Маркус Эмон считал, что ненависть - это месть трусливых существ за пережитые ими страхи. Ненависть и страх - две грани одного целого. Они всегда ходят рядом друг с другом, крепко держатся за руки и вместе накидывают эту устрашающую сцепку на шею каждого, кто хоть раз в жизни имел неосторожность открыто проявлять свои чувства. Людям в трудное время часто помогает выстоять ощущение чего-то сильного, переполняющего душу до самых краев. И ему, Марку, было бесконечно жаль, что, зачастую, чувство ненависти становилось на порядок выше других. Кому, как ни ему знать, каково это? Когда ты плохо контролируешь свое сознание. Когда темные мысли сами забираются тебе в голову и разводят там погребальный костер. И в ход идет все. Без разбора. Они не успокоятся, пока не выжмут из тебя последние соки, пока не сожгут тебя до тла. И тогда ты откроешь глаза уже совершенно другим человеком. Черствым, озлобленным, всенепременно ненавидящим. На-пу-ган-ным.

Эмону не нужно быть зрячим, чтобы читать. Он прикасается пальцами к церковным дверям и прислушивается. Старается быть аккуратным. Потеряв возможность видеть, его сознание опешило и начало искать выход. Свое спасение оно нашло в эмоциях, которые маг черпал из окружающего мира так жадно и насыщенно, что оно само выстраивало ассоциативный ряд. Иногда Эмону казалось, что он видит. Небольшая иллюзия называемая самообманом. И сейчас он опускает последнюю завесу, коротко вздыхает и изумленно оглядывает изуродованную надписью дверь так, будто действительно способен рассмотреть кричащую на ней надпись. - Oh, mon Dieu... - Шепот провалившийся в пустоту. Туда, откуда он сейчас тянул тонкие нити чужих эмоций. Темные, жесткие, потрепанные и, казалось, изношенные настолько, что вот-вот оборвутся в его неаккуратных руках. Они не хотят вязаться на пальцы, но крепко обхватывают запястья, сдавливая до щемящего чувства отчаяния где-то в груди. Маркус болезненно сводит брови, но не вырывается. Он принимает их, пускает в себя и ужасается от того, как громко они кричат. Те, кто пришел к этой церкви, были в отчаянии. Когда страх и злость переполняют все твое существо, сжирают тебя изнутри, они хотят искать новый дом. И ты, словно ошалелый, ищешь. Тебе нужны виновники твоих несчастий. Виновники твоего слепого страха. И что может быть лучше того, чем подхватить чей-то дурной слог и уверовать в ту самую истину, что несет за собой толпа? Истина... Она была где-то рядом. Но точно не в том, о чем кричали эти люди. В такие моменты Маркус думает о том, что он не так уж слеп, каким кажется себе на самом деле.

Голос Ронана, обращающегося к здешнему священнослужителю вносит ясность в сознание. И темные нити перестают казаться неразрывными оковами. Эмон заставляет себя отстраниться от церковных дверей и раздраженно поводит плечами. На самом деле, это место казалось ему, мягко говоря, необычным. Он столько путешествовал по миру и видел столько странностей, но ни одна из них не шла в сравнение с местным пристанищем... Господа? Для существ, которые, по сути, уже давно должны были отречься от него. Не слишком ли узко его представление о вере? Чтож, никогда не поздно узнавать что-то новое и углубляться в изучение чужих взглядов на все происходящее. Он обязательно обсудит это с Вайссом, но в более приватной обстановке. В конце концов, кто он такой, чтобы задавать подобные вопросы в присутствии Святого отца? Он сам уже давно отвернулся от Бога, потому что Бог ни просто не услышал его однажды. Он не откликнулся на самую отчаянную его мольбу. На самый громкий крик его теперь уже мертвого сердца. Но от этого маг не потерял уважения к тем, кто все еще верит. Может быть, именно их в конце пути ждет самое легкое избавление.

Эмон аккуратно спускается по ступеням и останавливается у незнакомой ему фигуры. Руку для рукопожатия не протягивает, ограничиваясь лишь скромным приветствием и коротким поклоном в знак уважения господину Солеру. Это небольшая мера безопасности. Для самого вампира. Маркус чувствует себя нестабильным и боится навредить чужому эмоциональному фону. Но вот Ронан никогда не искал легких путей, выражая свою искреннюю заботу не только через доверие и доступность черпать из него абсолютно ровные, ничем не раздраженные эмоции, но и через прикосновения. И Эмон нехотя высвобождает свою руку, виноватым кивком головы подтверждая, что может идти сам. Вайсс поймет его. Ему бы вряд ли хотелось стать тем, кто станет принимать такой негатив на себя. В конце концов, Марк сам виноват. Нужно было быть еще аккуратней. Но с этим у него в последнее время совсем все плохо.

Он не был в этой части города ни разу за три года. Он вообще много где не был. Но все чаще стал посещать разные места, опять же, благодаря своему спутнику. Это было хорошо и пока не доставляло дискомфорта. За отвлеченными беседами, которые так лихо в очередной раз заводит маг, ты меньше концентрируешься на волнующих тебя вещах. Раздражающих. Из Маркуса получался прекрасный слушатель и, иногда, даже хороший собеседник. Когда разговор шел так легко и непринужденно. Как-то постепенно забывалось, зачем именно они сюда пришли. И поток полученного негатива тонул в этих словах. К сожалению, от Индуизма Эмон был далек. И поэтому он просто слушает, очищая свой эмоциональный фон от негатива. Сначала очистить разум, а уже потом задвигать границы. Или наступит хаос, который он вряд ли сможет удержать.

И он испытывает грусть, когда Вайсс в своей излюбленной манере переключается с одной темы на другую, касаясь более существенных проблем. И он чувствует сожаление, что исходит от мага. Пожалуй, это самый искренний человек, которого когда-либо встречал Маркус на своем ни таком уж коротком жизненном пути. И разочаровывать его еще больше - это последнее чего хотелось бы Эмону. Но говорить ему правду уже вошло в привычку и въелось под кожу так глубоко, что не выцарапаешь даже самым острым ножом. - Жертв достаточно для того, чтобы поднять на ноги даже таких, как я. - Нет, он нисколько не принижает себя в своих способностях. В отличие от большинства окружающих, он сам знает предел своих сил и мог бы поспорить, что дал бы фору ни одному и ни двум магам из местной полиции. Ему же в угоду, что некоторые просто списывают его со счетов и не видят в нем достойной конкуренции. От таких, как он, никогда не знаешь чего ожидать. - Духи верхнего мира давно перестали выходить со мной на контакт. Их беспокойство мне понятно, но поведение вводит меня в замешательство. Здесь же, такое ощущение, что даже трава шепчет мне, будто мы пересчитали не всех, кого потеряли. - И с каждым днем этот шепот становится все громче.

Страж чуть притормозил, замолчал, будто бы утонув в размышлениях, но вскоре выпутался из цепких пут земных корней лихорадочных мыслей. Вдохнул. Выдохнул. Дальше легче не станет. С той секунды, как их скромная процессия отдалилась от города, Ронана не покидало чувство, словно сам воздух изменился. Шум травы, шёпот камней, всё смазалось, будто кто-то провёл ладонью по только что насенённой краске на холсте. Охватившее вдруг библиотекаря беспокойство было тому виной или же сказанные Маркусом слова пробились сквозь защитный щит, добравшись до отчаянного человеколюбия Вайсса? Неясно. Мысленно отметив, что следует переоборудовать библиотеку под временное убежище, Ронан почти упустил сказанное и, неловко откашлявшись, приподнял и резко опустил плечи, стряхивая перенапряжение последних дней.

—  Эйса Фаулер, —  произнёс в задумчивости Ронан и кивнул. — Хорошо. Я посмотрю, что можно сделать.

Мальчик-банши. Существо, дороже которого для отца Хайме не существует в этом мире, хоть тот и попытается данный факт скрыть. Прекрасно зная, каково это — болеть душой за близких, Ронан одним лишь коротким взглядом на спутника пообещал, что сделает всё возможное, чтобы Эйса и подобные ему не пострадали. Обязанность Стража состоит в том, чтобы хранить покой города-тюрьмы. Он обещание сдержит.

Обычно тропинка в парке заканчивалась развилкой. Вайсс по привычке хотел было свернуть в более уединённую часть лесополосы, где выстроили неплохую беседку для разговоров в тишине, но ноги понесли его в другую сторону. Он следовал за зовом земли, за гулом, резонирующим в камнях и кротовых норах. Что-то неправильное сквозило в этом раздражающем многоголосье. В иной день Ронан списал бы всё на то, что это эхо городских волнений доползло, однако сейчас всё воспринималось иначе. Что-то менялось под городом и в городе, в земле и в воздухе. И Стражу нужно узнать, что именно. Спутники тоже могли ощутить прикосновение чужой тревоги — Вайсс никогда не скрывал эмоции.

— Чувствуете? Будто что-то сломано…

Ронан поднял руку и остановился, прислушиваясь. Наверное, стоило отправить Маркуса с Хайме обратно в город, но первый не покинет учителя, а второго Вайсс без сопровождения никуда не отпустит. Дилемма. Взгляд библиотекаря упал на стойку с информацией неподалёку. Подойдя ближе, он взглянул на пришпиленную карту местности и хмыкнул, вырисовывая пальцем невидимую границу. Затем посмотрел вдаль, будто что-то высматривая. Снова посмотрел на карту. Цыкнул. Вытащив смартфон, Вайсс зубами снял с руки перчатку и открыл хранящуюся в галерее карту Аркана. Помолчал. Снова цыкнул, сверяя увиденное с изображением на экране.

Какое-то время он молчал, не обращая внимания на собеседников.

—  Не понимаю.

Страж сунул руку в карман, убрав телефон,  вытащил пачку вишнёвых сигарет и прикурил. Он нервничал и то и дело отходил назад, силясь оценить увиденное со стороны, затем мрачно вздохнул и поправил очки. Проверяя какую-то одному ему известную теорию, он иной раз мог часами молча бродить по кабинету, переставлять предметы и совершать действия, со стороны кажущиеся странными, ненужными, компульсивными. Эмону могла быть знакома эта манера старого библиотекаря малость чудить —  если перехватить Ронана на полпути, то тот даже не заметит. Спросит лишь “Что?” и продолжит мансить по помещению, бормоча себе под нос.

Но в данный момент Вайссу пришлось сделать спутников своими ассистентами в назревшей проблеме. Сойдя с тропы, Ронан коснулся примятой травы и резко выпрямился.

— Отец Хайме, видите впереди плоскогорье? — Страж повернул голову к Маркусу и попытался эмоциями нарисовать тому более чёткую картинку для иллюстрации. —  Его нет на карте.

Чтобы не показаться сумасшедшим, Вайсс вытянул руку и обрисовал интересующий его клочок земли. Совершенно непримечательный обычному путнику, но был один нюанс.

—  Сейчас осень, так? — прищурился библиотекарь. —  Лес в той стороне преимущественно лиственный, в это время года в теневой зоне листья очень быстро желтеют и опадают, но там…

Ронан снова указал на плоскогорье.

—  Деревья неестественно зелёные. Я не помню этого места.

Страж затянулся, выдохнул дым в сторону и сжал пальцами переносицу, крепко зажмурившись. Расширение границ Аркана? Нет, не может быть, оно происходит иначе. Данный клочок земли не сходится с картой —  вот отличие.

—  Нужно проверить. Простите, но, — Вайсс осёкся на полуслове и вздохнул, вспомнив про доверие и про то, что с ним рядом не простые горожане. —   Кажется, нам придётся сойти с нашего экскурсионного маршрута.

Он неуместно хохотнул.

[indent] Хайме не знает, что бы он делал, не окажись на его пути этих людей, кто так совершенно бескорыстно, без всяких дурных помыслов протягивал ему навстречу свои руки, закрыв глаза и на вампирскую сущность, и на многие другие различия, которые могли бы смутить остальных. От этого на душе становилось легче, и Хайме понимал, что он больше не один, а значит сдаваться ещё рано. Да и не может он – за его спиной стоят все те вампиры, что доверились ему, придя в группу помощи. Он не вправе подвести их – не после того, как они вверили ему в руки свои судьбы в надежде, что он поможет им найти своё место в мире.
[indent] Эти люди – потерянные и несчастные — не заслужили подобных издевательств со стороны. Не так уж и много они хотели: всего лишь жить и быть счастливыми, как и все люди на свете. Шанс на это у них отняли однажды – в тот момент, когда обратили, не спросив и бросив, не удосужившись даже объяснить, как теперь жить. И вот теперь к стенам церкви, ставшей скромным прибежищем для этих несчастных, ходили, конечно, не с факелами и вилами, но ощущения были примерно такими же. И Хайме знал: от оставленных надписей им будет вдвойне больнее – от осознания несправедливости обвинений. Он был готов голову на отсечение дать, что никто из его подопечных не имеет отношения к убийствам в Аркане. И никто из них не заслуживает наказания за то, чего не совершал – тем более такого жестокого.
[indent] – Пока есть те, кто готовы прийти на помощь, наша надежда ни за что не угаснет, – добродушно улыбнулся он юноше.
Маркусу.
[indent] То, что молодой человек как бы нарочно избегал тактильных контактов, оправдывая это тем, что «небезопасно», Хайме ничуть не смущает. Он не лезет с вопросами, не лезет с ненужными уточнениями «а почему не безопасно?» – просто принимает, как данность. В этом плане он до сих пор оставался верен традициям востока, несмотря на то, что уже много лет как жил на территории Америки и даже вновь вернулся к католической церкви – некоторые привычки, впитанные за столько лет, оказалось невозможно из себя вытравить. Да и стоило ли? То, как в Японии держали дистанцию и могли всего лишь несколькими жестами выразить своё глубокое уважение и почтение, было ему куда ближе, чем тяга европейцев при знакомстве непременно пожать руку.
[indent] С его плеч словно исчезает огромный, практически неподъёмный груз. В одиночку такое испытание не вынесет даже самый стойкий человек на свете – потому так важны все те, кто оказался рядом и кто готов разделить твою тяжесть. Хайме не в силах сдержать облегчённого вздоха, когда слышит от Ронана, что тот готов позаботиться об Эйсе – за него, пожалуй, Хайме переживал больше всего. Эйсе не был вампиром, но, наверно, не для кого не было секретом, что отец Солер взял под опеку мальчика-сироту, а теперь, когда против него ополчились, этот мальчик мог в мгновение ока превратиться в крайне соблазнительную мишень. Ведь правда – страшнее всего, когда боль причиняют твоим близким, пусть даже совершенно не причастным к происходящему вокруг.
[indent] Изменения в интонациях Ронана мгновенно отвлекают Хайме – голос становится как будто озадаченным, непонимающим, и тут невозможно не обратить всё своё внимание на то, что он указывает. И на первый взгляд как будто всё в порядке. Хайме не часто прогуливался по Аркану и знал его далеко не так хорошо, как Страж, предпочитая всё больше находиться плюс-минус в своём районе, близ церкви и дома – то, что он тот ещё домосед, всплыло ещё давно. И, наверно, не будь таковым решение главы клана, он бы так и остался в Кер-д'Алене, который всё равно был как-то роднее и привычнее этого необычного города, пусть Хайме и прожил тут вполне достаточно по людским меркам.
[indent] Ронан хмурит лоб, смотрит то вдаль, то на экран своего смартфона, пока не обращается напрямую к Хайме, указывая ему на причину своего беспокойства.
[indent] Эту странность Хайме замечает и сам: выглядит так, будто парковая тропинка протянулась вглубь, и о неестественности этого фокуса отчётливо свидетельствовало отличающийся от остальных парковых деревьев цвет листвы в кронах. Будто бы золото осени ещё не успели нанести на эту часть картины, дорисованную чуть позже.
[indent] В обычной жизни, в обычных городах такого не бывает. То, что на разных высотах рельефа растительность может отличаться, Хайме прекрасно знает – не даром жил в горах столько лет. Но тут-то местность совсем иная, да и переход слишком резкий. Не похоже на то, чтобы подобная разница была... естественного происхождения.
[indent] Но неразумно судить такой город, как Аркан, наравне со всеми остальными. Чего стоит один только барьер, отделяющий его от всего остального мира и не дающим простым любопытным людям его обнаружить. Может, всё как раз и было связано с этим барьером?
[indent] – И нет предположений, с чем это может быть связано? – осторожно уточняет Хайме, – в смысле, я всяко живу здесь меньше, чем ты, но, насколько могу судить, Аркан во многом не похож на обычные города – кто знает, какие тайны он ещё может в себе хранить? Ведь если есть барьер вокруг города, почему бы не быть чему-то ещё, что не вписывается в наши представления.
[indent] Цепким взглядом он улавливает примятую тут и там в одном направлении траву – похоже на следы какого-то мелкого грызуна, вроде мыши или белки, пробежавшего из одной части парка в другую, всё дальше, вглубь.
[indent] – А зверям как будто и всё равно, – бормочет он себе под нос, – выглядит так, будто это место существует... если так можно сказать, некоторое время, просто мы заметили его только сейчас.
[indent] Но, что бы не таилось за поворотом этой тропы, Хайме продолжает беспрекословно следовать за Ронаном. Он попросил его о помощи – негоже самому отворачиваться от человека и бросать его в ответ.

Маркус нервно поджимает губы и шумно втягивает воздух в легкие. Ронан его не слушает. Абсолютно. Либо просто не желает слушать сейчас. Уходите. Не пытайтесь помочь. Марк прям представляет, как он, просто пожимая плечами с мыслями: "Да черт с ним, справится сам", просто разворачивается и уходит. Очень... Красочно. Очень в духе Эмона. Особенно после того, как он ни раз повторял наставнику о том, что в случае чего, непременно, будет стоять от него по правую руку. Всегда. Сошествие лавины, активный вулкан, цунами, апокалипсис, черт бы его побрал! Он никогда просто не возьмет и не бросится в бегство, оставив все за собой. Разве это сложно? Вайсс был так проницателен к некоторым вещам. Тонким, душевным. Так чутко чувствовал природу. Глубокую и загадочную. Слышал голоса из-за черты. Тихие и вкрадчивые. Но в упор не видел того, что лежит на поверхности. И не хотел слышать того, что ему буквально кричат в уши. Забота и самоотверженность. Лучше я прыгну под поезд сам и скажу, что все будет нормально, чем потяну кого-то за собой и попрошу о помощи. Эмон не-понимает. И не-хочет-понимать. Не хочет понимать эту всеобъемлющую доброту, которой он пытается укрыть все и всех. Заботу о каждом, кто покажется ему ущемленным и несчастным. И эту просто невыносимую привычку не давать заботиться о себе самом. Словно не заслужил. Это раздражает. Раздражает тонкую душевную организацию Маркуса, что он не может контролировать это раздражение внутри себя, на которое быстро подтягивается один из его спутников. Очень вовремя, к слову. Потому что Эмон цепляется за него, тянет за связывающую их нить и так ничего и не сказав Ронану в ответ на его предупреждение, снова подступает к святому отцу.

- Тот, кто не желает поднять упавшего, пусть страшится упасть сам, ибо, когда он упадет, никто не протянет ему руку. - Эмон мягко улыбается вампиру и перекидывает через его плечо связующую нить. Вяжет на ней крепкий узел и шепчет заклинание, привязывая одного из своих спутников к нему. Сколько бы Маркус не злился на своего наставника за такие спонтанные акты самопожертвования, его волнение он ощущает ярко. Волнения столь сильного мага не могут быть необоснованны, а значит, что защита нужна им в первую очередь. Всем. Вампиры, отнюдь, не слабы. Но скрыть себя за щитом не могут. Поэтому, Марк подарит ему один. По крайней мере, теперь он сможет почувствовать, если что-то внутри него пойдет не так, а сущность защитит от внешнего воздействия. Ненадолго. Все-таки, чтобы стать материальной, она должна питаться. Много питаться. Эмон боится, что его просто не хватит на это, учитывая, сколько энергии он потребляет в последнее время. Доходить до истощения сейчас равносильно смерти. А это не очень приятно. Он знает. Он пробовал. - Но позвать на помощь - совсем не самое главное условие для спасения, хотя и очень важное. - Сам он о помощи просить не привык. Но, опять же, та пришла к нему сама. Вайсс, в какой-то мере, умудрился навести порядок в его мечущемся семьдесят лет сознании, но, в то же время, внес туда и частичку своего личного хаоса. Может быть, неосознанно, но весьма ощутимо. Прекратив в какой-то мере бороться с одним, ты начинаешь цепляться за другое. И уже и не знаешь, что сдержать было проще. То, к чему ты с годами успел привыкнуть, или то, что переступило чертоги разума только вот-вот. К новому всегда привыкать сложнее. - Его привычка взваливать все на себя одного, порой, бывает куда более слепа, чем даже я сам. - Тон понижает, не удерживаясь от тихого смешка. Убедившись, что сущность крепко привязана к вампиру, Марк безмолвно обещает ей, что, обязательно, заберет ее назад. Просто сейчас у него нет ни времени ни возможности искать что-то еще на границах серединного мира. И та понимает его, не беспокоится. В конце концов, его спутники - единственные перед кем он никогда не нарушал обещаний.

А они, кажется, не хотят отвечать ему тем же. Эмон ступает на "новую землю" вслед за наставником, в то время как те не желают пересекать эту границу. И чем дальше он уходит, тем меньше он ощущает их присутствие. Марк хмурится оглядываясь. Дух, которого он привязал к вампиру, следует за ним беспрекословно. Потому что эта связь приказная. Это крепкий поводок. Остальные же предпочитают оставаться на другой территории. Еще одна капля раздражения в постепенно начинающий закипать чан. Может быть, он слишком мягок и делает что-то не так? Нет. Так быть не могло. Он видел, что случается с шаманами, которые насильно принуждали сущностей в угоду себе. Каждый жесткий приказ должен был звучать как мягкая просьба, на которую сейчас маг не способен. Хорошо, пусть будет так. Он прищуривается, будто действительно вглядывается в силуэты за своей спиной и взгляд его неясный при этом выглядит совсем не дружелюбно. Они должны слушаться его. Но не хотят. "Новая земля" пугает их? Не похоже. Они как капризные дети не желающие делать так, как просит их родитель. Так вот, родитель из Эмона, мягко говоря, не важный. Поэтому он, отворачиваясь, неторопливо продолжает свой путь.

Состояние полного покоя. Этого состояния можно достичь, когда ты находишься в гармонии с природой, когда твои мысли, слова, действия и чувства чисты, осознанны, в динамике и направлены четко на твой собственный путь. Когда ты понимаешь, что каждый твой шаг – это твой шаг, и выбираешь ты его сам, и отвечаешь за создание своей жизни полностью сам. И никто не влияет на тебя и твое пространство, кроме тебя самого. Марк закрывает глаза, прислушивается к себе, прислушивается к окружению и ловит что-то странное, рябящее. Нет, оно не раздражающее. Оно... Потустороннее? Что-то подобное Эмон чувствовал каждый раз, когда уходил в медитацию и стучался в другие миры. С разницей лишь в том, что... Грань была слишком резкой, а с той стороны ему никто не отвечал. Звуки, ощущения, пение птиц, шуршание листвы, ветер. Все это есть, но... Словно просто внешняя оболочка с выкрученным на максимум звуком. И в первый раз Маркус чувствует себя ДЕЙСТВИТЕЛЬНО слепым. Кто-то пытается его обмануть? Он присаживается, касается пальцами травы и недоуменно склоняет голову. Живая. Прохладная, дышащая, податливая. Она тянется за ним, когда маг поднимается, цепляется витиеватыми нитями за подушечки, но сразу отрывается, когда его руки касается рука Ронана. Эмон открывает глаза, быстро настраиваясь на внешний мир и трет ладонью свою щеку. - Нет. Они не пошли за мной. Давай... - Давай повернем назад... Так и оставшиеся невысказанными слова. Слишком быстро чужое тепло уносится дальше. Слишком много лишних слов. Слишком много переживаний, ничем не прикрытых и насыщенных. Они передаются и ему, лезут в душу склизкими лапами, раскидывают липкие паучьи сети и цепляются за клубок с самым неуместным сейчас чувством. Чувством злости, когда Вайсс снова заикается о том, чтобы его попутчики оставили его.

- Хватит, Ронан. - Он должен был это сказать. Потому что молчанием эту проблему не решишь. И если Вайсс еще пару раз надавит на него, желая чтоб тот ушел, он уйдет, раз тому так будет угодно. Но, в таком случае, пусть тогда больше не смеет даже просить направиться куда-то с ним вместе. Потому что каждый раз, уходить вот так, опущенный на дно чужими словами, он не собирается. Ведь при себе не держат только слабых путников, которые способны стать для тебя обузой в самый неподходящий момент. Сильный союзник в состоянии протянуть руку помощи. Слабый - лишь помеха и лишний повод обернуться назад и подставить собственную спину под удар. Марк готов сказать и это, но осекается, когда тихий шуршащий окружающий гул в висках вдруг режет по ушам невыносимым до дрожи скрипом. Маркус отступает на шаг от наставника и зажимая уши ладонями так, будто в одно мгновение оглох. Оборачивается в сторону раздражителя. Чертов мятежник, оставшийся за гранью "нового мира" образовавшегося из неоткуда, весьма любознательно оглядывает барьер города. Будто там, за "стеной", что-то было. И это что-то казалось ему привлекательным. - Не.Трогай! - Обращаясь к безликому без единого намека на обычное добродушие. Дергает связывающую их нить грубо, натягивая на собственную руку до белесых пятен. Абсолютно невыносимая сущность, заставляющая каждый раз задумываться о том, что раз уж она не желает покидать проводника по своему собственному желанию, то, в конце концов, придется выгнать ее силой. И он чертовски близок к этому. Близок так, что остальные на расстоянии попрятались за ближайшими деревьями. И он чувствует... натяжение в ответ. - Ка-кого... - Он отвлекается от всего. От спутников, от окружения. Просто двигается туда, куда его тянут. Так нагло и самонадеянно, будто имеют на это право. Сопротивляться? Наказать? Нет. Маркус пройдет до барьера и поймет, что нить уже давно ушла за него. Поверхность странная, рябящая. И он, словно уже будучи не в себе, прикасается к ней.

Мир дрогнул и исказился, а окружающая реальность треснула и осыпалась на кожу миллионом колючих мурашек, когда Эмона бросает в испарину. Что именно случилось, когда он прикоснулся к поверхности барьера, маг не знает. Сознание ушло от него практически сразу же, как только руку обдало леденящим холодном и связующая нить пугливо свернулась с пальцев. Сейчас открывая глаза, он чувствует что лежит на полу и его голова раскалывается с такой силой, что от боли хочется заорать. Но он не может. Это... Не мир людей, что должен был находиться за барьерам. Слишком тихо. Марк пытается всмотреться в окружение, но того просто нет. Будто он попал в блеклое туманное облако, за которым не видно очертаний даже того, что находится совсем рядом. Маркус вытягивает руку, шарит ей в пространстве и нащупывает ничего. Понимается на ноги отступает назад, ищет барьер, но его нет! Просто нет! Вокруг вообще ничего нет! Ни предметов, ни ощущений, а из звуков - только собственное бешено бьющееся в груди сердце.

Межмирье - даже не место, осколок пустоты, выстроенный на прослойке из магических «отходов» других измерений. Искаженное пространство, образовавшееся из энергии, утекающей из других полноценных миров, будто бы монстр Франкенштейна, слепленный из остатков. Ведь энергия никуда не исчезает. Но то, во что она превращается, иной раз намного хуже самых жутких кошмаров. У межмирья нет начала и нет конца. Есть только тысяча случайных границ, и будто бы тонкие грани соприкосновения иных измерений с этим местом, которого почти что не существует. Оно же, будто бы болото или прожорливое чудовище, затягивает в себя все, до чего может дотянуться. И главными его жертвами становятся путешественники между мирами, сбившиеся с пути, промахнувшиеся мимо цели.

Если они не попадают в конечную точку, они застревают в этом месте. Ведь выбраться из межмирья практически невозможно. Привычная магия не работает здесь, как должна. А время течет совершенно иначе, нежели ощущается снаружи. Здесь нет ничего, ни солнца, ни дня, и ни ночи. Здесь вечные сумерки простираются в никуда, разбавляясь невнятными, не ясно откуда берущими свое происхождение, пятнами света, на фоне блеклых едва ли цветных оттенков тумана и скрытого в нем ландшафта. Нет запахов и нет звуков, кроме биения собственного сердца, и криков пустоты и её жертв, еще не слившихся полностью с этим местом. И это - главная его опасность.

Как и любая черная дыра, пожирающая все на своем пути, межмирье вытягивает из своих заложников жизненную силу. И это не смерть в полноценном ее понимании. Это существование на грани. Попавшие в капкан существа, растворяются в нем, перевариваясь в кучи утекшей магии, превращаясь в бессмертных. Призраки межмирья - его жертвы и его же палачи. Похожие на иссохших мумий, сохранившихся лишь начиная с середины туловищ, и имеющих вместо ног темную дымку, поддерживающую их в невесомости. Они как улей, с коллективным разумом пустоты, будто бы учуявшие кровь акулы, охотятся на таких же затерявшихся путников. И стоит им прикоснуться к своим жертвам, и начать вытягивать из них силу - их превращение в подобных монстров становится неизбежным. Ведь Межмирье постоянно хочет есть. Ему мало того, что в него попадает.

Оказавшийся здесь Маркус еще не привлек к себе внимание здешних чудовищ. Но провалившись за грань, в прослойку между измерениями, он потревожил несколько миров сразу. Миров, из чьих трещин в момент его перехода попало намного больше энергии, чем обычно. И вот ведь в чем беда, сам того не понимая, маг сделал этот раскол еще крепче. И граница Аркана в человеческом мире сдвинулась еще на несколько шагов в глубь, увеличив зону неизведанной территории, на которую наткнулась делегация Стража и его компаньонов. И новый кусочек появившийся из другого мира еще «ощущается» чужеродным, но своим существованием сдвигает разлом чуть дальше, ближе к Ронану. И каждая минута в измерении Аркана, проносится десятком минут для мага, затерявшегося в межмирье. И ни одно поисковое заклинание не сработает. Поможет только удача и воля случая.

Пус-то-та.
Не пытайтесь рассказать Маркусу Эмону об этом чувстве и он не посчитает нужным рассказать вам по какому, всем известному маршруту, идти. Он прекрасно знает, что такое внутренняя пустота. Обычно, за такой пустотой стоит обида, боль, горечь, разочарование, досада, страх, одиночество, тоска, что-то очень-очень болезненное. Чувство внутренней пустоты является неким наркотиком, естественным внутренним состоянием, в которое впадает человеческое тело, когда что-то в его жизни идет по-наклонной. Тяжелое, вязкое, обволакивающее чувство, окутывающее разум медленно, постепенно, с осознанием: "все, это конечная точка". И этой точке предшествуют разные ситуации. От самых банальных типа баснословной очереди в супермаркете. Когда перед тобой огромная масса покупателей, кто-то вдруг заругался за неправильную цену на ценнике, впереди получасовая очередь, а у тебя в руках только пачка молока. Твои нервы на пределе. У тебя дома гребаные шоколадные хлопья, которые ты не сможешь съесть без чертового молока, а впереди десятки человек. У одного - корзинка с массой продуктов, у другого проблемы по ценам, у третьего в кармане куча мелочи, которую он не в состоянии посчитать сам, у четвертого заглючившая банковская карта, а ты стоишь тут уже пол часа из-за одной чертовой покупки. И, в конце концов, когда твое эмоциональное напряжение достигает предельной точки кипения, ты психуешь, возвращаешь пачку на полку, орешь на сотрудников за отсутствие второго кассира и взбешенный, всклоченный, выходишь на улицу. И... все? Ты понимаешь, что вспылил. Что остался без завтрака и что с такой несправедливостью ничего сделать не можешь. Достаешь из пачки сигарету, прикуриваешь, делаешь несколько затяжек и... пустеешь. Смирение. Да, пожалуй, такую пустоту можно прировнять к смирению. После третьей затяжки, тебе уже все равно. Ты не чувствуешь ни обиды, ни злости, да и желание завтракать у тебя как-то резко отпало. Эмоциональный всплеск, после которого наступает благоговейная тишина. Сигарета, рано или поздно, будет потушена, ты придешь на работу, возьмешь в автомате пачку орешков и молча погрызешь их за стойкой. Ты перегорел, тебе насрать.

Маркус Эмон не пьет молоко. Он не ест творог, не любит йогурты и понятия не имеет, каков на вкус бывает кефир. Он не ходит в большие супермаркеты, потому что даже артефакт не поможет ему сориентироваться вдоль огромных полок с продуктами и выбрать то, что пришлось бы по душе. Он не стоит в огромных очередях, потому что зайдя в магазин, просто не найдет к ним пути. Смешно, но большие помещения, заставленные длинными полками, для мага просто бесконечные лабиринты. Ему нужно зайти туда не менее пяти раз, чтобы запомнить хоть что-то, сориентироваться, найти правильный путь. Потому что все прохожие в подобных местах это просто... прохожие. Такие же слепые как и он сам. Они идут за определенной целью, берут то, что им нужно и уносят с собой. То ли дело - библиотека. Где каждый прохожий - это отдельная история. Они приносят книгу, ставят ее на полку и касаясь ее, можно увидеть целый спектр видений, который скажет тебе о человеке и его личном пути больше, чем ты бы смог узнать от него самого. Книги не скрывают ничего. Они впитывают в себя энергетику временных хозяев чутко, тонко. Забирают в себя самое искреннее что может носить в себе человек. История. Она таится в каждой странице. Не в буквах, что напечатаны в миллионах экземплярах изданий. Но в отпечатках, что оставил за собой человек. Маркус научился жить по этим ощущениям, тянуться к ним, изучать каждый закоулок библиотечного помещения, чувствовать людей, бравших книги в самом городе. Он научился видеть. Среди сотенной толпы, он может взять за руку именно того человека, который еще позавчера вернул ему "Цветы для Элджернона". Потому что у каждого человека своя энергетика. Свой эмоциональный фон. И город, что в последнее время окрасился в такую обширную палитру оттенков страха, заставил мага запутаться и потерять нить своего собственного равновесия. И только лишь один... Недочеловек? Заставлял окружение замолчать и приносил что-то другое, давно забытое, странное, неизвестное и будоражещее. Оно было новым, теплым и смущающим. И это первое чувство, которое пытается найти в себе Эмон, думая, что если он подцепит что-то непривычное, незнакомое, это поможет ему сосредоточиться, прийти в себя, совладать с ситуацией.

Маркус Эмон знал грань пустоты совершенно с другой стороны. Он знал, что это такое, быть полностью опустошенным изнутри. Когда ты - всего лишь оболочка для того, что когда-то являлось твоим сознанием, твоей сущностью, твоей душой. Когда твое тело - пусто. Когда твой мозг еще способен соображать, когда твои глаза способны смотреть, но твое тело, будто упало в вязкую, тягучую неизвестность. Глубокий вдох, медленный выдох. Воздух имеет совершенно другой вес. Марк снова вытягивает руки, трогает наощупь пустоту и отступает. Шаг, один, второй, третий. Он должен остановиться. Сосредоточиться на собственных ощущениях, прислушаться к окружению. Еще раз. И еще. И еще! Но земля молчит. Потому что вокруг просто ничего нет. Пугающая неизвестность, что не дает ни единой ниточки, за которую можно было бы уцепиться. Единственное, что сейчас ощущает Марк, это собственная магическая энергия, медленно утекающая из его тела. Будто что-то потустороннее, неизвестное, тянет ее из него и он не может это контролировать. Заклинания, произнесенные вслух, тонут где-то в этой вязкой пустоте. Она пожирает их, расщепляет и, кажется, делает частью себя. И с каждой проведенной в этой "яме" минутой, единственное, что нарастает внутри мага, это яркая, ничему не подконтрольная паника. Страх, стискивающий горло склизкими пальцами, раздражающий чувствительную кожу и забирающийся глубоко в сознание. Его не достать оттуда. Не взять под контроль. И, в первый раз, не имея возможности властвовать даже над самим собой, Эмон не знает, что ему делать. Он задыхается от собственной беспомощности, беспорядочно рыщет по пустоте глазами, касается артефакта на шее снова и сн ова, но тот молчит. Ни единого просвета в этой кромешной тьме. Вот так выглядит его будущее? Или... Именно так выглядит его смерть?

Снова этот шум в голове. Рябящий, жуткий, нарастающий каждую секунду. Но он утихнет так же резко, как и начался, когда пальцы сожмутся на чьей-то зацепившей его руке. Знакомое тепло растечется по коже и заставит облегченно выдохнуть. Он-не-один. - Ронан, что происходит? - В его голове растерянность и страх. Скрывать что-то от наставника - бесполезно. Он, наверняка, чувствует не меньше. Вернее сказать: даже больше. - Все заклинания и артефакты - вникуда. Я словно говорю с пустотой и она не отвечает мне. Только забирает. Я не могу это контролировать. Я не могу контролировать даже самого себя! - Он сталкивается с подобным явлением в первый раз и вцепившись мертвой хваткой в руку мага, не желает отпускать ее ни под каким предлогом. Марк от чего-то уверен, что если Ронан его отпустит, они снова потеряются. Он снова провалится в глухую пустоту и единственный, спасительный расплывчатый силуэт, что он видит сейчас перед глазами, растворится в туманном небытие. - Не отпускай меня.

Это место… Не было их родным миром, книги гласили, что “сюда приходит умирать магия”. Ниточка за ниточкой оно высасывало из колдунов жизненную силу, Ронан чувствовал это, ибо знал симптомы. Крепко держа Маркуса за локоть и не отпуская ни на секунду, Вайсс зажмурился, выдохнул, подавляя позабытый, задвинутый на периферию памяти посттравматический синдром, и расправил плечи. Страж отвечает за тех, кого подверг опасности по неосторожности или умышленно. Это полностью его ответственность. Вина буквально выжигала Ронана изнутри. Он отвёл Эмона в сторону, попытался выставить земляную преграду, скорее по привычке, но ничего не произошло, а время, всепоглощающие секунды-минуты-часы, неумолимо двигалось вперёд. Они были отрезаны от города. Они были отрезаны от в с е г о, что знали до этого.

Туман вокруг чуть рассеялся, и из темноты показалась фигура вампира. Уже было кинувшись к нему, Вайсс всё же остался с абсолютно потерявшим ориентиры в пространстве Маркусом, сдерживая данное слово. Он держал его за руку.

—  Отец Солер! —  позвал Вайсс и махнул рукой.

Что же ты творишь, ворожей, не шуми!

Кто ты?

Ронан почувствовал незримое присутствие. Нечто смотрело на них из мрака, прячась за крючковатыми высушенными деревьями. Но помимо этого внутри самого Вайсса кто-то бесцеремонно к о п а л с я. Когда их утянуло за барьер, все мыслимые и немыслимые ментальные блоки рухнули, и Страж даже не заметил, что теперь делит голову не только с самим собой.

Но и с Ним.

Вы не путешественники. Как попали сюда?

Ронан уже было открыл рот, чтобы ответить по-арабски, но губы сомкнулись сами. Нельзя позволить остальным узнать, что происходит.

Через портал… Или червоточину. Я не знаю.

Эка невидаль, чтобы упыри да обычные маги тут шастали. Слушай меня, если хочешь жить, ворожей. И не перечь.

Темнота всколыхнулась среди сплетённых ветвей, напоминающих сломанные фаланги. Когда все присутствующие (включая непрошенного гостя) пришли в себя после перемещения, Вайсс приложил палец к губам и шепнул:

—  Не шумите. Тише.

Что-то приближалось, ползло по сухой безжизненной земле, которая никак не откликалась Ронану. Библиотекарь увёл спутников за поваленный ствол дерева и пригнулся, всматриваясь в молочный туман. Сначала показались длинные, длиннее обычного, руки. Разомкнулись пальцы. Бледная, высушенная, покрытая струпьями и наростами кожа была разорвана в нескольких местах, подобно старой бумаге, оголяла кости. Затем вынырнуло из тумана тело — существо подняло голову и скривило рот в подобии крика. На Маркуса и Ронана глядели пустые провалы глаз.

Ворожей!

Вайсс ощутил, как его, будто марионетку, дёргает назад. Некто внутри пытался перехватить Стража, забрать контроль над телом.

Что встали, нужно бежать! Сожрёт вас гнида и не подавится!

—  Нужно бежать, —  повторил за сущностью Ронан и подобрался, притягивая ученика ближе. — Хайме, Маркус, быстрее, за мной.

Призрак принюхивался к тому месту, где ещё недавно сидел Эмон. Они питаются магической силой, подумалось Ронану, даже не магической…

Жизненной энергией, —  подсказал голос. — Ни единого шанса. Уходите дальше в лес.

И Вайсс побежал, не отпуская руку Маркуса и не выпуская святого отца Солера из виду.

Это что, священник? Настоящий? Они ещё существуют?

Не время для вопросов.

Верно. Под ноги смотри.

Они пробежали меж деревьев и колючих кустов, таких же сухих и мёртвых. Не было слышно птиц. Не было ветра. Зверей. Заметив расщелину под корнями, Ронан замедлил шаг и пропустил спутников вперёд, прячась рядом в темноте. Он тяжело дышал и молился, как молился до этого Хайме.

Вы в Межмирье.

—  Мы… В Межмирье, —  наконец заговорил Страж, вторя невидимому попутчику.

Здесь известная вам магия — пыль под копытами верблюда, ничего не стоит.

— Магия здесь не работает. Артефакты тоже.

Тварь, что вас вынюхала — призрак. Когда-то он тоже потерялся здесь. Как и я.

—  Существо, что погналось за нами — местный призрак. Он питается жизненной энергией, — Ронан тяжело выдохнул и посмотрел на Хайме. —  Тебя они не тронут.

Да, упыри им не нравятся. Мертвецы невкусные.

Шутки неуместны.

Думаешь? А мне кажется, вы как-то сильно приуныли. Подбодрить отряд уже не в почёте?

Вайсс мотнул головой, отмахиваясь от голоса.

—  Нужно выбираться отсюда. Найти другой портал.

Ой, я вроде говорил, что тебе нужно меня слушаться? Я выведу вас. Дай только немного освоиться.

[indent] Так, наверно, должен ощущаться конец света. Всепоглощающее одиночество, пожирающее живьём, и отчаяние, в котором понимаешь – никто не отзовётся. Даже Господь, к которому взываешь снова и снова, но тот на твои знакомые с самых малых лет молитвы отзывается лишь молчанием. Хайме помнит: так было и раньше, когда он умолял о помощи – и вместо спасения ему оставалось лишь слушать стрёкот цикад в горах, покрытых густыми лесами.
[indent] А может, спасением было то, что Господь показал ему путь, как стать «своим» среди врагов. Как найти своё место в их мире, как прижиться там, как срастись с ними так тесно, чтобы уже не получалось представить своей жизни без них. Господь указал ему путь, возможно Господь же послал ему и того, благодаря кому всё это вообще получилось – но сколько времени пришлось ждать этого спасения?
[indent] ...и сколько придётся теперь?
[indent] А есть ли у Хайме вообще в запасе это время?
[indent] «Отец Солер!» – слышит он далёкое эхо и вздрагивает. До конца не может поверить, что это взаправду. Может, игра воображения. Может – того места, в котором он оказался. Никто ведь не гарантировал, что всё, что здесь происходит – это по-настоящему. Хайме мгновенно вспоминаются все возможные легенды о людях, которые, убаюканные чужими голосами, без всякого сопротивления отдавали себя в руки смерти. И вампир может умереть. И вампир может бояться смерти – особенно, если ему есть, что терять.
[indent] А Хайме было. Слишком многих он оставлял позади себя – ещё и в такое время, когда их нужно было особенно тщательно защищать. Что станет с группой помощи вампирам, если её основатель и наставник исчезнет в тот момент, когда практически весь город ополчился против вампиров? Кто им докажет, что эти вампиры в большинстве своём – жертвы обстоятельств, чужой жестокости и многих других вещей, на которые они не в состоянии повлиять? Что станет с Эйсой, лишь недавно открывшем для себя тайну своего происхождения и ещё толком не освоившим способности, которые подавлял в себе столько лет?..
[indent] Тянется на звук голоса, старательно давя в себе мысль, что всё это может быть ошибкой. Игрой помутнённого рассудка. Чем угодно, но только не реальностью. До последнего верит, что сможет выбраться отсюда – вместе со всеми.
[indent] На Ронана взирает с изумлением – как на восьмое чудо света. Словно вообще не ожидал его здесь встретить – в какой-то степени так и есть. Маркус рядом с ним, и тут уже короткий вздох облегчения сдержать не получается – Хайме просто искренне рад тому, что они снова вместе. Пока не очень понятно, где именно, но... ему хочется верить, что скоро всё прояснится. Или что всё это – от и до – окажется всего лишь сном, и он проснётся, откроет глаза и обнаружит над собой знакомый, чуть пожелтевший потолок.
[indent] Моргает, но ничего не меняется. Он по-прежнему рядом с Ронаном и Маркусом где-то... в неизвестности. В месте, у которого всё ещё нет даже названия.
[indent] – Вы в порядке? – беспокойно выпаливает Хайме первый же вопрос, который приходит ему в голову, и, дождавшись утвердительных кивков, выдыхает. – Слава Богу...
[indent] Впрочем, совсем расслабиться Ронан ему не даёт – тут же вносит ещё один повод для тревоги, как если бы намеренно старался держать Хайме в тонусе, не давая ему ни минуты покоя. Не успевает он порадоваться тому, что все целы, как Ронан говорит, что уже нужно бежать, а куда, зачем, почему, от кого – все эти вопросы так и остаются невысказанными. Ворохом поднимаются в голове и так и остаются без ответов.
[indent] Застывают в сердце тревогой, заставляя бояться того, о чём не имеешь ни малейшего понятия.
[indent] Хайме уже и не помнил, кто ему это сказал – что нет ничего на свете страшнее неизвестности. Но в правоте этих слов самолично убедился только что.
[indent] – В Межмирье? В смысле? Где?.. – обескураженно переспрашивает Хайме.
[indent] Он впервые за четыре сотни лет слышит об этом. С другой стороны – месяц назад он и о банши-то впервые в жизни услышал, хотя казалось бы.
[indent] «Нужно найти другой портал», – говорит Ронан. Ну, легко сказать. Найти другой портал, через него выбраться обратно – но Хайме, честно говоря, так и не понял, как они в принципе сюда попали. Просто шли к окраине города и всё. Не то чтобы кто-то из них специально разыскивал нечто аномальное. А теперь им предстояло найти выход, и у Хайме не было даже хоть каких-то предположений.
[indent] Он просто не понимал, с чего вообще начинать эти поиски. Откуда?..
[indent] – Как нам его найти? – растерянно спрашивает, как будто даже не надеясь на ответ. – И... есть ли этот портал вообще?
[indent] Откуда-то же Ронан узнал, что это место зовётся Межмирьем. Может, он знает и как его покинуть?..

Марк старается дышать свободней. Он втягивает спертый душный воздух в легкие, и давит в себе желание закашляться. Могильник, не иначе. Ни то, чтобы Маркус был завсегдатаем мест подобного типа, но здоровый ассоциативный ряд слепого как чертов крот человека давал его больной фантазии вдоволь наиграться. Да, не завсегдатай. Но пару раз доводилось. В свое время он думал о том, чтобы расширить сферу своей деятельности, но именно с ТОЙ стороны ему откликаться отказались. Либо недостойный, либо он стучался в какие-то другие двери, открыть которые ему оказалось не под силу. И он чувствовал такой же затхлый запах, прикасаясь ладонью к прогнившей, покрытой многовековой плесенью древесине. Он все еще помнил это склизкое ощущение на собственных пальцах. Сырость, которой в этом месте не было вообще. Ветви на деревьях сухие и ломкие, а земля, казалось, уже давно не знавала влагу. Как можно было чувствовать совершенно разные вещи одновременно? Эмон мог задать себе сотни подобных вопросов, но ни на один из них ответа он не получит. Зато он знал, что ни все из тех, кто переступают грань миров мертвых, возвращаются назад. Слишком много извилистых запутанных дорог. Слишком большое потребление магии. Особенно для тех, кто не был рожден с даром, который позволял бы им видеть мертвых. Эмон, как раз, из таких. Поэтому практика его закончилась еще до того, как успела основательно начаться. Он не стал рисковать. К этому моменту в его жизни и так уже хватало огромных выгребных ям, из которых он едва ли смог выбраться. Потому что вылезая из одной, он сразу же падал в другую. И ни жизнь, ни судьба в этом не были виноваты. Во всех своих косяках, во всех своих бедах, виноват человек и только человек. Все сами вершители своих судеб. Свои ошибки Маркус Эмон умел признавать как никто другой. И в том, что происходит сейчас, тоже виноват он.

Когда Ронан говорит, что не сталкивался с феноменом межмирья, Марк растерянно запускает руку в волосы и выдыхает. Хреново. Все крайне хреново. Это место медленно, но истощает их. Они не могли использовать магию, но та утекала из тела сама по себе. И вряд ли кому-то из присутствующих здесь известно, сколько они еще протянут. Более того, они вообще не знали, как именно течет время в разломе. Может быть, пока они торчат здесь, ТАМ летят целые годы. От этой мысли в желудке неприятно потянуло. К горлу подступила тошнота. - Одна ошибка. Моя. - Констатирует и без того всем известный факт. - Простите меня. - Он понимает, что извинениями ничего не исправишь. Что извинениями не проложишь себе дорогу из разлома во внешний мир. И пошло бы все к черту, если бы он оказался тут один, но по его вине сюда попали еще двое. Господи боже, отец Солер... Если он не выйдет отсюда, что будет с теми, кого он оставил на той стороне? Кто станет для них опорой в дальнейшем и будут ли такие вообще? В Аркане все катится в Ад, а один из сильнейших стражей застрял где-то между мирами. - Моя вина. - Его и его беспокойной сущности, что нашла какую-то странную привлекательность в треснувшем барьере. И факт того, что ее мог притянуть мир подобный этому, его вообще не радовал. Пугал. Это... ненормально. Духи верхнего и серединного мира не тянутся к подобной энергии. И из этого стоило сделать определенные выводы. Он разберется с этим. Возможно. Если им повезет выбраться отсюда. Надежда умирает последней, да? Не пытайтесь бороться с темнотой. Даже не тревожьтесь о ней. Просто зажгите свет, и темнота уйдет.

Ронан цитирует Лотермана и на какое-то мгновение на губах Марко даже можно было заметить легкую полуулыбку. Другого от наставника и не следовало ожидать. Он всегда смотрит только вперед. Вот в ком надежда не угаснет даже со смертью времени. Не угаснет и доброта ко всем окружающим его людям. Свет в этой непроглядной темноте. Да, именно им был Вайсс для своего подопечного последние два года. Ровно с того дня, когда им довелось повстречаться в Аркане. Свет, который остается с ним по сей день. По сию минуту. Ронан должен был быть зол на него. Уже не однократно. А сейчас - особенно. Маркусу просто нужно было уйти, когда тот явно указал ему на его место. Может быть, следовало чаще слушать наставника? Это сложнее, чем кажется на самом деле. Но становится как-то легче, чувствуя, как его ладонь все еще крепко сжимает руку Марка.

Дышать. Глубже. Даже несмотря на то, что воздух тяжело оседает на и без того измученных легких. Дыхание поможет избавиться от страха, от стыда и чувства собственной абсолютной бесполезности. Он - единственный, кто сейчас является обузой. Но боится даже заикнуться о том, чтобы святой отец и наставник продолжали свой путь без него. Потому что знает, что именно в этом случае, он рискует точно нарваться на гнев Вайсса. И сейчас не лучшее время вступать в длительные споры и самолично подписываться на ругань. Поэтому он будет просто следовать за ведущей его рукой и удержит ее крепче, когда Рон оступится. Должно быть, если сам Эмон не видит даже нечетких размытых силуэтов вокруг себя на расстоянии двух вытянутых рук, видимость здесь была крайне паршивой и для его спутников. Он не чувствует под ногами ни троп, ни травы. Мертвая земля. Только острое ощущение, что за тобой наблюдают десятки глаз. Чувство, будто ты загнанная хищником вглубь норы полевая мышь. Бьешься в не прокопанную земляную стену, шкребешься в нее когтями в надежде успеть прокопать ее дальше, наружу, и сбежать. Животный инстинкт. Желание жить и выживать. Наверное, именно оно движет ими, когда Вайсс, на какое-то время остановившись, вдруг резко увильнул в сторону и сорвался на бег.

Не позволять касаться. Не.Позволять.Касаться. Может быть, и не позволил бы. Если бы это было реально для него. Магия не откликается ему. Артефакт молчит. А за дверями, за которыми он обычно ищет помощи, не просто тишина... До них не дотянуться. Может быть, где-то там, они есть. Но слишком далеко. Опять же, ни в этом мире, ни в этом пространстве. Зато здесь есть что-то пострашнее. Что-то, от чего его пытается защитить наставник в тот момент, когда Маркус буквально чувствует потустороннее холодное дыхание на своей коже. Он не успел бы уйти от соприкосновения с призраком, если бы Ронан не подставился вместо него. Ронан Вайсс. Их единственная, слабая, но все-таки надежда на то, чтобы выйти отсюда. - Ronan, pour l' amour du ciel, оставьте меня. Ты погибнешь, если будешь тащить меня за собой! - Пусть гневается, но примет верное решение! Отец Солер и Вайсс нужны там, снаружи. Нужны угнетенным, забитым в угол вампирам и всем остальным, кто оказался под непроходимым куполом. Маркус же был нужен только самому себе. И никаких благ в свой мир он никогда не нес, не несет и не будет нести. Поэтому наставник обязан хоть раз перестать заботиться о ком-то и подумать о себе и о том, что будет лучше для тех, кто своим существованием на этой земле, несет в себе хоть какой-то смысл.