Собирайся. Мы уезжаем в Париж.

Всего лишь два предложения, всего лишь несколько простых слов. Что они стоят против тысяч других, уже сорванных с уст? Против самых откровенных признаний в глубине ночи и произнесенных влюбленным шепотом речей на закатном солнце? Рейнард всегда считал, что рядом с Марком ему отчего-то легче говорить не от вечно думающего разума, а от самого сердца. Легче находить в себе самом правду, легче обнажать ее перед своим партнером. Не только потому что сам ворожей был способен понять его лишь с полуслова, прочитать все по демоническим эмоциям, но и из-за какого-то необъяснимого влияния, которому тот подвергался в присутствии человека. Из-за пронизывающего каждую клеточку его тела доверия, что заставило произносить те вещи, в которых, быть может, демон не был готов признаться даже самому себе. Но что сейчас?

Всего лишь два предложения, которых Рейнард прокручивает в своей голове вновь и вновь. И каждое из них произнести невыносимо трудно. Как и трудно делать каждый шаг по лестнице вверх к квартире, где его спутник уже давно заждался своего демона. Все это в разы труднее, чем сам совершенный им поступок - покупка билетов на рейс в сердце Франции, совершенная всего лишь в пару кликов. Пускай принять само решение об этом было также сложно. Не как для демона, но как для партнера Марка, что действительно старался быть для него лучшим, правильным, а главное - чутким. Прислушивающимся к мнению и желаниям своего человека. Разве сейчас он поступал именно так, заботливо поинтересовавшись у Марко и последовав его словам? Нет. Впервые за время их мирной совместной жизни он шел вразрез, не просто поступая "неправильно", но и совершенно игнорируя известные ему чувства и наказания ворожея. Тот говорил ему не трогать его прошлое. Говорил не гнаться за пустой и неосуществимым желанием вернуть ему зрение, избавить от проклятия. И сейчас Рейнард решил сам делать именно это. И сейчас, пересекая неумолимо сокращающиеся лестничные пролеты до их квартиры, он чувствует, как по пятам за ним следует пронизывающая неуверенность, подкрепленная тонким, едва разборчивым страхом перед разговором со своим партнером. Впервые за целые тысячелетия жизни лжеца, эмпата и иллюзиониста он боялся предстать в разговоре слабым и безоружным. Впервые не имел ни малейшего представления, как подойти к этому разговору, как его вынести и каким предстать перед своим человеком.

На решение, последствия которого демон вынужден разбирать уже сейчас, подначило его внутреннее отчаяние, охватившее сердце и разум с одной лишь прочтенной строки. Все началось утром, когда в поисках информации о ритуале связи души и демонической сущности Рейнард раскрыл заказанную им темную книгу, в подробностях рассказывающую о запретной магии. Технику обряда он, ошеломленный неожиданной новостью, смог прочитать лишь вскользь. На весь день его заняли неразрешимые мысли о том, что маг должен вступить в связь, очищенный от чужеродной энергии, что помешала бы ритуалу связи. Проклятие... проклятие, насквозь пропитавшее человеческую кровь и отобравшее его зрение, расцветало так ярко, что была различима даже для демона. Расцветало так сильно, что продолжало лишать Марко даже сейчас. Не только возможности видеть мир вокруг, не только его непорочности и чистоты, но и возможности обвенчать их общее единство, довести его до конечной точки. Когда связаны не только мысли, эмоции, тела, магия, но и сами сущности. Рейнард желал этого больше всего. И в откровенных признаниях Марко, в его невероятной отдаче видел, как сам он готов пожертвовать своим всем ради того, чтобы обрести эту связь. Сейчас же проклятие, непреодолимое, запретное для разговоров, рушило абсолютно всё. Сейчас оно впервые довело демона до переполнявшего его отчаяния. Он бы отдал все, чтобы избавить Марка от него. Но разве кто-то берет такую плату? Разве кто-то способен был избавить ворожея от черни? Разве сам человек не объездил весь в мир в поисках того, чтобы найти себе исцеление? Разве Рейнард может сделать хоть что-то сейчас?

Он бросался от одного к другому. Надеялся найти в других книгах знак того, что проклятие не будет им помехой, и каждый раз рушил свои надежды. Едва сдерживал себя от звонка партнеру, чувствуя, насколько бессилен перед законами магии в этом мире. Открывал имеющиеся книги о проклятиях и не находил в них ответов, пользуясь лишь малой частью источников, что за свою жизнь должен был перерыть Марко. Его дьявольски аккуратный, точный в мелочах кабинет, где все было не по-земному прибрано и все находилось четко на своих местах, с каждым часом все больше и больше превращалось в захламленное помещение. Рабочий стол оброс расположенными по всюду, хаотично раскрытыми и лишь к счастью не смятых под друг другом книг, что окружали ту самую, доведшую демона до этого состояния. Ненужные свитки были сброшены на пол. Полуправдивые гримуары небрежно валялись на диване, часть из литературы оказалась помещенной на полки под сувениры. Лишь единицы из них попали с наступлением сумерек попали в располневшую кожаную сумку, которую Рейнард нес в руке до их квартиры.

Он находился меж двух миров. Того, что был в его кабинете, полный хаоса и разбитых надежд. И умиротворенной тишины, что царила в квартире любящего его человека. Они, абсолютно противоречащие друг другу, вот-вот должны были столкнулся, и предвестником тому был звук открывающего запертую изнутри дверь ключа, и посланником тому был сам Рейнард. Он чувствовал неуверенность, которую, казалось, не питал никогда. Потому что взял на себя слишком большую ответственность. Потому что вздумал, что имеет право самостоятельно решать, что будет лучше для его партнера. Потому что вздумал, что одна-единственная его мысль, не подтвержденная ничем, станет тем самым шансом на исцеление ворожея. Горькая смесь сожаления, страха, боли и гнева, выращенные на отчаянии, переплетались друг с другом, кишели внутри целым змеиным роем. Неуверенность подвергала сомнению каждую мысль и каждый шаг. В одном дверном проеме демон был в шаге от того, чтобы принести этот груз внутрь собственного дома, а после взвалить его на плечи человека, ставшего всему главной причиной и задачей.

Рейнард входит внутрь осторожно, тихо прикрывая за собой входную дверь и погружаясь во мрак прихожей. Из их комнаты доносилось свечение прикроватного светильника, что лишь освещало подушки матраса да рабочий столик Марка. Яркий свет в их квартире в меньшей мере требовался самому магу, сам лис различал силуэте во тьме лучше человеческого глаза. Однако сейчас он выискивает рукой выключатель, чтобы загорелась лампа на входе и он спокойно мог разуться и повесить свое пальто. Рейнард ожидал другого. Думал, что встретит своего партнера еще на самом пороге, и тот его застанет в том состоянии, в котором демон покинул собственный кабинет. Но этого не произошло. Рейнард не столкнулся с пронзающим слепым взглядом глаз, что вывели бы без лишних слов того на чистую воду. Не встретил поджатых в напряжении губ, когда Марко разочаровался бы им. Не заметил выросшего внутри человека гнева за то, что демон позволил себе принять решение за него. Рейнарда встретила тишина и покой их дома. Запах остывающего травяного чая, что сопровождал знакомый излюбленный аромат его человека. Все это ассоциировалось с безопасностью, стало частью того самого слова "дом", который Рейнард познал лишь спустя тысячелетия жизни. Все это дарило ему непозволительное успокоение, в котором, кажется, тот и нуждался. Он прислушивается к собственным ощущениям, выискивая ауру человека, которого ожидал увидеть перед собой. И вместе с ее слабым веянием слышит шум воды, доносящийся из-за закрытой двери ванной. Его перебивает лишь радостный, точно вспыхнувший из-за появления демона щелчок чайника на кухне. Рейнард тихо усмехается и плавно выдыхает, одним пальцем ослабляя туго затянутый на шее галстук. Подаренные ему мгновения без предосуждений и умиротворение квартиры потихоньку успокаивают мысли, точно приглаживая их. Он до сих пор не уверен. Но Рейнард не успел на основе неуверенных рассуждений вознести в своем сознании шаткий дом, чтобы после показать его Марку. На основе них у него не было почти ничего. Лишь простирающийся вдаль пустырь из сплошной пустоты, разрушить который было невозможно. Рейнард понимает, что ему не надо придумывать что-либо, чтобы после дать это своему человеку, когда тот появится из душа. Он будет самим собой, без секретов и лжи. Ему не нужно притворяться перед своим человеком.

— Марко, — голос звучит мягко, когда, выждав несколько секунд, прежде чем выходящий из двери ворожей заметит его, демон окликивает его. Что бы ни было у того за грудной клеткой, на лице не может не раздаться нежная улыбка. Он так долго боялся момента их встречи, но именно он отчего-то дарит тому кратковременное облегчение. Он рад видеть его, рад почти безумно, потому что провел целый день вдали от человека, о котором думал постоянно. Рейнард подается тому навстречу, чтобы сократить расстояние между ними. Чтобы мягкость улыбки внезапно сменилась на заискивающую, когда взгляд почти бесстыдно проскользил по оголенному торсу возлюбленного, а после остановился на повязанном на бедрах полотенце. Чужой вид, вспыхнувшие чувства от него контрастируют, путаются вместе с прошлыми сомнениями, сталкиваются с ними лоб в лоб. Он ожидал, что с порога его ждет конфликт. Он подвергался множеству сомнений. Сейчас же собственные желания и излишний интерес вводили в куда большее замешательство и сбивали с толку. — Мне нравится, когда ты меня так встречаешь, — не может не сдержать укромный шепот, бережным движением притягивая партнера ближе к себе и коротко целуя его в губы в знак приветствия. Теплая ладонь осторожно ласкает кожу талии, будто ненарочно касаясь полотенца своим ребром, лишь короткое мгновение невесомо и игриво цепляет его пальцами, ведет по нему вдоль. Слишком заманивающее. Рейнард бы с удовольствием снял его с партнера, когда тот позволит. В иной раз он бы с удовольствием заполучил себе это дозволение. Он сдерживает себя, чтобы не поддаться ближе, не склониться к чужой шее. — Я скучал по тебе, — и это будет его самой чистой правдой, произнесенной смотря тому в глаза и любуясь ими.

— Как ты тут? — целый день, без своего навязчивого демона. Он надеется, что у того все в порядке, пускай, чуть склонив голову, смотрит на партнера излишне внимательно. Рейнард почти ободряюще касается его талии, не сдержавшись, чтобы не поцеловать партнера в скулу вновь, а после пробежаться по нему бережным взглядом. Осторожно пройтись пальцами руки выше, невесомо коснуться раны, на которую все эти дни наносил мазь. Очертить пальцами дугу ребра, а после нерасторопно, почти задумчиво огладить грудь, прислушиваясь то ли к себе, то ли к чужим ощущениям. Сегодня Марко выглядел лучше, чем в день их возвращения из церкви. — Совсем скоро заживет полностью, — он довольно улыбается, самостоятельно убеждаясь в том, что его партнер идет на поправку и чувствует себя хорошо.

Ведь это им бы очень пригодилось, да? Ведь чувства, что преследовали всю дорогу до дома, не делись никуда. Лишь притихли на мгновение, позволяя встретить Марко в спокойствии. Рейнард чуть хмурится, вновь осматривая партнера и сглатывая подступивший ком в голе. Задерживает взгляд на чужом лице, надеясь найти в нем ответ, хотя бы знак, что демон может довериться партнеру и раскрыть все карты. Он доверится. Обязательно. Потому что готов к этому. Готов быть абсолютно честным со своим ворожеем, какой бы ни была тяжелой правда. Рейнард тихо вздыхает, выдавая на лице грустную улыбку, осторожно переносит ладонь с чужого бока на плечо и плавно оглаживает его, спускаясь до локтя, чтобы остановиться там. — Сегодня я нашел кое-что, из-за чего мне пришлось провести целый день за книгами в своем кабинете. Послушаешь меня, хорошо? — он знает, что Марко выслушает. Видит это по чужому взгляду. И чем больше всматривается в глубину карих глаз, тем больше чувствует, как внутри просыпается чуждая ему эмоция. Он думал, что, решая за Марка, должен был принести ему уверенность в собственном выборе. Но той не было. Зато сейчас, встретив того, ради которого провел весь день в поисках, он чувствует свою уверенность в том, что это было необходимо. Чувствует внезапно разгорающуюся заботу и желание защитить. Любой ценой. Потому что перед ним стоит самый дорогой ему человек. Ладонь на локте не держит, но греет своим теплом. — Завтра вдвоем мы улетаем в Париж. Я уже взял билеты, — он аккуратно оглаживает его руку, внимательно следя за реакцией. Именно в это мгновение демону кажется, что он готов вынести ее любую. — Нам нужно снять проклятие, Марко. Я прошу тебя только об одном - доверься мне.

Что он хотел услышать в ответ? Доверчивое согласие, которое Марк никогда не дал ему, как бы Рейнард ни просил? Нутром демон чувствовал, что ворожей, сколько бы ни знал его и сколько бы ни желал отдать взамен, просто не сможет услышать его. Не сможет принять стремления и надежды, которых похоронил в себе самом и жаждал того же от партнера. Или, быть может, Рейнард надеялся на бурю встречного гнева, что тот посмел коснуться запретной для них темы, задеть так и не зажившую рану? Ему бы пришлось бороться с ней, не имея никакой возможности обойти. Однако чужой смешок, громкий настолько, что рушит умиротворенную тишину, вводит демона в ступор. Он не ожидал его. Даже не думал, что Марк найдет в его словах что-то смешное. Он мог назвать его глупцом, ненавистным, но не воспринимать его слова не всерьез. Рейнард хмурится, чувствуя, как энергия неразборчивых эмоций вскипает внутри партнера и тот, словно лишая своего демона возможности разглядеть или пытаясь подавить самостоятельно, отворачивается от него. Что это? Видел ли он когда-нибудь Маркуса таким? Непонятным, неразборчивым, но стоящим в коротком шаге от того, чтобы вывалить свои эмоции наружу. Словно ходящим по неумолимо тонкому краю. Видел ли он, что фон, как бы тот ни старался скрыть, дрожал при каждом изучающем прикосновении демонической сущности? Нет. Его партнер никогда не был таким. Никогда не стоял перед ним на самой грани перед тем, чтобы сорваться. И никогда не притворялся так, как делал это сейчас. Неумолимая боль вперемешку с грустью отчего-то комом застряли в горле, заставляя демона прервать свои слова и замолчать. Ему хочется сглотнуть. Так, чтобы его чувства осели на дно и не просыпались. Потому что ему кажется, что те просто не смогут выстоять перед тем, что сейчас творится внутри его партнера. Он ненадолго замолкает, потому что опасается потревожить то, что беснуется в чужом фоне.

Рейнард прикрывает глаза, чувствуя легкое прикосновение к уголку губ. Да, он хотел бы задержаться в этом мгновении. Чувствуя Марко так близко, тепло его губ на собственной коже, слыша откровенное обращение, каждый раз заставляющее все внутри трепетать от вспыхнувшей любви. Возможно, ему бы хотелось, чтобы весь сегодняшний день был всего лишь неудачной шуткой. Чтобы всех отягощающих их жизнь забот не было, не приходилось принимать заведомо неправильные, рисковые и ответственные за чужую судьбу решения. Не приходилось бы срываться, бросать их квартиру и ехать в аэропорт. Слишком соблазнительной казалась иллюзия того, что все действительно было и будет в порядке, а все прошлые эмоции, до сих пор волнующиеся где-то внутри, не существовали вовсе. Он раскрывает глаза за следующей чередой вопросов и неспешно проходит из прихожей в их комнату, оставляя у книжного столика, книги на котором сейчас находились в удивительно аккуратном порядке (и Рейнард был намерен это исправить), свою сумку. Он может последовать словам Марка. Может подыграть, притвориться, что все было действительно неудачной шуткой, и оставить роковой разговор в стороне. Будто ничего из того не было важно - ценилось лишь непоколебимое спокойствие, которое ворожей всеми силами старался сохранить. Легкостью слов, сменившейся на искреннюю улыбку. — Спасибо, — Рейнард просто не может сдержать ответной улыбки, когда слышит о заботе Марко и принесенном им французском десерте. С грустью поджимаются лишь уголки губ. Он не знает, что делать. Не знает, как поступать с игнорирующим их проблему, его заявления Марком. Просто боится сделать очередной шаг в сторону этого разговора и разрушить то, что его партнер так старательно выстраивает вдали от ненавистной темы. — Уже поздно. Но я бы не отказался от твоего травяного чая. Составишь компанию? — в легкой просьбе демон осторожно касается чужой поясницы, в угасающем контакте провожая Марко на кухню первым, и почти смиренно следует за ним. Садиться за кухонный столик не хотелось. Не хотелось проводить время в молчаливом ожидании. Притворяться, что все в порядке - тем более. Он лишь почти обреченно прижимается к краю стола, исподлобья бросая в сторону партнера осторожные взгляды, пока тот помогает ему достать нужные травы. И вновь за Рейнардом решение, продолжать их разговор или же позволить своему партнеру вести все так, будто ничего не было. Сквозь арку он бросает взгляд в сторону оставленной сумки с книгами. Если он оставит все как есть, весь день был насмарку. Насмарку будут все годы поисков - быть может, и вся его жизнь, обреченная гнить в захватывающем его проклятии? Что, если оно и вовсе не прекратит прогрессировать, отобрав в один день все зрение ворожея? С другой стороны - его человек. Впервые кажущийся ему слабым и хрупким, таким беззащитным перед темной магией проклятия. Сломленным перед своей судьбой и не верящим в то, что хоть что-то еще можно было исправить. Смирившимся и желающим продолжать жить в спокойствии, не теряя время на поиски, удачные или нет. Хотел ли Марко этого на самом деле, в глубине души? Демон не знает. Но знает, что его самого сковывает отчаяние перед ситуацией, в которой они оказались. Что он сам просто не может бросить все и задушить в себе надежду.

— Ты знаешь, что это была не шутка, — он начинает почти робко, осторожно, будто каждым словом как шагом прощупывая топкую почву под собой. Стоя в стороне, хмуро склонив голову и взирая на своего партнера болезненно, с так и не озвученным сожалением. Ему жаль втягивать в это своего партнера. Ему жаль, что их будущее обречено. Жаль, что связь невозможно с проклятием; жаль, что проклят сам Марк. Будь на то возможность, Рейнард хотел бы быть проклятым стократно, лишь бы снять то со своего человека. Нести чужую ношу на собственных плечах и знать, что это из-за него самого невозможно разделение души и демонической сущности. — Я знаю, как ты относишься к этому. Я помню твои слова, Марк, и они для меня не пустой звук, — он хотел бы коснуться его прямо сейчас. Согреть в своих объятиях, дать своему человеку спокойствие и пообещать, что они обязательно справятся. Коснуться его нежно и безболезненно, показывая, что он никогда не обидит его и не принесет за собой страданий, какой бы темной ни была его сущность. Но демон так и не решается подойти ближе, опасаясь, что под его же словами пороховая бочка вот-вот взорвется. Еще страшнее - оказаться отвергнутым. Ведь демон знает, что, поступая из самых благих намерений ради ворожея, он делает все против него. — Я никогда не хотел и не хочу причинять тебе боль. Я не хочу нарушать данные тебе обещания и заставлять тебя снова возвращаться в свое прошлое. Извини, но я просто не могу по-другому. МЫ не можем. Нам НУЖНО сделать это. У нас нет другого выбора, — он всматривается в своего ворожея, ищет его взгляд, вслушивается, пытаясь найти в нем хоть каплю понимания или симпатии. Сможет ли он найти там хоть какой-то отклик? Или же каждое его слово совершенно бессмысленно перед собственными убеждениями Марка? Чайник неподалеку нервно щелкает кнопкой включения снова и снова, пускай и только что вскипел. Не только демон чувствовал, как изменилась аура помещения вокруг. Как меж ними напряженно натянулись протянутые друг к другу нити. Он нерасторопно проходит к чайнику, ступает с ним в сторону Марка, что уже готовил ему чашку, и осторожно наливает туда кипяток. Он ловит каждую возможность, чтобы осторожно подступить ближе. Чтобы прислушаться к нему и, если то поможет хоть как-то, оказаться рядом. Его кисть аккуратно ложится на стол рядом с чужой рукой, соприкасаясь с той лишь ребром ладони. — Иначе я бы не решился на это и не касался бы этой темы вовсе, — им движет отчаяние. Самое настоящее, раз за разом приводящее его к чувству безысходности. Он уже сказал это - у них просто нет другого выбора. Нет и у самого Рейнарда, что так и не смог отставить все в сторону. Была бы его боль сильна так же, если бы проклятие не касалось их мечтаний о связи? Было бы отчаяние не таким громким, если бы все его желания разделить абсолютно все со своим партнером, подарить ему силы и собственную адскую сущность не разбились на острые обломки? Рейнард шумно вздыхает и на короткое мгновение закрывает лицо руками, растирая его. Отчего-то голос его дрогнул и стал еще тише, пускай он вовсе не хотел этого. — В моей сумке несколько книг. И каждая из них говорит, что невозможно провести ритуал связи, когда на ком-то есть чужая энергия. Мы не можем вступить в нее, пока на тебе проклятие, Марк. С ним ритуал убьет тебя. Я не могу так рисковать тобой, — думать об этом сложно. Сложно заставить учащенно бьющееся сердце поверить, что в их ситуации они совершенно обречены. Еще сложнее оказывается произнести все эти слова. Рейнард чувствует, как обнажает правду о своем партнере, которую, быть может, не хотелось бы знать никому из них двоих. Но они попросту не могут иначе. И если признание каждого было самым искренним, то они должны сделать хоть что-то, чтобы иметь возможность связать их сущности. Побороться за это. И если Марк не хотел продолжать это ради самого себя, то, Рейнард надеялся так невинно и искренне, хотя бы ради них обоих. Сам демон не опускал бы руки даже ради состояния своего партнера. Потому что всей своей сущностью хотел помочь ему и остановить проклятие, тянущееся за ним из далекого прошлого. Рейнард осторожно накрывает чужую кисть своей ладонью. — Я взял билеты на завтра. Я не могу быть уверенным, что мое предположение правильно, но я хочу хотя бы постараться сделать что-то ради нас. Ты нужен мне. И мне нужно твое участие. Пожалуйста, дай и мне шанс попробовать снять проклятие.

Рейнард не имел ни малейшего понятия, поступал ли правильно, разглашая Марку ужасную правду. Проклятие, сковывающее ворожея, не позволяло им вступить в обоюдно долгожданную связь. Он знал, что должен был сообщить - во избежание будущих ошибок, чтобы обезопасить партнера и не дать ему погибнуть от до того неизвестном им условии. Но поступал ли демон правильно по отношению к его чувствам? Каково человеку, жаждущему любви, слышать обрывающую фразу "ты проклят, клеймен, и никогда не будешь связан с любимым существом"? Было ли это хоть на грамм честным сообщать, что вся причина была в Марке? Рейнард бы оспорил всё это. Но разве не так звучат его собственные слова? Разве не так их услышит его партнер, как бы осторожно демон не пытался сообщить ему о проклятии? Именно поэтому он насторожен как никогда. Внимателен к каждой вибрации чужого фона, выискивая изменения как можно раньше, чем те сумеют разрастись и превратиться в грозовой шторм, с которым лис едва ли сможет справиться. Он старается быть тише, быть нейтральнее, встречая в чужом взгляде недоумение вперемешку с жгущей ненавистью и отчаянием. Он не хочет подавать партнеру лишний повод, чтобы, цепляясь за чувства уже их обоих, сваливая на себя целое ведро не только собственных, но и чужих чувств, и тонуть в них, тонуть. Рейнард жаждет быть Марку надежной крепостью, домом, что укроет его от бушующей стихии, а не снесет вместе с собой. Но он просто не может скрыть в собственном взгляде сожаление. Не может не чувствовать расцветшую в груди, ноющую горечь отчаяния. Словно впиваясь шипами, она причиняет боль с каждым биением сердца. Словно опухоль, душит и не позволяет вдохнуть. Темными бутонами в груди раскрывается отчаяние, чьи семена проросли еще в кабинете. Ему было тяжело видеть, как их мечтания о связанном будущем, жизни душа в душу в миг разрушились прямо на глазах. Тогда каково должно быть Марку? Каково должно быть тому, кто уже десятки лет искал решение их проблемы и потерпел неудачу? Тому, кто снова столкнулся с ней? Рейнард неуверенно ступает ближе, когда Марко прячет в ладонях свое лицо, мягко и почти невесомо касается его плеча и ведет по нему. Он понимает его. Понимает, что сейчас партнеру должно быть намного тяжелее, чем ему самому. Что-то внутри болезненно ковыряет. Мысли бьются сбивчиво, твердя, что он сделал своему человеку только хуже. Его слова довели ворожея до такого состояния. Он давит их в себе. Нет места для жалости к себе самому, пока тяжело любимому. Рейнард тихо выдыхает, взглядом провожая партнера до обеденного стола и забирая их чашки с готовым чаем, и лишь после садится рядом с ним. Хотелось верить, что горький травяной чай потушит их отчаяние. Хотелось верить, что горячий напиток и тепло махрового халата согреют чувствительную кожу чужих рук. Хотелось верить, что им вдвоем станет спокойнее в доносящемся с улице холоде этой зимы.

Напиток не сможет смочить иссохшее горло, не сможет сбить застрявший внутри ком. Горечь глотка чая остается незамеченной на фоне того, что Рейнард черпает из чужого фона. Оно было подобно пробитой плотине, и все, что демон чувствовал, это мощнейший поток прорвавшейся стихии. Она нахлынула на него с головой, водоворотом затянула в свои пучины, разлилась и затопила всю их квартиру. Эмпатичная сущность сходит с ума от того, что распознает собственными рецепторами. От возросшего в нем самом напряжения Рейнард сильнее сжимает ручку чашки, едва не разливая из краев чай. Он не знает, что именно отражается в его широко распахнутых глазах: страх, ужас или удивление. Ведь он никогда не встречал подобного. Никогда не чувствовал человеческий фон именно таким - диким, необузданным, громогласным и ярким, подобно разрядам молнии, и в то же время ломающимся и выворачивающимся наизнанку. Рейнард не раз чувствовал силу эмоций, находящуюся на своем критическом максимуме, но никогда не встречал подобного. Чтобы волны чувств ломались на части, подобно кукле, и на короткие мгновения собирались обратно. Чтобы одно лишь прикосновение к эмоциональному фону было похоже на разряд тока, заставляющего все мышцы непроизвольно сократиться, а тело - болезненно сжаться в комок. Чтобы всю собственную сущность, как только та позволила глотнуть чужие эмоции, оплела лоза разъедающего отчаяния, отравила своим ядом все нутро. В таком состоянии Рейнард застыл и боится пошевелиться, потому что ему кажется, что любое его движение отразится уколами тысячи игл. Что каждый его шаг будет точно в топких болотах. Его поражает и одновременно ужасает то, что он испытывает. Его ужасает, что все это принадлежит его партнеру, мрачному, сломленному, будто беспомощно сжатому под грозовой тучей. Почти не различая в чужих словах обрывающего "нет", но слыша произнесенные не ему слова, Рейнард поднимается вслед за уходящим от него прикосновением резко. Он не хотел чувствовать ту боль, что сейчас заставляла стискивать зубы, лишь чтобы не закричать. Но чужой фон приковал его. Он не мог не пойти за ним. С ушедшим за арку ворожеем на кухне стало слишком холодно.

Он останавливается у входа в их комнату, рукой взявшись за проем, когда слышит чужие слова, а следом - грохот рухнувших с полок книг. Все происходит за доли секунды. Рейнард запечатлел лишь масштабный по своей силы всплеск в чужом фоне, резкий взмах руки и отчего-то острые черты своего человека. Сбитая сумка, что стояла рядом, падает вниз и, раскрывшись, отправляет в стопку их книг те гримуары, что были виновниками всего происходящего сейчас. Никакого смысла. Сказанные с горяча слова режут слух, отравляют разум. Проходятся по телу разрядом тока, и Рейнард не знает, было ли то его собственным чувством или перенятым от партнера. Никакого смысла! Вновь и вновь фраза проносится в голове, и отражается так же, как и предупреждающие о проклятии строки гримуара. Что-то рушится так же, как и рушились мечты о связи. Надежда на содействие со стороны партнера, на мирное разрешение ситуации скрипя не выдерживает и разбивается в дребезги.

Порыв чего-то непонятного, еще неизученного заставляет сдвинуться с места и приблизиться к погруженной в мрак фигуре. Он меняется. Меняются его привычные повадки, знакомые оттенки движений, меняются прикосновения. Не мешкая, без свойственной лису аккуратности демон молча подходит к своему человеку и заключает его в объятия. Крепкие, почти жесткие, ведь пальцы несвойственно ему сжимаются чуть выше локтя, на чужих плечах, хватаясь за ткань халата, тесно держат ворожея в непозволительной близости. Полная любви мягкость и аккуратность пропадают. Пропадает нерасторопность и последовательность прикосновений, что извечно будто проверяли настроение партнера, спрашивали его согласия в ответном движении навстречу, а после будто готовили к возобновлению близости. Сейчас каждый жест сковывает твердая решительность, пускай те и пропитаны прежнем теплом любви. Оно горит по-другому. Сейчас Рейнард не дает Марку шанса на то, чтобы отказаться от близости и выразить недовольство. Ему не все равно. Но он просто не позволит своему человеку уйти. Не позволит, заставит, прикует к себе, запрет в этих объятиях, но лишь бы партнер чувствовал демона рядом. Лишь бы знал, что он не один. Лишь бы понимал, что Рейнард не отвернется от него, а станет для него надежными крышей и стенами, что защищали бы от всего вовне. Что даже в сломленном отчаянием, в повергнутом в шок от непривычных человеческих чувств демоне можно найти опору, уверенность и решительность намерений. Он черпает их в собственной любви, в своем человеке, в их недостижимой ни для кого другого связи. — Марко, — пальцы на плече сжимаются крепче, глаза ищут обращенный к нему взгляд, сущность жаждет хоть капли чужого внимания в том вихре эмоций, что кружил вокруг и сметал на пути все, — ты не виноват, — и никогда не был. Не был, назвав своей любовью Странника, отказавшись от любви таинственного иностранца, решив отдать все ради своего возлюбленного и пожертвовав большим, чем мог ожидать. — Ты не виноват, слышишь меня? — руки обхватывают теснее, будто боясь, что партнер воспротивятся, жмут чужое тело, прикрытое махровым халатом, ближе к себе, скрывают от морозного воздуха, доносящегося из по привычке приоткрытого окна. — Ты жертвовал всем ради того, что тебе дорого, и нет поступка отчаяннее, сильнее и отважнее, чем твоего. Ты не мог знать, чем все обернется в будущем. Ты не знал, как это скажется на тебе, как это скажется на нас обоих. В этом нет провала. Ты просто жил, — демон заглядывает в чужие глаза и, болезненно сводя брови, прижимается лбом ко лбу, накрывает теплой ладонью прохладную щеку. Растирает ее, ощутимо гладит кончиками пальцев за челюстью, не ищет ответа, а лишь бескорыстно отдает свое тепло партнеру. — В каждом мгновении, в каждом периоде твоей жизни был смысл, Марк. Твоя жизнь полна им намного больше, чем тебе кажется. Она прекрасна. Память, что ты несешь с собой, твое прошлое удивительно и бесценно. Ты прекрасен. Я никогда не встречал человека сильнее, чувственней и больше познавшего жизнь, чем тебя, — рука соскальзывает на затылок дальше, сжимает вьющиеся кудри волос, давит, прося сблизиться с ним. — Я люблю тебя. Такого, какой ты есть, — каким бы неудачником и провалом ни считал себя сам человек. Рейнард не поверит. Не поверит ни единому его слову. Терпко, чувственно коснется влажными губами уголка чужих губ, прижмется ими к скуле, а после - щекой к чужой щеке. Огладит пальцами за ушком, но не отпустит. Никогда. Он будет держать его в своих руках, ласкать и, договорив, теряться в громогласной тишине, давая партнеру время, чтобы пропитаться его новыми чувствами. Быть может, давая тому искривленное спокойствие, что так было нужно человеку.

Не отпустит, даже когда отчаяние трансформируется во что-то иное, сплетется вместе с решимостью и разольется по всему телу. Сквозь чужой трепещущий фон их комнату затопит разгорающееся холодное пламя адской сущности. Ее сила проснется и, как полноводная река, разольется из берегов. Вместе с силой прикосновений, вместе с уверенностью слов, вместе с целенаправленностью мыслей. Она проснется как у отчаянного зверя, действующего напролом, видящего лишь один выход для спасения. Как у существа, что был непоколебимо уверен в собственной силе и правоте. — Я не могу так, — Рейнард выдыхает, и вместе с тем в воздухе искрятся нотки пробужденной злости. Марко должен почувствовать, как тот в отрицании мотает головой. Не может. Да, он не может последовать чужим словам. — Я не могу смириться с этим, mon amour, — даже когда демон видит, как ему больно. Даже когда искренне верит, что все это было бессмысленным. Он провел свое время в поисках не для того, чтобы опустить руки от одной лишь преграды. Он взрастил в себе веру не для того, чтобы позволить той испугаться десятков лет поисков, сломиться ей перед обреченностью ворожея. — Сколько еще проклятие будет питаться твоими силами? — Рейнард поднимает на партнера взгляд вновь, беспокойно осматривает его, ищет хоть каплю понимания и сопереживания. —  Я не могу ему позволить забирать то, что дорого МНЕ, — быть может, как когда-то не мог Марко. Он должен лучше самого демона знать, каково чувствовать, что у него лишь отбирают. Должен понять пробудившуюся внутри ненависть, что заставляет желать разодрать виновника вклочья. Сколько бы Марк ни просил, демон не сможет смириться с этим. И ему придется самому делать выбор. Потому что Рейнард совершил его уже. Он плавно отпускает Марка, больше не сдерживая его. — Я уничтожу его, — и в ослепленных силой демонической сущности глазах блеснет что-то нездоровое, кричащего о серьезности намерений. Он собирается разорвать Странника, посмевшего уничтожать жизнь его человека, на куски. Предать его огню. Отомстить за все эти годы угнетения. И будет лучше, если в этот момент по бок от него будет стоять Маркус Эмон. Это будет необходимо ему.

Рейнард не может не заметить, как в его руках меняется человек, и крепче прижимает его к себе, реагируя на внезапное затишье и отчужденность в его фоне, так контрастирующих с предыдущим шквалом чувств. Рука уверенная, ощутимая даже сквозь теплую ткань халата, крепко сжимает чужое плечо, протяженно ведет по нему в сторону локтя, надавливая ласкает большим пальцем. Еще секунды назад эти руки, что сейчас оглаживает демон, дрожали в нахлынувших на партнера эмоциях. Секунды назад они резким, неожиданным даже для чуткой лисы движением смели сначала одну, а затем вторую стопку аккуратно расставленных на полках книг, к которым Марко как никто другой относился бережно. Рейнард жмется губами к чужому виску, размеренно вдыхает ласкающий аромат трав, вслушивается в успокаивающееся дыхание партнера, в его эмоции. Что это было? Дребезжание такой силы, доведенные до предела эмоции, что вылились наружу и дали воцариться хаосу. Рейнард до сих пор чувствует, как их крик пробирал собственную сущность. Как отчаяние сводило с ума. Ладонь скользит вдоль лопатки, ведет по спине и, обнимая, позволяет партнеру прижаться теснее, как тот желает. В ответ на сжатые на груди демона руки - ласкает кончиками пальцев, словно стараясь сохранить чужой фон таким же ровным, каким он стал в его объятиях. Это могло бы льстить, но мысли Рейнарда заняты совершенно другим. Демон целует человека в висок еще раз, отмечая, что чужие эмоции были словно не подвязаны ни к чему. Слишком глухие, будто бы в вакууме, не закрытые от мира вокруг, но так от него отстраненные. Лишь отдаленно те напоминали странно-вдумчивое, обращенное куда-то внутрь себя состояние Марка в машине, когда они возвращались из проклятой церкви. Но что было сейчас, Рейнард едва ли сможет понять. Было ли это выгорание после срыва? Было ли это влияние его собственной сущности, желающей подарить партнеру успокоение и каждым своим жестом показать, что он здесь, рядом с ним? Оставалось надеяться, что демону получится не дать Марку вернутся в его прошлое состояние.

Он удивлен слышать ЭТО в ответ на свои слова. Получив твердый отказ, Рейнард больше не надеялся, что Марко сможет разделить его чувства и желание бороться против проклятия. Не думал, что даже в собственной уверенности сможет прорваться сквозь построенную человеком неприступную крепость из его убеждений. Ведь ни один довод о необходимости не сможет пройти мимо, покуда Марк всю жизнь пытался закрыться от этого. Всю жизнь! Быть может, Рейнард не мог представить на себе самом чужое состояние, но он еще был способен сопереживать и сочувствовать. Он собственными глазами видел, насколько Марку тяжело. С каким треском и грохотом все ломается, когда демон настойчиво продолжает говорить о последствиях прошлого. В голову закрадывались мысли, что демону, решившемуся взяться за проклятие, придется делать все самому, в одиночку - точно так же, как он в одиночку принял решение и должен был пожалеть об этом. И меньше всего Рейнард был готов услышать признание. Столь аккуратное и сокровенное, что к нему было страшно прикоснуться. Столь бесценное для Рейнарда, значащее так много. Мог ли он представить, что именно он изменил чужую жизнь так сильно, что Марко будет благодарен ему именно за это? Нет. Он никогда бы не подумал об этом. Ты показал мне, что у меня есть душа. Каково это? Насколько значимо для человека? Бесконечно. Бесконечно много, что демон не может представить это. На губах, еще минуту назад уверенно твердившись полные отчаяния и злобы слова, проявляется мягкая улыбка. Он спрячет ее от партнера, от всего вокруг, носом прижавшись к его щеке, в не озвученной благодарности обнимая любимого человека, легко касаясь губами его щеки. Рейнард мог бы ответить своему партнеру тем же. Не менее искренними словами: — Мы оба научились жить по-другому. Ты сам помог мне больше не оборачиваться на свое прошлое и идти вперед. Я всегда буду благодарен тебе за это, — он говорит это тихо, почти у самого чувствительного уха, будто скрывая сокровенное от всех чужих, кто не был достоин этих слов. Посвящая их лишь одному человеку. Рука ложится на чужую щеку, мягко ведет большим пальцем по ее гладкой коже, жмет ближе к себе, не желая отпускать. Он был готов провести в этой близости вечность. В их переплетенном единстве, где он чувствовал каждый раз, как вздымается грудь, как бьется сердце, как проявляются и затухают эмоции партнера. — Ты показал мне настоящую любовь, — Рейнард позволит себе заглянуть в чужие глаза, улыбнувшись широко и счастливо. Марк подарил демону жизнь. Такую, которой не было никогда. Такую, которую Рейнард никогда не мог достичь сам. Подарил ему уверенность, что жаждать ее - это самое нормальное желание любого живого существа. Что даже адское создание достойно ее. Рейнард соскальзывает ладонью по щеке, зарываясь пальцами в кучерявые локоны, нерасторопно расчесывает их. Душа. Самая прекрасная, самая чарующая и влекущая демона. Рейнард опускает руку, теплыми пальцами забираясь под халат и касаясь солнечного сплетения. Чтобы почувствовать, услышать ее, нужно быть по-настоящему чутким. И демон жаждет прикоснуться к ней. Тонкие ветви адской сущности аккуратны, медлительны, когда тянутся в ее сторону. Внутренним взором, чувствами собственной энергии он хочет ощутить то, что помог Марку найти. То, что отныне всецело принадлежало ему. Он жаждет узнать, каково это - быть в связи, ощущать его душу каждую секунду собственной жизни. Хочет прикоснуться к ней хотя бы на короткое время. Увидеть ее, запятнанную грехами и чистую И сущность сделает это. Почувствует её легкий трепет, ее человеческую хрупкость и мягкость. — Я чувствую ее, — Рейнард на мгновение закроет глаза, чтобы насладиться этими долями секунды, пока хищная сущность в почти невесомом прикосновении связана с душой. — Твоей души нет ничего красивей, — Рейнард произнесет это на выдохе, почти бездумно, будто находясь вовсе где-то не здесь. Последние секунды он слышал ее. Демон бросит на своего партнера скромный, отчего-то смущенный взгляд. Слишком интимно. Слишком непривычно. Рейнард позволит себе провести по чужой груди медленно выше, ощущая на самых кончиках пальцев согревающуюся после донесенного с улицы, оголенную кожу. Демон ненадолго прижимает к ней ладонь, прося сохранить все где-то там, у самого сердца.

— Странно, что раньше я даже не думал об этом, — Рейнард напоследок оглаживает поясницу партнера, прежде чем отпустить его из объятий. Он обязательно вернется к Марко чуть позже и всегда - когда тот сам пожелает их близости. Но сейчас, в ответе на вопрос Марко заходя издалека, он переводит свой взгляд в сторону разбросанных по полу книг. Потраченные усилия ворожея на невероятный хаос эмоций. Демону несложно будет помочь разобрать их. Так он сможет больше сконцентрироваться на собственных наблюдениях. — Я заметил одну странность. Все это время она лежала на самой поверхности, — лис разочарованно покачивает головой, будто огорченный тем, что для нахождения зацепки им понадобилось слишком много времени. — Потревоженные с того света души обрекают на самые тяжелые страдания. На их сильнейших проклятиях должны учить, что попытка вернуть самых дорогих людей станет фатальной ошибкой и не приведет ни к чему, кроме очередных потерь, — демон присаживается около разбросанных книг, осторожно собирает те, что успели выпасть из его сумки. — Они отбирают жестоко, но лишь единожды. Душам на том свете не нужда подпитывающая их сила живого человека, — на их книжный столик поднимается стопка принесенных Рейнардом книг, возглавленная гримуаром о видах проклятий. — Твое проклятие - паразит. Оно питается твоей энергией. Оно реагирует, силен ли ты или слаб, растет и становится ненасытнее. Тебе лучше меня знать, что энергия не может пропасть в никуда, просто исчезнуть. Так и твое проклятие должно постоянно питать что-то. Или кого-то, — он делает короткую паузу, поправляя свою сумку и отставляя ее в сторону. Вновь пробегается по цепочке собственных мыслей, проверяя, есть ли в его словах действительно логика. Идти с ничем к Марку было бы крайне неразумно. Он бы нарушил их договоренность и их зря потревожил своего человека. Меньше всего демону хотелось совершить ошибку. Не найти ничего. Он продолжает аккуратно собирать оставшиеся сброшенные книги и поднимать на стол. Они разберут их вместе. Расставят последовательно и аккуратно. — Я думаю, что Сильвена Эмона нельзя назвать мертвым, — он оборачивается, чтобы произнести это, чуть понизив голос, будто боясь собственного заключения. Он опасается его назвать и живым. Ведь... как тогда это возможно? Что им стоит делать? Сжигать его труп дотла, искать его, поднятого, будто некромантом, где-то среди трущоб Парижа? — Мы должны вернуться к нему, — Рейнард поднимает упавшую на пол "Дюну" Фрэнка Герберта, что они недавно принесли из библиотеки и вечерами стали вместе читать, устроившись уютно на матрасе, в нежной близости друг с другом. Под ней лежал сорванный Марком артефакт, позволяющий хоть немного побороть отбирающее зрение проклятие. Рейнард поднимается и неспешно подходит к ворожею. Осторожно касается его плеча, будто спрашивая разрешения, прислушиваясь к чужим эмоциям, и на не сломанное деление вешает кулон-артефакт обратно на шею. Возможно, он им еще пригодится этим вечером, если они займутся сложенными на столе книгами. — Совсем скоро он тебе не понадобится, — Рейнард поправляет кулон на чужой груди, а после - ворот халата. — Мы сделаем это ради НАС, Марк.