Мартин спал. Ну, или делал вид, что спал. Луи же пал жертвой технического прогресса и с обеда как минимум продержал в своих руках портативную приставку. Играть тихо в какой-нибудь хороший экшн он не умел. Являясь матершинником по жизни и быдло по сущности, он проклинал всех: начиная от разработчиков и заканчивая своими "кривыми руками". Большой ребенок в нём не умрет никогда. Любопытная псина в нём будет жить вечно. Насколько бы занимательными не были "три в ряд", Дрэйк, примерно раз в пару часов, наведывался в спальную комнату, чтобы убедиться: всë, а, главное, все на месте. Салливан на месте и никуда не слинял. Природа вампиров сама по себе интересна. Занимательна даже, если можно так это назвать. В её изучение Дрэйк никогда не вдавался. Ему хватало наблюдений со стороны. Собственно, этим он и занимался, буквально на пару минут прислонившись к дверному косяку. Время в такие мгновения непозволительно растягивалось. Даже по меркам таких долгожителей как оборотни. Взгляд скользит по плотно задернутым шторам, крадется по кровати и, наконец, достигает желаемой цели. Ни то чтобы Луис был любителем вот так за кем-то наблюдать... В этом случае его можно было бы назвать не совсем здоровым на голову. Просто уже с парочку дней его преследовало какое-то противное, вязкое, оседающее неприятным комом в горле ощущение. Оно горчило на языке и не давало спокойно жить. Переживание. Обычно, это называется так. Лу терпеть не мог это чувство и испытывал его в последний раз как-то крайне давно. Испытывал настолько остро, что не сиделось на месте спокойно. Вот прям как сейчас. И тогда это чувство его не подвело. Это и пугало в каком-то роде.

Но пока все спокойно. Даже слишком. Учитывая текущее положение дел в Аркане, практически каждый должен был затянуть свои ремешки потуже и не отсвечивать. В их дуэте вопрос не отсвечивания – весьма сложный вопрос. И, обычно, Дрэйка это не колышет. Возможно он просто себя накручивает, надумывает и сам загоняет себя в этот тупой вязкий омут необоснованного беспокойства. Дитя на месте. Дитя спит. Это значит, что он спокоен. Значит стоило оторваться от дверного косяка и покинуть комнату, пока не нажил себе неприятностей от уже возмущенного напарника. Если тот действительно не притворяется, чтобы хоть какое-то время оставаться в тишине и покое. Чужой сон Луис всегда уважал. В их деле отдых крайне необходим. Вот он и мается, бесцельно слоняясь по дому и совершенно не зная, чем себя занять. На самом деле, зверски хотелось жрать. Но готовка и Дрэйк – вещи по своей природе не совместимые от слова вообще. Их кухня сгорит быстрее, чем таймер смог бы отсчитать десять минут при обычной варке яиц. Но приставку он таки откладывает, а до кухни добирается. Наверное, правильным решением было бы прилечь рядом и подремать хоть немного. Марти, преимущественно, житель ночной. Поэтому, едва ли солнце окончательно скроется за горизонтом, настанет его время бодрствовать и заниматься какой-нибудь херней. Снова закопается в своих книгах, уйдет в молчанку и будет делать такой вид, будто среди кем-то напечатанных строк он познает смысл всего мироздания. На деле же просто углубится в изучение бесполезной макулатуры. Лу же все равно когда спать. Он прекрасно чувствует себя в любое время суток, но мается в одиночестве и безделье. Будет обидненько, если его возьмет и зарубит спать. Кофе? Почему нет? Эдакий эффект плацебо для офисного планктона, что думает будто напиток действительно придает бодрости. По крайней мере, кофе Луис варить умел. Слишком любил этот напиток. Не забыл, конечно, закинуть пару бутербродов в микроволновку на перекус. Жрать – дело свинское, но лЮбое.

- Можем зайти в детский и купить тебе альбом и краски. Сойдешь за своего - получим скидку. – Без желания ущемить, или обидеть. Луи знает, как его напарник относится к тому, что тот застрял в своём семнадцатилетнем теле. Но каждый раз он просто не мог не шутить на эту тему. На самом же деле, самому Дрэйку было глубоко наплевать, на сколько там лет выглядел Мартин. Сказать: главное – душа вполне логично в этой ситуации, но и с душой у этого парня были некоторые проблемы. И, опять же, не для Лу. Это... Нечто особенное? Пожалуй, да. Луису нравилось то, что он видел перед собой и каждая маскировка напарника заставляла его отворачивается придирчиво и дуться как неразумное дитя. Ведь оборотень считал, что носить чужие лица – это не жизненно важная необходимость. Что это тело – не проклятье. Что это лицо, с его эмоциями, глазами блестящими от безумия, улыбкой сумасшедшей и невменяемой – лучшее, что волк видел в своей гребаной жизни. Но разве можно что-то доказать этому упертому болвану? Нет. Жалко, обидно, печально, досадно, но да ладно. Они сосуществуют вместе настолько долго, что Дрэйк успел смириться с этим. Но никогда не перестанет требовать не пользоваться зеркалом в своём присутствии.

- Я не против. – Лу улыбается. Как вопрос из уст Мартина слова не звучали. Это просто утверждение, которое Лу лишь одобрил. Он таки планировал сам влезть в эту вещицу как только доварится кофе и щелкнет микроволновка, но что-то пошло не так. Салливан в его жизни явно пошел не так и Луи даже не думает жаловаться. Он считает, что его жизнь прекрасна, а собственное тепло не даст ему замерзнуть и без футболки. Вот за кофеек было немного обидно. Сварено с любовью, а вампир не щадит алкоголя и морщит нос, принюхиваясь. Дрэйк же не отказывает себе в удовольствии оказаться ближе, чем позволяют рамки приличия и в перемешку с ароматом свежесваренного кофе, глубоко вдохнуть запах кожи только что вошедшего в кухню парня. Как бы бесшумно Салливан не перемещался по их обители, его присутствие всегда будет замечено. Ведь этот запах волк не перепутает ни с чем. - Но бутерброды - это мне.

Луис не будет скрывать: ему нравится доводить Мартина. Да, не скрывает даже этого. Он делает это постоянно. Ему нравится смотреть за эмоциями на этом лице. Нравится видеть, как привычная серьезность меняется на недоумение, удивление, злость, в конце концов. И Дрэйку все равно что вампир старше его практически в три раза. Возраст – не показатель вечной хмурости и угрюмости. Ну, да, повидал в своей не жизни некое дерьмо, но таки он все еще здесь. Все еще ходит по этой земельке, временами говнится, временами мешает свежесваренный американо с алкашкой, временами вспарывает кому-то глотку. Но, бля, все мы не без греха, в конце концов. Все мы живые и не совсем живые... А да черт с ним! Все херня! Если постоянно ходит угрюмой амебой, изредка с умным видом читая книги дурацкого содержания, то как получать удовольствие от жизни? Ах, ну да, алкоголь в кофе. Ну, почему нет? По крайней мере, оно расслабляет. А Луису точно не помешало бы сейчас расслабиться хоть немного, потому что когда дело касается "серьезных вопросов", его булки напрягаются сильнее чем накачанные орешки какой-нибудь порно звездочки. Поэтому он даже и не сопротивлялся, когда Мартин отстранил его и сам забрался на кухонный гарнитур. Так вовремя звякнувшая микроволновка прям призывала: "займи свой рот чем-нибудь, пока твой дорогой сожитель собирается с тобой поговорить". Так и будет. Луис кивает и пытается сделать лицо крайне заинтересованного человека. Получается не очень серьезно, но сносно. Он спешит отвернуться к разогревающему чуду, открывает дверку, хватается за тарелку и, естественно, обжигается. Каждый раз как в первый раз. Но даже теперь сдерживается от едва ли не вырвавшегося матного словечка. Он слушает. Ведь пообещал слушать внимательно?

Тарелка, прихваченная теперь уже салфеткой, опускается на обеденный столик, но сам Луи снова обращается к варке кофе. Теперь уже для себя. Наверное, стоило признать, что первая кружка была изначально приготовлена не для него. Но теперь это уже не так важно. Важно то, что напарник ему говорит. Начал тот явно как-то совсем издалека. Было видно, что тот чувствует себя неловко и осторожно подбирает слова. Когда в их дуэте такое бывало? Очень редко. Когда дело действительно пахло жаренным. Они ни раз ломали друг другу лица, но быстро отходили и забывали об этом. За тридцать лет между ними было столько стычек и ссор, что одним только богам известно, как они все еще не поубивали друг друга и продолжают сосуществовать вместе. Настолько разные, настолько вспыльчивые, настолько несговорчивые и настолько противоборствующие по своим принадлежностям. Как-то. Никому не известно, как именно, но оно есть. Притяжение? Выгодное сотрудничество. Волк чувствовал себя спокойно рядом с этим вампиром, чего не мог сказать о других кровососущих тварях. Но не сегодня.

Предположим... Лу ставит чашку уже с личным кофе на стол. Чисто теоретически... Ему стоит просто титанических усилий сейчас не прервать своего собеседника. Благо, еда уже подостыла. Он цепляет с тарелки бутерброд, откусывает от него и пережевывает так медленно тщательно, будто боится подавиться. Значит, чисто теоретически. Вот никогда еще жопочуйка Дрэйка его не подводила. Как оказалось, это все не из-за того, что кто-то там мог подсесть им на хвост. Тут было все куда гораздо пострашнее. В сознании волка пострашнее. Он не может пока ничего утверждать, но уверен, что догадывается о чем говорит напарник. Разговоры о семьях для них обоих были весьма щекотливыми. Лу крайне нервно относился к семейке Салливанов, которые из-за одного несчастного случая просто взяли и отвернулись от своего ребенка. Бросили его. Он никак не мог взять в голову – почему? Почему они так поступили? Гордость? Разве она стоила того? Честь? А не пошло бы все к черту? Что бы сделал Луис, если бы кто-то из его стаи попал в неприятности в Аркане? Ничего. Ничего бы не сделал. Его отец, что верил в него до самой своей кончины– мертв. Его мать отказалась от него еще до того, как он покинул стаю. Почему ради своей стаи он вообще должен что-то делать? Они всегда относились к нему с недоверием и непониманием. Единственный, ради кого бы он мог что-то сделать – это брат. Тот всегда был на его стороне. Тот позволил ему уйти самому, а не изгнал из племени, оставив его без силы Альфы. Да, ему бы определенно не хотелось, чтобы с его братом что-то произошло. Так о чьей же сейчас семье пытается сказать ему Мартин? Эти мысли не могли просто так прийти ему в голову. И Дрэйк отрывается от поедания своего бутерброда, который, будем честны, уже едва ли лез ему в глотку.

Эта неловкая улыбка на губах парня говорит о многом. О куда гораздо большем, чем его заданный вопрос. Допустим, допустим... Почему никогда нельзя было говорить напрямую и не вводить Луиса в состояние "ничегонепонимаю, но кое о чем догадываюсь". Последнее чего бы ему хотелось – это вытягивать все из Салливана клещами. Но придется. Придётся оторваться от обеденного столика и обогнуть его, чтобы снова приблизиться к кухонному гарнитуру, где сейчас обосновался его сожитель. Да, теперь то они типа на равных. По росту. Но это не мешает оборотню упереться обеими руками по бокам вампира, тем самым, преграждая ему путь к внезапному отступлению. Вторит этой улыбке своей улыбкой и чуть склоняет голову, смотря в глаза напарника испытующе и твердо. – Что происходит, Мартин? – Вот так сразу с места в карьер. Салливан сам сказал, что если Лу не хочет отвечать на его вопрос, то может не делать этого. Но никто не запретил ему задавать встречные. Он хочет узнать в чем дело. Хочет знать причину своих переживаний и этой дурацкой смягчающей улыбки со стороны вампира. И он узнаёт. Даже если правду придется выбить.

Это что? Это что, только что был тихий рык в его сторону? Лу удивленно приподнимает брови и смотрит с видом: "ты серьезно?", но на самом деле, ему даже немного смешно. Но не в плохом смысле этого слова. Умиление, да. Вроде бы это было оно. Вот такие вещи всегда перещелкивали что-то внутри Луиса и его гнев мгновенно менялся на милость. Вообще, это было больше похоже на фырчание мелкого такого кота, который в очередной раз не обнаружил в своем лоточке дермишка. Мол, глупый человек, ты зачем опять спиздил мои какашки? Марин же был возмущен нарушение его личного пространства и любовью оборотня подъебывать его внешний вид. Чем именно больше - хрен его знает. Но факт остается фактом. Сам же Луис сейчас пока еще не гневился. Где ключевые слова - смотрите сами. Все могло поменяться в считанные секунды. Сейчас Дрейк улыбается, наблюдает, а уже в следующую минуту услышит то, что ему не понравится и эта улыбка сразу же сойдет на нет. И тогда уже не будет места никаким шуточками. Салливан то понимает. Но рискует продолжить разговор. Зря. Наверное, зря. Лу, конечно, хотел услышать правду, хотел прекратить ходить вокруг да около. Оно как бы не было ему нужно... До следующей секунды. Секунды, в которую захотелось просто взвыть.

Семья. Прекрасное слово, да? Прекрасное, когда родственнички тебя любят, холят, лелеят, ну, или на крайняк, хотябы уважают. У Салливана не было семьи. Так считал сам Луис. Едва ли он услышал эту историю, он сразу же понял для себя, что никогда не позволит этому вампиру вернуться в семью. Чем бы они там его не заманивали, чем бы не пытались подцепить. Просто не даст и все. У него теперь новая семья. Луис его семья. Он то никогда от него не отвернется. Ему не важно, как выглядит этот человек. Ему не важно сколько тому лет, насколько тот вреден, неадекватен и неконтролируем. Мартин это Мартин. Маг, чародей, колдун, вампир. Это, черт бы его побрал, вообще не имеет никакого значения. И кто так думает? Просто какой-то обычный волк. Которого тот никогда не знал. С которым его ничего не связывало. А вот семья так не подумала. Им было важнее сохранить престиж, свое лицо. Им было неприятно и позорно. И Дрэйк уже открывает рот, чтобы напомнить напарнику об этом, но осекается, когда Марти подмечает это и решает добавить что-то о том, что в Аркан никто просто так не приезжает. Лу закатывает глаза и только сильнее сжимает пальцы на столешнице, уловив лишнее движение со стороны вампира. Но тот только отставил от себя бутылку с алкоголем, видимо, дальше решив продолжить без него.

Дрейк следит за ним внимательно, ловит каждую эмоцию, каждое движение. Буквально нутром чувствует повисшее в воздухе волнение и напряжение в собственном теле как предвестник большой беды. Когда ему не дают говорить - это бьет по его терпению. А терпение у Луиса нет как такового вообще. Он кивает. Кивает, кивает и еще раз кивает на слова напарника, будто действительно понимает его и, наверное даже готов войти в скверное положение его дел. Но, нет. Не готов. Ни сам войти в это положение, ни отпустить туда Марти. Еще одна попытка сказать об этом и еще одно пресечение. В пору бы уже самому Дрэйку рыкнуть так не шутя и вздернуть сидящего перед ним мальчишку за то, что тот не дает ему и слова вставить, но пока страдает только кухонная столешница. Он чувствует, как та угрожающе скрипит под его пальцами, вот-вот обещая сдаться. А Мартин, наконец-то заканчивая свой монолог, снова пытается сгладить ситуацию улыбкой. Сглаживает. Что именно - непонятно, потому что если бы он дал Дрэйку поспорить изначально, все могло бы повернуться по-другому. Хотя, нет, не могло.

- Твоя обязанность? - О, да. В тоне Луиса Дрэйка ни капли понимания и сочувствия. Ни капли желания делать так, как хочет вампир. Ни капли желания давать согласие и подписывать его на разгребание чьих-то проблем. Кем бы ни были ему эти люди Братья, сваты, дети, внуки, правнуки! Они все носят эту проклятую фамилию Салливан. В них всех течет эта проклятая кровь. Никто из них не будет лучше другого. Никто из них не достоин риска. Это их проблемы и они должны разгребать их сами. - Ты никому ничего не должен Мартин. Тем более - своей семье. - И эти обещания, что никто из них не будет втянут в неприятности - полная чушь. Кому, как ни Марти знать, что это непрерывная цепная реакция, которая зацепит всех. И Лу как-то не особо волнуется конкретно за себя. С их первой встречи утекло много воды. Тогда он был потерян и слаб. Сейчас же стал куда гораздо сильнее и способен вывезти многое. А Салливан... Салливан положит свою голову за родственничков, как пить дать. Подставится скорее сам, чем подставит кого-то из них. - Они давно перестали быть твоей семьей. - Даже не думает переходить на понижение тона. И это закинутое на ногу колено чтобы расширить между ними расстояние его бесит! Поэтому он рукой сталкивает одну ногу вампира с другой и устроив ладони на его бедрах, резко тянет к себе, избавляя их от лишних раздражающих сантиметров. - Я - твоя семья. - И мы вместе будем платить за эту гребаную квартиру.

Скажете, что Лу погорячился, когда назвал Мартина своей семьей? Скажете, что вампиры и оборотни априори не могут существовать бок о бок? Что желание противоборствовать рано или поздно возьмет над ними верх? Так оно никуда и не девалось. Они все время находились в этом напряжении, все время говорили "нет" и даже не старались найти общий компромисс, в котором им было бы комфортно обоим. Это получалось само собой. Они могли собачиться бесконечно, до кровавых соплей, но, все равно, в конце концов, уступали друг другу. Даже, нет, не так. Выход находился сам. Оптимальный для них обоих. Дрэйк и подумать не мог что такое вообще возможно. С таким упертым характером, как у него. Когда-то его не смогли остановить даже родители, даже устои стаи. Даже вековые традиции и законы клана. Он всегда поступал так, как хотел. Находил лазейки, заворачивал углы, никого не слушал и стал тем, кем является сейчас. И кем же? Пожалуй, врагом общества. Своего общества. Он оставил стаю и не понес за это наказание, хотя должен был. А все почему? Потому что ему удалось все заранее продумать и проложить себе нужную дорожку. Каким образом? Подставив самого близкого человека в своей жизни. Своего брата. Единственного, кто никогда от него не отворачивался. И что теперь? Так ли он близок ему теперь? Как давно они связывались хотябы для того чтобы узнать, как сложилась их жизнь за эти тридцать лет? Потому что что? Правильно. Луиса уже давно интересовало другое существо в плане благополучия и сохранности. Существо, что сейчас сидит перед ним и щетинится на него словно раздраженная кошка. Признаться честно, Дрэйк уже был готов к внезапной вспышке злости со стороны вампира. Уже готов был перехватить тянущиеся к нему руки и доходчиво напомнить, что каким злым бы и ненормальным он ни был, Лу никогда его не боялся и никогда не будет бояться. Хотя следовало бы, пожалуй. Но в его голову никогда не закрадется мысль о том, что Салливан может, пусть и неосознанно, но навредить ему. Потому что в его понимании - это невозможно. Что сейчас происходит в разуме Мартина, как он старается, или не совсем старается подавить свой гнев, но едва ли не доставшая до лица волка рука вдруг останавливается, заставляя Дрэйка вновь в удивлении вскинуть брови и перехватить взглядом лазурные глаза напротив. Просто непозволительно глубокие и растерянные. Прислушался. Ему показалось или Мартин на время перестал дышать? Определенно, сейчас произошло что-то странное, но Луис пока еще не знает, что именно. Он ожидал, что крепко сжатая в руке вампира чашка, как минимум, омоет его голову слегка подостывшим кофе. Но этого не происходит.

А вот и холодные ладони, коснувшиеся предплечий, скользнувшие к шее, сейчас ни как глоток свежего воздуха, а как увесистая пощечина маленькому откровению и громким словам. Эта интонация в голосе, в характере. Нелюбимая от слова совсем и раздражающая. Мартин словно взял в руки свое чертово зеркальце и снова примерил на себя одну из его любимых масок, которые так терпеть не мог оборотень. И стало казаться, что вариант с вылитым на голову кофе был бы больше уместен и привычен. Роднее, чтоли. Взбешенный и недовольный всем на свете Мартин понравился бы ему больше, чем этот буквально умоляющий его взглядом ребенок. Но от чего буквально в одно мгновение бросило в жар? От чего в пальцах почувствовалась легкая неконтролируемая дрожь? Сердце в груди зашлось как бешеное, а дыхание застряло где-то поперек горла. Это что, игра такая? Пожалуйста... Пожалуйста? Дрэйк растерян и находится в полном непонимании вообще, что происходит. Он смотрит на напарника удивленно, на его лице уже ни малейшего намека на улыбку. Он не знает, что ему делать: вспылить, или поддаться этому просящему вампиру. Он не понимает, откровенен ли сейчас с ним Мартин, или специально давит ему на жалость, чтобы добиться своего. Наконец, волк хмурится и убирает с себя чужие руки, отступая от столешницы на шаг. Не дает напарнику забрать бутылку с алкашкой, перехватывая ее сам. Но не для того, чтобы приложиться к ней. Для того, чтобы к ней перестал прикладываться Салливан. Они тут на серьезную тему говорят, в конце концов! Накачаются градусом, когда все порешают. Вместе порешают и, как всегда, найдут какой-то компромисс. Компромисс? О чем он? В этой теме не могло быть никаких компромиссов! - Зачем ты спрашиваешь у меня, если уже все решил? - По крайней мере, Луи так понял, когда Мартин сказал о том, что все равно не сможет пройти мимо. Что бы не сказал ему сейчас оборотень, да? Прекрасно. Просто замечательно. Это теперь так решаются дела в их дуэте? Почему сам Дрэйк никогда не поступал так же? Просто не подворачивалось случая? Или причина была в другом? - Это твоя жизнь. Твоя "семья", - не забывает сделать этом слове ОСОБОЕ ударение. Как же без него. - Ты волен делать, что хочешь. Имена, фамилии, лица, жопы. Что угодно, господин Салливан. Но без меня. - И фамилию вампира он тоже ему напомнит. На случай, если тот забыл. - Можешь утонуть в этом дерьме по уши. Для чего, правда, не понятно, но раз тебе так хочется - пожалуйста. Но меня в это не впутывай. Я - последний, кому бы хотелось видеть, как об тебя снова вытирают ноги. - Делает вид, что и не злится вовсе. Что ему все равно. Просто отходит дальше и возвращается к своему уже остывшему "ужину". Если это вообще можно назвать ужином. - Это все? - Как бы подытоживая и аккуратно намекая, что тему эту больше продолжать не намерен. Он сказал свое мнение. Мартин для чего-то просит разрешения, но в то же время говорит, что все равно сделает так как хочет. К чему тогда весь этот балаган?

Странно, но сегодня волк позволяет своему напарнику говорить. Не перебивает его на полуслове, не затыкает, а примерно все дослушивает. Даже не пропускает никакие слова мимо ушей, что бывает в их случаях не редко. Особенно, когда им приспичивает в очередной раз посраться. Сейчас они тоже по сути срутся. Но тема для Луиса оказалась настолько животрепещущей, что он потерялся. Ведь его никогда не посещала мысль о том, что Мартин, рано или поздно, свяжется со своей семьей. Признайся честно, Дрэйк... Ты молил всех богов, чтобы этого не произошло. Из благих побуждений? Тебя сжирала ненависть к людям, которые бросили Марти одного? Да, в каком-то роде - да. Но ведь было еще кое-что. Не правда ли?

Лу отрывается от тупого созерцания своей тарелки, чтобы снова обратить свой взгляд к разбушевавшемуся вампиру. Смотрит внимательно, не отрываясь и думает о том, что, наверное, уже бы не смог жить без всего этого. За тридцать лет он так привык к этому вспыльчивому сварливому старикашке, что одна мысль о его уходе вызывает под ребрами неприятное потягивание. Да, наверное, волк просто боится, что его напарник привяжется к своим новым членам семьи. Что они, в отличие от старшего поколения Салливанов, смотрят на всю эту ситуацию по-другому. Что они захотят вернуть его в семью. А Мартин? А Мартин возьмет и уйдет. И тогда, подле него уже не будет места для оборотня. Вот. Вот это осознание всегда билось раненой птице где-то в груди. Дрэйк просто старался не думать об этом. Потому что понимал, что со своими родными Салливану и правда могло бы быть лучше, чем рядом с ним. Его, по сути, вообще не должен был волновать оборотень, когда-то покинувший с ним стаю. Вампир не просил этого делать. Лу сам так решил. Ему до сих пор не понятно, чем руководствовался его мозг в принятии такого решения. Но он ни о чем не жалел. Ему... только немного было страшно. Теперь. Потому что Луис Дрэйк относился к такому типажу идиотов, которые имели свойство привязываться к окружающим. К тем, с которыми ему комфортно и тепло. И не важно, что кожа Салливана, по сравнению с высокой температурой самого волка, словно прикосновение к холодной бетонной плите. Зато она приятно-мягкая по сравнению с огрубевшими руками самого оборотня. К ней было приятно прикасаться. К нему приятно прикасаться. Пусть украдкой, ненавязчиво, ненарочно, но приятно. И пусть, временами, Мартин называет Луиса ребенком, но сам ведет себя не хуже чем противный младенец. Это привычка, это привязанность, это желание существовать вместе. И это нормально! В голове Луиса нормально! А что творится в головах других - ему плевать. Особенно сейчас, когда чувство тревоги только продолжает расти и на каждое сказанное Салливаном слово хочется ответить резко, с рыком, с отмашкой, чтобы тот, наконец, замолчал и перестал плеваться ядом. И дерьмо он и бездушный труп. Ну, как, черт подери? Как можно говорить с ним и пытаться что-то доказать. Марти из раза в раз переходит на личности. Конкретно на свою. Разве Луи говорил ему хоть когда-то, что у него нет души? Есть! Огромная такая, с горячим, все еще бьющимся сердцем! Ведь если бы это было не так, он бы не пытался защитить тех, кто когда-то его бросил. Если бы это было не так, он бы позволил Дрейку умереть еще в тот самый день, когда они встретились впервые. Чушь собачья. Просто чушь.  Чушь по сравнению с тем, что они таки дошли до битья посуды. Мартин зол. И, видимо, ему таки помогла какая-то из прочитанных им книг. Ведь кружка разбита не об голову волка. Просто расколота в руке. Она осыпалась осколками на пол и этот звук показался Луису настолько звонко-противным, что он касается указательными пальцами висков, аккуратно их массируя. Только не сказать сейчас ничего лишнего. Они оба на взводе и стычка и сейчас не нужна.Только не по этому поводу. И, видимо, Салливан решает так же. Он цепляет пачку сигарет и идет к выходу, а Дрэйк по-инерции отодвигает темные портьеры, чтобы убедиться, что солнце село. Естественно село. Еще до того, как они решили насрать друг другу в кофеек.

Вопрос о тайской еде звучит в этом помещении настолько внезапно, что Дрэйк даже не сазу понимает что к чему и тупо кивает согласно на предложение. Поесть ему так и не удалось. Так может удастся в компании? В молчаливой? Нет. Это Мартин выговорился. А Луис все еще кипит. И он не знает, как именно подобрать правильные слова, чтобы доходчиво объяснить вампиру почему он говнится. Он и себе объяснить не может. А кому-то еще - подавно. Зато может наконец-таки отлипнуть от стола. Может ему станет полегче собраться с мыслями, когда он снова станет ближе к этому вспыльчивому мелкому придурку? Подходить сейчас к нему дорого для своего здоровья, но разве ни Дрейк говорил, что не боится? Вообще не капли. Нужно только немного самообладания, чтобы вместо того, чтоб сжать это худощавое тельце в своих руках, просто склониться, ткнувшись лбом в угловатое плечо. - Твоя Душа - прекрасна, Мартин Салливан. Потому что только существа с безграничной душой способны прощать. - Понятия не имеет, зачем он говорит то, что и так очевидно? Это не попытка извиниться. Это не попытка сгладить ситуацию. Лу действительно так думает. Ведь он наблюдает со стороны. Ему проще увидеть то, чего не может увидеть сам Мартин. - И что бы ты не делал, что не говорил, я все равно буду тебя защищать. Семнадцать тебе, полтора века, три века. Какая к черту разница? Никто никогда ни от чего не застрахован. Тем более теперь. Ели тебе любопытно в какую жопу влезли твои родственнички - вперед. Но через порог их дома ты сможешь только переползти. Я сломаю тебе обе ноги еще до того, как ты сделаешь первый шаг. - Угроза, которая звучит вовсе не как угроза. Но таки Дрэйк не шутит. Он не умеет идти на уступки. Но когда выхода нет - нужно выбирать меньшее из зол.