Неделя.
Луису Дрэйку понадобилась неделя для того, чтобы созреть. Да. На самом деле, после того как они с Салливаном выбрались из демонического лабиринта, волк думал, что больше никогда не вернется к офисному зданию, в котором не так давно угодил в иллюзорную ловушку. Воспоминания неприятным осадком легли на плечи и с каждым днем давили на них все больше и больше. Что чувствовал Дрэйк? Обиду? Злость? Удивительно, но, нет. Почему-то его внезапно настигло непреодолимое чувство вины. Прям сразу же. На следующее утро второго октября. Этот совершенно разбитый и пустой взгляд лиса никак не выходи у него из головы. Видения, что он уловил в светлой чердачной комнате какого-то незнакомого ему города, то и дело возвращались к нему в памяти и, в конце концов, он не выдержал. Не выдержал сегодня. Когда полуденный сон принес ему запах лаванды, сирени и чужой крови. Открывая глаза от беспокойного сна, он невольно зашарил рукой по кровати в поисках Мартина. Тот, впрочем, оказался на месте. Но даже когда Луи пригреб недовольно ворчащего вампира в свои медвежьи объятья, уснуть ему больше так и не удалось. Чтож. Закрывается дверь. Замыкается круг. Одна из дверок в расшатанном волчьем разуме все еще была приоткрыта. И буквально требовала срочно заглянуть за нее и хотябы смазать проржавевшие за неделю болты. Слишком много недосказанностей осталось после того самого неприятного инцидента. Даже несмотря на то, что закончился он вполне себе таким приятельским рукопожатием. Луи - человек шаткого терпения. Шаткой психики. Недосказанности и нерешенные вопросы всегда с особым усердием трахали его мозг. Особенно, когда дела касались его близких. Поэтому, забив на тщетные попытки отойти ко сну снова, Дрэйк таки вылез из кровати и засобирался. Он знал, что, скорее всего, своим шумом разбудил напарника. Тот либо не подавал виду, не желая еще и нагружать типичными вопросами в роде: "ты куда?", видя нервозность приятеля в последнее время, либо реально отдался Морфею так крепко, что не собирается покидать его до самого заката. В любом случае Луи оставляет записку на прикроватной тумбочке. Вернется к ночи. Принесет какой-нибудь острой еды на "завтрак" и обязательно заскочит в кондитерскую за пирогом с патокой. Надо же будет чем-то подмазывать свой молчаливый уход. Тем более, если Салливан так доверчиво отпускает его без лишних вопросов. Либо не дергает, либо знает, что у напарника сорвало последнюю черепичку и он направляется на выяснение отношений с одним рыжим засранцем. Разговор об этом промелькивал. И не сказать, чтобы вампир был доволен всем этим. Ну, знаете ли, Дрэйк тоже много чем не доволен. Его семейными терками, например. Но он же молчит. Пока еще. Пока и по этому поводу не изволит отскочить черепица.

Добираясь до нужного ему места, Луис в очередной раз думает о том, что не мешало бы поднять вопрос о личном транспорте. В который? В десяточный. В соточный. Неважно. Это было жизненно необходимо. Тем более, права у него имелись. Передвигаться по городу стало бы куда удобней. Без лишних лиц, так сказать. Ну а пока Луи выйдет из машины у большого офисного здания и поднимет голову, всматриваясь в знакомые окна. О своем визите он не предупредил. Как и в прошлый раз. Но тогда о встрече договаривался Мартин и лис ждал, по меньшей мере, хотябы вампира. Не занято ли у него сейчас - вопрос, конечно, интересный. Если занято - Лу подождет. Но только до ночи. Ведь он обещал вернуться к "завтраку", а, как известно, обещания свои он держал. Тем более те, которые давал таким значимым для него личностям как Салливан.

Прежде чем войти в здание, волк заскакивает в ближайший кафетерий и берет три стаканчика Бичерин. Понятия не имеет, хороший ли тут делают кофе, но сам он готов выпить любого, лишь бы немножко встряхнуть свою голову. Выглядит он уставши и совсем не бодро. Небрито и помято. От вида обычного среднестатистического бомжа его отличает лишь приятный парфюм и брэндовые шмотки. Поэтому, когда он снова возвращается в здание Бизнесс-центра, девушка за стойкой окидывает его каким-то неоднозначным взглядом. Но у него на это припасен лишний стаканчик кофе.

- Один стаканчик полуденной бодрости для милой дамы, - выставляет припасенный напиток на стойку перед растерянной девушкой и слышит с ее стороны робкое "спасибо". - А мне один проход к Хельсону. У меня назначено. - Врет. Ему не назначено. Но он использует эту фразу как кодовые слова. С Мартином тогда их сразу пропустили. И, кто бы мог подумать, это работает. Он улыбается хорошенькой девчушке за стойкой, подмигивает ей и удаляется в сторону знакомого лифта. Чертов проклятый лифт. В последний раз тот преподнес ему не слишком приятный сюрприз в качестве бесконечных коридоров с абсолютно одинаковыми дверьми. Хотелось бы верить, что сегодня Рейнард в более солнечном расположении духа. Но от чего-то казалось, что это совсем не так. Может быть, Лу думал так из-за своего собственного расшатанного состояния. Может быть, него все еще не выходил из головы тот самый взгляд, совсем некрепкое рукопожатие и окровавленные останки рыжеволосой девушки на белоснежных простынях. Спасибо, что как только он добирается до нужного этажа и касается ручки нужного ему кабинета, он чувствует только знаковый запах горьких лесных ягод, а не чертову лаванду. И прежде чем открыть, он прислушивается. Никаких посторонних голосов. Значит, он станет единственным визитером в этот НЕ очень прекрасный день.

Когда дверь приоткрывается, в кабинет сначала "входит" вытянутая рука, сжимающая в пальцах держатель для кофейных стаканчиков. А уже после заглядывает и сам Дрэйк. - Выпьешь со мной кофе? - Он знает, демон не жалует крепкие напитки. В противном случае принес бы Виски. Очень жаль, к слову, градус бы им точно не помешал. Для более расслабленной обстановке, ибо Луи не собирается уходить даже если Рейнард покажет ему пальцем на выход. - Мне кажется, нам надо поговорить. - Ну, это только ему казалось. Казалось его измученному разуму. Он устал теряться в догадках, устал обвинять и сразу же искать оправдания действиям Хельсона и устал от самого себя. - Я загнал себя в угол. Помоги мне. - Да, он не разберется без отдачи. Без ответов, которые ему может дать Рей. Может, если захочет. А если не захочет, чтож, Луису придется забыть, что когда-то имел в друзьях настоящего демона-лиса. У него просто не будет выбора.

Вообще, нормальный, здравомыслящий человек, для нормального существования на этой грешной земелюшке, обязательно должен был иметь в своем арсенале некое чудо, именуемое: "инстинкт самосохранения". Нормальный здравомыслящий человек, угодив в иллюзорную ловушку, которой так и не смог ничего противопоставить и, скорее всего, без помощи напарника сгинул бы там, должен был сделать для себя определенные выводы и попытаться избегать подобных ситуаций впредь. Нормальный. Здравомыслящий. Человек. Стоит отметить, что от "нормального" и "здравомыслящего" у Луиса Дэйка, мягко говоря, никогда ничего не было. К слову, человеком он тоже не являлся от рождения. Поэтому, попавшись в ловушку однажды, он почему-то свято верит в то, что такого больше не повторится, при этом являясь либо просто непроходимым глупцом, либо слишком доверчивым непроходимым глупцом. Одно из двух. Третьего не дано, каким бы обидным это не могло быть. Но Луи привык быть вечно обиженным на самого себя. Присущая ему глупость - его вечный спутник в этой жизни. Без нее, он бы вел совершенно другую жизнь. Совсем ни такую насыщенную. Да, временами, ему казалось, что он готов бросить все и уехать куда-нибудь далеко-далеко от Аркана. ОЧЕНЬ далеко. Чтобы и не вспоминать о нем хотябы пару-тройку лет. Но едва ему стоило открыть глаза, зацепить взглядом кусочек оголенного плеча, стыдливо выглядывающего из-под кромки одеяла, все желание резко куда-то улетучивалось. Нет, не так. Оно меняло свои приоритеты, заполняя голову совершенно другими мыслями. Не теми, что его посетили сегодня. Сегодня все было чуть менее запутанно чем обычно, но от этого не противнее от самого себя. Собственно, не суть. Его постельные дела останутся в постели, а сейчас оборотень шире приоткрывает дверь в личный кабинет Рейнарда Хельсона и таки проходит в помещение, прикрывая ее.

Разочарованный выдох он прикрывает за неловким покашливанием. Ему не очень приятно видеть, что лис скрывается от него за своим иллюзорным двойником. Внешне - никаких различий. Абсолютно. Как всегда: ухоженный, одетый с иголочки. Единственное что, пропал из этих глаз привычный лисий взгляд. Озорной и заискивающий. Так вот, копия имела привычный запах. Но не такой насыщенный, какой имел оригинал. Дрэйк точно мог сказать, где находится его обладатель и как-то неосознанно бросает туда короткий взгляд. Но таки кивает двойнику, когда тот приглашает его присесть на кресло подле журнального столика. Демон не ждал его и совершенно точно не был доволен этим визитом. Но, кажется, волк уже решил, что ему все равно? Решил, что разговор должен состояться и не уйдёт отсюда до тех пор, пока Хельсон сам не скажет ему проваливать. Поэтому Луи, пока еще, идет ему на уступки, соглашаясь общаться с иллюзией. Если таким образом лис чувствует себя безопасней и спокойней, пускай. Но, черт подери, сам волк пришел к нему без всякого прикрытия. При нем, о боги, не было даже оружия. Не потому, что он знал, что против иллюзий с огнестрелом, или колюще-режущим не попрешь. Потому что он не посчитал нужным хоть как-то себя обезопасить. Он даже не заехал на свою вторую квартиру, не покопался там в хламе и не одел на себя хоть какую-нибудь защитную побрякушку, теперь уже прекрасно зная, с чем мог случайно столкнуться. Или не случайно? На хуй. Неважно. Лу скидывает с себя ветровку на спинку, ставит кофе на столик и падает в предложенное ему кресло.

Рейнард ошибается, когда говорит, что вряд ли сможет чем-то помочь своему... приятелю? Они же до сих пор таковыми остаются? Как раз, это один из вопросов, ответ на который он желает сегодня получить. Поэтому, зря лис считает, что Дрэйк пришел сюда зря. Даже если тот выдворит его спустя пару-тройку минут их не очень приятной беседы, по сути, так ничего и не объяснив, это уже даст кое-какие ответы на сомнения оборотня. А этими сомнениями душа его полна до краев. Он, мягко говоря, вообще понятия не имеет, как теперь общаться с тем, с кем в общении вообще не возникало никаких проблем. Еще раз: они всегда вели честные сделки, прекрасно ладили и их нерабочие встречи были не менее приятные чем все остальное. Луису не хотелось это менять. Но, видимо, у лиса были совсем другие мысли на этот счет. К сожалению.

Демон умен. Он решает сразу же бить по больному. Он цепляется за Мартина так, словно хочет, чтобы Луи мгновенно психанул. Чтобы слова демона напитали его затаенной злостью, зародили в нем огонек ненависти. И, пожалуй, ему бы это удалось, если бы в тот день сам Рейнард не обронил это: "Никто никого не собирался убивать". Дрэйк любил цепляться к словам. Это было заложено в нем природой. Он всегда услышит в чужих словах именно то, что даст ему слепую надежду. Но возникает новый вопрос: зачем Рей это делает? Зачем старается оговорить себя и сделать собеседнику больнее? Опять же - старается выпроводить его? Да, вероятнее всего. Ведь свою тираду с очередным подтверждением того, что охотника нанял именно он, лис не брезгует приправить сочным финалом, как бы намекая, что оставлять Салливана одного - не есть хорошая идея. Времена, знаете ли, смутные. Это подталкивает Луиса на мысль, будто охотник знает, что вампиру таки удалось уйти тогда из леса живым. Хотя, по сути, был обречен на то, чтобы сгореть под палящими лучами солнца в таком состоянии. Состоянии загнанном, потерянном и абсолютно неадекватном. Как неразумный ребенок. Напуганный, голодный и несмотря на свою сущность и острые зубы, абсолютно беззащитный.

Дрэйк подтягивается к краю кресла, упирается локтями в собственные колени и склоняется ближе к сидящему напротив него двойнику. Ловит этот предостерегающий взгляд. Хищный и практически незнакомый волку. - Ты... Угрожаешь мне? - Голову склоняет и прищуривается, вглядываясь в совершенно чужое иллюзорное лицо. Давит в себе практически непреодолимое желание вцепиться пальцами в затылок двойника, с размахом познакомить того с крепкой столешницей и посмотреть, такая же густая, иллюзорная кровь, какой могла бы быть настоящая? Имеет ли такой же пряный запах? А какова она на вкус? Оставляет ли знакомое стальное горчение на кончике языка, или отдастся каким-то другим послевкусием?

Но вместо этого волк выставляет стаканчики с напитком с держателя и снова откидывается в кресло. Пока еще он в состоянии взять свою злость под контроль. Потому что где-то там, в его подернутом дымкой сомнений разуме, все еще бьется мысль о том, что перед ним Рейнард Хельсон. Его редкий, но доверительный напарник. Его друг. Он в состоянии понять, что о связи вампира и оборотня демон не знал. Рей решал свои проблемы ровно так, как привык их решать. Он убирал со своего пути препятствие. Как бы поступил сам Лу, если бы эта чертова книга была нужна ему? Что-то он не шибко разбежался отдавать информацию о ней в иллюзорном лабиринте, когда Салливан явно обозначил ее значимость конкретно для него, да? - Почему гримуар так важен тебе? Я сомневаюсь, что демон, проживший больше тысячи лет, действительно заинтересован именно в содержании кем-то давно написанной книжки. - Дрэйк не скажет, что хорошо знает своего приятеля, но может точно сказать, что Хельсон мыслит иначе, чем стандартный вор. Иначе, нежели каждое, когда-либо встретившееся ему существо. У лиса были свои мотивы. Мотивы, которые тот вряд ли согласится раскрыть. Но попытаться стоило?

Не угроза, значит?
Луис хмыкает, подхватывая со стола свой стакан с кофе. Не угроза. Хорошо, пусть будет так. В любом случае каково бы не было их положение с Мартином сейчас, сторожить вечно волк вампира не может. Если он прилипнет к нему как чертов банный лист, Салливан, в конце концов, психанет и обозначит свои границы. Мартин уже давно не ребенок, постоянно нуждающийся в наблюдении и защите. Тем более, от такого "защитника", как Луис Дрэйк. Он едва ли способен противопоставить что-то врагам своего напарника. Тем более таким, как Рейнард. Марти слишком долго топчет эту грешную земельку. Слишком многим вставил палки в колеса и Лу не удивится, если Хельсон, на самом деле, не единственный, кто когда-либо пытался его убить. Но, посмотрите, вампир все еще жив. Здравствует и может и не совсем спокойно, но спит сейчас в их общей кровати. В их общей квартире. Луис провел с ним всего каких-то тридцать лет. Лишь малую часть его жизни. И уж точно нельзя было сказать, что Салливан жив только благодаря ему. Он сам со всем всегда справлялся. И ситуация в лабиринте - вполне себе такой наглядный пример упорства и силы напарника. Дрэйк - не защитник. Он - всего на всего, напарник, хорошая компания. Тот, с кем не скучно наступить в какое-нибудь дерьмо и вместе потом сидеть и сковыривать его палками со своих ботинок. Временный спутник на ближайшие сто пятьдесят - двести лет. Возможно, не первый. Возможно даже не последний. В последнее время эти мысли стали настолько часто посещать волка, что он мог бы уже привыкнуть к ним. Но, нет. Привыкнуть к этому невозможно. Возможно, относись он ко всему чуть проще и жить ему бы стало чуть полегче. Меньше беспокойств в его дурной голове. Ведь именно из-за них он пришел сюда, верно? Он переживал за чертовы отношения с чертовым демоном! Кто бы мог подумать, да? Да мог бы забить хер и остаться в своей койке! Типа, ну вели ка ли беда? Одним знакомым больше, одним меньше. Так ли он вообще нуждался в постоянной поддержке иллюзиониста? Волк вполне бы справился и без его сотрудничества, но видите ли, в чем тут загвоздка... В привязанностях. Дрэйку всегда слишком тяжело давались разрывы связей. Связей крепких и долгосрочных. Поэтому он старался делать все для того, чтобы так не случалось.

Лису же, видимо, на связи было плевать. Лу даже и не старается следить взглядом за двойником, когда тот обходит кресло, на котором он сидит и продолжает давить на него. Волк делает обжигающий глоток кофе из своего стаканчика и морщится, слушая не совсем таки сладострастные приятельские речи. Ему не нравится то, что происходит. Рейнард говорит, что не угрожает ему и, тем не менее, делает это. Нагло и совсем неприкрыто. Нет, он не думает, что если им с Мартином удалось выбраться из иллюзии тогда, то сейчас, сам придя в логово ко "врагу", Луис на сто процентов защищен от очередного залета в ад подобный тому, в котором он побывал. И прекрасно понимает, что все может быть куда гораздо хуже. Ведь теперь он один. Без напарника, который ломает чужие ловушки даже под камнем Инари. Один, как и тогда, на пароме, где лис вывернул сознание другого вампира наизнанку и заставил того страдать даже не притронувшись к нему. Еще до того, как сам Дрэйк без стыда и совести, без намека на сожаление, затащил его бренное тело в костер. И это бесит. Да, в натуральную злит волчью сущность. Даже признавая, что он слабее, это не отменяет того факта, что зверь внутри злится и рычит, обнажая острые клыки. Луис... Не привык убегать. Даже если очень страшно. Он мог бы сейчас сдать на попятную, если бы, опять же, с ним рядом находился Салливан. Потому что подставить свою шкуру под удар он был готов. Но подставить кого-то настолько близкого - нет. В одиночку он готов скалится, готов бороться, готов упасть в грязь лицом и не вылезти из нее. Потому что привык учиться на своих личных ошибках. Потому что всегда знал, чего хочет и был готов даже запачкаться ради этого. Но он никогда не был готов подставлять своих спутников.

- Я пришел сюда говорить не о Салливане. - Игнорирует очередную угрозу типа "не водись с демоном". Он водится с демоном уже тридцать лет и почему-то не сомневается, уж если тот претендовал на его душу, уже бы точно забрал ее. Ведь Луис Дрэйк был в его присутствии так неаккуратен, как не мог быть никто другой. Так открыт и не защищен, как не мог быть даже самый неосведомленный ребенок. И Луи поджимает губы раздраженно, когда Хельсон, как и до этого сам Мартин, цепляется за его слова об аморальных алчных торгашах. Считал ли волк их таковыми на самом деле? Скорее - нет, чем да. Он сболтнул лишнего с горяча. Психанул, потому что эти двое настолько зациклились на своих спорах, что едва ли не вгрызлись друг другу в глотки прямо там, на месте. В этом кабинете. Дрэйк не нашел ничего лучше, чем переключить их внимание на себя. Да, пусть больно, пусть обидно. Пусть теперь они припоминают ему эти слова, но у него получилось на короткое время сбить со спорщиков спесь. Только впустую. Он только спровоцировал недоброжелательный расход, который привел их в иллюзорный лабиринт. А что собирается делать теперь?

Иллюзия Хельсона "нервничает". Дрожит, перескакивает с одного места на другое чем раздражает чувствительную радужку глаз волка. Вот теперь он следит. После услышанных не слишком приятных угроз, следит. Угрозы порождают недоверие. То самое, без которого он сюда пришел, но которое приобрел, ловя каждое слово демона. Обидное, колкое. И то, что волк отставляет от себя практический полный стакан с кофе не предвещает ничего хорошего. Он дослушает демона. Дослушает то, как тот пытается задеть его. В очередной раз цепляясь за Мартина как за единственное, что могло бы сейчас действительно вывести волка из себя. Лис видит его слабое место. Он знает, куда нужно надавить побольнее. Из прошлой их встречи это существо сделало выводов больше, чем сам Дрэйк. Неужели то, что лично он чувствует к Мартину Салливану так очевидно? Неужели оно действительно лежит на самой поверхности? Такого просто не могло быть. Он сам искал это в себе слишком долго. Выворачивал старые сундуки, перекладывал вещи на полках шкафов, заглядывал в каждый пыльный уголок и не мог найти. Так ли очевидно на самом деле, что для Луи Мартин давно перестал быть просто напарником? Он шумно вдыхает, сжимает пальцы в кулаки так сильно, что ломит костяшки пальцев. Глаза зажмуривает до белесых пятен и... выдыхает.

- Оставь свои жеманства для щенка из девяностого, Хельсон. - Он больше не смотрит на копию перед собой. Он откидывается в кресле и разворачивает голову туда, откуда исходит более естественный запах. Кажется ли он оборотню теперь таким же привлекательным, каким казался ранее? Нет. Кажется, лес вокруг ягод горит. Цепляет жестокими всполохами когда-то сочные плоды, иссушивая, превращая в сморщенный комок. - А свои демонические байки для магического выводка арканской академии. - С легким намеком на то, что когда-то уже говорил о предрассудках и собственном мнении. И повторять у него нет никакого желания. Если только чуть-чуть. - Ты сам настроил себе иллюзий, сотканных из предрассудков, слухов и когда-то кем-то сказанного бреда. А теперь плещешься во всем этом, охуительно радостный от того, что соответствуешь избитому образу, подогнанному под общую гребенку. Нравится быть похожим на других? - Слова Луиса уже не звучат так спокойно, как звучали до этого. Каждое из этих слов пропитанно раздражением и, возможно даже, неким отвращением к тому, как низко опускает себя сам Рейнард. Может, оборотень действительно ошибался в нем, ставя на ступень выше? Выше чем то, чем обычно представляли ему демонов? - Продолжишь разлагаться, или уберешь эту хрень и поговоришь со мной нормально? - Дрэйк в сердцах толкает столик ногой, чтобы тот уперся в иллюзорные колени сидящего перед ним лиса. Стаканчики с кофе угрожающе покачнулись, выплескивая на гладкую поверхность часть своего содержимого. Он старается сохранять спокойствие. Потому что эта связь ему важна. Не только со стороны весьма удачного партнерства, но и со стороны более близкой, душевной. Чертов лис не хочет идти с ним на контакт. Точнее, идет. Но не так, как хотелось бы Дрэйку. Нет, он ни в коем случае не рассчитывал на задушевный разговор. Но... Собственно, а на что он вообще рассчитывал?

Наверное, Луи был готов уйти. Да, он дорожил своими связями, но никогда не имел привычки навязывать свое общение кому-либо. Он никогда не остывал к внезапно ставшими ему дорогим людям, но если те вдруг остывали к нему самому, у него просто не оставалось выбора. Нет ничего отвратительней на этом свете, чем быть рядом с тем, кто не желает быть рядом с тобой. Отпустить всегда сложно. Особенно ему. Пожалуй, единственный раз, когда он не был расстроен разрывом долгосрочной связи, это когда очаровавшая его ведьмочка решила быстро подметать свои вещички, пока оборотень не пришел в себя после снятия чар. Она либо имела возможность заглядывать в недалекое будущее, либо где-то там, в ее не светлой головушке, таки маячило сияние чистого разума, которое так и подсказывало: "надо валить". Дрэйк был молод. И тогда, пожалуй, он в первый раз почувствовал, что по-настоящему желает убить кого-то. И он бы сделал это. Выпотрошил бы чертову ведьму и привязал ее труп к какому-нибудь большому-пребольшому дереву в угодьях Анакортеса. Чтобы потом с удовольствием насладиться зрелищем того, как дикие звери обглодают ее кости. Но девушка его переиграла. А он не стал бросаться вслед за ней. Тогда он мыслил по-другому. Верил в карму и думал, что когда-нибудь та настигнет обидчицу сама. Собственно, больше Луи об этой девушке никогда ничего не слышал. Она словно испарилась. Возможно где-то затаилась на время, обвесив себя десятками защитных заклинаний. И теперь живет где-то совсем рядом припеваючи. Даже и не подозревая, от какой судьбы ей удалось убежать.

Луиса Дрэйка можно было назвать любимчиком судьбы. Он столько раз висел на волоске, столько раз попадал в, казалось бы, совершенно безвыходные ситуации, и каждый раз выходил практически сухим из воды. Даже последние события ни такой уж далекой давности. Уже не берем в учет конфуз с иллюзорным лабиринтом. Он до сих пор живет с каким-то внутренним страхом ожидания того, чем могут ему аукнуться перекрытые Алекто чары. Она так серьезно говорила о побочных эффектах кривых чар, что в их скором пришествии волк даже не сомневался. А Мартин? Давно ли он видел столько беспокойства в глазах вампира? Луи чувствовал себя, по меньшей мере, на операционном столе. Умирающим от какой-то смертельной болезни. А рядом с ним был какой-то не очень надежный хирург и любимый анестезиолог. И оба они как-то не очень были уверенны в своей компетентности. Авость сработает. Ну ты не переживай, Лу, в арсенале всегда имеется куча артефактов. На любую оплошность, на любую побочку всегда найдется какая-нибудь побрякушка. И, что? Всю жизнь висеть на телефоне, ждать какого-то "прихода" и таскать с собой арсенал барахла, не зная, когда тебе прилетит? Теперь, казалось, все еще хуже. Под кривыми чарами хотябы было видно, что происходит с ним и с его телом. А после аккуратно "надетых" на него чар другой ведьмы... Остается только дальше уповать на удачу. И ведь он частенько прислушивается к любым странным ощущениям у себя внутри. Может быть, и не боится. Но точно переживает, что что-то идет не так. Кто знает, может быть, перекрытые чары психанут и решат ударить в обратную сторону, теперь не прибавив ему лет пятьдесят, а, наоборот, отняв. Каждый его гребаный день - это игра в рулетку. Повезет или не повезет. Поэтому прийти к лису в одиночку - не самый большой необдуманный поступок в его жизни. Он всегда действует по наитию. Порывами. На эмоциях? Да, пожалуй, это так. Эмоции привели его в этот кабинет в прошлый раз. Недопонимание, надежда. Эмоции привели его сюда и сегодня. Но... Какие?

Явно не те, что он чувствует сейчас, когда иллюзорный лис перед ним растворяется, являя его глазам свой оригинал. Наверное, следовало что-то сказать. Но Дрэйк не сразу собирается с мыслями. Сколько лет они знакомы с Хельсоном? Тридцать два года? И пусть их встречи были не такими частыми, как у, предположим, лучших друзей или закадычных приятелей, но... Черт подери, То, что сейчас видит Луис Дрэйк, воспринимается иллюзией большей чем то, что он видел до этого. Всегда опрятный, одетый с иголочки, с живым, игривым, заискивающим взглядом демон куда-то вдруг внезапно потерялся. На его месте сейчас сидит человек. Совершенно обычный. Измученный, выжатый, потерявший себя. Волк невольно принюхивается, приподнимается с кресла, но даже не сделав шаг в сторону Рейнарда, опускается назад и трет ладонью небритую щеку. Еще сегодня он сравнивает себя со среднестатистическим бомжом. Но едва его взгляд цепляет фигуру приятеля, его социальный статус как-то резко возрастает. Он поражен. Поражен настолько, что приоткрывая рот в желании что-то сказать, в очередной раз просто не находит слов.

Наверное, пока они и не шибко были нужны. Рейнард сам говорит. Говорит много. И каждое из его слов только подтверждает мысли Дрэйка о том, что он, как раз таки, пришел вовремя. Наверное, это был как раз тот момент, в который волк жалеет, что не умеет читать мысли. Что не умеет забираться людям в голову и из-за этого не видит, что терзает души близких. Может быть, он смог бы чем-то помочь. Может быть, смог бы что-то исправить. Может быть, смог бы протянуть руку к тому, кому она была бы нужна. Но сейчас Луи не может знать, что происходит там, под коркой этой вымученной иллюзии, что так хотела его прогнать из кабинета, пока оборотень не докопался до сути. Не мог знать, что скрывается под ликом от чего-то настолько потрепанного Хельсона, что на мгновение на него становится больно смотреть. Луи отворачивается, переводя взгляд на стакан со своим недопитым кофе и не знает, как ему поступать. Уйти? Это нужно было сделать раньше. Сейчас он не сможет просто встать и выйти за дверь. Беспокойство выгрызет из него кусок еще до того, как лифт доедет до первого этажа и вряд ли он уже сможет вернуться. Рей слишком хорошо его знает. Успеет спрятаться. - Ты знаешь, что происходит в городе. - Не вопрос. Скорее утверждение. Оно не требует ответа. Не требует объяснений. Луи пле-вать, даже если этот город разберут на куски. Тогда у него будет больше причин отсюда уехать. Он не держится за это место. Он держится за одного конкретного кадра, что оккупировал его тело и душу.

- Я не чувствую, что происходит с городом, Рейнард. - Лу поднимает голову, смотря за тем, как лис неаккуратно играется с очередной иллюзией. Глаза трет, будто пытаясь отогнать это наваждение. Будто думает, что это действительно поможет, но, нет. Отсутствие офисного окна никуда не девается, но Дрэйк таки поднимается со своего насиженного места, чтобы пересечь кабинет. - Но я вижу, что происходит с тобой. - Он опускается прямо на пол рядом с лисом и тоже, как он, откидывается на боковую стенку стола, едва соприкасаясь плечом со своим собеседником. - Мой отец говорил мне, что мы сами загоняем себя в стереотипы. Сами строим себе иллюзии. Сами верим в предначертанность, потому что проще свалить вину на так называемую "судьбу", нежели понять, что мы сами виноваты во всем, что с нами происходит. Можно довольно долго себя обманывать, но потом, когда иллюзии разбиваются, их осколки нас больно ранят, иногда навсегда оставаясь в нашем сердце. Стоит научиться воспринимать себя такими, какой ты есть. Ничего идеального не существует. - Волк опускает взгляд в огромную темную пропасть раздраженно ведет плечами. Страшная херня, на самом деле. Не знай бы он, с кем имеет дело, наверное, подналожил бы в штаны, увидев нечто подобное перед собой. Но когда ты знаешь, что пропасть впереди не более чем плод чьей-то больной фантазии, все становится проще к восприятию. Нда, легко ему об этом говорить теперь. Когда эти стремные картинки не направлены во вред тебе. Когда ты относительно спокоен. Когда единственный, за кого ты должен переживать - это только ты сам. Но тогда откуда это неприятное ощущение внутри? Переживание, оно все еще здесь. И как бы он не хотел, просто не мог заставить себя не заморачиваться. - Мне кажется, в последнее время, я каждый день стою над такой пропастью. И тогда, в то гребаное утро, я был ближе всего к ее краю. - Луи, наконец-то, домучивает свой стакан кофе и снова опускает голову. Почему-то ему кажется, что лису неприятно, когда он на него смотрит. Наверное, сейчас это и к лучшему. Потому что ему не хочется поднимать глаза. - Это была ошибка. Ты не собирался убивать его. - Потому что ты сам это сказал. И нет смысла теперь пытаться доказать мне обратное. На дне бумажного стакана - темный осадок. А на дне Рейнарда Хельсона Луис, как не крути, темного осадка видеть просто не желает. - Разве это ни есть разрыв порочного круга? Разве это не значит, что мы способны идти против устоявшихся принципов?

- Я подвел его. - Простая истина. Вина, которая преследует Луиса Дрэйка всю жизнь. И зародилась она в нем, отнюдь, не после смерти предка. Куда более раньше. Каждый раз делая что-то из ряда вон выходящее, что-то противоречащее устоям стаи, что-то противоречащее его учениям, он испытывал просто непреодолимое чувство вины, но от чего-то не мог остановиться. Это как сорвать с дерева запретный плод. Вроде как, было приказано не трогать. Но он настолько сочен, настолько сладко выглядит, что рука невольно сама тянется. Вкусить всего на мгновение, насладиться прекрасным вкусом, и только хорошо разжевав, понять, что это всего лишь секундное забвение. Сладость быстро уходит и на ее месте остается горький привкус. Он вяжет рот и тебе хочется пить. А бутылку с водой подать некому. Потому что ты всех предал, вкусив то, что было запрещено. Ты совершил ошибку один раз. Так остановись. Но все твое существо так и тянется к этому чертовому дереву и ты, словно безумец, рвешь еще и еще. Сначала один, потом два, потом больше. Потому ты набиваешь запретными плодами всю свою сумку и тайком наслаждаешься сладко-горьким привкусом, потому что уже не можешь остановиться. До тех пор, пока плоды не иссякнут, а вокруг тебя больше не останется никого. Ты сделал выбор. Ты отказался от всего, что тебе давали прекрасные сады ради ничем не приметного плодового дерева. Теперь ты можешь ждать всю следующую вечность, когда оно снова зацветет. Только эта вечность тебе не принадлежит. И умирая под все тем же деревом, ты в последний раз увидишь как оно зацветет. Жаль, что уже не для тебя. - Моя мать видела меня насквозь. Просила его выбрать наследником второго сына, но он верил в меня до последнего вздоха. - И чем Луи отплатил ему за такую искреннюю веру? За такую искреннюю преданность? Предательством. Он мог бы сказать, что настолько любил свою ненавидящую его мать, что отказался от возложенной на него ответственности и отдал все лавры в руки любимого сына. Но, нет. Не будет врать. Он намеренно переложил ответственность на брата, будучи убежденным в том, что тот не посмеет изгнать старшего из стаи. Будучи уверенным в том, что ему удастся уйти по собственному желанию. Луис осознанно подготавливал плодотворную почву долгие годы и сквозь полный отвращения и ненависти взгляд родной матери, крепко сжимая руку на плече Оливера, всегда уверял того, что он - лучшая партия. Он - будущее стаи. И когда Анакортес вошел в период смены поколений, Луи не чувствовал ни стыда, ни сожалений. Он чувствовал собственный триумф. Чувствовал его настолько, насколько мог чувствовать умелый манипулятор, достигший своей цели с такой непревзойденной легкостью, что можно было позавидовать. Чувство вины придет к старшему Дрэйку гораздо позже. Когда на развалинах своего повзрослевшего разума он поймет, что поступил неправильно. Вина. Но, где же сожаление? Его сожаления затерялись где-то в глубине совершенно бездонных серо-голубых глаз. Утонули в двух бокалах выдержанного виски. Затерялись в череде бессонных ночей и окончательно угасли на кончиках мальчишеских пальцев, одну за одной перелистывающих ветхие страницы очередного древнего фолианта.

На мгновение губы Луиса трогает легкая улыбка. Он столько раз говорил себе, что ни о чем не жалеет, что это стало его маленькой короткой мантрой. Сейчас, когда его мысли снова унеслись далеко от этого кабинета, когда он снова думает о том, что мог бы потерять поддавшись воле отца, когда вспоминает странную дамочку в совершенно дурацком зеленом платье с сюрпризом, что явилась к нему на спонтанно спланированный вечерний киносеанс в образе семнадцатилетнего мальчишки, волк не сомневается ни в одном из своих ранее принятых решений. Череда спонтанных событий и этих самых хаотично принятых решений приводят всех к непредвиденным ситуациям и последствиям. Разве это было похоже на чей-то план? - Мне кажется, что у Него нет плана. Потому что, изначально, Он - тоже человек. И мы все созданы по его образу и подобию. То, чем мы становимся в течении своей жизни - это уже не его проблемы. Изначально Он предлагает нам выбрать путь. А по какому пути нам идти, мы решаем сами. - Луи тихо смеется. Разговоры о религии - это, мягко говоря, вообще не его. Равносильно разговорам о магии. Зачастую его взгляды в корне отличаются от взглядов окружающих его существ. Потому что он всегда витает где-то на своей волне. Его мысли - это невкусная детская каша, а он - всего лишь ребенок, которому, вроде бы, хотелось бы съесть что-то повкуснее, посущественнее, более насыщенное по вкусу. Но так случилось, что в его рту нет ни одного зуба. Когда-нибудь они вырастут. Станут острыми клыками. Может быть, даже такими же острыми, как когда-то были у него отца. Он вырастет. И только тогда к нему придет что-то более осмысленное. А пока он будет плавать в этом густо-молочном море собственных переживаний, и качаясь на волнах пресной вины, пытаться затянуть в рот невероятно сладкую конфету с кричащей оберткой Мартин Салливан.

Рейнард говорит, что ему жаль. И Луи, улыбаясь как-то совсем не весело, одними только кончиками губ, касается пальцами чужого запястья, безмолвно давая понять, что верит. - Мы не может отвечать за поступки других. Тот, кто переходит границы будет наказан. Мы найдем его. - Обязательно найдут. Дрэйк расшибет себе ноги в кровь, но обыщет каждый уголок Аркана и близлежащие к нему территории. У них есть зацепки. А значит скоро круг поиска сузится. Слишком ярко отпечатался чужой запах на родном, разбитом в кровь лице. Слишком жгучая злость засела внутри от страха больше никогда не увидеть ясность сознания в серо-голубых глазах. Говорят, что время заставляет забыть. Что затягивает старые раны и возвращает душевное спокойствие, превращая все в статичную равнодушность. Это не про Луиса Дрэйка. Он становится злее с каждым днем. И когда эта злость найдет свой выход, смешно вокруг уже вряд ли кому-нибудь будет. - Мои эмоции? - Волк удивленно вздергивает брови. Возможно, сейчас он узнает что-то новое. О себе и о своем собеседнике. На самом деле, он слабо понимает, как именно его эмоции могли повлиять на состояние иллюзиониста. Сам Луис не обладает какими-то магическими особенностями, которые помогли бы ему забираться в чужие головы. Он даже не пытался как-то воздействовать на лиса в процессе, потому что ему просто нечего было противопоставить. Значило ли это, что Хельсон постоянно чувствует то, что происходит у окружающих в душе? Значило ли это, что именно Луис виноват в том, что сломало демона и заставило показать чужакам обратную сторону своего сознания? Дрэйк... Не хотел брать эту вину на себя. И теперь он не знает, стоит ли рассказывать о произошедшем в лесу... Потому что одно только воспоминание об этом вызывает у него холодную дрожь по рукам. - Ты когда-нибудь чувствовал время кожей? - Вопрос звучит странно, но ведь действительно. Тогда он чувствовал каждую секунду так остро. Каждый щелчок его механических часов как капля в переполненную чащу его благоразумия. Его самообладания. Еще ода и он захлебнется. - Оно выжигало мне ее каждой секундой. Каждым чертовым лучом, поднимающегося из-за горизонта солнца. Я думал, что не успею. - Рейнард даже не знал, что охотник отпустил Мартина ранним утром. Будто в насмешку. Чтобы тот, потерянный и ничего не соображающий, буквально на инстинктах пытался найти убежище в чертовом лесу. И Луис даже знать не хотел, как был напуган тот самый голодный, брошенный ребенок у него внутри.

Луис поднимает голову и смотрит на своего собеседника с легким недопониманием. Его слова... Звучали странно. Да. Дрэйк столько раз вспоминал своего отца. Столько раз воспроизводил в памяти спокойный, вечно задумчивый тембр его повествований. Столько раз пытался вспомнить родные черты лица. Что он видел тогда в его глазах? Но не мог вспомнить ничего, кроме всеобъемлющей доброты и глубокой, неподдельной грусти. О чем жалел старый волк? Ведь его жизнь была не так уж и плоха, как могла бы быть. Его уважали, его любили. Вожак никогда не был жесток и всегда все решал по справедливости. Он был мудр и умен. Его мудрости позавидовали бы даже самые большие долгожители. Наверное, единственная его ошибка всегда была в том, что он слишком долго оставался одинок. И когда спохватился, время уже ушло. То самое время, которое он мог бы провести со своей безмерно любимой женой и двумя хоть и непутевыми, но все-таки сыновьями. Отец любил их. Любил одинаково. Но почему-то Луису казалось, что ему его любви было отдано чуть больше. Потому что такие непроходимые идиоты требовали совершенно другой отдачи. Что, если отец и правда никогда и не хотел привязывать старшего сына к стае? Может, действительно хотел для него чего-то другого? А все его учения и наставления имели под собой совершенно другой подтекст. Отличный от того, что всегда видел старший Дрэйк? Что, если он просто хотел, чтобы его чадо не наделало ошибок? А уж если так и вышло, смогло выбраться из них целым и невредимым? Луи проводит рукой по небритой щеке и подтягивает ноги, чтобы сильнее откинуться на боковую сторону стола. А что, если? Снова. Лис поселил в его душе сомнения. Дал новую пищу для размышлений и, наверное, заставил посмотреть на ситуацию по-другому. На ее оборотную сторону. Он всегда видел лишь одну истину и совершенно не задумывался о наличии другой. Ну и какая из них была более устойчивая? Более тверда? Теперь, когда отец уже тридцать лет покоится в окрестных угодьях Анакортеса, приходить к его могиле и спрашивать: "какого собственно, черта?" было совершенно бессмысленно. Луису уже вряд ли кто-то ответит. Заглянуть на "ту сторону" могут не многие. В преимущественном случае - маги. И Дрэйк никогда не стал бы обращаться к ним за помощью. Не потому что не хотел связываться с колдовством в очередной раз, но потому что считал, что отошедшие в мир иной люди заслуживали покоя. Они прожили свою жизнь. Они устали. И только самый отчаявшийся стал бы нарушать их крепкий сон. Действительно ли настолько отчаялся Мартин, что собирается обратиться за помощью к своей молодой внучке-медиуму? И не выйдет ли им это боком? Вообще, любое прикосновение к волшебству казалось волку такой себе идеей. Слишком много подач в лицо от магии он получал. Интересно, как много может увидеть в нем Рейнард? Смог бы он сказать ему, что сейчас с ним происходит? Насколько ровно легли на него чары Алекто и как долго он сможет прожить с этим без последствий. Но демон ни разу не завел разговора об этом. Значит, следовало предположить, что он либо не в силах увидеть чужие чары, либо с Луи настолько все превосходно, что это не требует внимания. Очень хотелось бы верить во второй вариант.

На удивление Луиса Дрэйка, демон, казалось бы, прислушался к его словам не меньше. Он соглашается, что каждый из них свой путь выбирает сам и что никаких судьбоносных, никаких заранее предписанных дорог не существует. В конце концов, кто способен властвовать над разумами сразу миллиарда живых существ? Наверное, это было бы очень утомительно. Сам Луи такой херней точно заниматься бы не стал. Вообще, само определение залезть кому-то в голову казалось ему чем-то странным. Что бы он делал с таким даром, если бы у него таковой был? Он не в состоянии разобраться с собственными мыслями. Что говорить о чужих? В таком бы случае, подобный дар попал в самые неумелые руки, в которые только мог бы попасть.

- Именно поэтому я и не хожу в церковь. Я видел слишком много тех, кто нуждается в помощи, но не получает ее. Он либо слеп, либо давно забил на нас. - Тихая усмешка. В таких разговорах, действительно, больше наберешься греха, чем его же, делая что-то противозаконное. Собственно, не Луису Дрэйку говорить о беззаконье. Бывший коп с его опытом грабежей, разбоев и убийств вообще не имеет право раскрывать свой рот на Всевышнего. Он может только продолжать свое жалкое существование и надеяться, что когда окажется на пороге великого суда, его не заставят смотреть в лицо создателю, а сразу же отправят несколькими этажами ниже. Туда, где ему и место. Он даже не станет оспаривать такое решение. Потому что то, что он уже успел натворить, за него не сможет замолить ни один из ныне живущих святых. Тем более, он сам. Потому что в церковь нужно приходить с чистой душой и глубоким покаянием. Ни тем ни другим волк не располагает.

И... таки знал. Луис вздыхает. Ему больше ничего не остается в этой ситуации. Но, снова же, он должен понимать. Он старается, черт возьми! Старается, чтобы чаша со злостью, которую он копил для одного человека, внезапно не переполнилась слишком рано и не вылилась на голову другого. Он должен понимать, что, может быть, Мартин что-то значит для него, но для лиса тот всего лишь соперник в погоне за артефактом. А что Луи, обычно, делает с теми, кто ему мешает? Так чем он, простите, лучше самого Рея в этом случае? Абсолютно ничем. Он такой же. Или же... Нет? Ведь в отличие от самого Хельсона, который говорит сейчас о своем враге как о друге... Луис Дрэйк ни разу не пожалел ни об одном из своих убийств. Его не интересовали ни чьи проблемы. Ни чьи семьи. Его не интересовало ровным счетом ничего, что связывало тех людей с этим миром. В таком случае, так ли плох на самом деле Рейнард, как думал? В таком случае... Так ли, на самом деле... так хорош Луис Дрэйк?

- Тогда, наверное, демонической сущности было бы очень приятно находиться тогда рядом со мной. - Ему странно говорить с кем-то об этом. Наверное, потому что людей ближе Салливана у него не осталось. Впрочем, у него вообще больше никого не было. Весь его мир сузился до одной маленькой сконцентрированной точки. Но собственные чувства это последнее, что ему бы хотелось когда-либо обсуждать с вампиром. Потому что он не знает, что именно сказать. Наверное, просто не смог бы. Даже говорить с самим собой у него получается крайней хреново. Но теперь, когда он знает, что все, что происходит у него внутри, для Хельсона как большая такая открытая книга с самым крупным шрифтом, который только можно представить, скрывать что-то было бессмысленно. - Я видел то, что Мартин так тщательно скрывал от меня столько лет. И мне не понравилось. - Он поджимает губы и опускает взгляд. Пустой стаканчик из под кофе прекрасный объект для концентрации внимания на чем-то кроме собеседника. Отвлекает, знаете ли. - Но не свора напугала меня в то утро, а осознание того, что я могу его потерять. - Он берет паузу. Ни то чтобы подбирая правильные слова... Скорее, делая какие-то окончательные выводы для себя. Пора признать, Луи Дрэйк, что все куда сложнее, чем ты думал изначально, но даже для тебя оно всегда лежало на поверхности. Просто ты не хотел этого признавать и делал вид, что действительно копаешься глубже. По итогу же не делал ровным счетом ничего. - Потому что если его не станет, я просто не буду знать, что мне делать. У меня не осталось больше ничего. Ибо ради него я отказался от всего, что у меня было. - После подобных слов, Луи, обычно, смеется. Но сейчас ему от чего-то совсем не до смеха. Наверное, потому что в первый раз в своей жизни он не старается перевести свои слова в шутку. Смеяться над самим собой это вполне в его привычках, но точно ни в этом случае. - И если то, что я видел в твоем лабиринте - это последствия потерянного времени, то я невероятно счастлив, что не обладаю демонической сущностью. Потому что будь я на твоем месте, она сожрала бы меня изнутри. - Это страшно. Действительно настолько страшно, что он чувствует, как по затылку скользит неконтролируемая дрожь. А что, если бы и он не успел? Что, если бы он так и не нашел Мартина в лесу? Наверное, Луи так и не смог бы себе простить. И теперь он должен был благодарить все высшие силы за то, что он сделал чисто интуитивный выбор и не ошибся. А еще за то, что у него хватило упорства и сил не дать Салливану окончательно потерять разум. Воспоминания о медленно входящих под кожу острых клыках все еще маячили ярким пятном в его сознании. Даже сейчас, вспоминая об этом, его посещает едва ощутимое головокружение и, о, что это? Легкое ощущение эйфории? Как стыдно. Нет. Не стыдно.

Разве это не странно? Говорить на такие темы с демоном? Любой бы назвал Луиса Дрэйка ненормальным. Ибо обсуждать Бога с демонической сущностью - это ненормально. Но еще куда более ненормально, раскрывать перед ним свою душу и буквально выкладывать ему на ладонь все свои страхи, привязанности и просто мысли. В это сложно было поверить, но Луи всегда был очень чутким собеседником. Он всегда слушал тех, кто с ним говорил. Потому что просто говорить откровенно сейчас такая же большая редкость как банальное доверие. Доверие, которым нельзя было одаривать таких, как Рейнард Хельсон. Дрэйку же было наплевать. Он видел демоническую сущность в Хельсоне только тогда, когда они переставали быть обычными собеседниками и выбирались куда-то дальше чем кафетерии, или этот кабинет. Когда они видели друг в друге выгоду и просто компанию, в которой двойное дело могло пройти более успешно. Рей не из тех, кто будет пачкать свои выхоленные ручки в крови, а Луис из тех, кто никогда не брезговал свои руки в этой крови топить. А еще, ему, наверное, спокойней, когда за спиной стоит тот, кому можно... Доверять? И, снова, какая-то странность, не правда ли? Но это так. За тридцать лет вот такой странной дружбы Рейнарду Хельсону удалось перешагнуть ту черту, где опасение, подозрение и, даже в какой-то мере, страх, плавно перетек в непринужденные беседы, крепкую дружбу и, как уже было сказано выше - доверие. Взаимовыгодное сотрудничество? Луи никогда не боялся Рея. Просто как-то не повелось. Наверное, только лишь один раз. В лабиринте. Потому что в первый раз увидел собственными глазами, как это все происходит ИЗНУТРИ. Ни когда ты становишься просто сторонним наблюдателем, который смотрит за тем, как обезумевшее тело ломается в агонии. Когда только лишь предполагаешь, какие видения посещают незащищенный разум. Это было куда острее. Когда ты чувствуешь все так, как в реальности. Кожей. Все было настолько естественно и казалось совершенно нормальным в своей ненормальности, что даже запахи, даже легкое дуновение ветра казались реальными. Лишь попробовав, чуткий волчий нюх теперь может уловить некоторые нюансы. Например, он с легкостью отличил подделку от настоящего Рейнарда, когда зашел в кабинет. Потому что запах настоящего лиса он знал уже тридцать лет. И как этот запах ощущает конкретно он, знать может тоже только он. Хельсон мог попробовать подделать его, но, нет, это все равно будет не то. Это внутреннее. На инстинктах, на собственных ощущениях и привязанностях. А лиса вполне можно было окрестить одной из его привязанностей.

- Так ты понимаешь. - Луис усмехается. Да. Сложно было не понять. Ни только Луис Дрэйк выступает наблюдателем в их "общих делах". Когда-то демон сам лично лицезрел, на что способен волк, который боялся что-то потерять. Это была их вторая встреча. Первый шаг к партнерским отношениям. Когда даже не зная кого-то ты решаешь ему довериться и делаешь шаг прямиком к неизвестности. Туда, где и без того полно твоих врагов. Туда, где даже твой спутник может обернуться таковым. Особенно, учитывая, что твой спутник - хитрый лис. Скажете: Дрэйк мог поступить по-другому, если бы изначально знал, кого собирается с собой взять? Нет. Не поступил бы. Даже если бы Рейнард раскрыл все свои карты еще тогда, в морозном кафетерии, оборотень не пошел бы на попятную. Он никогда не боялся того, чего не знает. Слова... Люди могли говорить по-разному. Складывать разные истории, разные небылицы. Обкладывать кого-то извечными предрассудками. Луис смотрел на таких кадров с сожалением. Потому что это значило, что они банально не имели своего мнения. Не хотели узнать что-то новое. Не желали обучаться. Им проще было поверить в чьи-то слова и все время жить в страхе, чем попробовать и выстроить собственные теории. Лу всегда сначала пробовал. А если обжигался, долго зализывал раны и учился на собственных ошибках. Ошибся ли он в случае с Рейнардом? Возможно, да. Но ведь... Снова эти оправдания. Лис не знал, что Салливан был с ним связан. В таком случае, поступил бы демон по-другому? Или ему было бы плевать на то, что мог почувствовать его знакомый? Да, именно знакомый. В последнее время Луи вообще сомневался в чужих "терминах" в отношении себя. Он не знал, кем приходится своему брату, не знал, кем приходится Хельсону и уж тем более не знал, кем приходится Салливану. С последним дела вообще обстояли настолько паршиво, что хоть дуром ори, а толку все равно никакого не будет. Да, пожалуй, это тот самый момент, когда пригодился бы дар влезать в чужие головы. Возможно, тогда бы оборотень смог для себя что-то прояснить и предпринять какие-то действия. Но он не может ничего. Только ждать, когда все решится само. - Я пришел, потому что не люблю оставлять какие-то недосказанности. Чем на пустом месте рвать связи, я предпочитаю разобраться, а уже потом решать, что со всем этим делать. - Могло бы прозвучать так, что даже если бы Рей все знал изначально и все равно бы поставил Мартина, Луи всенепременно бы пришел, чтобы наградить лиса подачей прям с порога. Устроить эффект неожиданности в котором демон, возможно, не успел бы среагировать на непредвиденную атаку. Впрочем, возможно, так бы оно и было, если бы сам Хельсон не представлял для волка никакой ценности и ему бы было наплевать. И это был бы последний закидон Луи Дрэйка в его жизни. Потому что он прекрасно знал, что в бою против лиса ему не вывезти. Тем более, в этом не было бы никакой необходимости. Если бы в то утро он таки потерял Марти, то, скорее всего, пришел бы в кабинет не на разборки. Он пришел бы умереть. Потому что вряд ли бы у него остались причины для того, чтобы продолжать жить. И эта мысль неприятно кольнула его под ребра. Он ни раз задумывался: а что, если? Но еще ни разу его мысли не уходили в сторону, как бы это по-дурацки не звучало, самоубийства. И не будет скрывать, ему стало неприятно и явно не по себе.

Волк всеми силами старается скрыть это от Хельсона, забивая свои мысли позитивом типа: "А мой кофе таки пригодился" и спешно поднимается с пола, чтобы направиться к журнальному столику и принести уже, наверное, остывший напиток. И он не сразу замечает, как помещение вокруг снова начинает меняться. Первая мысль: с кофе была уловка. Весь разговор был уловкой. Рейнард не хотел с ним говорить изначально и даже пытался не очень галантно, но выпроводить из своего кабинета, пока он еще был добр. Теперь Луи умудрился поковырять его душевные раны еще глубже, когда, собственно, пришел поковырять свои. И перестарался. Из-за "прыгающего" пространства волк немного теряется, но быстро берет себя в руки. Это, всего лишь иллюзии. Он уже бывал в таких и смог оттуда выйти целым и невредимым. И как сказал сам Рей, не только благодаря стараниям Мартина. Да с чего он, собственно, вообще сейчас задумался о ловушках? Это просто спонтанный выброс его тупого мозга. А то, что происходит вокруг - последствия нестабильного состояния самого лиса, в котором, снова, виноват он. Блядь...

- Рейнард. - Дрэйк выдыхает и старается относиться проще к окружению. Берет стакан со стола и даже вполне таки твердой походкой направляется назад. Присаживается напротив своего приятеля и протягивает ему бумажный стаканчик. - Ты убиваешь себя. Тебе нужна помощь. - И в голосе его надежда на то, что демон понимает - он дорог волку. Каким бы ни был. Каким бы себя не считал. Сколько бы ошибок на своем пути не сделал. Никогда не поздно просто взять и все исправить. Нужно просто приложить больше упорства. Сделать что-то для себя. Господи, и это говорит Луис? Тот, который даже пальцем не пошевелил, чтобы сделать что-то в отношении себя? Поддержка из него, на самом деле, такая себе, но... - Я слышал, что в Арканской библиотеке пару лет назад завелся эмпат. Парень, вроде бы, адекватный. Может быть, стоит навестить его? - Сам Дрэйк не пошел бы. У него, как известно, с магией отношения такие себе. Он бы никогда не позволил абы кому трогать его так... Интимно? Больше будет походить на домогательство к несознательному ребенку. А вот обладающий подавляющей демонической силой Хельсон вполне бы смог посчитать такую встречу интересной. В конце концов, почему бы и нет?