внешний видПочерк Луиса Дрэйка ровный, прописной, без лишних завитушек и приблуд. Наверное, даже красивый. В отличии от кривых рисунков, накиданных на скорую руку в небольшой блокнот, лежащий сейчас перед ним на столе. Он мог бы оправдаться тем, что переносить изображение пришлось с телефона. Нечетко сфотканный план, скинутый ему на почту, выглядел отвратительно и заставлял его глаза если не кровоточить, то практически хныкать горькими слезами. И, учитывая, что посмотреть ему на этот ужас за сегодня и завтра придется ни один раз, пришлось немного подзаморочиться и сделать все "красиво". Нет, не красиво. Художник из него такой себе. Природа наделила его чуткостью слуха, небольшим музыкальным даром и непревзойденной эмпатией, но отхуячила руки по локоть, напрочь запретив волку рисовать. Ни то, чтобы ему очень нужно было быть расположенным к рисованию, но хотелось бы, чтобы его рука хотябы просто не трусилась при начертании обычной прямой линии. Весь рисунок сейчас состоял из прямо-кривых линий. Рисунок-план. Его личный спуск на первый круг ада. И, самое прискорбное в том, что он совершенно не был к этому готов. - Не видела вас здесь раньше. - Луис растягивает губы в улыбке, смотря на заговорившую с ним официантку. Та ставит на его столик поднос и выставляет с него большой стакан кофе и небольшую тарелку, на которой расположились посыпанные сахарной пудрой ванильные пончики. Девушке едва ли больше двадцати. На ней тонкая, короткая рабочая форма и от холодного промозглого вечернего ветра ее укрывает только куртка, наспех накинутая на плечи. Дрэйку внезапно становится стыдно за то, что в такую непогоду он решил обосноваться на улице. Но раз столики отсюда не убирались, это не значило, что он имеет право сидеть там, где захочет? - Я не местный. Проездом. - Официантка кивает понимающе. И как бы невзначай обводит взглядом высокие окна кафетерия, намекая, что тут всем, вроде как, понятно, что он не местный. Люди прятались в тепло, предпочитая помещение уличным столам. Но именно поэтому Лу и не стал сидеть там. Слишком людно. А ему была нужна тишина и меньше пытливых глаз. Города - как отдельные государства. Чужака всегда было видно. Манеры, одежда, взгляды и привычки. В отличии от теплолюбивых людей, Луису холодно не было. Волчья кровь не давала продрогнуть даже в снежную зимнюю погоду и обычное обилие одежды на нем - это всего лишь еще одна галочка, чтобы меньше отсвечивать. Чтобы больше не отличаться от окружающих. Поэтому сейчас, сидя здесь в обычной кожанке, в то время как другие кутались в теплые пуховики, он выглядел по меньшей мере странно. Ну, извините, еще вчера тут было относительно тепло и все испортил утренний дождь, который под вечер осел на улицы сыростью и холодом. Чтож, он просто виновато пожмет плечами и проводит взглядом девушку до дверей. Обязательно оставит ей чаевых. Будь он на ее месте, наверное, проклинал бы себя всеми известными ему проклятьями.

И, тем не менее, чувствуется как прохлада кусается за кончики теплых пальцев. Дрэйк не мерзнет, но вполне себе ощущает окружающую его температуру. Бумажный стакан кофе греет руки. А то, что содержится в этом кофе, согреет его изнутри. 0.1 крепкого алкоголя на 0.5 не менее крепкого кофе. Хочется надеяться, что это приведет его мысли в порядок и заставит думать более связно. Он... Наверное, он переоценил свои возможности и теперь просто не знает, что ему делать. Собственно, как Луис Дрэйк вообще оказался в порте Таунсенд? История довольно... забавная? Нет, скорее, она грустная. Так получилось, что Лу на пару дней задержался в Сиэтле по своим, так сказать, личным делам. Но дела эти не были завершены. Из родного города ему поступил звонок. Звонок от брата, на который он просто не мог не ответить. Анакортес понес потери. Потери в виде девятилетнего щенка. Пропавший ребенок - само по себе не есть хорошо. Но когда этот ребенок приходится тебе двоюродной племянницей, все личные дела куда-то внезапно испаряются. Даже не отходят на задний план, а просто теряются в никуда. И ведь, как по совпадению, буквально недавно Дрэйк слышал об обосновавшейся неподалеку группе странных говнарей, которые, по слухам, коллекционировали нелюдей и куда-то сбывали их по сходным ценам. Тогда Лу не придал этому никакого значения. В чужие дела он никогда не лез. Ему хватало своих проблем. Но когда эти самые "чужие дела" становятся его дополнительными проблемами к уже имеющимся, все приобретает совершенно другой смысл.

Луис, как "лучший" старший брат, понимает, что у Оливера, только недавно вступившего в права вожака стаи дел сейчас и без того по горло, а он шатается по городам как неприкаянный черт. Поэтому просит, чтобы тот не поднимал людей, не наводил панику в городе и говорит, что со всем разберется. Сам не слишком уверен в правдивости своих слов, но Дрэйк-младший всегда доверял ему безоговорочно. Дать любимому брату пару-тройку дней на решение проблемы? Не справится - отметится. И... Лу не справлялся. Благодаря своим обширным связям в некоторого рода кругах, ему удается выйти на "коллекционеров".  И даже попасть на их склад, где ребятки разбили свое временное убежище и паковали будущий товар. Лу почему-то был уверен, что ему удастся договориться. Он хорошо тряхнул свой банковский счет и предложил баснословные деньги за выкуп своей любимой рыженькой племянницы. Он обещал деньги и молчание. С остальными ублюдки вольны были делать, что хотят. Но, нет. Мирные переговоры, в последствии, закончились совсем не мирно. Уверенный во власти денег, Луис не учел главного: в говнистости пидарасов, у которых этих денег еще больше. Отдавать девочку ему отказались, обосновав это тем, что товар уже продан. И завтра вечером отбудет на пароме к своим владельцам. Собственно, так Дрэйк и оказался в этом кафетерии. Перевернув на складе пару ящиков и столов, он получил свои заслуженные пиздюля и был выставлен за порог. Не имея при себе оружия и защитных артефактов, его сопротивление заранее было обречено на провал. Поэтому отступить и продумать какой-никакой план было лучшим его решением за прошедшие сутки. Но пока никаких результатов это решение не давало.

Луис хлюпает сломанным, еще не успевшим сростись носом и отхлебывает высокоградусного кофе. Он не мог обратиться за помощью в Аанакортес. За помощью к стае. Не потому, что сказал, что разберется со всем сам и не хотел ударить лицом в грязь. Причина в другом. Пользуясь у родственничков такой себе репутацией, он мог нарваться на множество вопросов. Например: как именно ему удалось так быстро выйти на контрабандистов? Никто не был в курсе его весьма сомнительного стороннего заработка. Будучи позорником, отказавшимся от посмертной воли отца, страшно было бы даже представить, что за за кипиш поднимется, если кто-то докопается до истины. И Луис больше боялся не за себя. Он боялся за Оливера. Скорее всего, нашлись бы умники, которые бы сказали, что в этой ситуации брат покрывал брата. Вот чего бы ему точно не хотелось. Придется как-то выкручиваться самому. Рискнуть? Пожалуй, да. Разве не так он всегда делал? В любом случае, у него есть подстраховка. Человек, который, в случае если что-то пойдет не так, отправит все данные куда надо. Ну, это в том самом случае, если Луис не отзвонится ему с хорошими новостями.  Думается, на том свете Дрэйку-старшему уже точно будет все равно, какая там у него репутация в стае. Но очень хотелось бы верить, что до этого не дойдет. Компашка там не шибко опытная. Несколько низкосортных магов, пара охотников. Луис заявится к ним во время погрузки. Тогда их будет минимальное количество, дабы не привлекать к себе внимания. Воспользуется эффектом неожиданности, разберет уебков по частям и заберет свою девочку домой. В чем сложность-то? - Я - покойник. - Смеется, закрывая лицо рукой и тут же морщится от неприятных ощущений в носу. Когда вправляешь себе кости сам, это не способствует быстрому и правильному заживлению даже с такой регенерацией как у оборотней. Но выбора у него, так-то, особого не было. На смом деле, по большей части, он уверен, что его внезапный врыв может возыметь свои плоды. Что он выберется с баржи и даже прихватит за собой желаемый трофей. Но будучи реалистом, не отрицает, что все может пойти через жопу. Пока ему нужно примерно прикинуть, откуда он зайдет и куда будет двигаться на перевозчике. Где будут "контейнеры" с детьми и как он будет искать своего щенка. До завтра у него еще было время. И это время нужно было провести с пользой. Например: выпить еще кофейку.

Очередной порыв холодного ветра забирается прямо за шиворот, щекочет затылок и проходится по спине стаей неприятных мурашек. Лу жмурится, поднимая глаза на затянутое тучами небо и "ставит" воротник на раскрытой куртке. Вот для чего нужна теплая одежда. Чтобы избавлять теплое тело от вот таких вот неприятностей. Ни то, чтобы это доставляло какой-то прям дикий дискомфорт, но Луису это, определенно не нравилось. Но было в этом ветре что-то незнакомое. Прохладное, пока еще едва уловимое и показавшееся волку необычным. И совсем не об уличной прохладе сейчас речь. Ее было достаточно для того, чтобы почувствовать в ней что-то еще. Еле различимое, привлекательное и почему-то для оборотня сейчас приятное. Дрэйк всматривается в небо, вдыхает глубоко и почему-то думает о том, что, возможно, именно так может пахнуть дождь в этом городе. За свою жизнь он мало где побывал, но всегда мечтал посмотреть на мир шире. Уехать куда-нибудь далеко за рубеж, колесить по странам до самой старости и лишь приготовившись к смерти, вернуться назад. На родину. На которой тебя уже вряд ли кто-то будет ждать. Зато ты сам, скорее всего, успеешь за это время осознать, что как бы ты отсюда не рвался когда-то давно, ничего ближе и роднее для тебя, все равно, никогда не станет. Место, в котором ты родился, пропитанно особой энергетикой. И сотни, тысячи километров, не заставят в тебе притупиться то самое ощущение, которое постоянно будет тянуть тебя домой. Тогда, спрашивается: откуда такое желание уехать? Луис не может ответить на этот вопрос. Может быть, он просто устал? Странно, ведь проблемы детства, юношества, уже давно отошли на второй план. А после смерти отца он вообще мог не думать ни о чем. Но вот только что-то не давало ему окончательно уйти из стаи и полностью превратиться в одиночку. Толи страх того, что ему больше некуда будет вернуться, толи сама мысль об одиночестве вводит его в состояние депрессивно-апатическое. Да, пожалуй, это один из его самых больших жизненных страхов. И почему-то именно сейчас он ощущается как никогда. Он здесь, он один, ему не к кому обратиться и от совершенно необдуманного, совершенно ненормального решения, его отделяет всего один день. Нет, даже не так. Всего одна ночь. И ни то, чтобы страх этот забирался ему под кожу и адски давил на виски пониманием, что выбора-то другого и нет. Ему вообще, почему-то становилось спокойней. Почему?

Ветер, принесший запах свежести, ягод и высоких хвойных деревьев. Лу медленно моргает и закрывает глаза. Словно он снова очутился в Лесных угодьях Анакортеса. Он был дома всего с недельку назад, а казалось, будто его не было там, как минимум, месяц. Если отсеять все неприятности связанные с семьей и вечным звучащим в голове: "ты должен", он мог смело сказать, что это его личное убежище. В детстве он чаще пропадал в этих лесах, нежели был конкретно в городе. Именно там ему удавалось глотнуть этого свежего запаха свободы. Пусть и ненадолго. Сейчас он чувствует нечто похожее. На душе, сразу же, становится как-то легче. Но наваждение это, все равно, весьма волнительно. Оно странно и незнакомо. От того, когда оно начинает ощущаться все острее, волк и заставляет себя открыть глаза и сфокусировать зрение на... Мужчине. Взгляд Дрэйка, немного неясный, может даже чуть удивленный, скользит по гибкой фигуре. Незнакомец кажется ему необычным. Словно и не из мира этого вовсе. Луис часто присматривается к окружающим его людям. Он - наблюдатель, любящий любоваться не только красивыми вещами, но и, в частности, существами. Не имея дара чтения мыслей, улавливать эмоции, повадки, предугадывать следующий шаг. Словно любознательный ребенок, которому подарили новую игрушку. Ему нравится, но он понятия не имеет, как с ней обращаться. Изучение - единственный выход. Но игрушка остается игрушкой. У нее нет души, нет эмоций и нет такого запаха, который принес за собой присевший напротив Лу человек. Нет, не человек вовсе. Мужчина не дожидается согласия на разделение этого столика. Он словно заранее знал, что волк ему не откажет. Не потому ли, что в глазах Дрэйка быстро зажигается интерес? В отличие от кого-либо, он не имеет привычки скрывать своих эмоций. Просто не умеет. Ему всегда сложно обманывать в этом плане. Луис для всех - открытая книга для свободного чтения. Проявление чувств и эмоций - прямое подтверждение того, что ты все еще остаешься жив. Если ты закрыт от всех, ты не интересен никому. Это лишь его собственное мнение.

Существо. Дрэйк склоняет голову и тыльной стороной пальцев отодвигает в сторону свой стакан с кофе. Удивительно, но... Он действительно не понимает, кто перед ним. Очевидно, что не вампир. Они выглядят по-другому, ведут себя по-другому. У них совершенно другая энергетика и их запах более резкий, взгляд колкий. За ними тянутся легкие отголоски опасности и предостережения, будоражащие сознание и подстрекающие сделать что-нибудь, что вызовет хоть какие-то эмоции на их, за частую, равнодушных лицах. Маги имеют преступно-сладкий, оседающий неприятным ощущением на корне языка тошнотворный "привкус". Они практически ничем не отличаются от людей по своему виду, но, говорят, что их кровь особенно вкусна, если перегрызть им глотку. Возможно, это так. В свое время Луису Дрэйку не дали умертвить одну ведьминскую сучку. Ее вывезли из Анакортеса до того, как он пришел в себя после чар и возжелал мести. И что же сейчас? Сейчас он вслушивается в будто совершенный безучастный тон собеседника, улавливая в нем если и не интерес, то точно не вот это показное равнодушие. В противном случае он бы не занял стул напротив Луиса, когда в теплом помещении все еще остаются места, а сам волк вполне таки похож на того, кто не нуждается ни в каком общении, от слова, вообще. - Я еще не пробовал здешнюю еду. Но, например, японцы считают, что есть в компании всегда вкуснее. - Лу не скажет, где мог слышать об этом. Может быть, от кого-то из приезжих. Может, из очередной скучной телевизионной передачки, которые он так любит смотреть перед сном, или просто в свободное время. Это куда интересней, чем, например, слушать какие-нибудь новости, или залипать в дурацкие шоу. Не исключено, что он мог услышать это, банально, в каком-нибудь аниме сериале, но о таком досуге он, пожалуй, предпочел бы умолчать. - В плане истории, я пожалуй, глуповат. - Улыбается, вытягивая руки перед собой и складывая их на примере объектива фотоапарата. В кадр входит привлекательное лицо незнакомца и добротный кусок здешнего залива. Красиво. Определенно. - Но зато я знаю толк в прекрасном ракурсе. Как оказалось, здесь можно встретить не только красивые места. - Может и не умело, но переключается с вопроса о принадлежности Лу к "необычным туристам", попутно делая своему собеседнику ничем не прикрытый комплимент. Зато сразу же становится ясно, что вот такой его вечерний собеседник не случаен. Тот подсел к нему ни просто потому что ему так вздумалось. Ни просто потому что ему захотелось разбавить одиночество оборотня своей компанией, как это случается обычно. Вопрос наводящий, заставил волка снова забеспокоиться. И чем больше незнакомец говорит, тем больше подтверждает эту теорию. Он знает, зачем здесь Луис. Возможно даже знает, что он уже успел сделать и что собирается сделать. Откуда? Остается только догадываться. Ну, или же можно пойти другим путем. Тем самым, которым Дрэйк ходил обычно. Прямым. - Кто ты? - Один вопрос, на который волку хотелось бы получить, по меньшей мере, два ответа. И если незнакомец хотел продолжить их беседу, ему придется ответить, по меньшей мере, хотябы на один из них. Дрэйк цепляет со столика свой стакан с кофе и откидывается на спинку стула. Он не излучает враждебности, или даже намека на принципиальность, мол: "отвечай, или проваливай". Ему нравилось, как незнакомец говорил. Нравилось само ощущение от его присутствия, но не нравилось, что тот был о чем-то осведомлен. Дрэйка кто-то сдал? Невозможно. О том, что он находился сейчас в Таунсенде, знал только один человек - его связной. Тот, что был надежен как Швейцарские часы. Тот, с которым они вместе провернули ни один десяток сделок. Тот, которому он оставил все на случай, если Луи не сможет вернуться домой. Он находился в Сиэтле и никогда бы даже не подумал о том, чтобы сдать своего приятеля. Или волк так только думал?

Лу никогда не был в "стране восходящего солнца". Хотя, будем брать шире. Он не был вообще нигде. И, наверное, с каким-нибудь бывалым путешественником, прожившим на этой земле ни один век, ему бы даже не о чем было поговорить. Но хотелось бы отметить, что слушатель из Луиса куда гораздо приятный, чем рассказчик. Его чрезмерно эмоциональная часть характера, временами, не дает волку правильно изъясняться и доносить мысль до слушателя именно так, как ему бы хотелось изначально. Мысли, они накладываются одна на другую, в словах превращаясь в некую мешанину из случайных фраз, прыгающих с одной темы на другую. Впечатления - это как отдельный вид наркоты. Когда сначала зацепился за одно, тебе понравилось. Хватанул другое, а оно еще больше кружит тебе голову. И ты не понимаешь, когда начинаешь хватать все подряд и уже не можешь остановиться. И даже что-то совершенно незначительное, практически вообще не торкающее, для тебя, обычного обывателя, превращается в некую диковинку. Ведь ты никогда этого не пробовал. У тебя никогда такого не было. Ты жил где-то в козьей жопе, изо дня в день видел одни и те же лица, общался с одними и теми же людьми. Все потому, что город, в котором ты родился и прожил свою жизнь - это, по сути, маленькая деревня, в которой все друг друга знают. В которой ты не укроешься ни от слухов, ни от взглядов, ни от персональной критики. И тебе, со временем начинает это надоедать. Особенно, когда твоя личность обсуждаема. Особенно, когда кто-то, еще при рождении на тебя "поставил". И выезжая за пределы этого вороха косых взглядов, приевшихся пейзажей, ты понимаешь, что как-то неправильно живешь свою жизнь. И что можешь с этим сделать? Как оказалось, вообще ничего. Ты всю жизнь был привязан к этому месту и теперь, когда тугой ошейник перестал сдавливать твое горло, ты оглядываешься по сторонам и думаешь, что ты... Банально не знаешь, куда тебе идти. Кажется: раскрой карту, ткни пальцем в любое место с закрытыми глазами, купи билет и, вперед. Но внезапно оказывается, что тебя что-то держит. Волнение? Долг, который ты так старался сбросить с себя все эти годы? Ты привык и увяз в этом болоте по самое колено и единственный выход что-то поменять - это отгрызть себе вросшие в землю корнями ноги и ползком двигаться дальше. Звери, попавшие в капкан, без сомнений могут лишить себя конечности. Но проблема заключалась в том, что Луис Дрэйк не зверь. Он - всего лишь человек. Не станет спорить, что, временами, он действует инстинктивно, подчиняясь шестому чувству, чутью, предостережению, да чему угодно, что не присуще человеку. Что он больше, мощнее и, зачастую, является доминантом даже против того, кто от макушки до пяток обвешен аконитом и серебром. И при всем при этом, не стоит забывать, что он руководствуется теми же эмоциями, что и обычный человек. И может оказаться слабее за счет чуткости и банального не желания навредить. Да, такое случалось в жизни волка. И, поэтому, он может сказать, что не способен отгрызть себе лапы, если дело касается его семьи. Как бы ему не хотелось, он не может просто так взять и все бросить. Потому что знает, даже если телом он будет где-то далеко за рубежом, душа останется здесь, в Анакортесе. Она будет болеть, ныть, переживать и, в конце концов, добьется его возвращения. Даже если тут его уже никто не будет ждать. Он остановится где-то рядом, будет наблюдать со стороны и что бы не случилось, в нужный момент протянет руку помощи. Потому что... Должен? И снова это должен. Разве отказавшись по собственной воле от титула вожака стаи, он не сбросил с себя все обязательства, любовно переложив эту тяжелую ношу на плечи родного младшего брата? Так... в чем тогда проблема?

Сидящий напротив человек ясно дает понять, что ему удалось побывать не только в Японии. Значило ли это, что смелости и рвения увидеть мир в нем было поболе чем в волке? Может быть. Но, не исключено, что у него просто не было тех, за кого он бы мог переживать. О ком мог бы заботиться. Может быть, жил просто для себя? А, может, путешествовал не один? Луис не редко думал о том, что его личная проблема могла заключаться в одном: ему самому нужен некий тягач. Который смог бы взять его за руку и помочь выбраться из взрощенного им же самим болота. Который мог бы тряхнуть его за плечо и сказать что-то в роде: "Эй, посмотри вокруг! Этот мир прекрасен! Давай объедем его вместе!" А самого оборотня в этот момент уже ни так уж сильно волновал бы конкретно мир. Он бы смотрел, как этот кто-то широко разводит руками, показывая необъятность их земли и думал о том, что даже если он объедет весь свет, ему не удастся найти ничего, что могло бы затмить по своей красоте и интересности того, кто стоит перед ним.

- В карты мне не везет. - Лу не может сдержать улыбки, смотря за тем, как его собеседник картинно оборачивается, будто ищет кого-то за собой и не думает о том, что речь идет конкретно о нем. Это почему-то кажется волку милым, хоть реакция вполне походит на обычную, привычную. Будто так происходит каждый раз, когда он делает нечто подобное. Но, нет. Здесь немного другая ситуация. Он мог бы прийти в бар, поохотиться на случайные связи и отвесить нечто подобное такому же совершенно незнакомому ему человеку, чтобы по меньшей мере четверть часа спустя, трахать его в тесной кабинке зассаного толчка. Он вряд ли бы запомнил его лицо, его принадлежность к этому миру и совершенно точно забыл бы его имя. Если бы, конечно, то вообще было произнесено. Это называется: наигранный интерес ради удовлетворения собственных потребностей. А заранее заготовленная реакция на его телодвижения - это ответный сигнал о мимолетной симпатии. Мол, ладно, ты меня зацепил. Мы можем попробовать. Но сейчас волк не на "охоте", а его собеседник не похож на того, кто ищет случайных связей, даже несмотря на то, что подсел он к Дрэйку сам. От него пахнет жимолостью и хвоей. Свежестью и холодом этого города. Запах горчит на кончике языка, а не тянется как сладкая фруктовая жвачка, от которой сводит зубы. - От любого рода искусства я тоже невероятно далек, а внешняя красота, порой, бывает обманчива. Красивая оболочка самого красного, сочного на вид яблока, может нести в себе давно прогнившую сердцевину и вонять так, что слезятся глаза. - Луис опускает взгляд на свои каракульки в блокноте и закрывает его, дабы не демонстрировать чужому взору, что он далек от искусства гораздо больше, чем могло бы показаться. - Твой запах мне нравится. Он кажется мне необычным. - Откровение, которое в понимании самого Дрэйка нельзя назвать маленьким. Для него запахи - это нечто особенное. И, пожалуй, потеряй по какой-либо причине зрение, волк бы не потерял конкретно себя. Иногда, ему казалось, что только по запахам он и ориентируется. Что именно запахи отвечают за его восприятие внешнего мира. Он идет на них, ориентируется по ним, читает окружение. И сейчас, снова возвращая взгляд к незнакомцу, думает о том, что эта "необычность" могла быть совершенно обычной для кого-то еще. Для более взрослого, опытного, осведомленного волка, например. Который прожил пару веков и успел познакомиться с каждым существом, что населяло эту землю. Кругозор же Луиса был не больше чем у самого неопытного обывателя. Ему довелось встретить лишь вампиров, магов и себе подобных. Но если брать на вскидку, на кого бы могло походить существо сидящее напротив него? Эти легкие улыбки, сверкающий взгляд и плавные, привлекающие внимание движения. Ни то, чтобы Дрэйка привлекала излишняя манерность... Но почему-то у его собеседника это выглядело настолько естественно и нормально, что, например, назвать его "скользким типом", просто не поворачивался язык. Кто-то приобретал подобные повадки и выглядел при этом приторно-сладко, отталкивающе и неприятно. А кто-то был таким рожден и знал, как правильно этим управлять. Незнакомец, совершенно точно, знал. При другом раскладе, Луису бы не хотелось улыбаться в ответ. При другом раскладе, ему бы так же ни особо хотелось не отрывать взгляд от тонкого, скользящего по кромке стакана пальца. Тон незнакомца постоянно меняется с размеренного, спокойного на намеренно игривый и мягкий. Это было похоже на игру. Совершенно не детскую. И, стоило признать, будь Лу Дрэйку сейчас чуть меньше двадцати, он уже был бы соблазнен. Приворожен этими повадками, увлечен этими игривыми взглядами и одурманен запахом горьких ягод.

Вопреки желанию волка, собеседник снова юлит. Он представляется не так, как хотелось бы Луису и уклончиво называет себя охотником за контрабандистами, окончательно подтверждая сомнительную теорию оборотня о том, что их встреча - случайность. И, может быть, мужчина не считает, что имя, принадлежность к расе и цели, которые он преследует - действительно важная информация для Дрэйка, но сам Дрэйк другого мнения. "Песик" считает, что те, кто называют его "песиком", не могут рассчитывать на то, чтобы получить от него хоть что-то. И если всего пару минут назад Лу мог бы предложить этому существу заплатить за его чай, в очередной раз попытавшись проявить небольшой знак внимания, то теперь он вряд ли готов ради этого выложить на стол лишний цент. Оно того не стоило. Поэтому Луи опускает почти пустой стакан на гладкую, хорошо отполированную поверхность стола. Сметает с нее раскрытой ладонью несуществующие крошки и, на манер своего вечернего гостя, склоняется к тому ближе, оказываясь практически лицом к лицу. Не отказывает себе в удовольствии рассмотреть незнакомца ближе. На зрение Дрэйк никогда не жаловался, но таки взгляд со стороны и взгляд прямой, близкий, это две совершенно разные вещи. Тонкие, эмоциональные черты лица собеседника кажутся ему привлекательными. Его манера разговора завлекающей, но несмотря на то, что в его компании ему было от чего-то спокойно, где-то там, глубоко внутри, вьется этот червячок сомнения. Он питается уклончивостью ответов, нежеланием говорить больше и странной театральностью ситуации в общем. Наверное, именно в этот момент Луис внезапно сравнивает гостя с одним из лесных пушных зверьков. И это могло бы походить на правду более, чем речи собеседника. - Песики - это грязнокровки, которые считают, что смешение видов и чистая волчья кровь убитая вирусом магии - это то, что природа посчитает нормой. Я же отношусь к категории чистокровных, не тронутых скверной оборотней, и не очень приемлю, когда меня сравнивают с нечистью, заполоняющей этот и без того загаженный мир. - Сказано не грубо. Приправлено легкой улыбкой в уголках губ. Словно как бы невзначай и между слов, обозначил, что такое обращение ему не приятно и будет лучше, если они избавятся от него в дальнейшем, если собираются построить действительно продуктивный и выгодный для них обоих разговор. - Меня зовут Луис. - Он отстраняется, возвращаясь в обычное прямое положение и складывает руки перед собой на столе в крепкий замок. Сцепленные пальцы - прямое доказательство того, что ему не особенно хочется раскрывать все карты (как он сказал, в них ему не везет) прямо сейчас, но таки стоило признать, что и собеседник не обязан ему ничем, пока волк и сам молчит. Отметим, что вечерний гость рассказал ему даже больше. Пусть умолчал о своей сущности, но не скрывая дал понять, что среди контрабандистов есть некоторая личность, которая его интересует. - Послушай. - Он выдыхает, расцепляет замок из своих рук и ладонью потирает гладко выбритую щеку. Старается выцепить из сумбура своих мыслей правильные слова и понимая, что не вывозит, просто допивает свой крепкоалкогольный кофе. - Завтра с этого причала отчалит баржа. На ее борту будет очень ценный для меня груз. - Он чуть склоняет голову и опирается локтями на стол, смотря прямо в лицо незнакомца. Сейчас главное ничего не упустить. Взгляд, реакция на слова, едва заметное движение бровей, тени залегшие в уголках губ. Да что угодно, что могло бы дать Луису понять об настоящем участии собеседника в этом деле. - Эти ублюдки продали мою маленькую племянницу как скот. И я даже знать не хочу, в какие руки она может попасть, если я сейчас приму неправильное решение. - Он ждет. Ждет хотябы отголоска понимания в глазах напротив и, возможно даже этого ему хватит для того, чтобы получить ту самую нить надежды на благоприятный исход этой истории. - Во мне сейчас столько злости, которую я стараюсь держать в себе, что она кипит, забирается мне прямо под корку мозга, - внезапно его настроение меняется, а правая рука указательным пальцем касается виска, наглядно демонстрируя слушателю, где именно концентрируется очаг его непреднамеренного срыва, - и заставляет меня прямо сейчас пойти туда и устроить там не просто "переполох", который повлечет за собой шум и суету. Я готов показать им, кого действительно нужно продавать как скот и устроить там настоящую скотобойню. Надеюсь, что их крови хватит на то, чтобы к утру окрасить весь порт Таунсенд в багрово-красный. И пусть это станет показателем их личного стыда за то, что укрыли под своим крылом мразей, возомнивших, что им дозволено распоряжаться чьими-то жизнями. - Он и сам не замечает, что до этого спокойный, сдержанный тон как-то сам собой переходит на несдержанный рык. Радужки обычно темных карих глаз, угрожающе блеснули красным в этом сумраке, освещаемом лишь слабым светом здешних фонарей, обозначая принадлежность оборотня к сильнейшим из стаи. Он бы мог пойти сегодня. Не дожидаясь, когда начнется погрузка. Но сегодня его шансы сводились к непозволительно критической отметке в сторону провала. В то время как завтра он может заручиться поддержкой самой луны. Ведь в завтрашнюю ночь она вступит в свои полные права и, несомненно, не откажет в помощи тому, кто был под ней рожден. - Злость. Она заставила меня приехать сюда. Обида выжгла во мне последние отголоски здравомыслия, а беспокойство настолько плотно засело у меня под ребрами, что мне сложно дышать. - И только теперь отводит взгляд от собеседника, трет руками лицо, сжимает зубы до боли в скулах и забирается пальцами в растрепанные ветром волосы. Наверное, выглядит весьма потерянно. Но, тем не менее, ему удается взять свои эмоции под контроль и вернуться, так сказать, в эту реальность. Где все еще темно, о занавес кафетерия снова бьется мелкий дождь, а его кофейный стакан уже пуст. - Поэтому, да, все мои вопросы имеют определенное значение. И твои ответы на них - тоже. Заканчивай юлить, хитрый лис. Чего ты хочешь от меня?

Со слов Лу мог показаться ярым противником смешения крови, но, на самом деле, относился к этому как-то двояко. Ему, по сути, было все равно кто кого ебет. Любовь - штука злая и непредсказуемая. Хотя, в случае самого Дрэйка, он, скорее всего, назовет подобное чувство проще. Привычка. Привязанность. Стадный инстинкт? Желание находиться рядом с тем, кто тебе приятен, а не с тем, от кого, например, воротит. И это нормальная потребность каждого организма. Каждого здравомыслящего существа на этой планете. А все вот эти вот красивые слова типа: сердечко сделало "дзынь", или "бабочки в животе", или еще че в этом роде, это от волка что-то совершенно далекое и не поддающееся его пониманию. Не спорит, он очень быстро привязывается к людям. Ему может быть достаточно всего одного вечера, чтобы пообщаться с кем-то и подумать о том, что он бы был не против видеться с этим кадром чаще. И чем чаще эти встречи происходят, тем больше в нем растет эта потребность занимать все время и внимание этого несчастного. Все отношения, что были в жизни Дрэйка - это цитадель собственничества и желания быть единственным в радиусе полутора метров. Партнеров он подбирал себе под стать. И все это безобразие, естественно, заканчивалось быстрее, чем успевало начаться. Многострадальная маман бралась за голову, отец лишь видел в старшем сыне себя. Но никто из них и не подозревал, что дела обстояли куда гораздо хуже, чем они даже могли бы и подумать. Лу - натура ветреная и непостоянная. Он охладевает к людям так же быстро, как привязывается к ним. Сегодня он может думать, что, да, он нашел то, что ему нужно. А уже завтра проснется с этим человеком в одной постели и решит, что заблуждался. Он живет из крайности в крайность. Точнее, жил когда-то. Ведь если раньше в его жизни имелся хоть намек на какие-то отношения, то теперь даже этот намек канул куда-то далеко в лету. Им тут даже перестало пахнуть. Как много в этой жизни может изменить один случай. Глупый такой. Когда-то он думал, что был влюблен, а все вокруг оказалось настолько лживым и ненастоящим. От пластилиновых улыбок, через быстро вянущие под проклятьем цветы и до сбитого в груди дыхания. Каждый раз, думая об этом, волк в отвращении кривит губы. Ему больше не хотелось. Ничего из этого. Очухавшись после проклятья, он просто решил, что ему это больше не нужно. Что держать людей на расстоянии - это так же нормально, как и умирать от бабочек в животе. Да и вообще, если вашу так называемую "любовь" вот так просто можно взять из неоткуда, сотворить из воздуха, из перхоти с вашей головы, из грязи из-под ваших ногтей и прочей лабуды, стоило ли оно того, чтобы воспевать ее в песнях и каждый раз делать удивленные глаза, мол, как это так, жить без любви? Совершенно обычно. Без проблем, беспокойств и лишнего геморроя на твоей и без того многострадальной заднице. Обиженный в юности Дрэйк, относился к этому "чувству" скептически и ровно. А рассказы о большой, сильной, красивой и невероятной не вызывали в нем ничего, кроме несдержанного смешка. Последствиями таких "любовей" и становились смешанные браки. По сути же, если призадуматься, чаще всего, в смешении кровей искали выгоду, экспериментировали и, временами, получали даже что-то годное. Урода, которого назовут новой ступенью эволюции, например. И Луиса радовало, что лично в его стае такое не практиковалось никогда. Он принадлежал к чистокровному роду. Все его предки были чистокровны и именно их он сейчас может благодарить за то, что родился таким. Другие же вольны делать то, что хотят. Его волнует только чистота его личной крови.

Рейнард, а именно так представился незнакомец Луису, принимает правильное решение. Он начинает говорить с ним не сразу же после того, как волк разразился злобными речами. Дает ему время остыть. Лу - личность очень вспыльчивая. Но отходит он так же быстро, как и вспыхивает. Если вокруг не остается внешнего раздражителя. Злость внутри него все еще кипит. Но здесь нет тех, кто являлся ее катализатором, ведь его собеседник вовсе не при чем. Он лишь подкинул масла в огонь, довольно виртуозно заставив оборотня рассказать хотябы часть того, что он хотел знать. Заставил вспомнить, насколько тот... обижен? Да, пожалуй, так. Он надеялся, что когда выйдет на контрабандистов и найдет у них свою девочку, дальше все пойдет гладко. Ведь Дрэйк готов был отдать за нее все, что было на его банковском счету. Деньги не так важны, когда дело касается родных людей. Но ублюдки отказали ему чисто из вредности. Они засмеяли оборотня уже тогда, когда он в одиночку явился к ним во временное убежище и попросил "аудиенции с королем". Пустили его, наверное, тоже ради забавы. Волк пришедший на переговоры без стаи. Либо дурак, либо одиночка. Луис включал в себя оба этих определения. Стая была ему родной и чужой одновременно. Он, как белая ворона. Чужая, уродливая, с предательской мордой. Они - все еще семья, одна кровь, дорогие люди с искаженными лицами. И эта девочка, маленькая, пока еще совсем беззащитная. Как они вообще это допустили? Как могли потерять ребенка? Самое дорогое, что только у них есть? На кого Луису стоило злиться больше? На родителей, которые не смогли уследить за щенком, или на уродов, которые таковыми уже были рождены? А, может быть, на себя самого? Потому что снова не оказался рядом в нужный момент? Потому что слишком часто покидал родной город? Нет не спорит, он не может уследить за всем и сразу. Не исключено, что подобное могло произойти и при нем, но... Все равно. Что было бы? Что могло бы быть? Извечные вопросы, когда ты совершаешь какие-то косяки. Сейчас это уже не важно. Гораздо важнее, что мирные переговоры пошли по пизде. И теперь он зол на все и всех еще больше, чем был зол до этого. Поэтому старается дышать глубже. Рей спросил: что он почувствовал в его запахе? Спокойствие. И сейчас Луис смотрит на него с малой долей какой-то даже надежды. Может быть, они действительно преследовали хотябы близко идущие друг к другу цели? Может быть, это молчание со стороны нового знакомого - не всего лишь попытка придумать какую-нибудь красивую историю, чтобы, в последствии, все перевернуть в свою сторону. Ведь обычной эмпатии мало для того, чтобы начать разбираться в людях. И, что кривить душой, как раз таки в них волк разбираться и не умел.

И, тем не менее, собеседник таки идет на нормальный контакт. Это уже не может не радовать. То, что Рейнард внимает его словам и перестает разговаривать намеками - уже хорошо. Намеки, впрочем, были понятны Дрэйку, но почему-то когда беседа шла в таком закрытом ключе, это раздражало волка. Заставляло искать подвох и постоянно думать о том, что он может рассказать этому мужчине, а что нет. Что может дать ему в ответ собеседник и может ли он быть опасен. Настолько ли опасен, что Луис не смог бы с ним справиться? - Я один. - Нет смысла врать и говорить, что привел за собой кого-то из стаи. Пусть Рей даже может подумать, что он одиночка. Это может помочь отсеять такие простые наводящие вопросы как: "Почему?" и "Придет ли кто-то еще?". Прикрывается? Нет. Он с самого начала решил действовать один и подвернувшийся ему по интересам человек - это большая удача. Учитывая, что тот говорит, якобы его вид - редкость, значит он прожил на этой земле ни одно столетие и, скорее всего, относился к демонической сущности. Какие силы может таить в себе это существо - пока еще загадка. Но Дрэйк сдается. На какое-то время. Напирать еще сильнее и вынуждать рассказать все и сразу - не лучшая позиция в этой ситуации. Пока ему достаточно того, что он слышит. И если они решат сойтись на сотрудничестве, тогда уже пойдет совершенно другой разговор. - Чтобы попасть к ним на склад, достаточно сдать оружие и сказать, что ты пришел поторговаться. Только торговаться с тобой там никто и не будет планировать. Они допустили ошибку, когда впустили меня туда просто ради смеха. Они молоды, самонадеянны и глупы. - Собственно, как и сам Луис. Но он, в отличие от них, хотябы признает это и здраво оценивает свои силы. - Я мог бы рискнуть и попытаться забрать щенка сразу, но не стал этого делать. Устроив там небольшой спектакль, я "пощупал", что могут их маги. Элементальной магии я не почувствовал. Не угодить под какое-нибудь оглушающее проклятье будет проще чем сбежать, когда под ногами у тебя все горит. - Пожимает плечами и в немом предложении пододвигает пальцем тарелку с пончиками поближе к новому знакомому, намекая, что поделиться не против. Особенно теперь, когда его стакан пуст, а к еде он так и не притронулся. Кусок в глотку не лез. Но, наверное, не отказался бы выпить баночку пива. - Пара оборотней, несколько магов, несколько вампиров. Трое охотников, если смотреть на их обвес. Даже люди, но они, скорее для массовки. Возможно даже под внушением. Больно молчаливые. Либо ссут и ждут отработки легких денег, либо говорить им было просто не приказано. Одно из двух. - Компания там собралась разношерстная и Дрэйк на самом деле удивлен, насколько деньги правят этим миром. Вечно ненавидящие друг друга, противоборствующие и враждующие, готовы объединиться на какое-то время для того, чтобы сбить побольше зеленых. Не факт, что после удачной перевозки они не перегрызут друг другу глотки за общий банк, но это последнее, что волнует Лу. Сейчас он усмехается на маленькую претензию со стороны Рейнарда и поднимает взгляд на затянутое дождливыми тучами ночное небо. - Завтра полнолуние. Я не увидел смысла рисковать сегодня. - И две молодые Беты в охране его мало волновали. О них даже не придется пачкать руки. Они сами выпрыгнут за борт, едва почувствуют рядом присутствие враждебного Альфы. Потому что его внушение в эту ночь вряд ли переживут оба, даже если напрягут свои булки до хруста штанов. - Если нужен кто-то из вампиров, тебе придется идти со мной и указать на него пальцем. Потому что у меня вряд ли будет время и шанс разбираться кто есть кто. Я не слаб, но в некоторых вещах все еще неопытен. Переоценивать свои силы - значит подписать себе смертный приговор. Не исключено, что я мог закончить все сразу, сегодня. Но даже самому сильному свойственно оступиться. Я бы хотел заиметь преимущество и избежать этого. - Он готов рискнуть собой, но не готов рисковать будущим своей маленькой племянницы, ведь если он провалится, есть вариант, что стая, даже имея некоторую информацию на руках, может просто не найти ее потом.

Сколько в этом мире людей, столько и мнений. Луис с легкостью мог сказать, что срать он хотел на мнение всех и каждого его окружающего. Особенно на тех, кто называет его легкомысленным и податливым. Кто говорит, что он слишком открыт для незнакомцев и что при такой "профессии" для него это глубокая, зыбкая, безвылазная яма дерьма. Его жизнь, его манера общаться и он волен делать то, что хочет. Ему проще сказать что-то напрямую и сразу, нежели ходить вокруг да около темы битые часы и так ни к чему и не прийти. Как много среди людей тех, кто может открыто выражать свое мнение, не боясь, что его осудят? Два-три человека? Открытый человек – это редкость для нынешнего времени. Люди привыкли скрывать свои мысли и чувства. Из-за этого в мире все меньше откровенности и все больше фальши. Настоящие люди перевелись, потому что каждый желает нацепить на себя тысячи масок. Придумать себе другую жизнь. Скрыться от окружающих. Извечный цирк уродов на выезде. Лу часто присматривается к своему окружению и нередко задумыается: а до конца ли они с ним откровенны? Луи - это кадр, который живет так, как он хочет. Говорит то, что думает и делает то, что хочет, иногда даже не помещаясь со своим "я" в допустимые рамки приличия. Он совершенно не боится осуждения и недопонимания. Не переживает о том, что о нем скажут близкие, друзья, родственники, соседи. Зато, от тысячиликих ты никогда не знаешь, что ожидать. Сегодня они одни. Завтра другие. Послезавтра вообще смешались с толпой и скрылись куда-то в неизвестном направлении. От таких, как Лу, ты никогда не дождешься предательства. Он привык отвечать за каждое сказанное слово. И не будет прятаться за отговорками даже если накосячил. Он - открыт. Он виден. Не затеряется в толпе как мышь. Ему нравится говорить. Ему нравится слушать. Ему нравится находить новых знакомых и заключать выгодные сотрудничества. И сейчас перед ним сидит человек, который на это сотрудничество намекает совсем недвусмысленно. Могло бы так произойти, если бы Дрэйк до сих пор мял яйца и отвечал загадками на загадки своего нового знакомого? Наверняка, они бы до сих пор ни к чему не пришли. Так, мать его, простите, зачем весь этот маскарад?

Рейнард говорит Луису, что тот многое успел подметить. А как иначе? Едва ли он понял, что сделка вряд ли состоится, сразу же начал оценивать свое положение. Нельзя было со сто процентной уверенностью сказать, что на транспортировке "груза" будут те же самые люди. Что их будет в таком же количестве. Что они будут в том же "качестве". Кто знает, может быть, для такого важного дела пригонят шишек покрупнее. Такой вариант тоже нельзя было исключать. И это будет еще более невыгодно волку. Но даже при таком раскладе, он, все равно, был готов рискнуть. Каждое дело всегда требовало определенных рисков. Даже если ты идешь на кражу в абсолютно пустой дом, ты никогда не можешь быть на сто процентов уверенным, что там точно никого не будет. Что хозяева уехали все, что они не привезли кого-то на охрану. Что дом не напичкан огромной охранной системой и тебя не вдарит чем-нибудь, едва ты перешагнешь через его порог. Наблюдательность - прекрасная ачивка. Даже сейчас. Но, признаться честно, Дрэйку кажется, что он что-то упустил. Когда? Как и почему? Только что он придвигал к своему новому знакомому тарелку с пончиками и был совершено уверен, что точно заказывал именно пончики. Три, гребаных, ванильных пончика, посыпанных мелкой, сладенькой сахарной пудрочкой. Почему сейчас в руках мужчины он видит круассан? Дрэйк моргает. Смотрит за тем, как Рей откусывает от угощения кусочек и недоумевает. Еще раз моргает, еще, и еще. Думает, что это просто наваждение, игра теней, его собственное помешательство на фоне бессонных суток, но, нет. Сладость выглядит более чем натурально, сыпет крошками легкого пористого теста и соблазнительно показывает свою сливочную начинку. Опускает взгляд на небольшую тарелку. Какое-то время смотрит на нее, переваривает. Нет, он не ошибается. Возвращая взгляд к Рейнарду, не ошибается. Этот жук... Этот лис, дурит его? Или дает таким образом неоднозначный намек на свою принадлежность? Типа я не скажу ничего, но ты присмотрись получше и, может быть, разгадаешь эту загадку сам. Кажется, Луис думал о том, что не любит, когда ходят вокруг? Думал, что ненавидит загадки? Как оказалось - не все. Такие были ему по-нраву. Загадки, в которых давались хоть какие-то подсказки. Биться в глухую стену - не его вариант. Но если кто-то по собственному желанию вот так вот ненарочито подкидывает ему пищу для размышления, то, почему бы и нет? Это вызывает улыбку на губах Луи и он даже выходит из своей съежившейся позы, снова наклоняясь чуть вперед и проявляя к собеседнику интерес. Такие, как он, встречаются редко, да? Интересно. - Не сказал бы, что задача будет легкой. - Он отвлекается на прибежавшую к их столику официантку, и думает, что та пришла сказать, что заведение закрывается, но, нет. Она робко спрашивает, не принести ли им что-нибудь еще и Луис чисто для себя заказывает бутылку, внезапно, безалкогольного пива. Набираться перед завтрашней вылазкой - такой себе вариант. Если дело пройдет более менее гладко, он, возможно, даже пригласит нового знакомого отметить это дело. Но это все потом. А сейчас, дожидаясь когда девушка уйдет, продолжает. - Таким составом они были сегодня. Неизвестно кто там будет завтра. - И Дрэйку нравится, что Рей так просто начинает употреблять это обобщающее "нам". Значит Луи удалось если и не войти к нему в доверие, то хотябы расположить к себе. Это "мы" обозначает, что новый знакомый готов с ним сотрудничать. И волк снова думает о продемонстрированном ему круассане. Это была иллюзия? Мир полнится причудеснейшими существами, но встретить кого-то с такими навыками... Это невероятная удача. Теперь, главное - не спугнуть. Не сболтнуть лишнего и не отвернуть от себя потенциального союзника. Если Дрэйк правильно истолковал увиденное, то иллюзионист в его компании - это сто процентно выигрышное дело. Никто, конечно, не отменяет подводные камни, но если люди вокруг будут отвлечены на что-то, то ему куда гораздо легче будет по-быстрому со всем разобраться. Если нет сторонних раздражителей, если никто не будет сопротивляться... что может быть проще вообще? Это как отобрать конфетку у ребенка и сожрать ее при нем же. Но... Снова это "но". Не стоило обнадеживать себя. Сильный союзник всегда может стать твоим сильным врагом. Луи не знает о своем собеседнике ничего, кроме того, что тому нужен какой-то вампир. Тем более, напрашивается еще один вопрос: если Рейнард обладает возможностью контролировать чужое сознание, почему он сам не пошел туда? Зачем он нашел оборотня? И чем Лу больше закапывался во всем этом, чем больше пытался найти какую-то связь, какие-то лазейки, тем больше запутывался и не понимал. - Великолепно-романтично. Любишь красный цвет? Я - не очень. Но почему-то мне кажется, что завтра мое мнение изменится. - Вторит этой заискивающей улыбке. Совсем нетонкий намек на широкие обстоятельства. Но намекать тонко он не умел. Разве не так?

Рейнард говорит, что им может удаться пройти незаметно. Но... Лу с ним не согласен. Он не собирался проходить незаметно. Он собирался пройти так, что едва ли его нога ступила на палубу, корабль наполнился криками. Чтобы каждый из этой шайки-лайки был сразу же осведомлен, что это его последний день на этой гребаный земельке. Дрэйк не собирался проходить мимо кого-то. Он собирался убивать. Одного за другим. Хотелось бы медленно, с оттяжечкой. Но, к сожалению, ему в любом случае придется работать быстро. Заткнуть каждого не получится. Он ни раз слышал, в каком отчаянии кричит человек, понимающий что вот-вот умрет. Кричит от боли и своего убого отчаяния. И завтра он планировал получить от этого удовольствие в максимальной дозировке. Потому что так зол волк не был еще никогда. Он прекрасно запомнил их лица. Отвратительные, скользкие, смеющиеся. Совершенно неожидающие, что сегодняшняя дождливая ночь - их последняя ночь. Романтика, да? Кто-то мог бы завернуть красиво и сказать, что само небо плачет за их души. Но, нет. Небо плачет всего за одну душу. За душу самого Луиса Дрэйка. Потому что, то он собирается сделать, нельзя будет замолить ни в одной церкви этого мира. Ни в одной религии и ни одному богу. Но он не будет расстраиваться, потому что ему просто все равно. За свои грехи он рассчитается потом.

Как услужлив собеседник. Он снова демонстрирует чудеса своих фокусов, но теперь Лу реагирует на подобное более приземленно. Он открывает бутылку принесенного ему пива и по привычке чуть склоняет голову, рассматривая созданную перед ним фигуру вампира. - Я видел его на складе. Ничем не примечательный. Отсвечивал по-минимуму и делал вид, что вообще не при делах. - Вроде бы, он не ошибался. - Не могу сказать точно. Я не особо на всех засматривался. Но я понял. Постараюсь не оторвать ему башку. - Смеется сдержанно, наконец, прикладываясь к бутылочному горлышку. Еще какое-то время он просто смотрит на воссозданную по образу и подобию иллюзию, давя в себе желание приблизиться и присмотреться. На самом деле, было такое ощущение, что вампир вот-вот с ними заговорит. примет участие в их незамысловатой беседе и возможно даже украдет с тарелки пончик. Слишком уж ушло выглядел. Словно гадкая крыска, пробравшаяся к ним сюда и желающая нагадить прямо под столик. - Его можно потрогать? Он не кусается?

Вообще, Рэй говорил разумные вещи. Зачем тем, кто всем заправляет, самому заниматься таким грязным делом как погрузка? Если Лу правильно понял, ребенок на барже будет не один. Но это всего лишь догадки. Он не видел тому никакого подтверждения. Ни контейнеров, ни списков, ни самих детей. Просто пытался думать логически? Ведь зачем организовывать целое грузовое судно? Хоть и небольшое. Одного щенка можно было бы вывезти и на катере. Таким образом они привлекли бы к себе меньше внимания. Ми-ни-маль-но-е. Так же стоило подумать и об их словах. Они сказали: "товар". Никто не обозначил конкретно: "щенок", "девочка", "волчица". логично было предположить, что и в общем, совершать сделки по одной им просто не выгодно. на барже, скорее всего, имелись и другие дети. Может быть, ни только дети. Может быть, ни только волки. Находясь на складе Лу не почувствовал никого, кроме тех, ко находился вместе с ним в помещении и чуть поотдаль. Поэтому на ящики, контейнеры, или прочую лабуду было либо наложено блокирующее заклятье, либо "товара" там просто не было. Товар... Как это отвратительно звучит. Когда наши жизни настолько обесценились, что живые, чистые души, уходили с аукциона за бесценок? Почему Лу называет такие баснословные деньги "бесценком"? Да потому что считает, что нет такой суммы, за которую можно было бы купить живое существо. И не важно, человек это, вампир, оборотень, да, черт подери, даже маг! При всей своей, мягко говоря, огромной не любви к творящим волшебство, даже они этого не заслуживали. Черт, это сложно. Объяснить сложно. Луис мало походил на поборника добра. Он крал, убивал, нет, не насиловал, но делал вещи и пострашнее. И даже не смотря на то, что его семья веками сохраняла традиции блюстителей закона, сам он действовал постольку поскольку. Он носил полицейскую форму, задерживал преступников, если в этом появлялась какая-то сверх необходимость и проявлял настоящее участие. Как мог! И никто, вроде бы, не жаловался. Но, определенно, пожаловался бы, если бы знал, чем именно занимается один из глав семей в свой досуг. Но ни в этом суть. Суть в том, что даже такой человек, в каком-то роде двуличный и пофигистичный ко всему этому делу, не пожелал бы никому такой же ситуации, в которую он сейчас попал сам. Он не хочет знать, что сейчас происходит на корабле. Не хочет знать, что сейчас чувствует его маленькая девочка. Потому что, совершенно точно уверен, если она не находится в отключке, ей сейчас очень страшно. А ее любимый дядя сидит тут, потягивает пиво в сомнительной компании и никуда не торопится. Потому что боится ошибиться. Но так ли это на самом деле? Если бы слишком уж боялся, стал ли вообще бы вести беседы с незнакомцем? Ииии... в каком-то роде, надеялся ли бы на его помощь?

- Мы, все равно, не можем знать. - Отрицательно качает головой. - Лично я склонен рассматривать любые варианты. - У него, собственно, не было выбора. Сейчас стоит сожалеть о том, что он не посчитал всех точнее. Что он не смотрел внимательней. Что в очередной раз эмоции просто взяли над ним верх и он психанул. Хотя, мало что бы поменялось, если бы он вел себя спокойно. Племянницу ему бы никто не отдал. Больше информации он бы не раскопал. Что есть то есть. Ни больше ни меньше. Поэтому он будет разбираться с тем, что имеет. А имеет он не много. Всего лишь то, что видел и то, что может увидеть еще раз. План. Дрэйк постукивает по закрытому блокноту пальцами и шумно вдыхает. Этот парень... его не слушал? Или его слова как утверждение? Да, Луис собирался на баржу завтра. Сегодня он не пошел туда только по паре причин. Стоило ли их озвучить, если одна из них уже мелькнула в их разговоре? Наверное, все-таки, да. Если их разговор плавно перетек в русло будущего сотрудничества. Дрэйк же ничего не путал? Он правильно понял нового знакомого? - Они сказали, что транспортировка завтра. Я мог бы не тянуть. Но, повторю еще раз: Они выбрали не лучшее время. Завтра - полнолуние. И, вместо того, чтобы спешить и увеличивать вероятность положить там свою голову, я решил воспользоваться преимуществом. - И преимущество его будет настолько велико, что, возможно, ему даже не придется тащить с собой оружие. Оно будет только мешать при обращении, если в нем возникнет необходимость. А вероятность этого слишком велика. Все-таки, как бы он не был силен в своем человеческом теле, волк - это зверь. Сумасшедший, неудержимый, жаждущий крови и своих собственных клыков в податливой горячей еще плоти. Голодный и чертовски злой. Оттого и опасный. У этого зверя, в отличии от человека, не было тормозов. Ему нельзя было заглянуть в глаза, рассказать о маленьких детях, которые ждут своего отца-убийцу дома и растопить холодное волчье сердце. Он просто не позволит это сделать. Потому что в нем самом жажды убийства не меньше, чем в самом двинутом, самом слетевшем с катушки маньяке. - Мне кажется, контрабанды на складе нет. - Не замечает, как сам начинает называть существ контрабандой. Может быть, ему так проще обобщать? - Я не почувствовал ни присутствия, ни запахов отличных от тех, что были рядом со мной. Охрана за складом - не в счет. Я видел их еще до того, как вошел. - В своей памяти Луис может воспроизвести десятки запахов. Может быть, и сотни. Проблема заключалась лишь в том, что он стремился запомнить и что стремился забыть. Люди со склада нужны ему только до той поры, пока он не перегрызет им глотки. Потом его память очистится и позволит запоминать что-то еще. Но, например, сейчас он с легкостью может вспомнить запахи каждого из членов своей семьи. Любого другого дорогого ему человека. И не только. Самое ощущение присутствия. Энергетика. Походка. Обычные шаги могут рассказать ему, кто хочет окликнуть его со спины. Сейчас, в очередной раз присматриваясь к человеку перед собой, он думает о том, что его запах особенный. Особенный, потому что чувствует такой в первый раз. Поэтому он отложится в памяти на совершенно другой уровень и будет узнаваемей, пожалуй, всех остальных. Как часто для Дрэйка кто-то оставался "особенным"? Таковых он не припомнит. Брат не в счет. Он - родная кровь. Этот же "лис" (именно так окрестил Лу про себя этого человека), не приходится ему никем. Но на данный момент является значимой фигурой. Он должен запомнить все. От заискивающих взглядов, мягких движений и до размеренного дыхания. Если они собирались сотрудничать, Луи должен научиться чувствовать, даже не смотря в его сторону. Но времени у него было на это непозволительно мало.

- Ооооуууу. - Лу смеется. Громко, открыто и искренне. Его действительно забавляет, как реагирует на него иллюзия и волк даже на инстинктах одергивает руку. Вообще, если Дрэйк хочет кого-то трогать, он, обычно, не спрашивает. Чужие границы? Что это вообще такое? Он их не видит. А что не видит - того нет. Если в нем возникает желание, он может касаться человека так, как того захочет сам, а ни как то ему будет позволено. Переходить границы ему запрещают ни моральные принципы. Те у волка отсутствуют. Напрочь. Единственное, что его может остановить в этом желании - это банальный страх отпугнуть. Но если ему удалось увидеть в этом отказе тень сомнения или слишком слабое сопротивление.... Это как сигнал к продолжению. Может быть, и не к незамедлительному, но точно постепенному. Лед треснет, рано или поздно. Всегда трескается. - Последний вампир, который сказал мне, что желает моей крови остался без языка. - Как бы между прочим подмечает, делая глоток из бутылки. - Я откусил его. - Вообще нисколько не гордится своим поступком. Но, знаете, вынужденная мера. Кровосос подумал, что может позволить себе лишнего, а волк объяснил ему, что с ним это так не работает. Не работает даже если оборотень по своему собственному желанию был немного соблазнен. Не работает, даже если они уже почти были в койке. Одеться и вытолкнуть из своего суточного номера истекающего кровью говнюка - вообще дело плевое. Пусть скажет спасибо, что он не задушил его в своих крепких объятьях до красиво так хрустнувшей шеи. Заживать пришлось бы дольше, чем отращивать кончик языка. - Хорошо, что при нашей встрече он был молчалив. - Вообще, любое кровопускание вызывало в нем приступ неконтролируемого гнева. Сама мысль о том, чтобы поделиться своей кровью с вампиром не укладывалось у него в голове. Это... Что-то такое постыдное... До неконтролируемых мурашек по телу. Это неприятно, против природы и вообще незаконно. Чужих границ Луис Дрэйк может и не видел. Но свои обозначал четко. Особенно в таких случаях. Совершенно недопустимых. И Словно под тяжелым взглядом Луиса иллюзия рассеивается. Внешний раздражитель уменьшается. Хорошо, что Луи решил не налегать на алкоголь. Спиртное делало его менее подконтрольным.

- Не уверен. - Пожимает плечами. - Но я и не уверен, что она и на данный момент в безопасности. Я всего лишь надеюсь, что они в курсе, что за порченный товар платят меньше. Либо не платят вообще. - Губы поджимает. Ему не нравится куда ушел разговор. Но таки новый знакомый прав. Что если ублюдки решат воспользоваться этой слабостью? Если вдруг кто-то решит угрожать жизни его маленькой девочки и попытается им манипулировать? И "лис" вовремя задает свой прямой вопрос. Наконец-то, прямой. Пожалуй, первый за этот вечер. Сотрудничество выходит на новый уровень? Но он все еще молчит о своей сущности. Столь ли она важна теперь? Минимально он знает с чем имеет дело. И это, в какой-то степени, даже пугает его. Дрэйк, так же - в первый раз за этот вечер, молчит. Потому что иллюзии перед ним выглядят настолько реалистично, что даже он бы не смог отличить оригинал от подделки. И еще куда хуже то, что подделки просто не имелось. Существо сидящее перед ним творило свои иллюзии из ничего. Ему не требовалось никакой подмены, запах которой можно было бы почувствовать сквозь обман зрения. Иллюзия имела свои запахи. Иллюзия имела исходящее от нее тепло. Иллюзия полностью меняла визуал их вечера и Луи берет паузу чтобы подумать. Но, по итогу, только делает вид, что думает. Он уже все решил. Сказать: у него нет выбора? Выбор есть всегда. Пока над тобой не забили крышку осинового гроба, выход всегда найдется. Он мог просто отказать и уйти. Но вместо этого, волк допивает свое безалкогольное пиво и прячет блокнот в карман. - Ты нужен мне, чтобы не допустить этого. - Возвращаясь к разговору о племяннице, с помощью которой Луисом могли бы манипулировать. - Со всем остальным я разберусь сам. -  Он чуть приподнимает рукав своей кожанки, чтобы опустить взгляд на наручные часы и отметить, что уже почти полночь. Ровно через сутки, в это же время, он поднимется на борт грузовой баржи и будет ли с ним рядом этот человек, покажет уже завтрашний день. Наверное, на этом их разговор был завершен. Дрэйк поднимается из-за столика, салютует смотрящей в окно официантке купюрой значительно превышающей стоимость его сегодняшнего заказа и пожимает протянутую ему руку. Пожалуй, там хватит, чтобы оплатить и его вкусности и чай собеседника. Еще останутся чаевые, естественно. Ведь он еще заранее решил, что девочка их заслужила. - Ты очень опасен, Рейнард. - Придавливает бумажку пустой бутылкой, чтобы ее никуда не утянул ветер. - А я, видимо, слишком глуп, чтобы оценить эту опасность в полной мере. - Или, нет? Одна сторона его подсознания буквально кричала о том, что если нынешний союзник решит повернуться к нему филейной частью, то та массовка, что будет завтра на барже, покажется ему детским садом по сравнению с тем, какие игры может ему устроить "лис". - Но и я завтра буду уже другим. - Лу улыбается. Это не угроза, это не предостережение, это не намек на то, что он сможет стать сильней иллюзиониста. Сказано ради того, чтобы хотябы немного уверить собеседника в том, что с его помощью удача будет точно на их стороне. Что он сможет дать ему то, что тот желает без каких-либо проблем, если Рей приложит к этому минимум своих усилий. Ему не придется марать свои руки. Пусть считает это взаимной выгодой. Ведь не гоже губить такое прекрасное пальто.

Быстротечность времени, порой, играет всем нам на руку. Будучи детьми, мы, например, всегда ждем Рождества. Время подарков, время семейных посиделок, время добра и чудес. Кто из вас никогда не любил украшать дом, наряжать высокую пахучую сосну и каждый раз гадать: что же в этом году тебе принесет Санта? Попадется ли он в этом году в твою ловушку и сможет ли рассказать, как всего за одну Рождественскую ночь, он умудряется успеть разнести подарки по всем домам этого мира? Запах хвои, мандарин, медленно прогорающих дров в камине и тепло родительских рук, заботливо накидывающих на тебя шарф. Ждем-ждем, а потом просто моргаем чуть дольше чем обычно, и, все. Зачастую эта быстротечность заставляет нас грустить, печалиться о том, что было упущено, что осталось в прошлом и на что, возможно, уже не хватит сил в будущем. Твое прошлое увеличивается, будущее сокращается и оглядываясь назад, ты понимаешь, что, все. Не будет больше мандарин и теплых родительских рук. Не будет больше ожидания чуда и ты давно не веришь в Санту. На дворе уже двадцать первое декабря, а на тебе все еще нет теплого шарфа, потому что сам ты о себе не особо заботишься, а кого-то другого для этой святой миссии все еще не нашел. Жалел ли о чем-то Луис Дрэйк? О многом. Но сегодня это все как-то само собой уходило на второй план. И единственное, о чем он может сожалеть в данную минуту, это о том, что полнолуние бывает всего раз в месяц. Всего одна ночь. С точки зрения астрономии, полнолуние - это фаза Луны, при которой Земля находится практически между Солнцем и Луной. При этом кажется, что Луна светит ярче обычного. Дело в том, что при наблюдении с Земли никто не видит теней на Луне в момент полнолуния, а значит, она кажется более освещенной. У Лу точки зрения астрономии нет. Ему не нужно видеть луну, чтобы сказать, что она ярче солнца.

Он пришел в небольшую парковую зону прямо у залива еще около семи вечера. Даже не думая о том, что со временем, когда нормальные люди в такую ненастную погоду рассосутся по своим домам, ему уже больше не удастся затеряться в общей массовке. Он будет выглядеть, как минимум странно и подозрительно. Проходя мимо широкого пирса, оборотень видел как прибыла баржа, как оттуда вышло несколько людей, которые направились в сторону небольшого склада и решил дождаться. Ждал волк не погрузки. Ждал, когда луна полноправно вступит в свое лучшее положение и едва ли время приблизится к полуночи, он почувствует внутри себя нечто странное, эйфоричное и совершенно неконтролируемое. Луна вызывает прилив эмоций, обострение чувств и мыслей. В полнолуние оборотни становятся предельно откровенны с врагами и теми, кого они недолюбливают. Вот уж когда вы услышите все, что о вас думает волк. И все будет правдой. Врать в полнолуние Луис просто не умеет. Его переполняют истинные ощущения, мысли, интуитивные подсказки и обостренное шестое чувство. Это не свет разума, которого у волка не имелось как такового. Это полнота чувств, сил и собственной потери контроля.

Слишком медленно. Вопреки прошедшим суткам, сейчас минуты растягиваются в бесконечные часы. Луи проводит влажным языком по пересохшим губам и тянет их в улыбке, чувствуя, как ему катастрофически перестает хватать воздуха. Да. Грудную клетку, будто в тиски железные сдавило. Он дышит через раз, старается выровнять этот темп, но у него не получается. Адреналин бьет в кровь, смешивается с внезапно пробившей его дрожью и они в своем прекрасном тандеме режут по венам горячим лезвием, растекаются по телу, оголяя нервные окончания, туманя рассудок и отбивая всякую возможность связно думать. В глазах слишком ярко. Свет уличных фонарей смешивается в одно тянущееся тонкой полосой где-то на уровне третьих этажей светящееся марево, оставляющее за собой длинный след вдоль смотровой площадки у залива, когда Дрэйк резко поднимается со скамейки. Он слышит музыку. Взглядом мутным и неясным всматривается в ее источник. То самое кафе, в котором они вчера встречались с... С кем? Разум испытывает помехи со стороны полного снятия тормозящих механизмов. И Лу сжимает руки в кулаки, чувствуя, как приятно покалывает кончики пальцев. От мороза? Нет. Совсем нет. Он фокусирует зрение на заведении и видит, как к нему возвращается четкость. Он видит все. Словно находится там, за столиком. Листает свой никудышный блокнот, смотрит на свои кривые рисунки и... Чувствует запах горьких ягод. Прямо здесь и сейчас. В тот момент, когда слышит как мягко произнесено его имя. В тот момент, когда ловит чужую руку в легком рукопожатии и отмечает про себя, что стоящий перед ним человек как-то отличается от того, которого он видел вчера. - Он уже прекрасен. - Ощущается по-другому. Даже на прикосновениях. Луи всматривается в его глаза и видит там то, что точно не видел вчера. Искренность? Никакого подвоха? Никакого желания юлить? И волк как-то неосознанно задерживает чужую руку в своих ладонях, отмечая, что кожа под собственным пальцами мягкая, гладкая, тонкая. В отличие от грубости рук самого Луиса. Приятная. Ему нравится. Внезапно возникает острое желание узнать, такая ли она на ощупь там, у ключицы, где шея плавным изгибом переходит в аккуратные плечи. Я верю тебе, Луис. Эти слова отдаются эхом в голове и у волка снова перехватывает дыхание. Когда он в последний раз слышал нечто подобное? В груди разливается совершенно непривычное ему трепетное тепло и Лу улыбается кончиками губ, нехотя, но осторожно выпуская чужую руку. Верил ли он сам своему спутнику на этот вечер? Если бы не верил, то, наверное, не пришел бы сюда. Он не заметил, как ноги сами привели его сюда из парковой зоны. Это было что-то совершенно бессознательное, на ощущениях и данных вчера обещаниях. Он готов. Был готов еще вчера. Но некоторые обстоятельства вынудили его дождаться сегодня. И теперь он ни о чем не жалеет, уж точно. Если контрабандисты выбрали для себя весьма неудачное время для транспортировки, прекрасно осознавая что им на хвост сел оборотень-альфа, то для самого оборотня-альфы это был шанс.

- Я хотел забрать тебя с собой. - Луи смотрит на охранную будку. Он знает, что там всего лишь люди. И, скорее всего, они не в курсе того, чем на самом деле на данный момент занимаются на барже. - В одном из баров моего родного города делают прекрасный домашний глинтвейн. - Его мало интересует, что еще перевозят вместе с живым товаром. Артефакты, конечно, это прекрасно. Он мог бы неплохо навариться. Но, в конце концов, волк пришел сюда не за этим. Безделушки - это всего лишь легкие деньги. Волк всегда успеет разжиться парой сотен зеленых, но таких вечеров, как сегодня, в его жизни может быть всего один на тысячу. - Я бы показал тебе лесные угодья Анакортеса. Ни один музей в Сиэтле не пойдет в сравнение с бесконечной лесополосой, когда вокруг - абсолютно никого. Ни единой души. - Он поднимает руку, присматривается к ней. Значит, охрана его не заметит? Как именно "лис" пользуется своими иллюзиями? Из чего их производит? Или он способен генерировать видения из ничего? Четкие, осязаемые. Словно настоящие. Он способен подменять реальность и заставлять людей видеть то, чего нет? На данный момент Дрэйк видит свою руку. Она здесь, она есть. Ее новый знакомый скрыл только от посторонних глаз. Но сам видимо, пытается увидеть, как раз, то, чего нет. Получилось так, что Луис больше никогда не будет в кругу своей семьи. Его отец отошел на тот свет, а мать ненавидит старшего сына так, как только может ненавидеть преданная однажды волчица своего самого злейшего врага. - Я не соврал, когда сказал, что один. - Этой же вытянутой рукой касается стекла охранной будки, убеждаясь, что человек за ним никак на него не отреагирует. И только после этого, бросая беглый взгляд на иллюзиониста, улыбается ему. - У меня нет семьи. - И сегодня это ощущается особенно остро. Ведь при другом раскладе он бы не стал заручаться помощью абсолютно незнакомого ему человека.

Луи проходит через охранный пост, оставляя собеседника позади. Он знает, что Рей пойдет за ним следом. Поэтому и не приглашает ступать за собой. Желательно, если он будет держаться в стороне. Наблюдать и помогать безмолвно, по мере возможности. Когда в этом возникнет необходимость. Почему-то даже не сомневался в том, что тот сделает все правильно, безошибочно, безупречно. Ведь именно так, как Рейнард, выглядит тот, кто не допускает ошибок. Кто думает наперед. Именно так, как Луис выглядит импровизатор, который не увидев на своем пути ни единого намека на трап, связывающий баржу и сушу, оглядывается по сторонам в поисках того, что могло бы за него сойти. Значит... Транспортировка уже окончена? Когда они планируют отплыть? Не хотелось бы в процессе оказаться где-нибудь посреди водоема и черт пойми на чем выбираться. На улице не май месяц. Вода холодная. Даже волк не сможет добраться до суши, если будет находиться от нее далеко. Его организм - не вечный двигатель с постоянно выделяемым в равной мере теплом. Он тоже имеет свойство переохлаждаться и обмораживать конечности. Но сейчас Луису не холодно. Ему жарко. В нем разгорается этот самый огонек, который был зачат еще вчера. Обида все еще неприятно скребет грудную клетку и он всем своим видом пытается показать, что спокоен. Но только ни тогда, когда выдирает увесистые доски с близстоящей платформы и кидает их как переход с суши на борт. Звук бьющегося дерева о палубу разносится в тишине глухим гулом. Луис знает, что рядом с ними уже находятся два волка. И он бы ни в коем случае не дал Рею подняться на борт первым.

Две пары озлобленных волчьих глаз направлены в его сторону. Они бегают с его фигуры и всего на короткое мгновение за его спину. Дрэйк не боится. Он спокоен. Но через плечо оборачивается, чтобы заметить поднявшегося за ним "лиса". Они... не видят его? Но, определенно, чувствуют. Впрочем, это не важно. Луис присаживается, склоняет голову и прищуривается, даже не дрогнув, когда две клыкастые пасти оскалились, предупреждая, что дальше чужаков никто пускать не собирается. Но... Господибоже, как же насрать. - Стыд. - Дрэйк проводит пальцами по дощатому полу, будто прислушиваясь, - Стыд - это то, что должно было заставить вас уйти сразу же, как только вы увидели меня вчера. - Стыд перед родной кровью за то, что они посмели продать своего за зеленые бумажки. Стыд за то, что будучи волками, они опустились так низко. - Пошли вон. - Сам Луис Дрэйк был не из тех, кто будет убивать своих. По крайней мере, если те вовремя где-то нароют мозги и поймут, что им - бетам, вряд ли потягаться с альфой, даже если их двое. Даже если сегодня полнолуние. - Пошли. Вон!

Первым не выдерживает тот, что на вид казался моложе и слабее. Едва Луис повышает тон, он сдается и отступает. Второй же оказался глупее. Дрэйк успевает подняться перед тем как зверь спружинивает на мощных лапах, в желании сбить чужака с ног. И эта ошибка станет самой большой ошибкой в его жизни. Лу видит все. От опасного блеска в волчьих глазах напротив до широких полос, оставленных звериными когтями на прогнивших половицах. Он быстрее и без особого труда перехватывает рукой волчью пасть, сжимая ее верхнюю часть с такой силой, что пес едва ли может сомкнуть от боли челюсти. Волчий вой срывается на щенячий писк. Он режет по ушам и заставляет давить еще сильнее. До тех пор, пока кость в ладони не треснет, а зверь грузно не опустится на палубу, сорвано скуля от боли. Кровь на руке Луиса не только чужая. Чужой клык разорвал ему связки между большим и указательным пальцем. Но он склоняется над псом не для того, чтобы совершить акт возмездия, но для того, чтобы избавить того от мучений. Закон джунглей? Сильный побеждает слабого. У него был шанс, а Дрэйк не любит повторять трижды. Еще вчера он решил, что сделал свой выбор. Выбор без сожалений и пообещал, что с корабля никто не уйдет живым. Печально, что первый, кому он ломает шею - волк. Но волк-предатель, что не жалеет щенков из чужой стаи. Возможно, тот кому он дал уйти, расскажет таким же неверным, что так делать некрасиво и безнаказанным сможет уйти только настоящий счастливчик. Перевоспитает в них какие-то убеждения, заставит задаться другими целями. А пока Луи дернет звериную голову, не без удовольствия отметив как упоительно хрустнули чужие шейные позвонки и снова поднимется, чтобы стащить с близстоящего ящика еще в самом начале подмеченные большие кованые корабельные клещи. Проход вглубь баржи свободен. И он молча толкнет рукой двери, так же не приглашая своего спутника за собой. В этом не было никакой необходимости. Запах лесных ягод он чувствует отчетливей, чем запах чужой крови на своих руках. И только это сейчас держит его, не дает сорваться на бег. Он идет неспеша, вспоминая свой кривой план, прикидывая, какие именно из этих помещений могли быть грузовыми, а какие относились к общим комнатам персонала. Он наведается в каждую из них, если в этом возникнет необходимость.

Небольшое Рождественское чудо...
Луи чуть раздраженно ведет плечами и поправляет на себе куртку. Сегодня он будет тем, кто эти "чудеса" принесет в чьи-то семьи. Станет тем, из-за кого кто-то так и не дождется своих мужей и детей домой. Ни сегодня, ни завтра, ни к Рождеству. Никогда. И как бы смешно и неправдоподобно это не звучало в данном случае, ему было грустно. И если бы этой грусти было чуть больше, чем кипящей в нем еще со вчера злости, все могло бы повернуться по-другому. Как минимум, он мог бы взять уже мертвого волка за загривок и протащив его через всю баржу, кинуть к столу зачинщика всего этого дерьма как предупредительный выстрел. Доказать, что пришел сюда с совсем недобрыми намерениями, в отличие от прошлого визита. Показать, что он решителен и зол настолько, что готов убивать своих. Что ему все равно, кто станет у него на пути в достижении собственной цели. Ему дорога каждая жизнь. Но ни одна жизнь не может быть дороже, чем жизнь того, в чьих венах течет его кровь. Дрэйк не может сказать, что именно становится причиной такой ненависти: сама мысль о том, что кто-то решил, будто может торговать сверхами, или же тот самый инстинкт, в котором он едва ли не став вожаком собственной стаи, все равно не смог растерять этого внутреннего беспокойства. Внутреннего волнения за круг семьи, ограниченного территорией Анакортеса. Ведь не будь девочка из стаи, он бы даже пальцем не пошевелил, чтобы сделать хоть что-то. Он бы мог знать, что на этой барже вот-вот отплывет живой товар, но даже пальцем бы не пошевелил. Потому что ему все рано. Это не его проблемы. Не его проблемы - совершенно несущественны. И если вчера он был просто зол, то сегодня в нем поселилось нечто еще. В этом и без того кипящем жерле, плюющемся комками горячих сгустков ненависти и обиды, завелся не боящийся всего этого когтистый зверек. Он купался в этом адском пекле, ел из него же большими ложками и не забывал, время от времени, дожидаясь лучшего момента, впечатываться своими мелкими лапками в плоть породившего его хозяина и драть ее острыми как лезвия когтями до крови. Это заставляло биться сердце чаще. Это обостряло ощущения. Это маленькое нечто, не скрывая своих эмоций, просило убить. Всех. Не разбираясь, кто был прав, а кто виноват. Оно выло так, будто не оно сейчас причиняло эту внутреннюю боль. Будто запускало когти в самого себя, рвало мягкие ткани, истекало кровью и не могло умереть. Ужасное чувство, которое Дрэйк собирает по каплям в свой любимый бокал, сплетенный сплошь из нервных окончаний и пьет залпом, до самого дна. Он не хотел того, что произошло, но ни на секунду не будет отрицать, что сделал это своими собственными руками. Осознанно. Без колебаний. Ему хватило всего одного предупреждения, чтобы дать одуматься и волкам и себе, но не получив отдачи ни со своей стороны, ни со стороны уже мертвого зверя, просто сделал то, что было нужно. Он сам считал, что так было нужно. Он будет сожалеть бесконечно, но не станет отрицать того факта, что в какой-то мере, испытал облегчение, когда оборотень перестал дышать. И сейчас, Луи опирается на стену, склоняет голову, смотрит на разорванные связки на своей руке, не отрывает взгляда от стекающей по пальцам крови и провожает ее до дощатого пола. Ее запах резкий, дурманящий, замыкающий непрерывную цепь мыслей и чувств. Сегодня он в первый раз переступил через себя и убил своего. Сожалеет? Определенно. И кто в этом виноват? Можно было сказать, что несправедливость этого гребанного мира, но это не так. Во всем виноват он сам. Его слабости и то, что не дало устоять на ногах, в прямом смысле этого слова. Когда все, чему тебя учили любимые родители, рушится словно шаткий карточный домик, стоило только чему-то пойти не так. Стоило только дунуть неаккуратно и все рухнуло. Сначала он пошел против убеждений семьи. Против закона, против порядка, против вечного наставления на то, что нет ничего ценнее жизни и каждый преступник сначала должен ответить по закону. Теперь он идет против общих устоев стаи. Против сущности общности. Против крови, которую он проливает. Но разве он чувствует себя плохо, как чувствовал бы себя, имей он те самые убеждение, что пытались привить ему в детстве? Нет. Ему больно, но он принимает это с чувством нереального удовлетворения. С неконтролируемой дрожью в руках. С чувством морального и физического превосходства, у-дов-лет-во-ре-ни-я. Великолепное падение от чего-то великого до самого низкого уровня в этом обществе! Кто может упасть красивее чем он? С размахом! С самого высокого этажа именуемого моралью, прямо на твердую почву под названием аморальность, и даже не сломать ноги. Он - отвратительный сын. Он - тот самый урод в семье. Тот самый урод, который заберет вместе с собой на дно всех, кто есть на этой барже.

Луи как-то заторможено моргает. Еще одна капля его крови, кинематогрофически медленно срывается с пальца и тянется к полу. Он глубоко вдыхает, желая перебить ее солоноватый запах, осевший на языке стальным привкусом чем-то более приятным. Например, запахом своего спутника. И если вчера он его в какой-то мере успокаивал, то теперь, едва ли ему стоит снова уловить эти ягодные отголоски, Дрэйк чувствует, как его бросает в испарину. Только не смотреть. Не оборачиваться. Как бы не хотелось зацепиться взглядом за аккуратные черты лица, как бы не хотелось посмотреть в хитрый прищур глаз. Что он хочет в них увидеть? Сожаление? Сочувствие? А может что-то другое? Восхищение? Может быть, даже желание? Ему все равно. Он хочет увидеть там хоть какое-то проявление эмоций. Как насчет ненависти и отвращения? Без разницы. Но так ли на самом деле без разницы, если он так и не находит в себе силы обернуться? Отвлечься. Самое верное решение в данной ситуации. Луис разгибается, поднимает голову, закрывает глаза и прислушивается. В этой тишине он слышит, как на воде качается их баржа. И волк "раскачивается" вместе с ней. Он оставляет арматуру на полу, разводит руки в стороны, касается каждой стены давяще узкого прохода и движется по коридору медленно, словно пытается ладонями прощупать каждое помещение, уловить за ними движение, но на деле же концентрируется на том, как ровно дышит его спутник. Наверное, теперь он начинает понимать, почему ему так был нужен кто-то рядом. Он должен знать, что рядом с ним есть своеобразный якорь. Якорь, который возвращает его в реальность и не дает полностью погрузиться в мысли, ощущения. Не дает потеряться в ним и пропустить нечто важное. И важность сейчас заключается в коротком слове, звучащем в подернутом дымкой разуме так четко, насыщенно, что волк широко открывает глаза. Впереди - длинный коридор, а позади наверняка тот, кто пришел на запах его крови. Он знал, что так будет. Поэтому выжидал. Но, признаться честно, не ожидал, что это случится так быстро и реагировать придется незамедлительно. Ведь он здесь не один. Пришел сюда не один. Вампир бросится на того, кого увидит первым. Кого почувствует первым. До кого дотянется. И Луис просто не может этого допустить. Сейчас, кроме дорогой племянницы, ему есть кого защищать. Пусть "лис", возможно, в этой защите и не нуждается. Пусть пришел сюда за ним по собственному желанию, но на эту короткую ночь они - напарники. Никто из них не знает, что ожидает их впереди. Нужно быть готовыми ко всему. Но потерять того, кто пришел ему на помощь, он точно не мог.

Теснота коридора сыграет волку на руку. Вампир если и может оказаться быстрее него, но из этого узкого помещения ему уже не уйти. Ему некуда будет спрятаться. Некуда увильнуть. И Лу оборачивается на этот призыв, даже не заметив, что тот был сказан не вслух. Что тот просто прозвучал в его разуме. Что произошло с кровососом, он не знал. Почему тот так резко остановился, для Луи останется загадкой. Но это дает ему время, чтобы уже на бегу подхватить с пола ржавые клещи и не щадя ни единой капли своих сил, размахнуться. Удар дробит чужое предплечье. Волк намеренно не целит в голову, пока еще просто желая вывести из равновесия. И этого ему хватает, чтобы в следующее мгновение, воспользовавшись замешательством удара прилетевшего из неоткуда, схватить вампира за шею и крепко придавить того к стене. Жаль, что твари не дышат. Ему бы доставило просто животное удовольствие сейчас наблюдать за тем, как тот беспомощно хватает ртом воздух, как пытается сделать хотябы маленький вдох живительного воздуха. Но он заставит его корчиться от боли, выпуская клыки, вдавливая их прямо в чужую шею и с трепетным восторгом отмечая про себя, как холодная плоть поддается и расходится под их давлением. Слюна оборотня - яд для кровопийц. Хуже, чем сломанные кости. Укус, это то, что будет заживать долго и мучительно в отличие от сломанных конечностей. - Где щенок, ублюдок? - Существо в его руках напугано. Оно дрожит, всматриваясь в знакомое лицо волка и точно вспоминает его. Потому что сам Луи его помнит. Как тот блядски тянул свои тонкие губы в улыбке, когда оборотень пришел на склад. Один, безоружен и... в отчаянии? И, ах, как же приятно видеть это отчаяние в чужих глазах. Отчаяние, в котором вампир пытается выдавить из себя хоть что-то и, к его собственному несчастью, Дрэйк не слышит то, что желает. Под эту смесь нечленораздельных звуков он оборачивается через плечо на своего спутника, с немым вопросом, хотя заведомо знает, что это не тот кровосос, которого ищет "лис". Но он же должен был спросить у кого-то разрешения, да?

Ни одна черепная коробка не выдержит такого удара. Луи бьет наверняка, загоняя ржавую металлическую арматуру сквозь чужую голову так глубоко, что она застревает в пробитой тонкой металлической стене. Он даже не будет пытаться ее вытащить. Оставит все так. В "подвешенном" состоянии. Но, блядь... Этого мало! Чертовски мало смотреть за тем, как раздробленная мешанина из крови и останков чужой головы превратились в наскальную живопись. Это была слишком легкая победа. Скорее всего, над замешательством бедняги поработал иллюзионист. Что там привиделось вампиру перед тем, как он оказался в цепких волчьих лапах, Луис не знал. Ему, впрочем, было все равно. Он кривит губы и отстраняется от стены. Как-то нервно цепляет край своей футболки и задирает ее, чтобы вытереть с лица кровь. Воняющую так отвратительно, что, кажется, его вот-вот стошнит. - Более смердящей херни я еще не видел. - Только теперь оборачивается к своему спутнику, но не смотрит ему в лицо. Знает, что вампир даже если бы хотел, не дотянулся бы до него. Тот, скорее всего, скрывался так же, как до этого он скрылся от поста охраны. Но там были люди. А это - другое существо. Понятия не имеет, могут ли вампиры чувствовать сквозь иллюзию, но сам Луи сейчас четко ощущал присутствие еще одного живого организма в этом коридоре. Но таки он и видел "лиса". - В порядке? - Даже на нормальный вопрос не похоже. Скорее утверждение для собственного убеждения. - Там впереди должно быть большое помещение. Скорее всего, контейнеры погрузили туда. Провозить их сверху - слишком бросается в глаза. Ценный груз обычно прячут глубже. Я не стал проверять ящики на палубе. - Звучит логично, но так ли оно? Не совсем. Ведь Луиса Дрэйка интересовали не только ящики. Его интересовали еще и те, кто наполнял баржу. И пока он не сделает из них рождественскую гирлянду, он никуда не уйдет. Должен же он создать сказочную атмосферу приближающегося праздника?

На удивление, по пути до этой самой комнаты им никто не встречается. Коридоры пусты, со множественными поворотами и больше походят на лабиринты. Но Луи не останавливается. Он слишком долго откладывал в своей памяти свой кривой план. Он знал каждый закоулок, каждый поворот, каждый расходящийся "перекресток". И за одним из таких, он чувствует чужое присутствие. Это люди. Кто додумался поставить перед заветной дверью обычных людей? Думали, что дальше спуска каких-нибудь внезапных гостей не пропустят волки? Как не предусмотрительно. И вообще не удивительно, что сразу же, с ходу, оборотень получает пулю в район груди. Всего одну? После выстрела наступает полное затишье. Он слышит только потяжелевшее людское дыхание. Испуганное. Человек не верит своим глазам, когда Дрэйк отгибает край простреленной где-то в районе грудины куртки и запускает пальцы прямо в пулевое. - Свинец? Глок 9 на 19. Свинцовые не оболочечные пули. - Да они, мать его, издеваются!

Дрэйк преодолевает расстояние со своего места до людей быстрее, чем вытащенная из грудины пуля успевает коснуться земли. Он будет считать, сколько за сегодняшний вечер свернет шей. Широкий размах руки ломает тому, кто стрелял челюсть, а в следующее мгновение он может посчитать до двух. Потому что свой счет он открыл еще наверху. Еще один выстрел уходит в никуда и отскакивает от металлической стены где-то очень рядом. Это могло бы сработать, но, нет. Луис цепляет еще живого человека за руку, чтобы намеренно сломать кости, вывернуть в другую сторону и тяжелое оружие падает к их ногам. Человек кричит. Громко, надрывно, оглушительно. Отчаянно. Но это не остановит Дрэйка. Он возьмет второго стрелка в захват, заткнет ему рот ладонью, и прерывая всякие попытки вырваться из крепкой хватки, дернет. Досчитает до трех. Уронит обмякшее тело, чтобы удобней взяться за ворот утепленной куртки и ногой выбить дверь за своей спиной. Не видит смысла что-то обсуждать с Рейнардом. Он уже вошел в азарт и не хочет выходить из этого состояния. Он-ни-о-чем-не-сожалеет. Не сожалеет, когда вталкивает мертвое тело в широкое помещение и видит, по меньшей мере, сразу пять живых (или не очень) душ, уже готовых толи обороняться, толи атаковать его. Но никто пока даже не дергается. Толи ожидая от него первого хода, толи пытаясь здраво оценить масштаб бедствия. - Я пришел за своим щенком. Отдайте мне его. - Луис знает, что никто ему, собственно, ничего не отдаст. Он просто обозначал, где именно эти пидарасы проштрафились. Он даже не обещает никого не убивать, если те отдадут ему все без боя. Ведь именно за кровью он сюда и пришел, нет? И нисколько не удивлен, что первым реагирует маг. Волк совершенно не разбирается в колдунстве, но брошки в его кармане еще ни разу его не подводили. Их шесть. Они так несуразно не гармонируют с его футболкой. Одна из них выжгла еще одну дырку противоположно пулевому ранению. Заискрила как бенгальский огонек и с треском потухла. И пока все наблюдают за представлением, оборотень выдергивает нож из нагрудного кармана и прицельным броском отправляет его прямо в лоб заклинателя. Дернувшийся было ему на помощь товарищ не успевает произнести, видимо, защитное заклинание и тот заваливается на спину и теперь вряд ли подаст какие-то признаки жизни. - Я спрошу еще раз: где мой щенок?

Луи еще раз обводит взглядом собравшихся здесь и убеждается в том, что те, кого он видит перед собой, даже отдаленно не походят на ту самую иллюзию, которую ему рисовал "лис" еще вчера. Значит, его руки были развязаны. Удивительно, что направленное на него ружье все еще не выстрелило. Охотник, что стоял по правую сторону от только что почившего мага даже не дрогнул Это заставляет Дрэйка перевести на него взгляд, посмотреть так красноречиво, мол: "А ты парень с сюрпризом? С удовольствием посмотрю, что у тебя есть". А судя по хорошей такой пушке в его руках, приправлена она была не свинцом, как у обычных людей. Не есть хорошо, конечно, но Луи разберется, что с этим делать. Охотнику еще нужно было в него попасть. Сейчас он теряет такую возможность, потому что пока еще Луис стоит на своем месте, оценивая масштаб грядущего бедствия. Потом попасть по движущейся цели будет практически невозможно. Он чувствует. На данный момент, лучше чем даже видит. Охотник не боится его. Он твердо смотрит на оборотня и Лу не чувствует ни единой вибрации страха в воздухе. В отличие от стоящего через одного от него вампира. Лицо того не выражает совершенно никаких эмоций. Внешне он спокоен. Высоко поднятый подбородок, сложенные руки на груди. Он словно ждет, когда оборотень первым бросится на него, чтобы тут же наградить наглеца хорошей оплеухой. Но, на самом деле, это не так. Страх, что исходит от кровососа ощутим так явно, что хочется рассмеяться ему в лицо. Но смеяться рано. Потому что Луи знает, что находится под прицелом как минимум двух дул. Охотник не мог быть один. Скорее всего, второй затаился где-то на ящиках. Дрэйк намерено не ищет его взглядом. Не показывает, что знает немного больше, чем должен был знать. Твари не ходят по одиночке. Кто-то должен прикрывать того, кто прет в лобовую. По-другому против сверхов они просто не выживут. По крайней мере, не будучи такими молодыми. Гений, или глупец? Глупец. Они все глупцы, потому что могли бы сделать первый шаг. Ни как тот отчаянный смельчак - в одиночку. Вместе. Волк вряд ли бы смог увернуться сразу от всего. Они могли бы задуматься, почему он до сих пор бездействует. Неужели и правда думают, что ждет, будто они отдадут ребенка просто так, без боя? Если так оно и было, то у Дрэйка для них плохие новости. Он ждет, когда тот, с кем он сюда пришел, уйдет из-за его спины. Может быть, его и не видели, не чувствовали. Но вполне могли попасть по нему в сражении. Минус иллюзионист - не выигрышная позиция для Луиса. Он это понимает. И выжидает, когда тот уйдет за контейнеры.

Только теперь Луи может задышать свободно. Он заводит руки назад и ждет, пока принесенный собой рюкзак сползет по его плечам и упадет на пол. Дрэйк шныряет взглядом по ящикам, пока не находит на одном из них своего спутника и не убеждается, что тот на безопасном от них расстоянии. И, ох уж эта широкая улыбка. Она поднимает в оборотне такой невыносимый сгусток эмоций. Это начало. Старт. Взмах флага, повествующего о начале чего-то грандиозного. Щелчок секундомера он слышит не тише чем, о, что это? Звук взведенного курка? Давно пора, потому что теперь, когда его ничего не останавливает, когда ему ничего не мешает, волк совершает резкий рывок вперед. Серебряная пуля сквозит где-то совсем близко от его правого уха. Только потому, что он в нужный момент, повинуясь собственному инстинкту, чуть склоняет голову. Охотник, может быть, и самая легкая добыча из присутствующих, но не самая опасная. Оборотень выбирает по приоритетам и в первую очередь, мощным толчком плеча, сбивает с ног вампира. Разворот. Локтем ударить по направленному ему лоб в лоб дулу. Очередной выстрел проходит вскользь по шее, разрывая кожу, оголяя мягкие ткани. Не критично, но больно. Раненое место не жжет, но саднит так, будто там было не просто серебро. Аконит? Часть шеи немеет, на мгновение ему кажется, что он теряет ориентацию в пространстве. Если бы пуля достигла своей цели, смешно бы Дрэйку уже точно не было. И эта мысль злит его. Он перехватывает оружие, дергает на себя и охотник делает сразу же несколько выстрелов в никуда, будто надеется, что его это спасет. Маг сзади зашевелился, зашептал очередное проклятье, но Луису плевать. Плевать не потому что на нем все еще были защитные броши. Ему плевать, потому что его собственная горячая кровь стекает по шее, пачкает футболку, ткань неприятно липнет к коже, раздражает его. Его раздражает все! В особенности то, что в глазах у ублюдка так и не проскользнуло ни капли страха в тот момент, когда Луи свободной рукой дотягивается до его затылка и с размахом знакомит чужую голову с полом. Это продержит какое-то время охотника в отключке. Как раз его хватит на то, чтобы отодрать от своей спины не растерявшегося вампира. Еще одна брошка трещит в такт разорванной чужими руками куртки. Попытки снять со своей спины вампира уходят в никуда и Дрэйку ничего не остается больше делать, кроме как зажмуриться от вспышки блокируемого заклятья и сделав пару неустойчивых шагов назад, подпрыгнуть, чтобы со всего размаху упасть на спину. Точнее, на того, кто к этой спине прилип. Хруст грудной клетки и острые клыки вгрызающиеся в его собственное плечо. Чер-та-с-два! Он не отдаст ни единого глотка. Ни единой капли своей крови! Не жалея собственного тела, Луис дергается в сторону и чувствует как чужие зубы, словно лезвие ножа, вспарывают место укуса до зияющей кровавой дыры. И пока он борется с кровососом, где-то на отдаленных задворках сознания он слышит очередной шепот. Маг никак не унимается. Он занял очень выгодное положение, решив отойти дальше, но это не убережет его. Потому что радужка глаз волка уже блеснула багровым оттенком и время игр закончилось.

Ему приходится приложить усилия, чтобы поменять положение и оседлать гребаного кровососа, крепко придавливая его своим весом к полу. Собственное сердце бьется как бешеное, когда волк вырывает из груди чужое. Холодное, мертвое, бесчувственное. Разве это жизнь? Это существование. Ведь если ты не способен чувствовать, значит ты уже мертв. Даже если все еще имеешь возможность топтать эту землю своими проклятыми ногами. Поступать как урод, продавая чужих детей. Он поднимается с теперь уже на все сто процентов мертвого существа и переводит взгляд на мага. Но прежде чем успевает сделать хоть что-то, тот загорается как только что чиркнутая о коробок спичка. Оборотень был готов поклясться, что тот не был элементалем. Значит, прилетела помощь с тыла? Значит, здесь был еще один маг. Более опасный? Рейнард вряд ли станет вступать в бой. Скорее всего, он будет прикрываться иллюзиями и прятаться. Но облапошенный колдун просто так не спустит свою оплошность. Значит, нужно было его найти, но, сначала...

Лу оставляет вопящего человека догорать, в то время как сам срывает с держателя тяжелую цепь, чтобы накинуть ее на шею очухавшегося и начавшего подниматься охотника. В руках того снова было ружье, но воспользоваться им он уже не сможет. Дрэйк сдавливает чужое горло холодным металлом и, перекинув его через все тот же держатель, тянет за другой конец. Не без удовольствия смотрит за тем, как ублюдок пытается выпутаться, сделать хоть что-нибудь, но помериться силой с альфа-оборотнем ему удается плохо.  Волк закрепит держатель и оставит человека задыхаться в подвешенном состоянии, а сам отзовется на снова воззвавший к нему голос... разума? Нет, голос В разуме. Только теперь поймет, что... не чувствует ничего. Запахи притупились, ощущения тоже. Он оглядывается на переставшего дергаться охотника и проклинает того всеми правдами и неправдами. Гребаный аконит сбил его обоняние, но не притупил реакцию и чутье. Зрение. Дрэйк владеет обращением в идеале и ему требуется всего короткое мгновение на то, чтобы принять свою волчью форму и кинуться вдогонку за пытающимся сбежать вампиром. Мощная клыкастая челюсть смыкается на руке кровососа прежде чем тот успевает достигнуть двери. Оборотень не старается травмировать беглеца. Только задержать. Ведь у них с "лисом" уговор? Просто мотнуть головой, дергая беглеца в другую сторону, роняя его на пол и придавливая массивными лапами. Тварь под ним крючится, шипит и показывает клыки. И Луису стоит просто титанических усилий не отгрызть ему лицо. Небольшие проблемы. Меня отравили. Но если бы она была здесь, скорее всего, я бы почувствовал ее сразу, как вошел в помещение. Он обещал. Поэтому волк склоняется ниже, раскрывает пасть и издает утробный рык, призывая не вынуждать его делать глупости. И это сложно. Он зол, растерян потерей обоняния и ему, черт подери, больно. Его мысли сбиты, потяжелевшее дыхание рвет грудь и он все еще жаждет крови. Принимай своего клиента, а я разберусь с пиротехником. Он у тебя на хвосте. Не нужно иметь острый нюх, чтобы почувствовать мага, который сифонит гарью на все помещение. Но острый волчий слух ловит еще что-то. Что-то фонит. Тихо. Какой-то артефакт? Не мог ли маг идти по следу Рейнарда, если вдруг у него была штучка, которая могла видеть сквозь иллюзии?

Интересно, была ли у вампира реальная возможность уйти от лиса? От чего-то Луи казалось, что не было. Охотник, не желающий терять свою жертву, не будет столь расслаблен. Он будет напряжен, будет быстр и серьезен. Рейнард же выглядел вполне себе таки расслабленным. Даже сам волк, перехвативший кровососа на пути к его мнимому спасению, выглядел более подобранным. Он среагировал быстро. Чисто на инстинктах. Может быть, в человеческой форме Дрэйку и не удалось бы догнать перепуганного вампира, гонимого страхом смерти. Загнанная жертва, порой, бывает опасней охотника. Ловчее, предприимчивее, изворотливее. Но парень, видимо, был настолько чем-то напуган, что даже не среагировал на приближение бросившегося за ним вдогонку волка. Неужто, это господин "лис" нес за собой такой запал? Вампир перепугался, увидев Рейнарда? Такое можно было предположить. Ведь его новый знакомый с самого начала обозначил, что идет сюда за крысой. Значит были знакомы ранее? Значит, в отличие от самого оборотня, бедняга в курсе, на что способен этот человек? Лу мог только предполагать. Показанные ему в кафе иллюзии выглядели красиво. Но куда более важно, что они были осязаемыми. Протяни руку и ты дотянешься до круассана. Ощутишь его хрупкую свежую текстуру, почувствуешь вкус. И фигура вот этого вампира, сидящего за столом в кафетерии, выглядела настолько правдоподобно и детально, что Дрэйк не смог бы спутать его нискем. Он хорошо запомнил черты этого лица. Ведь это то, что должно было отложиться в его голове безошибочно. Настолько безошибочно, что в пылу потасовки, ему хватило бы лишь беглого взгляда, чтобы остановиться вовремя и не обезглавить придурка. Ведь его бренное тельце предназначалось другому. Таков уговор. И теперь, когда Рей подходит ближе, волк уступает, высвобождает уже не свою жертву и обходит спутника, скрывая большую часть его тела собой. Чтобы быть центральным объектом в поле зрения выходящего из-за ящиков мага.

Луис присматривается к нему и обращает внимание на то, что, нет, он совсем не смотрит на Рейнарда. И причиной этому не вышедший на "первый план" оборотень. Он не видит его. Спутник все еще скрыт за иллюзией. Идет по ощущениям? Его левая рука приподнята, а над ладонью парит нечто небольшое, похожее на обычную юлу. Оно быстро крутится вокруг своей оси и очень.сильно.фонит! Дрэйк понимает, что предмет не издает звука сам по себе. Что его не будет слышно обычному, например, человеку. Что его не услышат несконцентрированные на нем сверхи. Но почему-то Лу просто не может переключиться на что-то еще. Этот звук скребет по барабанным перепонкам, заставляет волка рычать утробно и неосознанно щетиниться, вдруг даже отступив на пару шагов назад. Благо, разнообразие в этот фон вносит Рей. Он достает свой секундомер и оповещает оборотня о том, что время все еще тикает. И, знаете, если раньше Луи хотел закончить все по-быстрому, то теперь его желание только растет. Он хочет положить конец этому шуршащие-скрипящему шуму в своих ушах. Рычит громко, резко, желая перебить его хотябы на мгновение. Раздражает. Раздражает даже больше, чем отчетливый шепот, в котором маг шепчет свое заклинание. Нужно двинуться с места. Как минимум, убрать "лиса" из-под линии огня. И когда мы говорим об огне, то именно его и имеем в виду.

Дрэйк срывается со своего места до того, как колдун заканчивает заклинание. Волк не идет в лобовую, он быстро преодолевает расстояние до ящиков и чувствует, как горячее пламя едва не касается его задних лап. Запахло паленой шерстью. Луи бьет хвостом о ящик, сбивая подпаленный кончик. Злобно фырчит и теряется в ящичном лабиринте. Судя по раздающимся совсем близко шагам, маг таки пошел за ним. Значит, Рейнарда он не видел и эта теория была ошибочна. Просто стечение обстоятельств. Но вот одна из сегодняшних теорий подтвердилась. Он слышит еще чьи-то шаги. Аккуратные, обдуманные. Кто-то будто останавливается перед каждым поворотом и предварительно заглядывает за угол. Дрэйк старается отвлечься от "фона" странного предмета и просто садится, стараясь сконцентрироваться на окружающих его вещах. Первая теория о которой он говорил: охотник был не один. Где-то прятался еще. И теперь он слышит его. Слышит тяжелую поступь, слышит как щелкает затвор охотничьего ружья. Ближе. Еще ближе. Охотник едва дышит, толи специально задерживая дыхание, чтобы не упустить ни малейшего звука, толи... тоже страх? Нет. У страха совершенно другой фон. Это ожидание? Предвкушение? Чтож, он дождался. Дождался того момента, когда достигнет контейнера за которым притаился оборотень. Волк вцепляется в чужую руку сразу же, как только та показывается из-за угла. Охотник крепко держит свое ружье и приходится сдавить челюсти сильнее, прокусывая мясо до кости. Пасть сразу же заполняет горячая густая кровь. Она заливается в глотку, заставляет тяжело сглатывать и рычать громче, в желании лишить свою жертву конечности. И прежде чем это происходит, тот успевает нажать на курок. Выстрел достигает цели. И ею оказывается не волчья шкура. Пиро маг, только вышедший на шум, роняет свою чертову побрякушку и стукнувшись спиной об один из ящиков, медленно сползает на пол. Дрэйк совершает прыжок, чтобы вцепиться зубами в шею охотнику и сдавить до хриплых клокочущих звуков. Только теперь, убеждаясь в смерти вооруженного серебром человека, он может метнуться к магу. Но тот уже вряд ли что-то наколдует. Он истекает кровью, держась рукой в районе пробитого легкого и волк, шумно выдыхая, схватится зубами за его куртку, чтобы потащить за собой в открытое помещение. Туда, где Рейнард остался наедине с вампиром.

Оборотень возвращается, как раз, к, предположительно, финалу представления. К самой сочной части, как всегда считал Дрэйк. Как могло бы показаться, его спутник не делает совершенно ничего. Но от чего-то вампир перед ним крючится так, будто страдает от адской боли, а его крик разрывает волчье сознание до внезапно взявшейся из ниоткуда дрожи. Луи разжимает зубы, роняя все еще с перебоями хрипящего мага на пол около своего оставленного еще в самом начале рюкзака и сам опускается рядом с ним, заваливаясь на бок и тяжело дыша. Доказательство того, что со своей задачей он справился. И Рейнард от него не отстал. Луис и сам слышал, что у приволоченного им сюда мага (как оказалось, не зря), на руке артефакт скрывающий чужое присутствие. Продолжай, мне нужно время. Время, чтобы немного отдышаться и прийти в себя.

Обратное обращение дается ему болезненней и медленней. Его хорошо так подмотали. В человеческой форме это ощущается куда острее и Дрэйк с мучительным стоном, отворачиваясь от напарника, кое-как, заставляет себя принять сидячее положение. Лезет в рюкзак, чтобы вытряхнуть из него все имеющиеся в нем вещи. Полицейская форма, обувь. О пол лязгает полицейский значок и баночка с мазью. Причем о сохранности последней стоило бы побеспокоиться. Мазь сделала местная знахарка Анакортеса. Вручила по секрету. Можно сказать, сама тайно запихнула за пазуху и смотрела так, будто что-то про него знала. Пронзительный взгляд ее изумрудных глаз стоит в сознании Луиса каждый раз, когда он вмахивается в неприятности и корчась от боли где-нибудь на грязном полу какого-нибудь склада, трясущимися ручонками мажет свои вспоротые конечности в надежде, что боль уйдет. Ничего не напоминает? Очень похожая ситуация. Только того, что ему сейчас не так больно, как иногда бывает. Или он просто старается держать лицо, даже несмотря на то, что сидит к спутнику спиной. Не думает о том, что напряжение вполне можно было рассмотреть и в его плечах, в его сутулой осанке и трясущихся пальцах, когда он обмакивает те в баночку и проводит ими по ране на своей шее. Она болит даже больше чем уже практически затянувшееся пулевое в его грудине. Дай Всевышний долгих лет опекающей его старухе - волчице. У мази был приятных травяной запах. Она мягко ложится на успевшую зарубцеваться рану и смягчает кожу вокруг. Даже дышать становится легче. В отличие от доживающего свои последний минуты охотника.

Луи поднимается на ватные ноги и принимается быстро одеваться. С собой у него была только полицейская форма. Направляясь на поиск контрабандистов, он не рассчитывал что выйдет на них так быстро и что придется действовать так стремительно. Поэтому, времени заскочить домой и собраться так, будто отправляется в длительный отпуск у него не было. На темной водолазке будет хуже видно кровь, если та отпечатается на ткани. Она, штаны, обувь и куртка. Но куртку он одевать не спешит. Сбрасывает назад в рюкзак, а уже на нее отправляет баночку и значок.

- Значит, кольцо, говоришь? - Луи болезненно кривит губы в улыбке, рывком разрывает на маге кофту и, срывая с его подвески флягу, смачивает только что раздобытую ткань. Идет в сторону первого мертвого колдуна. Его нож все еще находится у того во лбу и он не намерен оставлять такую ценную вещь тут. Дрэйк небрежно вытирает свое окровавленное лицо раздобытой тканью, без стыда и совести отмечая, что вода во фляге была совсем непростая. Нет, не золотая. Святая. Аконит, серебро, водичка. А мудак был заправлен по полной. Словно серьезно собирался охотиться. Лу в который раз отмечает, что чем больше на охотнике обвеса, тем слабее он является по своей сути. Но это уже не важно. Он почти мертв. Волк выдергивает свою вещь из чужой головы и направляется к своей следующей цели. Снять кольцо просто так? Пф, нет, это так не работает. Желая насытиться еще хоть немного чужим отчаянием, Луис размахивается и отрезает палец с нужным ему предметом. С удовольствием наблюдает, как заслезились чужие глаза, пытается читать по губам едва различимый шепот. Что? Кажется, ему назначили свидание в Аду? - Займи мне самое лучшее место. Я приведу туда твою семью. - Только после этих слов он перестает мучить последнего из собравшейся здесь шайки. Какая это по счету сломанная шея? Он уже и не помнит. Но все это становится таким неважным после того, как он надевает на свой палец кольцо. Нет, его не отравили. Просто здесь все было напрочь заблокировано. Скорее всего, это чувствует теперь даже его спутник. И какого же его удивление, что он чувствует в этом помещении всего... Четыре души. Две находятся позади него, одной он является сам, а еще одна 0 впереди. В Ящике. Прямо у них под носом. На самом видном месте. Там, где никто бы даже искать не стал. - Вы реквизировали целую баржу, чтобы перевезти одного щенка? - Обращаясь к вампиру, но тот, по ходу его и не слышит. Слишком занят. Собой или "лисом", тут уже спорно. - Какие же... конченые. - Он даже углубляться не будет, почему контрабандисты так сделали. По сути, они вообще не были подготовлены. Абсолютно. Будто их лидер, видев вчера на складе Лу, просто подставил своих ребят и слился, почувствовав что дело пахнет дерьмом. Ведь его самого тут и не было.

Замок на ящике Дрэйк вскрывает обычной отмычкой. Ни в первый раз ни в первый класс, так сказать. Он отодвигает тяжелую металлическую дверь, чтобы заглянуть внутрь и видит на полу жалкую импровизацию матраса, на котором лежит ребенок. Сердце ухает в пятки, потому что девочка не реагирует на шум железа и остается в том же положении. Она... должна была проснуться. Лу сжимает угол металлической коробки до боли в пальцах и прислушивается. Только спустя мгновение облегченно выдыхает. Щенок дышит. Его племянница дышит. Тихо, размеренно, будто находится в спокойном крепком сне. Волк берет ее на руки и выходит на свет. Всматривается в осунувшееся лицо. Она выглядела так... Измотано? Лу поднимает непонимающий взгляд на Рейнарда и быстрым шагом направляется в ним. Придерживая одной рукой девочку, второй раскидывает свою форменную куртку, укладывая ту на нее. Под голову подпихивает свой рюкзак и еще раз, для верности, прислушивается. Нагибается к ее груди и отмечает ровный стук сердца, отсчитывает каждый удар и не понимает, что происходит. - Она не просыпается... - А в голосе... паника? Да. Он паникует. Причем эта паника настигает его настолько стремительно, что он сам не заметил этого резкого перехода от ощущения неимоверного счастья от удачной вылазки до волнения за свою племянницу. Он зарывается пальцами в кудрявые волосы у ее висков, протягивает руки под затылок, приподнимает голову щенка и снова склоняется сам. Близко, к ее лицу. Принюхивается к чуть приоткрытым губам и чувствует, как злость жгучей волной зарождается где-то в районе ключиц, кипит, обжигает напряженные плечи. И когда он опускает свою племянницу в исходное положение, в нем есть только одно желание. Задавить последнего ублюдка из шайки собственными руками.

- Как долго будут действовать чары? - Да, это были именно они. Их приторно сладкий запах выжигал слизистую его носа покруче, чем если бы он вдохнул перца прямо из банки. - У него есть три минуты, чтобы ответить. Или я разберу ублюдка по частям. Я буду вырывать ему ногти, ломать пальцы, отрезать их по фаланге. Я проведу ему экспресс курс по прикладной хирургии и если ты не хочешь, чтобы он сдох самой долгой и мучительной смертью, заставь его говорить. Немедленно. - Нет, его слова не звучат в адрес спутника как угроза. Они звучат как отчаянная просьба. Просьба, за которую он потом готов заплатить. Если понадобится - двойную цену.

Когда-то отец сказал Луи что воспоминания - это одна из самых важнейших частей в жизни каждого существа. В воспоминаниях живут твои друзья, твои близкие. Твои давно ушедшие любимые. Они продлевают им жизнь, хранят в тебе тепло и не смотря на давно прошедшее время, они все еще несут в себе какие-то уроки, советы. Они помогают тебе жить. И сейчас, цепляя пальцами длинный кудрявый локон своей племянницы, Дрэйк думает о том, что его отец когда-то был самым умнейшим человеком в этой вселенной, но... Он был слишком добр и в некоторых случаях смотрел на мир не так, как, казалось самому Луису, следовало смотреть. В нынешнем мире нет мета для таких, каким был он. Предок вовремя покинул эту землю, ибо через пару-тройку лет ему стало бы куда гораздо сложнее жить. Он слишком сильно проникался к людям, слишком сильно им сочувствовал и даже в каждом самом заядлом ублюдке он мог найти что-то хорошее, светлое и тщательно скрываемое за масками безразличия и ненависти ко всему окружающему. Лу в этом плане никогда не был на него похож. Он старался делать вид, что понимает, что проникается, что не злится и не желает никому смерти. Что бы преступник не сделал. Но каждый раз, видя их лица, в нем просыпалось это непомерное чувство... наказать? Да, именно так. наказать каждого, кого привозили в участок. От мала до великого. каждого по тяжести преступления. Кому-то пересчитать зубы, кого-то просто запугать. Но попадались и такие, кого хотелось убить. За то, что они существуют. За то, что они такими стали. За то, что, например, насилуют женщин, убивают детей. Разве за такие вещи не мало было обычного тюремного заключения? Каждый преступник должен получить то, что заслуживает. И, наверное. эта была единственная черта характера, за которую его могла бы полюбить мать. У него были глаза отца. Добрые, искрящиеся, сочувствующие. Но в одно мгновение, их взгляд мог поменяться. И тогда, в глубине его глаз, уже совершенно точно можно было увидеть ту самую властную строгую волчицу, что всегда смотрела поверх всех и каждого. Ту самую, которую страшилась добрая половина стаи, но которая превращалась в покладистого, нежного ребенка в руках своего любимого человека. Ту самую, которая когда-то сказала своему старшему сыну, что воспоминания, зачастую, несут за собой боль. Ведь даже будучи самыми светлыми и приятными когда-то, эти воспоминания в один миг могут вывернуть твою душу на изнанку. И ведь... Выворачивают. Выворачивают так больно, что Дрэйк прижимает маленькую горячую ладошку к своим губам и пытается не думать о том, что чары могут как-то пагубно повлиять на разум совсем еще неокрепшего ребенка. Но одна мысль о том, что от такого продолжительного сна можно ожидать чего угодно просто выводила его из себя. Он не умеет себя не накручивать. Так и не смог овладеть собой, научить контролю. Слишком близко принимает к сердцу, пропускает через себя и все глубже топит в этом каком-то безысходном страхе перед неизвестностью. И это его любимо-нелюбимое "а что, если?" подкидывает в голову все новые и новые доводы. Амнезия? Истощение? Девочка выглядела так, будто пролежала тут в таком сне не меньше двух суток. Бледная, с темными, залегшими под глазами мешками. Луи еще раз прощупывает ее пульс, будто не слышит его и без этого. Вдох-выдох. Вдох-выдох. В этом нет твоей вины, Луис Дрэйк. В этом нет уже ни чьей вины. Нет, потому что ты самолично убил всех здесь присутствующих, кто был ко всему этому причастен. Таки тогда... Чем он сам отличался от тех, кого обычно приводили в участок? Он такой же убийца. Убийца детей. Ведь оборотни на палубе были едва ли старше него. Чтож, получается, он тоже входит в группу тех, кто заслужил наказание? Тогда пусть найдется тот, кто решится его наказать. Ведь Дрэйк никогда не считал и не говорил, что он - святой. Он никогда не был поборником закона, потому что закон уже давно прогнил. Каждый должен получить равноценное наказание. Равноценное тому, что он натворил. Только так люди начали бы понимать тех, у кого они что-то отняли. Кому они сделали больно. Только так и никак иначе. Тюремное заключение - это всего лишь фарс. Иллюзия наказания. Показуха. Мы работаем, мы молодцы. Мы посадили преступника, который спит теперь на теплой кровати, жрет на казенные бабки и работает во благо государства. Любой бомж может ограбить магазин и попасть в условия куда более комфортные, чем те, в которых он находится в данный момент. Где, мать его, эта справедливость?

А справедливости нет. И Лу поджимает губы, отпускает маленькую девчачью ручку и обводит взглядом помещение. Здесь не все. Не все, кого он видел тогда на складе. Не хватало главного действующего лица, которое, по ходу, решило, что с погрузкой и переправкой справятся без него. Что самое смешное в этой ситуации? Он был человеком. Человеком, который обладал какой-то властью, способной собрать вокруг себя столько сверхов. Деньги. Деньги в этом мире решали все. Помогали тебе заводить друзей, подельников. Врагов? Пожалуй. Ублюдок завел себе врага в лице Луи Дрэйка, но умело ушел от него сегодня. И, возможно, оборотень насытится здесь. Возможно, девочка очнется хотябы к завтрашнему утру и у него не возникнет никакой необходимости искать человека, чтобы оторвать башку еще и ему. Если с щенком все будет хорошо, то дальнейшие телодвижения контрабандиста из "проблем Луиса Дрэйка" мягко перейдут в "чьи-то еще проблемы". Ему все равно, будут ли похищены еще чьи-то дети. Его ребенок будет дома. Вопрос лишь в одном: в каком состоянии. И на чать этого вопроса ему должен ответить вампир. Единственный оставшийся здесь в живых. Только потому, что Луи обещал. Да, не смотря на двойственность своей натуры, за свои слова волк отвечал. Если он дал слово, значит обязан его сдержать. Не потому что обязал себя этим. Потому что привык так жить. И только данное новому знакомому слово держит оборотня от того, чтобы не перегрызть глотку кровососу сразу же, как тот роняет свои первые слова. Он хочет выйти отсюда? В таком случае, он должен заплатить за это. Достойную цену. Но судя по тому, что продолжает артачится, не так уж ему и дорога его жизнь.

Луис запахивает на девочке свою куртку и поднимается. Подходит к Рейнарду, но не дергает его. Он наблюдает. Тихо, из-за спины напарника, смотрит за тем, как тот спокойно ведет беседу и, наверное, даже завидует ему в какой-то степени. Сохранять такое спокойствие... У самого Луи так не бывает. Он нервный, дерганный и совершенно не умеет ждать. Не умеет выдерживать паузу, не умеет входить в положение напуганной жертвы и давать ей время на обдумывание собственного плачевного положения. На что вообще надеется вампир, попав в такую ситуацию? Он напуган. напуган уже самим Рейнардом. Его сущностью. И это, наверное, единственное, в чем мог понять его волк. Это должно быть, очень неприятно, когда кто-то входит в твое сознание как к себе домой. Дрэйк и в своем собственном разуме был словно гость. Он никогда не мог себя контролировать. Никогда не мог привести свои мысли в порядок и как только старался сделать с ним хоть что-то, просто попадал в хаос. Он совершенно не разбирался в окружающих и совершенно не понимал самого себя. Он не знал, чего ожидать от окружающих и, тем более, не знал, чего ожидать от себя. Это слишком сложно. Слишком сложно не вмешаться и не выбить вампиру зубы, когда тот шипит и скалится. Слишком сложно не отодвинуть знакомого в сторону и... Луис так четко представляет, как его рука касается плеча иллюзиониста, аккуратно отводит того в сторону, чтобы в следующее мгновение уже оказаться ближе к сопротивляющемуся кровососу и сломать ему, нет, не шею. Для шеи слишком рано. Оторвать голову ублюдку - слишком быстро и безболезненно. Он бы начал с пальцев, как и обещал. Ломал бы фалангу за фалангой. Десять пальцев. На восьми из них по три фаланги. Двадцать четыре перелома и по два на два больших пальца. Он бы двадцать восемь раз задавал один и тот же вопрос и даже если бы кровосос не сдался, на его теле имелось достаточно конечностей, которые можно не только сломать, но и отрезать. И уж тогда, истощенный, измученный, истекающий кровью, он бы рассказал все. Потому что Луи чувствует этот страх. У него слишком резкий запах. Не приторный. Горьковатый. С перечным осадком на корне языка.  Приятный. Луи нравился этот вкус. И если он его чувствует, значит "лис" из тех, кто не блудит в чужих разумах. Кто умеет правильно на них воздействовать, даже если внешне спокоен, а тон его звучит так, будто тот находится на светской беседе. Оборотень бы с удовольствием заглянул за грань. Посмотрел на то, что этот фокусник вытворяет с разумом вампира. Быть сторонним наблюдателем хорошо. Но видеть больше - еще лучше.

Кровососа дергает и он выдает якобы правду. Лу удивленно поднимает брови, когда видит этот короткий кивок со стороны Рейнарда. Смотрит на него молча, внимательно, пристально и переводит взгляд на племянницу. Она не похожа на ту, кто спит от силы три часа. Такой срок был заявлен, да? Эти чары истощают ее? Учитывая, что она должна была быть продана как дорогой товар - сомнительно. "Вещь" должна была поступить к покупателю в идеальном состоянии. Разве ни так совершают дорогие покупки? Ты платишь баснословные бабки и хочешь, чтобы твоя покупка выглядела идеально. Ты что-то кому-то обещаешь и выполняешь. Рей сказал вампиру, что тот сможет уйти. Не обещал, что относительно целым, но сказал. И теперь, когда напарник отступает сам и дает оборотню подойти к кровососу ближе. Теперь, когда протягивает опасно блеснувший в слабом свете кинжал... Луи чуть склоняет голову, смотря на иллюзиониста с сомнением. Красивая штучка. Когда-то волк хотел себе точно такую же в коллекцию. Хотя, почему хотел? Хочет. Но ничего не вышло. Провал? Если это можно так назвать. Он добрался до заветного кинжала, но когда коснулся его, понял, что перед ним не серебро. Перед ним полная лажа. Жалко, обидно, досадно, ну да ладно. В руках же собеседника была, отнюдь, не подделка. Она имела свой звук. Луи касается серебра кончиками пальцев, ведет по тонкому лезвию, прислушиваясь к тонкому звону и едва доходит до запястья, на мгновение задерживается, чувствуя тепло чужой кожи. Убирает руку, но кинжал так и не берет. - Это не моя жертва. - Улыбается Рейнарду и обходит того стороной, позволяя разбираться с вампиром так, как он сам считал нужным. Оборотень с самого начала дал слово не прикасаться к нему. Нарушил его в какой-то степени, когда затормозил чужое бегство, но ведь во благо? Теперь кровосос никуда не бежит. И Луи, на ходу, цепляет уже переставшего дышать мага за ворот куртки, чтобы оттащить к кучке почивших раньше него неудачников. Он еще не закончил.

Луис Дрэйк никогда не был показушником. Но не оставить послание он не мог. Цепь, на которую он ранее подвесил охотника кажется ему слишком длинной, чтобы просто пустовать. Волк осматривает держатель, прикидывает, выдержит ли тот вес стольких тел и удовлетворенно кивает самому себе. Он не отрывал никому головы. Поэтому сейчас ему проще перекидывать тяжелую цепь через чужие шеи и подвешивать одно тело за другим на держатель. Занятная выходит композиция к слову. Но чего-то не хватает, да? Блеска? Топливного блеска, канистры с которым Луис заприметил еще когда вошел в это помещение. Одной из них оборотень скручивает крышку. В нос ударяет резкий вязкий запах. Неприятно оседает на слизистой. Но это не останавливает волка. Он прямо из канистры поочередно обливает пассажиров этого вскоре призрачного рейса и достает из кармана коробок со спичками. Задумывается, еще раз оглядывая "нарисованную" им картину и все же не торопится, обращаясь снова к лису. - Мне бы не хотелось оставлять улик. Эта посудина пойдет на дно. - Как бы озвучивая вердикт. - Варианты не обсуждаются. Закругляйся.

Луи глубоко вдыхает запах вязкого топлива. Ставит канистру на пол и оглядывает вырисовавшуюся композицию своих нелегких трудов. Провонялось все. Все, от пластиковой тары, по его рукам, въедаясь в пальцы и до подвешенных тел. Он смотрит на них и кривит губы в отвращении. Оооо, нет, не потому что понимает, что те пытались сделать, но потому что понимает, что сейчас делает он. Отвратительно, не правда ли? Художник, сотворивший кривую композицию, с, вроде как, прямыми пропорциями, если пропустить их под линеечку, но с такими разными оттенками. И все они играют особыми красками в этом почти несуществующем свете. И ведь на самом деле, здесь, в складском помещении, света практически нет. Но для Дрэйка это не проблема. Он прекрасно ориентируется в темноте. Даже если зрение в какой-то степени вдруг начнет его подводить, он преуспеет в другом. Звуки, запахи, ощущения. Сегодня, как никогда, он чувствует все настолько остро, что, наверное, если бы так было всегда, он бы просто не вывез. Да, эти ощущения прекрасны. Они наполняют твое пустое тело, задевают душу. Заставляют смотреть на мир по-другому. Более чутко, открыто. Общаться с ним на расстоянии вытянутой руки, чувствовать кожей. Чувство, будто до этого времени ты был слеп. Находился в коме весь прошедший месяц. И только сейчас открыл глаза, чтобы увидеть больше. Это невозможно объяснить. Это чувство завершенности и, в то же время, предвкушения. Не хочет оставлять улики? Черт подери, какой же он лжец! Хотя, нет. Это не улики. Это его послание. Личное послание всем и каждому, кто замешан в этом деле. Луи уже мало будет волновать, что именно те будут делать дальше, когда узнают о случившемся на барже. Он хотел, чтобы ублюдки почувствовали себя настоящими счастливчиками. Теми, кого обычно называют родившимися в рубашке. Ведь это чудо, что их нет сейчас здесь? Что их трупы не болтаются рядом с трупами тех, кому не посчастливилось сегодня остаться на дежурстве. Дрэйк убил бы всех. Без исключения. Не пощадил бы ни единой души, кроме той, что обещал другому. Это была прекрасная сделка. Не будь с ним здесь Рейнарда, кто знает, чем бы все могло обернуться. В любом случае, оборотень знал на что шел. Он был твердо уверен в своих силах, но всегда учитывал возможность "случая". Случая, в котором он мог бы оступиться. Каждый мог оступиться. Даже самый умный, самый продуманный, самый предугадывающий наперед. Самый сильный. Никто не застрахован от ошибок. Луис Дрэйк же относился к тому контингенту людей, которые эти ошибки любовно коллекционировали. У него таких имелся вагон и целая тележечка. И он, собственно, не собирается останавливаться. Его детство - ошибка. Его юность - ошибка. Его жизнь - ошибка. Он - главная ошибка своей семьи. Думается, если бы мать знала, что вырастет из ее первого чада, она бы нашла способ задушить его еще в утробе. Но логично предположить, если они с отцом решились на второго ребенка на такой старости лет вожака, она что-то подозревала. Видела наперед что-то в глазах своего старшего сына и заведомо понимала, что тут будет все потерянно. Звучит бредово, но вполне себе таки походит на истину. Чтож, он не против. Быть паршивой овцой своего стада - вполне себе таки равноценная плата за свободу. И в этой своей свободе он волен делать все, что захочет.

И сейчас он намерен спалить здесь все к чертям собачьим. Но, кто бы мог подумать, его обрывают на том моменте, как волк закапывается в своих форменных штанах в поисках спичек. Короткого взгляда в сторону Рейнарда хватает для того, чтобы остановиться. Луи в привычке чуть склоняет голову, смотря за тем, как мужчина медленно приближается к нему, оставив свою жертву позади. Не притронулся. Он и не собирался убивать вампира. Не собирался убивать никого из здесь присутствующих. Значило ли это, что хитрец просто хотел свалить убийство на руки Луиса, предложив ему серебряный нож? Похоже на то. Это принципы? Или же, снова, он слишком умен, чтобы оставлять следы на месте преступления. Сделать все так, чтобы в случае большого расследования никто даже и не подумал, что преступников было двое. Умно. Очень умно. И Луи никуда не торопится. По крайней мере, теперь. Когда иллюзионист оказывается к нему ближе. Пожалуй, настолько близко друг к другу они еще не были. И это дает возможность рассмотреть его лучше. Перебить вонь судового топлива горьковатым терпким запахом лесных ягод. И он без всякого стеснения принюхивается. Вдыхает этот кружащий голову запах глубже и от чего-то даже чувствует его привкус на собственных губах. Вкусно? Определено. И, ох, каких сил ему стоит сейчас одернуть себя и не попробовать получше. - О, да неужели? - Лу растягивает губы в улыбке и даже и не думает отступать. Ему нравится эта близость. Знаете, как оно бывает? Когда кто-то нарушает твое личное пространство, переходит границы. Оказывается на недопустимом расстоянии от тебя и ты, всматриваясь в лицо напротив, понимаешь, что тебе отвратительно. Тебе не нравится эта энергетика, тебя смущает чужое дыхание, звук его сердцебиения кажется слишком громким, неуютным. Тебе хочется сделать шаг назад, отойти, потеряться где-то в толпе и сделать вид, что этой встречи не было как таковой. Тут же, все было не так. Луи собирается сказать, что сомневается в том, что их маленькая игра на двоих действительно доставляет Рейнарду удовольствие и он желает ее растянуть. Ведь, еще раз... Он даже и не поиграл? Только лишь забрался в разум какому-то недоумку. И... Что дальше? А дальше этот человек, по ходу, собрался забраться в разум ему самому.

Слишком тихо. Луи так ничего и не сказал. Чужая рука движется медленно, будто боится встретить внезапное сопротивление от заведенного происходящим оборотня. Но тот только приоткрывает губы и делает глубокий вдох, когда пальцы касаются все еще саднящей на шее раны. Не дергается, не отступает. Мгновение чужого прикосновения к болевой точке. Дрэйк выдыхает и не без удовольствия смотрит за тем, как спутник растирает между пальцами его собственную кровь. Единственную, в которой тот сегодня замарал свою руку. Руки. Его посещает легкое наваждение начала этого вечера. Он все еще помнит, что кожа этих рук гладкая, мягкая и приятная на ощупь. Луис скользит взглядом вниз по запястью и старается подавить в себе желание почувствовать это еще раз. Делая шаг ближе, сдержаться от соблазна коснуться кончиком носа скулы, двинуться ниже, наконец, убедиться, что... что тонкая, почти прозрачная кожа на сгибе ключицы еще мягче, еще приятней. Что чужой запах именно там еще более манящий, будоражащий и возможно даже возбуждающий. И ему нисколько не стыдно за свои мысли, не стыдно за свои желания. И только сейчас замечает, что дышит в такт внезапно участившемуся дыханию стоящего напротив человека. Нет. Черт возьми, нет. Не человека. Демона. Настоящего демона. Из плоти и крови. Того, что без проблем может забраться тебе в голову. Того, кто развернув там свои причудливые инструменты, устроит в твоем сознании хаос. Раскидает вещи, сдерет шторы, сломает столы и стулья. Копнет в самые крепко закрытые сейфы, вытащит оттуда самые потаенные страхи и измучает твой воспаленный разум до смерти. Ты будешь чувствовать отчаяние, потому что не сможешь это остановить. Видеть то, что не существует, но ощущать так, будто вот оно - здесь и прямо сейчас. Раздирает тебе внутренности, вспарывает артерии, толкает в горячую агонию и вынуждает молить о смерти. Это ли ни есть настоящее искусство? Искусство притягивать взгляд и улыбаться так, что становится трудно дышать. Смотреть так жадно, так восхищенно, что где-то там, под ребрами, все скручивается к тугой комок возбуждения. Дрэйк чувствует, как в его собственных пальцах снова поселяется волнительная дрожь. Но едва он успевает поднять руку, чтобы перехватить чужое запястье, повисшую тишину разрывает крик все еще "прибитого" к стене вампира. Оборотень хмурит брови, и переводит злой взгляд на гребаного мученика. Жалеет. Действительно жалеет о том, что не убил его, когда ему давали такую возможность. Сейчас бы он с превеликим удовольствием вырвал ему его орущую глотку собственными зубами. Со смаком переживал и проглотил. И он действительно близок к этому. Но звучок в помещении резко поубавляется. Видимо, тот все еще находится под иллюзиями спутника. Спутника, который так ловко сейчас огибает самого Луи и картинно разводит руками. Нет. Так просто он не увильнет.

- Как коп... - Волк таки дотягивается до запястья напарника и тянет к себе. Никаких резких движений. Он же, в конце концов, не хочет стать очередным овощем и составить компанию той картошечке у стенки? - Как коп я могу сказать тебе, что дело замнут. - Луи был уверен, что все пути были куплены. Береговая охрана выпустила бы баржу без проверок. Охрана на входе наверняка была в курсе, что провозилось на судне, потому что это вряд ли первое дело контрабандистов. Слишком самоуверенно себя вели. Не добрали с охраной и переоценили свои возможности. Видимо, предыдущие дела у них проходили вполне гладко. Опыт говорит Дрэйку о том, что такие группы имеют прямые связи с городской полицией и наверняка хорошо проплачивают свою неприкосновенность. - Это будет несчастный случай. Наверное, что-то загорится в топливном отсеке. - Луис перехватывает собеседника за талию, снова сокращая между ними расстояние и теперь уже свободной рукой указывает на их личную рождественскую гирлянду на этот вечер. - О них даже никто не вспомнит. О них не напишут в деле. Их останки завернут в черные мешки и сожгут. Без суда и следствия. Местные копы будут только рады, что теперь им не придется покрывать преступников. Кто-то сделал всю грязную работу за них. - Не может сдержать улыбки, когда снова обращает свой взгляд к собеседнику. Близко. Он хочет видеть спутника близко. Именно в этот момент. - Ну а что ты? - Понижает тон практически до шепота и склоняется к Рею, крепче сжимая руку на его талии. - Единственный, кто стал бы искать убийцу в этом деле это только ты. И ты нашел меня. Ты мог бы справиться со всем сам. Мог бы войти сюда и заставить всех перерезать друг другу глотки не прилагая для этого никаких усилий. - Нисколько не сомневается в возможностях этого демона. И в том, что взять столько человек под контроль одновременно - тоже. - Так расскажешь мне - зачем? - Рука, все еще находящаяся на талии "лиса", скользнула по боку, перехватила удобней, в то время как другая снова зацепилась за чужое запястье. На ладони все еще его собственная кровь. Луи прижимает ее к своей груди, чтобы вытереть о водолазку. Кровь слишком вызывающе выглядела на бледной коже и он избавляет себя от лишнего соблазна, каждый раз подстрекающего его слизать ту языком.

Лесть?
Удел слабых и немощных.
Луис таковым себя не считал. Да, у него было чрезвычайно много недостатков, о которых можно было говорить вечно. А потом закончить и найти еще что-то новое на еще такую же вечность. Но что он никогда в себе не носил - это льстивость. Не его тема от слова вообще. Но, что удивительно, эта черта характера не вызывает в нем отвращения. Всего лишь еще один критерий, который нужен для нормального существования в современном обществе. Обществе сквозь прогнившем и очень любящем подлизывание жоп. Чем лучше лижешь - тем выше стоишь. В волчьей стае такой иерархии нет. В стае всегда все решается исключительно силой. Поэтому ни одного из семьи Дрэйков нельзя было назвать слабаком. Они столько лет держали главенство, сколько лет собирали вокруг себя другие семьи волков, что ни у кого даже мысли не промелькнуло о том, чтобы попытаться совершить переворот. Может быть, у Луи просто никогда не возникало необходимости кому-то льстить? Он всегда шел по жизни довольно легко, завоевывал доверие и симпатию окружающих другими путями. Открытостью личности, добротой души и, если в том возникала необходимость - кулаками. Он не понимал, зачем это все вообще делается. Зачем говорить человеку то, что на самом деле о нем не думаешь? Он воспринимал это только в шутках. Когда ты намеренно возвышаешь кого-то перед собой на пьедестале и резко опускаешь его вниз каким-нибудь нелепым сарказмом. Ты не забиваешь голову собеседника лишней информацией. Ты не окунаешь его с головой купаться в глубинах их собственного раздутого "я". Ты говоришь по факту, как есть. Ни больше ни меньше.

Рейнард вред ему. Луис видит это. Видит по вдруг убежавшему взгляду. Вообще, на самом деле, глупо было предполагать, что способности "лиса" выходят за пределы одной души. Что он способен копаться в головах сразу же несколько человек. Ведь это должно быть сложно. Очень сложно. Дрэйк даже предположить не мог, какого это - влезть в чье-то сознание. Заставить видеть что-то. Заставить чувствовать. До этого момента волк никогда не сталкивался с иллюзиями. Он вообще, в своей короткой жизни, мало с чем сталкивался. Провел большую ее часть в чуть ли не закрытом Анакортесе, где каждый въехавший в него подвергался слежке. Где каждый проходил негласную проверку. Стая оберегала себя. Даже слишком. Затворники, что боятся внешнего мира. Удивительно, как до них вообще добрался прогресс и они умудрялись жить в ногу со временем. Если бы Луи стал вожаком, он бы много что поменял. Снял много ограничений, позволил бы щенкам не ограничиваться в своих выборах. Все равно, куда бы они не пошли, не отказавшись от стаи, вернулись бы домой. Зато смогли бы увидеть больше, чем бескрайние леса Анакортеса. Так, как сделал это он. Но... И далеко он уехал? Лишь пробежался по "окраинам", вышел чуть дальше и снова вернулся. И так будет всегда. Все останется неизменным. Он будет уходить и возвращаться. Снова и снова. Смотреть как брат становится сильнее, смотреть, как медленно стареет его мать. Смотреть за тем, как ничего не меняется. В том числе, и он сам. Тоже не меняется с годами. Его кругозор все так же мал. И сколько бы лет ему не было, едва выйдя за пределы Анакортеса, он будет снова превращаться в ребенка, совершенно не знакомого с этим миром. И сейчас, чувствуя податливость "демона" в своих руках, он почему-то думает, что выходит за грань. Ту самую, которую нельзя прировнять даже к переезду в другую страну. Он и сейчас маленький неопытный ребенок, держащий в своих руках нечто такое необычно-странное и неизвестное ему. Было ли Луи страшно в этот момент? Нисколько. Но не зря ли? Он видел, что этот человек сделал с вампиром. Существо перед ним было словно игрушка. Оно не смогло даже сопротивляться. Дрэйк кидает короткий, едва заметный взгляд на кровососа и сразу же возвращает его к собеседнику. Интересно, смог бы он почувствовать, что в его сознание вторглись? Вдруг, то, что он видит сейчас - всего лишь иллюзия. Вдруг он угодил в нее еще тогда, на причале. Когда Рейнард сказал ему, что охранники его не увидят. Что если его партнер оставил волка стоять там, на причале, за охранной будкой и просто ждал, когда вернется иллюзионист. Ждал для того, чтобы остаться виноватым в содеянном. Я доверяю тебе, Луис. Снова эти слова звучат в его голове, когда он пытается сконцентрироваться на словах собеседника. Это сложно. Сложно, когда в голову закрадываются неприятные мысли. Никому, знаете ли, не понравилось бы быть использованным. Но если посмотреть на ситуацию в целом, разве это ни Луис использовал напарничество этого мужчины? Он собирался прийти сюда совсем один и не станет врать, без напарника ему справиться было бы намного сложнее. Ему бы пришлось убить охрану на входе, пришлось бы отбиваться от вампира, вместо того, чтобы просто разбить его голову о стену, ведь тот уже был дезориентирован. А маг уже внутри? Сколько бы ошибок совершил Дрэйк, если бы пришел один? Смог бы вывезти всех? Смог бы сейчас стоя среди вороха трупов чувствовать себя лучше, чем чувствует теперь? И это ощущение, от чего-то, усиливается с каждой секундой. Он не гордится тем, что сделал. Но, определенно, получает от этого удовольствие. А еще, от того, как снова меняется тон собеседника. Завораживает. перетягивает на себя внимание. Забивает мысли в дальние уголки сознания и будто говорит: "подумаешь об этом позже". Возможно, когда будет уже совсем поздно. Ну и ладно. разве оно того не стоит?

С каждым мгновением становящийся ближе. Может быть и совсем на немного, но Луи не может это не почувствовать. Словно руки развязывает, но в то же время не забывает напоминать о том, что он чертовски опасен. И Луис не был бы Луисом, если бы это не подбивало его еще сильнее. Почему-то хотелось сделать что-нибудь такое, из ряда вон, чтобы этот игривый засранец понял, что... Что? Что Луиса ведет, когда чужая рука скользит по его груди? Что сейчас, под полной луной он обрел не только физическую силу, что дала ему приоритет в состоявшейся потасовке, но и ощущения. Все, что происходит вокруг - это слишком. Все, что происходит с ним - это взрыв. А если чувства взорвать - невозможно представить последствия. Он только ощущает, как в горле медленно сохнет и тяжело сглатывает. Понимает, что не может оторвать взгляд от лица стоящего так близко человека. Не может, или не хочет? Глаза партнера бесконечно бегают и это не нравится волку. Он хочет прямого взгляда, он напряжен и чувствует мимолетное раздражение. Но оно быстро сходит на нет, едва голос собеседника становится мягким, тягучим. В который раз Луи ловит себя на мысли, что Рей имеет какое-то прям непозволительное преимущество над его состоянием? Толи эмоциональный фон Дрэйка раздражен настолько, что его кидает из крайности в крайность. Он потерял себя, но, кажется, обрел что-то более важное.

Демон? Лис? Господи, насколько все оказалось предсказуемым. Слышал ли он когда-нибудь о Кицунэ? Возможно. Еще в детстве. Но это были совсем не сказки. Это были пугающие истории, полные обмана. Страшные демонические сущности. Те, про кого можно было сказать: "Держись от них подальше". Можно было бы держаться, если бы существа эти встречались с такой же периодичностью, как те же вампиры, маги... волки? И, наверное, сейчас он должен был испугаться? Отпрянуть, хотябы попытаться закрыть свой разум, не смотреть в глаза этому незамысловатому рассказчику, который преподносит свою небольшую историю так, будто ждет и вот-вот собирается полакомиться испугом оборотня. Но, нет. Луис мягко смеется, будто нарочно выискивая лиси взгляд напротив и только сильнее сжимает собственную руку на чужом боку, как бы говоря этим, что пока еще никуда не собирается отпускать напарника. Что его совсем не пугает присутствие рядом древнего демона. Что он не против поиграть. Только совсем немного. - Демоны - Лисы? Теперь вы совершенно похожи на обычных людей, растерявших свои качества. Мне казалось, что вы настолько древние, что давно растворились в сознании других существ. - Только сейчас он понимает, насколько был прав. Насколько точно давал описание своему спутнику все это время. Он будто чувствовал. Но, по сути, просто давал напарнику прозвища, основываясь на его повадках, на его действиях. На его горячей, притягивающей магнитом ауре. Он казался ему интересным? Привлекательным? Необычным? Да. Но теперь, когда волк знает правду, эта привлекательность растет в геометрической прогрессии и едва ли не обжигает его. Эта игра была забавна настолько же, насколько и опасна. И сжатая ткань футболки на груди только подстрекает оборотня не останавливаться, подыгрывать. Поэтому он склоняется к своему демоническому спутнику ближе и делает то, что хотел.

Кончик носа зарывается в короткие волосы у виска. Он без всякого стеснения вдыхает горьковатый ягодный запах и чувствует, как его бросает в жар. Приятно. безусловно приятно. Но... - Слишком чистый, чтобы быть демоном. - И не о чистоте запаха лиса сейчас говорит волк. Он говорит о том, что тот совсем не запачкал своих рук, кроме как в крови самого волка. Он уже понял, что просто стал исполнителем. Но разве оно действительно того стоило? Прийти сюда только ради зрелища? Тратить свои силы на то, чтобы протащить кого-то еще в корабельное помещение. Стоять теперь рядом, так непозволительно близко. Совершенно не сохраняя дистанции. Демон-соблазнитель, не иначе. И эта мысль не может не сорвать с губ Луиса очередной улыбки. - Может убьешь своего дружка, и тогда я уже решу, кто из нас большее исчадье Ада? Ведь это мне пообещали сегодня придержать там местечко. - Луи чуть отстраняется и снова пытается поймать взгляд демона. Могло прозвучать так, будто он не верит. Но, нет. У него нет на это никаких оснований. Дрэйк видел все своими собственными глазами и теперь кусочки пазла собрались в целостную картину. Он мог считать, что ему повезло? Встретить такую диковинку? Или за то, что добился признания, теперь будет убит как нежелательный свидетель?