такового. Поэтому он просто возьмет Салливана за предплечье и подтянет к себе. Пальцами вплетется в волосы на затылке и чуть склонится, чтобы уткнуться лбом в лоб Мартина. - Посмотри на меня. - Он коротко улыбнется, заглядывая в глаза вампиру. - Я хочу, чтобы это все осталось позади. Я хочу, как минимум, сменить адрес, переехать в новую квартиру, поклеить там новые обои, поставить кровать прямо в гостиной и не завезти туда ни единой капли яркого света. И никто над этим не посмеется. Потому что, наконец-то, никто просто не будет знать, где нас искать. Хочу просыпаться раньше чем ты, заказывать какие-нибудь дурацкие пельмени, заливать их чили, и клятвенно говорить тебе что приготовил их сам. Хочу заталкивать их в себя на этой же кровати, под шум какой-нибудь дибильной передачи из телевизора и думать о том, что мне адски невкусно. - Смеется тихо, подтягивая вампира к себе за талию и крепко сжимая в объятьях. - Но именно в этом моменте я буду самым счастливым. Потому что, смотря на тебя, я буду знать, что тебя не преследует никакой псих в дурацкой маске, и завтра я не буду в панике заглядывать тебе в глаза и со страхом думать о том, что безнадежно потерял тебя. - Сейчас, Мартин кажется ему, как никогда маленьким и хрупким в его руках. И хочется обнять сильнее, чтобы укрыть вообще от всего, спрятать, чтоб никто не видел, никто больше не трогал. И это не проявление больного собственничества. Это желание, чтобы Салливана все оставили в покое. Чтобы не заставляли его вечно куда-то бежать, вечно за кого-то переживать. Чтобы дали ему возможность в этой вечности двигаться только туда, куда хочет он сам. - Просто давай соберемся и оторвем ублюдку башку. За тридцать лет мы столько всего вывезли, что не можем проебаться именно сейчас. - Только теперь выпустит Мартина из своей крепкой хватки и мягко похлопает его по плечу, призывая взбодриться. - Идем.

Их путь лежит на винокурню. Через посохшие виноградные лозы и длинные поддерживающие их заборы. Они войдут через парадную, как и было обговорено. Луис первый заглянет в незакрытую входную дверь. Охотник, либо ничего не боится от слова совсем, либо кого-то ждет. И одно и второе имеет место быть. Но первый этаж винокурни встречает их дуэт не очень красиво "сидящим" на крепко прибитом к полу железном стуле вампиром. Его бы лучше не трогать вообще. Но Луи не может. Потому что заторможенно двигающиеся окровавленные пальцы и медленно повернутая в их сторону голова говорит ему о том, что существо еще живо. - Ты вытащил счастливый билет, парень. - От веревок несет какой-то неприятно пахнущей травой. Они оставляют на коже вампира яркие ожоги и тот буквально "стекает" со стула, когда, призывая Мартина ничего не трогать, Дрэйк разрывает чужие путы. До дома они, беднягу, естественно не проводят. Они тут как бы по своим делам пришли. Но оборотень поможет ему выровнять равновесие и сесть на полу нормально. Если успеет - поднаберется и сил и хотябы уползет отсюда, когда начнется заварушка. Ведь хозяин - дома. Крики сверху не стихают. Те, кто не обладает обостренным зрением, вряд ли бы заметили небольшую лестницу ведущую на второй этаж над винными бочками. Ступеньки - предательски скрипучие, но за шумом со второго этажа это вряд ли слышно. Уж больно кто-то надрывно кричит - Скажи, как будешь готов. - Снова обращается к Мартину. В конце концов, об охотнике он знает больше и вламываться вот так, напропалую, даже желая внезапности, все равно, нужно с головой. А голова в их команде - это Салливан. И хотелось бы верить, что сейчас она ясна, ибо в противном случае у них будут проблемы. Поломка мозгового центра приводит в хреновым последствиям. Не сказать бы, что у них всегда был какой-то строгий план... Но, по крайней мере, они были способны ориентироваться по ходу дела. Мартин был способен. Он куда внимательней к деталям в отличие от действующего спонтанно и обрывочно напарника.

Луи... Знал, что так будет. Странное ощущение покоя, даже когда ты понимаешь, куда, собственно, идешь. Или... Не совсем понимаешь? Признаться честно, Луис Дрэйк вообще мало что понимал в последнее время. После тридцати лет какой-никакой, но все-таки стабильности, его жизнь снова решила пнуть его в спину и уронить в глубокий такой овраг с крутыми поворотами и огромными камнями, которые, хочешь не хочешь, а перепрыгнуть придется. Даже если ты бежишь с высокого, почти вертикального склона и думаешь только о том, как бы не запутались ноги и ты не уебался об очередной такой камень носом. В последний раз так было, когда он торопливо скидывал свои вещи в сумку, собираясь сбежать из Анакортеса. Ну, как сбежать... Уйти. Уйти тихо и неслышно. Чтоб его хватились не сразу, а потом просто забили на это дело, потому что этого все и ожидали. Рано или поздно. Тогда он тоже был спокоен. Он знал, что больше не вернется. Знал, что ему не позволят вернуться. И сейчас он тоже знает, что уже может не выйти с этой винокурни, но осознанно делает свой выбор. В очередной раз, в сторону Мартина Салливана. Потому что... Иначе он не может? Может быть, хотел бы, но не мог. Хотел бы сказать сейчас Мартину: "Давай просто уйдем. Ведь он уже отвалил от тебя". И если бы тот не согласился, просто перекинуть его через плечо и унести отсюда. Заставить силой, если тот станет сопротивляться.

Но Луи поднимает глаза. Смотрит за тем, как Салливан прижимается к двери, прислушивается. Ловит взглядом скользнувшую по щеке отросшую прядь волос. Вдыхает. Дальше - по линии подбородка, к шее, за ворот одежды. Переводит внимание на тонкое запястье, вверх, по руке, до кончиков пальцев. Выдыхает. Нет. Это выше его сил. Собственной ладонью трет небритую щеку и отводит взгляд. Он не может просто взять и оставить все так. У него есть причины рисковать. Целый ряд причин, одну из которых он обозначил еще там, у фургончика. До того как они зашли на винокурню и подобрались к охотнику. Он не хотел каждый день жить с мыслью, что ублюдок может одуматься и вернуться за уцелевшей вампирской головой. Не хотелось каждый раз, отпуская Мартина куда-то одного, думать о том, что тот может не вернуться. Что тот может не успеть, в случае чего, даже просто набрать ему на телефон. Что везение ни вечно и каким бы чутким ни был волк, он не умеет не ошибаться. В следующий раз он просто может не найти верной дороги. В следующий раз он может заглянуть в глаза Салливану и не найти там его самого. Вот, что вызывает настоящий страх. Зыбкий, давящий, сжимающий сердце в такие крепкие тиски, что то отдается своим стуком где-то в висках. Ему нестрашно думать об охотнике, потому что он не боится умереть за вампира. Но ему до дрожи в руках страшно думать о том, что этот вампир может погибнуть из-за того, что он сейчас смолчит. Что не попытается его остановить. Что станет тем, кто дал ему слепую надежду на хороший исход и проебался. Проебался фатально и безвозвратно. Жизнь - это бесконечная череда выборов. От самых легких, типа: пить кофе, или же ограничиться просто чаем; почитать книгу, или забить и проиграть в приставку. И до самых сложных: сказать Мартину Салливану, что безумно любишь его прямо сейчас, пока не поздно, или же поверить самому себе, что все будет хорошо и выбрать для этого более подходящий момент.

Жить, мать его, блядь, сложно! Никто и не говорил, что будет легко. Но Дрэйку бы очень хотелось, чтобы горячо любимая мамуля, сразу же после того как родила его, и в первый раз взяла на руки, вместо привычных всем слов типа: "Какой он красивый", или "Как же он похож на отца", сказала просто: "Ты в жопе, сын мой". Вот тогда бы, вероятно, его жизнь приняла совершенно другой оборот. По крайней мере, до тех пор, пока в поле его зрения не мелькнула бы "Странная дамочка в платье с сюрпризом", вдруг обернувшаяся аристократичного вида мальчишкой с наглым взглядом и такой улыбкой, что на ее фоне меркли все прожитые до этого годы. И все снова стало бы на свои места. И ничего сейчас не может казаться правильнее того, что Луис здесь. Рядом с этим мальчишкой. Нет ничего правильнее того, что он боится за его жизнь, и больше всего на свете желает оторвать голову ЧЕЛОВЕКУ, который решил, что отобрать у ВОЛКА самое дорогое - это хорошая идея. Нет, не хорошая! Это самая блядски хреновая идея, которая могла бы только возникнуть в голове обычного смертного. И даже если он сильнее, Луи сделает все для того, чтобы, в случае чего, ублюдок больше не смог топтать землю, которая предназначалась только для сверхов. Здесь он и подохнет, черт бы его побрал. И это будет последней мыслью перед тем, как дверь в помещение откроется. Как Мартин досчитает до трех и вкинет в комнату шар с дымовухой. Луи дернется со своего места первым. Ему не нужно видеть, чтобы знать, где находится охотник. Но... В окружении сизого дыма оказывается пусто и Лу отступает на шаг от того места, где всего мгновение назад он мельком видел угрожающий блеск позолоченной маски и за запахом гребанной прилипшей к металлу жвачки, он отчетливо чувствовал еще один. Тот, что въелся в кожу Салливана в тот самый день, в лесу. И его бесит. Невероятно бесит, что в воздухе повсюду висит эта позолоченная пыль. "Не бросайся под магию, отдача будет неприятной" - настойчиво звучит чужой голос в голове, в то время как ближайшее пространство разрывает раздражающий вопль напуганного пленника. Еще немного и Дрэйк удавит его собственноручно. Потому что тот не дает ему слушать. Запаха просто нет. Он пропал. Испарился в вязкой пылевой оболочке, осевшей на слизистую неприятным покалыванием до самой носоглотки. И Луи отвлекается, растерянно оглядывается, но чувствует, как Мартин тянет его в сторону, буквально заваливая за опрокинутый шкаф. Весьма вовремя. Арбалет, заряженный серебряными болтами, выглядит в умелых руках настолько угрожающе, что Луис сразу же отказывается от идеи с обращением. Для ТАКОГО оружия его волчья форма более уязвима, чем человеческая, насколько бы быстрее и изворотливее он в ней не становился. И то, что очередной болт пробивает дерево как нож масло прямо под его локтем - прямое тому доказательство. Ему кажется, что голос охотника раздается отовсюду. Что он звучит прямо в его голове и движение по углам - всего лишь иллюзия. Он не должен поддаваться страху. Только не сейчас. Ведь Салливан рядом с ним дрожит.

Луи кивает на слова Мартина о маске и подтягивает ноги, чтобы встать. Если они не будут двигаться - их просто загонят в угол. Они должны сделать все быстро. Убить охотника до того, как тот измотает их и сам уже просто добьет не способных стоять на ногах сверхов. Поэтому, прежде чем перепрыгнуть через пробитую фанеру, он коротко коснется руки напарника: - Только не забывай дышать. - И, улыбнувшись ему, выдерет из дерева серебряный болт. Думать и действовать наперед его научила армия. Ударь первый, или ударят тебя. Поэтому он метнет болт в сторону охотника и бросится ему навстречу. Уловит уже ненавистное шуршание магической пыли и увидит, как фигура перед ним растворится в воздухе. Терпеть боль его научила мать. Потому что, по ее личному мнению: мгновение кратковременной боли - залог удачной контратаки. В этом он надеется на Мартина. Что тот задавит в себе приступ страха и пойдет за ним. Луи знает - человек ударит в его слепую зону - под правым боком со спины. Поэтому он позволит вскользь разрезать свою одежду острым лезвием ножа, в последний момент сдвинув корпус и не дав нанести более серьезную рану. Только зацепить, с наименьшим вредом, который только возможен. Но зато теперь он сможет перехватить нападающего за руку и задержать, чтобы позволить напарнику хотябы прикоснуться к нему. В случае Мартина Салливана, этого уже может быть достаточно.

Его захват был настолько крепок, что мог бы сломать человеку руку. Но охотник в его руках дрожит от смеха и снова растворяется, отправляясь в очередное путешествие по помещению. Почему Мартин не среагировал сразу? Наверное, для Луи теперь это останется загадкой. Он надеялся на поддержку, но вместо этого теперь проседает на одно колено. Рана на боку неприятно саднит. Ублюдок пользуется исключительно серебром. Впрочем, это не удивительно. В конце концов, по слухам, их противник имел за своими плечами ни одну и ни две жертвы. Кому, как ни Лу знать, насколько опасны, изворотливы и сильны могут быть вампиры. Он прожил с одним из таких тридцать лет под одной крышей и до сих пор не уверен, способен ли был бы справиться с ним, если бы Салливан хоть раз решил повоевать со своей "ручной собачкой" всерьез. А вот этот парень в чудной маске, по ходу, не испытал с этим делом никаких проблем. Он выловил свою жертву легко, довел ее до психоза и как истинный ценитель прекрасного, выкинул гореть на солнце в рассветном лесу. И при этом был уверен, что та не дотянет до заката. Садист и... Пре-датель. В то солнечное утречко он не знал, что наступил Луису Дрэйку ни на одну больную мозоль. А сразу же на две. У этого человека не было договоренности убивать вампира. Вопреки всем ожиданиям и предрассудкам, Рейнард не стал бы врать оборотню. У него просто не было на это причин. А выношенное годами доверие - еще одно подтверждение этой теории. Истребитель перешел сразу две границы. Мало того, что попытался отобрать у волка самое дорогое, что тот имел за своей душой, так еще и чуть не вырвал у него из лап многолетнюю крепкую дружбу. Шел прям ва-банк, не иначе.

Вот и заволновалась чаша с его терпением. Как оказалось - у нее двойное дно. Серебряный болт рассекает щеку, и мир погружается в глухую пустоту. Что-то... Лопнуло. Что-то такое тонкое, глубокое, незримое и невероятно хрупкое, как оказалось. Но оно отдается такой жгучей волной дрожи в теле, что сводит даже пальцы на ногах. Луи растерянно вздыхает и зажмуривается, пытаясь унять взбесившееся сердце. И он чувствует. Чувствует запах уже начавшей рубцеваться крови все еще придавленного к столу незнакомца. Чувствует удушливый привкус поднятой суматохой пыли и видит сквозь нее настолько четко, что улавливает движение перепуганной крысы, выскочившей из-под кучи строительного мусора, который буквально мгновение назад погреб под собой Мартина. А еще... Он чувствует запах крови Салливана. Ее фантомный привкус остается на языке и отдается в волке таким неконтролируемым чувством злости, что к горлу подступает язвенный приступ тошноты.

Гнев - сильнейшее эмоциональное сотрясение. Он забирается прямо под кожу, под корку мозга, отключает сознание и полностью приводит его к разлому. Он захватывает тело так быстро, что человек даже не успевает задуматься о словах и действиях, которые последуют дальше. Также поступают напуганные звери. Они рычат, кидаются, скалят зубы, набрасываются, пытаются укусить. В момент сильного неконтролируемого приступа, человек будто отказывается быть человеком. Отказывается от всего, что дано ему как человеку. Отказывается думать, соображать, чувствовать что-то еще. В этот ударный бессознательный момент, его личные интересы настолько превышают все остальное, что он без сомнений жертвует другими людьми, их спокойствием, интересами, и даже - их жизнью. И Луи зол. И он - НЕ ЧЕЛОВЕК.

Гнев - это орудие убийства. Даже будучи скрытым внутри, он убивает и саму душу. Луис встречает охотника размашистым ударом, нацеленным прямо в плечо. Он хочет сразу же выбить у того оружие, но человек уходит из-под его удара очередной телепортацией, сразу же контратакуя. Волк пресекает каждую попытку нанести себе еще хоть какой-либо вред. Достаточно. Он уже подставился единожды и сейчас он видит каждый взмах чужой руки. Чувствует каждое его движение. Чертова золотая пыль кружит в воздухе, своим блеском раздражая чувствительную радужку глаз. Но теперь не отвлекая. Луи не думает. Ни о чем. В его голове абсолютная равнодушная пустота. И только там, где-то под ребрами, все еще бьется ощущение с каждой секундой разгорающейся злости. Нет ни сожалений, ни страхов. Только боль, все еще саднящая в боку, подкидывающая дров в уже и без того разгоревшийся адским пламенем очаг. Поменялся даже взгляд. Злой, цепкий, ненормальный. Это... кем-то давно задроченная замедленная съемка, в которой невозможно упустить ничего. Охотник, вероятно, решил измотать своего оппонента точными размахами угрожающе блестящего в полумраке лезвия ножа. Но ему не удается дотянуться. Преимущество человеческой формы в том, что она способна играть. Волчья же предназначена для того, чтобы сразу же смыкать пасть на горле врага, не давая ему даже подумать перед первым выстрелом.

Он не бьет в ответ. Потому что ждет подходящего момента.

И этот момент настает. Одного только короткого, секундного взгляда в уже чужие глаза хватает для того, чтобы понять, что Мартин Салливан остался по ту сторону. И в израненную гневом душу закрадывается колкая обида. Мартин настолько ему не доверяет? Настолько не верит самому себе, что считает, будто это было необходимо? Он оставит это на потом. Потому что сейчас впитает эту обиду с головой и почувствует со стороны так ненавистной ему своры не сопротивление, а поддержку. Странное, в какой-то мере пугающее, но заставляющее дернуться резко ощущение, чтобы уклониться и выдрав из ноги вампира серебряный болт, загнать его в бочину обездвиженному охотнику. Дальше - на рефлексах. Золотая маска прямо у него перед лицом и ему даже не нужно протягивать руку, чтобы дотянуться. Широкая ладонь соберет с нее золотую пыльцу и сдерет так резко, что если бы даже та была присобачена клеем - отошла бы с кожей и мягкими тканями. Впрочем, это здоровое на вид лицо его тоже раздражает. Поэтому, если дело не в маске, он не упустит момент перед очередной телепортацией. Дрэйк крепко сжимает отобранный предмет двумя руками и размахивается сверху, чтобы одним сильным ударом в голову, вбить истребителя недочеловека лицом в пол. И если тот после этого еще будет в состоянии куда-то прыгнуть, то, по крайней мере, часть его блядского лица отлетит вместе с этими прогнившими досками.

Луис утробно рычит, когда охотник, таки встретившись лицом с полом, не дает придавить себя к нему же ногой, растворяясь в воздухе еще до того, как Мартин, содрав с него капюшон, решит повторить жест напарника. Значит маска - не артефакт перемещения. А как бы хотелось в это верить. И Луи верил. Надеялся до последнего. Значит в ней было что-то еще. Волк оставил бы ее себе, но цепкие руки выдирают у него трофей, откидывая куда-то совсем далеко, чтобы "спрятать" под грудой какого-то хлама. Какого черта... Какого, блядь, черта?! Он бы всенепременно задал этот вопрос затмившей сознание Салливана своре, но того, видимо, раздражала эта вещь. Может быть, она имела какое-то непосредственное влияние конкретно на вампиров? Вполне вероятно, учитывая специфику занятости их общего "приятеля". Одна мысль о котором бросает в неконтролируемый жар. Одна мысль о котором обостряет чувства и давит на виски так сильно, что пульсирует где-то под кожей. Это... уже не похоже на обычный гнев. Это похоже на обычно не свойственную Луису Дрэйку в последнее время жажду крови. И он понимает, что теряет контроль. Что собственная кровь закипает от горячего, обрушившегося в нее адреналина. Что дрожь в руках - не последствие переживаний и страхов. Что когда вампир загоняет охотника прямо к нему, в волке нет простого желания нанести вред. Он хочет убить эту тварь, воняющую как самый отвратительный элемент, точно не занесенный в существующую периодическую таблицу. Он воняет отвратительным смешением крови. Человеческой и чьей-то еще. Полукровка. Неудавшийся эксперимент каких-то чудаков, возомнивших, что такой финт - это хороший ход. Отвратительные грязные младенцы, вырастающие с явными отклонениями по фазе. И кто-то считает подобные ошибки высшими расами, что способны быть на равне, а, иногда, даже противостоять чистокровным сверхам. Луис так не считал. В его стае смешение рас не признавали. В его венах - ни единого намека на грязь. Его кровь чиста и несла в себе вековые волчьи корни. И ни один. НИ ОДИН грязнокровка не докажет, что имеет свое превосходство над ним. Сколько бы артефактов, позволяющих ему бежать, тот на себя не навешал! И то, что они вместе с Мартином снова загоняют охотника в капкан из которого тому приходится телепортироваться - прямое тому доказательство.

Вскрытый подсумок пахнул в нос резким привкусом вербены, заставив оборотня толкнуть напарника в плечо, чтобы тот отступил от раздражающего до шипения облака "пыли". И полукровка снова бежит от них, пользуясь этим замешательством. Лучше отпустить его, чем подвергнуть опасности Салливана. Пусть бежит, чем воспользуется случаем и нанесет тому еще один удар. Луис догонит его. Потому что в отличие от охотника, он способен стоять на ногах твердо, а телепортироваться вечно и ежесекундно не смог бы даже самый опытный маг, владеющий врожденной к этому способностью. И Дрэйк в сердцах пинает "прозекторский" стол, с которого снова раздаются подбадривающие вопли пленника. Тот скользит по дощатому полу до тех пор, пока не находит препятствие в виде раскиданного мусора и не заваливается на бок. Он делает это не во имя того, чтобы помочь бедняге. Он хочет его заткнуть. Если выберется - пусть катится к чертям, или, Луи клянется, он станет следующим, кому волк выпустит кишки после истребителя.

Он уже собирается броситься в преследование, но ловит взглядом протянутую ему руку. Голос Мартина звучит непривычно и... слишком по-иному. Он столько раз прислушивался к спокойному мальчишеском тембру, столько раз засыпал под его тихое бормотание, что сейчас, это хриплое нечто, будто выдавленное сквозь напрочь переломанные ребра, резало по сердцу так сильно, что в горле собирался неприятный горький ком. Луи перехватит вампира у окна за тонкие пальцы и заставит посмотреть себе в глаза. Всего на секунду, всего на мгновение. Он не будет говорить вслух. Его взгляд, направленный прямо в глаза своре, скажет все за него. "Ты. Вернешь. Его. Мне." - и это не отчаянная просьба. Это приказ. Сейчас - они заодно. Но как только ублюдок испустит свой грязный дух, Дрэйк займется тем, что сейчас не дает ему пробиться сквозь густую багровую оболочку, покрывающую любимую глубину серо-голубых глаз. И он не надеется. Он требует, чтобы свора отступила, едва ли они закончат общее дело. Даже дураку понятно, существо из темного сознания Салливана помогает им сейчас только потому, что чувствует угрозу от убийцы вампиров. Ему выгодней помочь тем, кто все время находится рядом и оберегает если ни конкретно внутреннее я, то хотябы его оболочку, чем постоянно жить в страхе перед тем, что когда-то могло произойти в лесу. Лично волк никогда не был врагом своре. Две грани одинаковой жестокости. Но Луис Дрэйк испытывал перед ней страх. Если он будет бороться за сознание Мартина Салливана, то ему придется даже сложнее, чем с неуловимым истребителем. Потому что истребителя можно убить. А чтобы убить свору... Ему бы пришлось убить Мартина. И эта мысль заставит его выпустить руку вампира из своей и отвести взгляд. Позже. Он будет разбираться с проблемами по мере их поступления. А пока выбьет грязное стекло взятой с пола доской и вспрыгнет на прогнивший подоконник.

Ему не составит никакого труда подтянуться за край крыши и забраться на нее. Ветхая черепица трещит под ногами, но он не особо переживает за сохранность строения, цепляясь за подвернувшиеся выдранные выступы там, где она была слишком крутой. Он не видит охотника, но все еще чувствует гнилой запах его крови. За такой короткий промежуток времени тот не успел бы ни отдышаться, ни далеко уйти. Кровавые следы ведут волка как ищейку и он прекрасно видит в темноте все еще вьющийся за недочеловеком отблеск золотой пыли. Прямо там, впереди. Когда крыша принимает более-менее горизонтальное положение. Теперь он может набрать скорость. И чем ближе к нему убегающий, тем сильнее давит жажда.

Когда оборотень перехватывает полукровку почти у самого края крыши, он уже принимает свою полуформу, чтобы острыми клыками прокусить своей сбитой с ног жертве плечо. Луи никогда не входил в полуформу. Он всегда: либо действовал сразу радикально, либо не трогал волка вообще. В последний раз такое происходило лет сорок назад и ничем хорошим не закончилось. Он потерял контроль. Слишком сложно сохранить разум, когда в тебе борются две совершенно противоположные сущности. Когда ты не отдаешь предпочтение ни одной ни другой, и те беспощадно рвут тебя на части, желая утащить на свою сторону, но, по итогу, не давай уйти никуда. Тогда рядом с ним оказался отец. Предок протянул ему руку и смог уговорить ревнивого волка отступить. Сейчас же Луис чувствует, как в глотку обжигает чужая кровь и перед глазами становится совсем темно. Эта грязь кажется ему совершенно отвратительно тошнотворной. Она тяжелым комом обволакивает пищевод и скручивает желудок в болезненном спазме. Оборотень выпрямится, но вцепится рукой в горло лежащего под ним истребителя вслепую. Где-то здесь все еще должна быть свора. Он чувствует ее так сильно, как не чувствовал еще никогда. И она поможет ему, если и не взять себя под контроль, то хотябы не дать в этот момент полукровке уйти.

Все сбивается в одну нечеткую смазанную картинку. Он размыкает зубы сразу же, как те перестают чувствовать под собой чужую горячую плоть. Тяжело сглатывает горькую кровь и чувствует, как его мутит. Пытается сморгнуть поплывшее пространство и получает удар под ребра. Только переставшая кровоточить рана снова раскрывается и бьет в голову таким жестким отголоском боли, что хочется заорать. Наверное, это и приводит его в какой-то мере в чувства, выдергивая из подернутого злостью дымкой сознания и возвращая в привычную человеческую форму. Тело ломает так, будто он снова налетел на чары, в носу - приторный запах жвачки, а на подсознании страх, что золотистая, возможно магическая пыль, таки отрикошетила в него побочкой. "Не бросайся под магию, отдача будет неприятной" - опять вторит чужой голос в голове. "Не бросайся под магию" Хочется завыть. Громко, утробно, жалко. Но он подбирает свои ломящие кости и даже находит в себе силы, чтобы подняться на колени и уловить мутным взглядом потасовку между Мартином и настигнутым им охотником. Чуть-чуть. Осталось совсем чуть-чуть. Человек измотан, изранен и не сможет дать достойный отпор вампиру. Для истребителя - это финал. Но... какой?

Последние слова, брошенные охотником, вызывают в теле дрожь. Они звучат настолько убедительно что не поверить в них невозможно. Когда гильотину заедает, неопытный палач теряет голову. Неопытный казнимый, к сожалению, тоже. Было бы слишком самонадеянно со стороны Дрэйка думать, что смерть врага и вблизи покажется ему такой же, какой он видел ее издали. Сейчас он отчетливо видит, как Салливан обхватывает истребителя за шею и переваливается с ним за край. Луи выбрасывает руку вперед, чтобы зацепить вампира за куртку, но испачканные в чужой крови пальцы скользят по ткани. А дальше - обрыв. Ни тот, в котором ты еще можешь, спотыкаясь, бежать вниз, надеясь, что когда-нибудь поверхность выровняется и ты переведешь дух, но тот самый, у которого ни то что нет склона... У него нет дна. Ты вдохнешь нервно, судорожно в последний раз и просто забудешь как дышать дальше. Потому что оно тебе больше не нужно. Без НЕГО дышать нет смысла.

Взрыв оглушит уши. Горячей волной обожжет кожу. Волк неуклюже отступит от края, спотыкнется о выступивший край черепицы и, оступившись, завалится на крышу. Заслонит курткой лицо от поднявшегося в воздух мусора и сделает глубокий вдох только тогда, когда прямо в руки ему свалится самая ценная ноша, которую он только мог тащить на себе за все свои прожитые шестьдесят четыре года. Ветхий остаревший настил угрожающе затрещит под ними, но Луис сжимает в своих объятьях вампира так крепко, будто тот сию же секунду собрался от него куда-то сбежать. Салливан что-то ему говорит, а он не слышит. Не потому что в ушах стоит звенящая тишина, а потому что просто не может. Не может выдавить из себя ни слова, зарываясь пальцами в чужие волосы и прижимая к себе так крепко, что вот-вот заноют чьи-то кости. Он напуган. Его сердце бьется так часто, как не билось раньше вообще никогда. До раздирающей боли в грудной клетке. До гулкого тошнотворного отголоска где-то под горлом. В какой-то момент он успел подумать о том, что это все. Это финал. Что все потерянно окончательно, безвозвратно и он... Не знает, что ему делать. Не видит ничего впереди, не хочет в завтрашний день. Тот момент, когда за миллисекунду в твоей голове проносится столько воспоминаний, сколько ты не упомнишь, даже если намеренно сядешь в тишине и призадумаешься. Это похоже на проигрыш старой киноленты прямо перед тем, как твое сердце остановится, и ты отойдешь к праотцам. С огромной тяжестью вины на призрачных плечах. С разорванной в клочья душой. И с этим тебе бы пришлось существовать вечно по ту сторону. Бесконечно вспоминать и винить себя в том, что ты ничего не смог сделать. Отсутствие человека только так и можно почувствовать, когда ВСЕ вокруг заполнено его отсутствием.

- Черт с ними. - И с охоником, и с маской, и с теми, кто остался внизу. Ему плевать на все. На свою собственную кровоточащую бочину, на распространяющийся по винокурне огонь. Он готов бросить здесь все и просто уйти. Но карма обрушивается на них прежде, чем оборотень даже успевает об этом подумать. Шаткая крыша под ними таки трескается и обваливается, роняя избитый горе-дуэт прямо на дощатый пол второго этажа. Практически в то же место, откуда они и вышли ранее через окно. В противоположной стороне длинной комнаты. Когда спина встречается с горизонтальной поверхностью, Луи кажется, что его позвоночник ссыпается к копчику. Но чисто на рефлексах он успеет опрокинуть и подмять вампира под себя, когда им на голову посыпятся обломки рассыпавшейся черепицы. - Боже, Мартин... - Вот только теперь он засмеется. Тихо, слепо утыкаясь лбом в чужое плечо. Они живы. Они, блядь, живы. А все остальное - это такие неважные мелочи. Порой люди выживают вопреки даже самым ужасным прогнозам. Почему бы им было не выжить и сейчас? С этими мыслями приходит облегчение. Всегда ужасы жизни, чрезмерно накапливаясь, разряжаются сверкающей молнией и громом хохота, после чего сразу легче дышать. И, действительно. Теперь легче. Теперь точно будет легче.