Ясность. Тишина. Блаженство. Вот три признака здорового ума. Речь идет о медитации. Медитация как признак осознанности и доброты. Маркус ведет пальцами по переплету очередной принесенной ему книги, считывает и спрашивает имя у девушки, что принесла ее. Та говорит. Тихо. И мсье Эмон склоняет голову и щурится, переспрашивая. Ясность. Ясность ума, которая подернута раздражающе громким голосом, разрывающим привычную библиотечную тишину так навязчиво и некрасиво, что даже звук острого ножа по стеклу не показался бы магу таким отвратительным и прилипающим к его собственному внутреннему самоконтролю. А милая леди, тем временем, поняв что библиотекарь ее не расслышал, излучает чувство бесконечной вины и представляется по-новой. Прекрасное создание. Она даже не нервничает. Воспринимает шум как обычный порядок вещей и чувствуется очень гармоничной. Как приятная классическая музыка. Это - блаженство. Маркус, словно энергетический вампир, цепляется за ее состояние, чтобы удержаться наплаву и не встать со своего места, чтобы направиться на очаг своего собственного раздражения и не вывести нарушителя спокойствия за библиотечные двери. Просто, он понимает, что это плохая идея. Люди, издающие такой шум, этим шумом живут. И пытаться заставить их замолчать - величайшая ошибка, которую только может совершить человек разумный. Поэтому Эмон вычеркнет из карточки книгу и с сожалением отпустит девушку, чтобы переключиться на другого посетителя. Благо, время уже вечернее и скоро народу тут поубавится. А всеобщий раздражитель этому поспособствует. Главное, чтобы не проснулось древнее зло, обитающее в закрытых секциях. Ниша за полками с литературой позднего ренессанса пустует. И господин Вайсс не потрудится заполнить ее, если в этом возникнет такая необходимость. Не сказать бы, что Маркус был сильно против. Но знать об этом Ронану совсем не обязательно.

Когда очередь доходит до шумного незнакомца, библиотека уже почти пустует. Зато голова Эмона полнится ворохом чужих чувств, которые он тщетно пытается в себе разобрать, но у него не получается. Перебрал. Взял слишком много. Это как случайно наступить на пробку, решив, что выпьешь всего бокальчик вкусного выдержанного вина. Но потом ты нальешь себе еще. И еще и еще. Разочаруешься, когда бутылка окажется пуста и... вскроешь горлышко еще одной. И, вроде бы, ты как бы в состоянии, думать, в состоянии контролировать себя. Но потом резко наступает такой момент, когда ты понимаешь, что не можешь встать. Что твои руки ослабли, ноги ватные, а голова уже не способна связно думать. Вот и Маркус, беспорядочно хватая десятки нитей внутри себя, не знает, какие связать между собой, а какие просто скрутить и закинуть в отдельный ящик с названием: "вкусно, но не мое". Он разберется в этом позже. А пока поднимет взгляд на незнакомца, будто действительно рассчитывает, что сможет разглядеть шумного наглеца. И... Слышит смех. Духи. Они смеются над ним. Вот так глумливо и вообще невпопад. Это не вызывает раздражения, но вводит в легкое недоумение. Поэтому он на какое-то мгновение отключается, прислушиваясь к странному потоку исходящей от них энергии, но едва ли чуткого нюха касается запах сигаретного дыма, все как-то резко замолкает. Потому что прошедшийся по затылку колкий поток гнева заставляет прийти в себя и выпрямиться на стуле за приемной стойкой. Каков... наглец.

- Это... Что? Сигарета? - Марк хмурится и слепо перехватывает руку незнакомца в своем раздражении, надо же, попал. - Черт возьми, это библиотека, а не придорожный кабак, имей совесть! - О, мой Бог! Какой шарман! А вокруг, опять шепот. Но этот шепот не на грани разума. Этот шепот живой и настоящий. Кто когда слышал вообще такое раздражение в голосе Маркуса? Кто когда слышал от него ругательства? Всегда спокойный и сдержанный, он на мгновение потерял контроль и сейчас, забирая у нарушителя последнюю каплю в переполненную чашу его выдержки, маг тушит ее об обложку своей собственной записной книги. В раздражении поводит плечами и дергает за нити эмоционального фона окружающих людей, заставляя ощущать, что, в принципе, происходящее - это вполне себе таки в порядке вещей и вообще мсье Эмон всегда такой. Вспыльчивый и дерганый. Но... чего-то не хватает... Не хватает хвоста, что вел бы как раз к тому, кто устроил тут бедлам. Ментальный блок? Замечательно. Просто прекрасно. И что ему теперь с этим делать? - Вашу книгу, пожалуйста.

Тормо...зной?
Истинное спокойствие — это тот покой, от которого другие тоже становятся спокойными. Внутреннее умиротворение — это счастье духа, это состояние безмятежности, покоя и душевный мир. Делая глубокий вдох, Маркус прислушивается к самому себе и думает о том, что, наверное, во всем виновата смена обстановки. Кочуя по миру, он часто останавливался вдали от шумных городов, чтобы привыкнуть к тишине, уйти в медитацию и наладить связь с собственным телом и духом, ранее подорванную неисправимыми переменами в его жизни. Он чаще стал обращаться к практике шаманизма, искать в потусторонних голосах смыл и даже разбирать то, что они ему говорят. Но попадая в большие города, все вдруг становится как-то тише. Вырастает другой фон. Фон чужих эмоций, которые ты считываешь ни то чтобы по неаккуратности... А скорее из чистого любопытства своей внутренней сущности. Она как незрелый ребенок. Любознательна и желает все потрогать. Благо, не тянет в рот. Это уже радует. Поэтому, делая глубокий выдох, Эмон улыбается успокаивает свое тело и разум. Его не задевают слова библиотечного чужака. Да, именно чужака. Здесь он выглядит иноземным. Будто его нога никогда не переступала через порог храма бесконечных знаний. А принесенную книгу когда-то у кого-то украл и не найдя лучшее ей применение, просто решил отдать ее туда, где ей место.

Марк забирает отданный ему томин и даже не пытаясь концентрировать внимание на силуэте своего собеседника, по привычке опускает невидящий взгляд. Ему так проще. Имитация движения зрачков создает иллюзию зрячести скорее не для окружающих, а для самого себя. Да, он никогда не говорит своим новым собеседникам, что слеп. В этом нет никакого смысла. Не увидеть может даже зрячий, если не умеет смотреть. В основном - это обычные люди. Зарывшиеся в ворох своих повседневных проблем и думающие, что только у них дела в жизни идут хуже, чем у всех других. Такие видят даже хуже чем прокляты Эмон. Он был проклят почти в тридцать лет, а такие люди прокляты с рождения. Стоящий же перед ним нарушитель спокойствия был проклят уже после смерти. Вампиры обладали более чутким зрением подаренным им бессмертием. Скрыть от них что-то типа неуклюжести в своей незрячести было бы нелепой попыткой превзойти самого себя. Эмон когда-то уже пытался достичь идеальной высоты своих магических способностей и ничем хорошим это не кончилось. Поэтому, со временем, он стал относиться ко всему проще и довольствоваться тем, что имеет. Но ему нравилось обманывать других. Поэтому чувствуя нескрываемое удивление со стороны кого-то, кто никогда не сомневался в его зрячести, тешит измученную проклятьем душу. Но, еще раз. Можно быть хоть сотню раз зрячим, но не видеть истины. Марк впитывает чужие слова так остро и жадно, что что уголки его губ опускаются в немой обиде. Но всего на мгновение.

Быть проницательным к каждому, кто решает посетить эти библиотечные стены, подыскивать им близкие по духу книги, ориентируясь на плавную текучесть эмоций - это прекрасно. Он проявляет участие в жизни столь немноголюдного места и помогает Ронану привить людям любовь к книгам. Не внушением. находя для них нужный курс и предлагая то, что, возможно, им бы понравилось прочитать. Но... пожалуй, это выше его сил в данный момент. Раз и он опускает первую завесу, ограждая себя от шума города. Два и тонкое полотно закрывает его от от постороннего вмешательства рядом стоящих людей. Ничего страшного. До конца рабочего дня осталось не мало, а питаться чужой опошленной сущностью, провожающей ранее стоящую позади девушку до выхода, он точно не намерен. Поверхностное видение, желание зацепить человека и полное отсутствие желания подумать о том, что могло привести его к такому исходу. Эмон не требует сочувствия. Никогда и ни от кого. Он привык жить со своими ошибками, но так же слепо надеется хотябы на молчаливость и не желает слушать в свой адрес оскорбление, подпитанное такими странно выводящими эмоциями. За сто с лишним лет он если и не научился уважать других, то точно научился уважать хотябы самого себя. А этот парень... Заставляет его думать о том, что он делает что-то не так.

Пальцы ведут по корешку, считывая название книги. Он игнорирует низвергаемый на него поток слов и поднимается со своего места, чтобы отвернуться и, склонившись, закопаться в ящие с утерянными книгами. Сонеты Шекспира вернулись домой. Это прекрасно. Он позже изучит состояние пятилетней пропаже,а пока бросит библиотечную карточку читателя на стойку и отодвинет от нее стул. - Кротовые норы, мсье Харрел, достигают в длину более двадцати сантиметров. Боюсь, вам не хватит длинны ваших амбиций, чтобы добраться до ее самой теплой точки. - Книжечку любовно прячет под стойку, а сам раскрывает читательскую карту и вычеркивает ее оттуда. Эмон знает всех нарушителей сроков по именам и в курсе какие книги они задолжали. Поэтому, увидев, что одна пропажа нашлась, это немного приподняло ему настроение, безбожно загаженное бессмертным посетителем. Бессмертие после смерти. Звучит ужасно, на самом деле. Маркус не по наслышке знает, что такое, почти переступить грань. Он сам умирал единожды. Но так и не понял, что заставило его сделать шаг назад и не уйти в небытие. Потеряв все свои силы, он был очень близок к этому, но что-то выдернуло его из объятий смерти и не дало упокоиться. Наверное, для того, чтобы потом до самой смерти расплачиваться за свои грехи, бесконечно желая продолжать дить дальше. - Приходите еще лет через пять. И тогда, если не решусь сброситься с крыши этого прекрасного здания, я лично выдам вам томик с сонетами Франческо Петрарка. Его «Книга песен», 1373 года оставит неравнодушными даже тех, у кого души нет. - Эмон склоняет голову и всматривается в силуэт своего собеседника с самой наимилейшей улыбкой, на которую только способно его притворное лицо. Об отсутствии душ у вампиров он знал практически все. Но ее отсутствие ведь не предполагало полную пустоту? Даже мертвые тела наполняются эмоциями не просто так. Значит, где-то там, внутри, все равно теплился огонек былого. Неисправимый романтик. Этого у него не отнять. К сожалению.

Эмон не рычит. Эмон так и не смог избавиться от родного акцента. Впрочем, он и не пытался. Главное, что студенты вполне понимали своего преподавателя. Он не коверкал слова, изъясняясь понятно и доходчиво. Легко цитировал книги и без труда мог вести оживленный диалог, если в этом возникала необходимость. Но на замечание посетителя не спешит кидаться оправданиями, или как-то пытаться прикрыть свою ошибку. Как уже и было сказано, ошибки свои признавать он умел. Поэтому возвращается рукой к карточке, переворачивает ту на начальную страницу и снова ведет пальцами там, где обычно прописываются имя и фамилия. И, правда. Это его ошибка. Но с извинениями как-то не торопится. Потому что и вампир как-то не особенно парился по поводу того, что так не опрометчиво, нагло и вообще беспардонно назвал Маркуса кротом. Вместо этого в голову мага приходит другая мысль. И пока его незапланированный собеседник вдается в незамысловатые объяснения по поводу сокращений своей фамилии, Эмон опускается на стойку локтями и обеими ладонями накрывает карточку. Мсье ХаРеЛЛ говорит, что заполнял ее сам? Почему бы тогда не заглянуть поглубже, если он так желает поболтать с библиотекарем. Говорят, что вещи, в которые люди вкладывают частичку себя, несут в себе их энергетику, их эмоции и сущность. Он мягко опускает легкую полупрозрачную завесу и прислушивается. Образы идут плохо. Вещь оставлена своим хозяином давно. В конце концов, прошло целых пять лет. Но Эмон чувствует, что в ней что-то есть. Он пальцами пытается вытянуть хоть одну нить с карточки, но не выходит. Это не ментальный блок. Он защищает человека с конкретно наложенным на того заклинанием, но не защищает его вещи. Тут было что-то другое... Артефакт? И в душу закрадывается странное подозрение. Такое ощущение, будто новый знакомый знал, с кем именно будет иметь здесь дело и защищался намеренно. Но, собственно, для чего? Врагов Эмон не имел как таковых. Что уж сказать, у него и друзей не было. Его друзья - это книги. И ему очень не нравилось, когда их обижали. Но утерянный томик Шекспира, несмотря на свою давность пропажи, по первым осязательным впечатлениям не казался испорченным. С ним обращались бережно, или он что-то упусти?

- Эмо'н. - Маг еще раз проводит чуткими пальцами по карточке читателя и аккуратно откладывает ее чуть правее. - Маркус Эмо'н. - Маркус Сильвен Эмо'н, если быть точным. Его фамилия произносилась не только без окончания, но и с ударением на Французский лад. Обычно, он не придает значения таким оговоркам. Ведь это не показатель неграмотности. У каждой страны свои обычаи, свои причуды. Люди имеют свойство говорить на разных языках и носить разные имена. Не столь важно, как именно к тебе обращаются. Куда более важно, каким тебя видят, ощущают и как с тобой говорят. - Полезно иногда сомневаться в себе, мистер ХаРэЛЛ: пока мы сомневаемся, мы стараемся стать лучше. - Специально делает интонационный нажим на своих ошибках. Но уже исправленных, естественно. Собственно, об этом он и сказал. Неправильно произнес, засомневался, уточнился в карточке и исправился. Ничего сложного. Сомнения - вечный человеческий спутник. Если человек никогда не будет сомневаться в своих действиях, он наверняка наделает массу ошибок. И вот Эмон даже не знает, не совершает ли сейчас ошибку сам, так необдуманно и без сомнений ввязываясь в разговор с последним на сегодня посетителем сего прекрасного заведения. Он не чувствует здесь больше никого. Но поворачивает голову за силуэтом теряющегося между полок с книгами вечернего визитера. Конечно, Марк не станет его выгонять. Даже если это в его личных интересах. Уйти домой раньше? Там его никто не ждет. У него нет близких. У него нет даже животных. Гнетущая тишина, иногда, угнетает. Здесь же он слышит сотни голосов. Проводя рукой по книжным стеллажам, он слышит как с ним "говорят" люди.

- Боюсь, я не разделяю вашу любовь к вечной жизни, мсье Хэл. - Вот так просто и беспринципно "входит в окружение" вампира. Тот посмел нарушить его личные границы без спроса. И Эмон ревностно показывает, что тоже вполне способен переступать через чужие. Редко. Потому что, обычно, его границ никто не касается. - Одно мгновение тебя стоит вечности. - Он бережно собирает все читательские карты и не торопится идти за нарушителем спокойствия. Эта личность мало походила на того, кому было интересно спереть обычную книгу. За пачкой сигарет тот тоже, вряд ли уже потянется, ибо если существо вменяемо, оно поймет, что с курением тут есть некоторые проблемы. - Марк Леви. "Семь дней творения", если вам интересно. - А оно вменяемо, судя по тому, как вполне себе сносно зачитывает отрывок из прекрасного произведения Петрарки. Он мог бы "подыграть" и продолжить. Ему бы, наверное, даже хотелось. Но, к сожалению, слов он не знал. И, вроде бы как, обозлиться можно, что сие превосходное произведение потом омрачается очередным вбросом не совсем приятного личного мнения. Но...

- Так ли на самом деле унылы, если вы не потрудились даже запомнить пару строк? - Вещи разобраны по своим местам, свет в основном зале потушен. Он оставляет только лампы между полками, чтобы с улицы не создавалось впечатление, будто библиотека все еще открыта. Маркус таки решается пройти вглубь за посетителем. Маг знает эти помещения лучше, чем свою собственную квартиру. Поэтому передвигается по ним легко и безошибочно. Он опирается плечом на книжный шкаф, за которым сейчас стоит странный пришелец и не может сдержать улыбки. В его голове никак не может уложиться один вопрос: как можно так шатко балансировать между прекрасными знаниями литературы и при этом иметь такой поганый язык? - Отсутствие сентиментальности тоже один из "плюсов" вечной жизни? - Маркус поднимает голову и ведет пальцами по корешкам стоящих на полках книг, медленно шагая в сторону собеседника. Он задумчиво вглядывается в каждый размытый силуэт, цепляется за тонкие нити чужих чувств, что оставили на шершавых переплетах читатели. - Или вы просто хорошо скрываетесь? - С тонким намеком на наличие какой-то блокирующей штучки у вампира. Он может считать его эмоции, но брать их не так интересно, если их отдают сами. Он всегда заглядывает глубже, играется с разноцветными клубками и только тогда, наверное, действительно насыщается. Ему нравятся те ощущения, которые он испытывает сейчас. То, что забирает из книг. Ведь, в основном, их читают с удовольствием. А что может насыщать лучше, чем оно? И Эмон остановится только тогда, когда подойдет ближе к вампиру. Склонит голову и переведет на него взгляд. - Ни тот слеп, кто не видит, мистер Харелл. Слеп тот, кто не чувствует. - А вампир чувствует. Марк не может не уловить его неприкрытый ничем интерес. Наверно, только из-за этого выдыхает и тихо смеется. - Немецкая литература ХХ века находится на другой полке. Но мы уже закрываемся. - Только теперь отворачивается и так же неспеша двигается вдоль стеллажей. Он не сказал, что даст книгу. Но, все равно, дойдет до нужной полки и безошибочно вытащит именно ту, которая ему нужна. А вот нужна ли она его собеседнику? И если да, то насколько сильно? Ведь Марк отдаст ее только в одном случае: если будет уверен, что Рене* Мария вернется "домой" в указанный в карточке читателя срок.

* Вся жизнь и искусство Рильке подчинены обожествляемой им женщине.
По ее совету он изменяет свое подлинное имя Рене на более мужественное – Райнер.