Рейнард чувствует облегчение, когда проклятая церковь остается позади, а неровная дорога в глубине леса меняется на тянущуюся вдаль трассу. Вокруг - всепоглощающая тьма деревьев, едва освещаемая краем света фар, бесследно мелькающая сбоку и уносящаяся назад. Впереди - долгая дорога домой, безлюдная и оттого кажущейся спокойной в своем умиротворении. Плавно поворачивая руль вслед изгибу трассы, Рейнард ощущает себя одним посреди этой бесконечной ленты дороги. Одним во всем этом мгновении, которое спустя время покажется лишь чем-то кратковременным, лишь промежуточным и незначимым этапом, ведущим его от событий в чертовой церкви до возвращения в Аркан. Одним. Но не одиноким. Наедине с самим собой, полностью отданным и погруженным в это мгновение. Его спутник, Маркус Эмон, присутствует одновременно здесь и находится где-то далеко от него. Рейнард чувствует его лишь физически. Едва различимое среди шума мчащейся машины дыхание. Его слабый аромат перемешанный с собственным запахом. Его человеческую душу, омраченную грехами, неизмеримо желанную, и текущую в его крови магию. Однако демон уверен: сознание Маркуса находится где-то далеко. Ни в рамках салона автомобиля, ни посреди проезжаемого мимо леса. Где-то там, куда Рейнарду не дотянуться. Нет. Отныне он, владея чужим разумом, мог всё. Мог отправиться прямиком в те чертоги, в которых сейчас вдали от него скитался Маркус. Мог разрушить и возродить в них мир по собственному желанию. Хотел ли? Нет. Ему достаточно было того, что он чувствовал от партнера внешне - умиротворенное спокойствие, что тот источал. Лишь иногда демон косо, на краткое мгновение отвлекаясь от дороги, поглядывал на возлюбленного, проверяя его. Что значило это отстраненное спокойствие? Было ли оно следствием усталости после всего, что произошло с ними? Было ли привязано к болезненному состоянию партера, вынужденного столкнуться с магами и их поднятыми из-под земли тварями? Эта мысль заставляла мечтать о том, чтобы они оказались в Аркане как можно скорее, а Марк выдержал оставшееся время поездки. Она зародила внутри совсем легкую тревогу, с которой Рейнард успел справиться, преобразуя лишь в источаемую заботу. Они обязательно разберутся с этим. Или же... это все обсуловлено необходимостью Марка побыть наедине с самим собой и своими мыслями? Обдумать все произошедшее за этот день. Обдумать последние пророненные демоном слова? Сам себе Рейнард пообещал не позволять себя искать ответов больше, когда, стоя на коленях, не услышал столь необходимого ему со стороны ворожея. Это было так странно и непонятно. Он не чувствовал в Марко ни отвращения, ни испуга, ни отчетливого несогласия. Скорее наоборот; точно так же, как в молчании Марко для демона открыл в себе последнее, что тот мог называть "личным". Так почему он молчал? Рейнард задавался этим вопросом весь их путь до машины, пока, смирившись и приняв это, не решил просто дать партнеру время. Возможно, он не был готов. Возможно, ему требовалось обдумать собственное решение. И Рейнард позволит ему это. Будет чутко выжидать и не торопить события нарочно, превыше всего ставя выбор партнера и его состояние. Именно так все казалось правильным. Отчего-то ему хотелось поступать правильно.

Он не сдерживает улыбки кончиками губ и укромный взгляд на Марка, когда чувствует тепло его прикосновения. Демон мягко, совсем немного подается навстречу тылу чужой кисти и тихо выдыхает, когда оно, противореча его желаниям, пропадает почти бесследно. Но не может отрицать, ему нравится, что теперь его лицо, его слепой, но видящий все взгляд обращен к нему. Так ему спокойнее. Знать, что Марко действительно рядом с ним, в этом моменте. Чувствовать от него любовь с еще не изученными до сегодняшними дня нотами. Что это? У него уйдет время, чтобы понять их. В ласковом шепоте и нежных поцелуях, в теплоте объятий и спокойствии сна, когда у Рейнарда будет время, чтобы разобрать свои и чужие мысли. Сейчас же демон, улавливая для того долгий момент, позволяет себе перенести одну руку с руля на накрывшую его бедро ладонь Марка. Бесценно мгновение безмолвной любви, насыщавшей их. И им не нужно слов, чтобы почувствовать присутствие друг друга рядом и протянутую сквозь каждое мгновение поддержку, молчаливые знаки "Я здесь, я все еще с тобой". Кажется, их разрозненное уединение теперь вновь разделено на двоих, как и все, чем они когда-либо обладали. Рейнард нисколько не против. Так, зная, что его партнер снова с ним и питает к нему самые теплые и нежные чувства, демон ловит себя на мысли об охватывающем его умиротворении. Оттого ли, что безмятежен и сам Марк, его успокоенное сознание и ровный фон? Столь необычное по сравнению с тем, что происходило с ними сегодня. Столь редкое за последние недели мгновение. В целом столь редкое для двух эмпатов, подпитывающийся друг другом. Поэтому в мыслях Рейнарда не терзают тревоги, оставшиеся в стенах полуразрушенной церкви. Не сейчас. Он будет наслаждаться этим мгновением сполна, как если бы боялся потерять его в веренице событий.

Рейнард позволяет себе короткое мгновение паузы, прежде чем собраться с мыслями, чтобы выйти из припаркованной во дворе их дома машины. Не хотелось нарушать мгновение воцарившейся между ними идиллии. Он оборачивается к своему партнеру, чтобы одарить его короткой улыбкой - и в этот же миг чувствует его прикосновение к себе, заставляющее обратить на него внимание. И он слушает. Внимает ту щемящую душу нежность, с какой Марко касается губами его руки. Внимает его отчего-то так бережно тянущиеся к нему чувства, отдающиеся ему в руки столь бездумно и преданно. Внимает его пророненные лишь в собственном сознании слова и застывает в этом мгновении. Расторопный, пытающийся успеть запечатлеть все взгляд скользит по чертам чужого лица, очарованно всматривается в темноту карих глаз. Так и не озвученные слова признания заставляют его бояться, что этот миг мимолетно ускользнет от него, что он может спугнуть такого открытого и доверчивого возлюбленного. "Ты стал тем, кто построил меня заново". Рейнард прокручивает чужие мысли снова и снова как самое дорогое, что он слышал. Как будто действительно старается понять их и принять, потому что хотел верить словам партнера. Действительно хотел верить, что помог тому измениться и найти в этом мире нечто ценнее воспоминаний прошлого. Но до сих пор Рейнард не знал, что взамен за это он получит нечто еще дороже. Нечто столь сокровенное, что страшно даже дышать. Ему кажется, что с пророненной с чужих уст фразой замерло его собственное сердце. Потому что ничего искренней, любяще и откровенней демон не слышал. Потому что ничего желанней и долгожданней для него не было. Потому что с этими словами было вложено столько чувств и отдачи, что Рейнард боится потонуть во всех этих чувствах. Он слышит в них не только любовь, сила которой велика настолько, что Марко может смело говорить о ней. Он чувствует не только чужое тепло и заботу, но и все то, что хотел бы услышать от любимого еще в церкви. Бесконечная верность. Полная отдача. И то самое согласие, которого демон был готов ждать столько, сколько потребуется. Он боится потонуть во всем этом. Ну и пусть. Пусть мгновение охватит их, а вся стихия его ответных чувств, не похожая на ту бурю, переполнявшую его в церкви, напротив, бережная и ласковая, переполнит его сущность до краев. Рука соскальзывает с губ, чтобы ладонью накрыть чужую щеку и завороженно огладить ее. В слишком красноречивом от неконтролируемой любви молчании он осторожно приберет прядь волос за нежное ушко и не сдержится, чтобы податься вперед. Не сдержится, чтобы коснуться чужих губ своими в переполненном чувств поцелуе, но так не похожем на те, которыми Рейнард одаривал партнера в церкви. Он переполнен нежной любовью и отчаянием. Он сквозит самой трогательной верностью и искренними обещаниями о вечной любви, что демон так и не произнес. Потому что это не нужно. Потому что ответное "Я люблю" не нужно. Марко знает это всё сам. Почувствует все сам, потому что будет принимать все от своего демона как бесценный подарок. Рейнард вспомнит их самый первый поцелуй, подаренный неподалеку от этого места, под той виднеющейся из окна автомобиля арки. Чужие губы ощущаются так же, как в тот изменивший всю их жизнь вечер. Этот поцелуй ощущается так же, потому что Рейнард знает: с ним он обрел то, о чем до этого лишь мог мечтать. С ним начнется совершенно другая часть переплетенной их истории. И Рейнард не посмеет спешить. Он позволит вкусить им обоим это мгновение, затеряться в нем и потерять счет времени. В долгом прикосновении к губам. В ощущаемой близости и невероятном тепле. Он позволит своему сознанию унести все прочие мысли прочь, чтобы оказаться в этом мгновении навсегда. Чтобы, отстраняясь от чужих губ, невыносимо преданно жаться к человеку ближе, чтобы сохранить с ним прикосновение. Прижаться к его лбу, провести кончиком носа по щеке и соприкоснуться с чужим. И совершенно не думать, сколько времени они будут здесь.

— Nous sommes un tout, — мягко прозвучит в шепоте демона, когда он в последний раз позволит себе огладить чужую щеку и отстраниться от Марка. Пора возвращаться домой и положить конец тому, что произошло сегодня, чтобы освободить место для чего-то совершенно нового, что принесет им этот день. Рейнард выходит из машины, обходит её и открывает пассажирскую дверь, чтобы протянуть своему партнеру руку и галантно помочь ему выйти оттуда. Уловить мгновение, чтобы поцеловать тыл кисти и нежно улыбнуться, счастливым взглядом осматривая его. Рейнард задержит чужую руку на мгновение в своей, огладит ее тыл большим пальцем, ощупывая им нежную кожу изящной кисти. — Твои руки такие теплые, — и касаться их, ощущать их ласку на самом себе - несравнимое удовольствие. Демону кажется, что раньше их прикосновения отдавали холодом. Что раньше их хотелось греть в своих ладонях, но не ненасытно забирать их тепло. Быть может, все это - его собственное помешательство из-за охваченной любовью демонической сущности? Пусть так. Это нисколько не предотвратит желание Рейнарда мягко приобнять своего человека за талию, пока они идут в сторону их дома. Нежно обхватить его бок и прикасаться аккуратно, зная, что под ладонью - до боли чувствительные следы его безумной страсти. — Как ты себя чувствуешь? — Рейнард знает о чужой боли. Не мог не заметить ее в скованных движениях, попытках найти облегченное положение, в прикосновениях к разбитому носу. Демон пробегается по ворожею взглядом, будто оценивая его состояние. И он все равно спрашивает, проявляя заботу. Спрашивает, потому что беспокоится и желает помочь. — Тебе принести что-то с ритуального столика? Ты говорил, что чистотел и календула способствуют заживлению?

Слова, слетевшие с чужих уст так тихо, что, не прислушивался бы к ним Рейнард, едва ли смог распознать. Пророненные будто спрятанное от чужих глаз, почти постыдное откровение. Не знает. Отчего-то на лице демона растягивается добродушно-насмешливая улыбка. И будто в очередной раз ища подтверждение своему замечанию или же пытаясь насладиться необычной теплотой чужих рук сполна, он нежно разминает чужую кисть в своей ладони, сплетает пальцы еще больше. Он будет держать ее вплоть до момента, когда они поднимутся до нужного этажа и зайдут в их квартиру. "Любовь их наконец-то согрела". Бережно поддерживая человека после того, как он вышел из автомобиля, Рейнард переводит на возлюбленного счастливый взгляд, наблюдая за чужой реакцией. Он не настаивает на собственной правоте. Пусть его слова, произнесенные беззвучно, но отразившиеся в сознании ворожея, будут излишне мечтательны и наивны. Ему хотелось бы верить в это. Надеяться, что, если чужой холод был следствием текущей по венам проклятой крови, темная магия хоть на один жалкий шаг, но все-таки смогла уступить перед силой его новой, отныне искренней и ответной любви. Быть может, даже верить, что все прошлое Марка осталось лишь в далеких воспоминаниях, которых тот больше не смеет касаться, наконец познав ценность настоящего. Хотелось бы почувствовать прикосновение теплых ладоней на себе после их долгого умиротворенного сна, в который они оба погрузятся как приведут себя в порядок, на следующий же день и еще не раз с сегодняшнего момента.

Рейнард сглатывает подступившую к горлу горечь. Легкое непонимание скроет за аккуратным, поддерживающим объятием, облегчающим подъем до их этажа. Шумный разочарованный выдох он сделает в разы тише. Но Рейнард не сумел спрятать лишь одно - отчего-то грустный и обеспокоенный взгляд, вечно исследующий Марка и пытающийся по внешним признакам оценить тяжесть его состояния. Рейнард давит в себе до боли кричащее в груди отчаяние, потому что за сегодня эти мысли, возникшие в голове, не единожды были уместны. Он не сдержится, чтобы, позволяя партнеру сделать небольшую передышку на одном из лестничных пролетов, ненавязчиво, стараясь как можно мягче, не побеспокоив, донести до него свою мысль: "Ты можешь поделиться своими проблемами со мной. Ты не обязан держать их в себе". Даже если они не понравятся Рейнарду. Даже если Марко по собственной глупости и упрямству считает их незначительными. "Молчание убивает". Не им ли обоим лучше всего знать это? Рейнард чуть хмурит брови, ловя себя на мысли, каким, должно быть, неотзывчивым и замкнутым в себе был Странник в свои последние годы жизни. Он помнит неуютное, так и не дающее ничего желанного молчание девушки, в воспоминании вечно сидящей на подоконнике и смотрящей вниз, за пределы их комнаты. Раньше он никогда не обращал на это внимание. Раньше он замечал лишь ее красоту и трепетное благоговение перед образом кицунэ, перед каждым ее взглядом и различимым лишь самым чутким слухом вздохом. Сейчас же образ, казалось бы, разрушенный в его чертогах ворожеем, будто открыл демоническому сознанию доступ к новому. Позволил взглянуть на давно изученные воспоминания с другой точки зрения. Будто то мгновение видели, ощущали совершенно два разных человека. Изменилось ли отношение человека к своему отцу и возлюбленному точно так же, как и у Рейнарда - к лисице? Впрочем, с той самой ночи у ручья демон обращался к своим воспоминаниям лишь изредка. У него была причина меньше оборачиваться к прошлому, чтобы не упустить ничего в настоящем. И имя ей - Маркус Эмон.

С немым беспокойством и толикой разочарования Рейнард вынужден наблюдать, как тяжело его партнеру. Вынужден следить, как под тканью лонгслива учащенно вздымается грудь в приступе отдышки. Вынужден слышать, как затруднено чужое дыхание и воздух из легких вырывается с громким свистом. Он склоняет голову на бок, нерасторопно и задумчиво, в отличие от своего спутника, уже избавляющегося от обуви и грязной одежды, расстегивает пуговицы своего пальто, аккуратно бросает к чужим штанам так и не завязанный - чтобы меньше пачкаться об окровавленную шею - шарф. Со своим пальто, повалявшемся, как минимум, в снегу и, кажется, кем-то истоптанным, он будет аккуратен лишь до момента, пока не достанет из кармана уже нежеланный, приносящий одни лишь проблемы сосуд с вампирской кровью и поставит его на ближайший столик. Думать о нем пока не хотелось. Его переполняло совершенно другое. Напряжение Рейнарда, возросшая забота и сочувствие встречаются с абсолютным ничем, порождая где-то глубоко внутри легкую грусть. Он хочет помочь. Он хочет сделать для своего человека все, лишь бы его дыхание вновь стало спокойным и безболезненным, а каждое неосторожное движение не сковывало все тело. Его беспокоит осознание того, насколько серьезной могла быть проблема - очевидно, из церкви Маркус вышел в лучшем случае с поломанным ребром или ребрами, в худшем - с ранением в само легкое. И в какой-то мере Рейнард чувствует свою беспомощность. В отсутствии не деструктивных, целительских навыков, в невозможности принести Марку хоть какое-то физическое облегчение или же в отсутствии возможности уговорить его обратиться к другим целителям. Коротко кивнув вслед ушедшему за дверь душевой любимому, он оттягивает и приспускает воротник липкой от грязи и пота водолазки, тянется рукой ниже, чтобы подцепить ткань и стянуть ее с себя, но, переключаясь на просьбу ворожея, оставляет это на потом. Сейчас важнее найти колбу, что послужит ворожею хотя бы в качестве первой помощи. Ремень остается лишь расстегнутым, когда демон подбирает оставленную человеком сумку. В темноте помещения кицунэ находит необходимое почти наощупь, прежде отодвинув в сторону, кажется, несколько ритуальных свечей, уже давно знакомых ему. Тусклый свет не особо поможет с распознанием содержимого пустого сосуда, но подсветит жалкую каплю вязкой жидкости. Рейнард достанет из горлышка пробку, чтобы принюхаться и уловить горький запах травяного отвара. Второй глоток воздуха потребуется, чтобы распознать в остатках облепиху, ромашку и что-то неразборчивое для его нюха. Кажется, в гримуаре матери Маркуса эти травы приносили обезболивающий эффект. Проходя в их комнату к ритуальному столику, демон прислушивается к шуму воды, доносящемуся из-за двери в душевую. Ему тоже стоило хотя бы умыться, чтобы привести часть вещей в порядок. Ложиться в таком виде в их постель не было и мысли. Рейнард бегло осматривает рабочее место партнера в поисках нужного бутылька, справляется с этим быстрее с помощью сущности - та покачнула небольшую колбу, которая, как позже было выяснено, действительно отдавала теми же запахами. Оставалось лишь подобрать вещи и вернуться к партнеру.

Даже легкий щелчок опустившейся ручки двери не смог приглушить болезненного выдоха, которого Рейнард успел услышать. Принесенные из прихожей вещи отправляются в бельевую корзину. Он неспешно подходит к стоящему напротив раковины Марку и, мягко прижавшись со спины, проскользил носом у чужого виска, прислонился к щеке партнера. Вынесенная вперед рука вкладывает в чужую ладонь бутылек, о котором попросил ворожей, а после остается на чужом боке. — Выпьешь сейчас? — Рейнард смотрит на возлюбленного через их общее отражение в зеркале. Рассматривает окровавленные следы, оставленные на нем самим демоном, их тянущие от пальцев полосы и пятна ладоней, в порыве страсти ласкающих чужое тело. Среди всех кроваво-красных узоров сложно различить, где осталась лишь чужая кровь, где последствия демонической жадности, а где - собственные раны Марка. Но теперь Рейнард знает, что ему искать. Игнорируя влипшую в нежную кожу кровь, он плавно и почти невесомо ведет пальцами вверх по чужому животу. Нерасторопно и с невероятной внимательностью - чтобы нарочно остановиться у окрашенной в синий кожу сбоку грудной клетки, рукой едва коснуться виднеющегося отека, без слов обозначая для Марка, что он видит и сам. — Только не говори, что все это время... — в легком удивлении, возмущении и одновременном понимании, что ИМЕННО ТАК все и было, Рейнард запинается о не озвученную мысль. Каждое прикосновение, каждое движение в нем, все должно было отражаться болью у сломанной кости. В коктейль эмоций особую остроту прибавляет оставшаяся от воспоминаний о сексе томная игривость. — Ты всегда давал понять, какое удовольствие тебе приносит боль, но чтобы настолько... Какой же ты ненормальный, Маркус Эмон, — Рейнард лукаво улыбнется, на ушко дразня партнера пошлостями, не сдерживает короткий смешок и в протяжном прикосновении прижимается губами к изгибу чужой шеи. Ненормальный. Он готов повторять эту фразу уже в который раз за прошедшие сутки и в мыслях произнесет ее еще не один раз. Оставалось надеяться, что так они не сделали Марку лишь хуже. Оставалось надеяться, что подлежащие органы и ткани не были задеты сломанным ребром. Чтобы не тревожить лишний раз чувствительное место, Рейнард возвращает руку ниже и склоняется, чтобы в коротком жесте поддержки поцеловать чужое плечо. — Как ты можешь оставаться в таком спокойствии? — слишком мягкий вопрос. Не упрек, но искреннее недопонимание. Боли, о силе которых демон может лишь представлять по чужим скованным движениям, тяжесть дыхания, слышимая в каждом чужом выдохе. Он просто не мог не обращать на это внимание, не мог не чувствовать к этому ничего. И особенно в этот момент Рейнард не сможет спрятать своего беспокойства ни во взгляде, ни в собственном эмоциональном фоне, контрастирующем с невероятным умиротворением, которым весь их путь домой полнился ворожей. Разве ему не страшно за себя самого? Разве за болью не должна закономерно следовать паника? Рейнард тихо вздыхает, про себя натыкаясь на мысль: почти всегда Марко заботило собственное состояние лишь в самую последнюю очередь. Он был слишком жертвенен, и все это не могло не огорчать. Всё это... отзывалось слишком болезненными воспоминаниями, принадлежавшими его миру, но вовсе не самому Рейнарду, последними отголосками тянущимися с событий того дня, когда ворожей смог разрушить угнетающую связь кицунэ и образа его умершей возлюбленной. Демон положил подбородок на плечо партнера и с чужого тела, отраженного в зеркале, переводит взгляд на виднеющееся в нем лицо Марка. В мельчайших жестах: поджатых губах, или чуть схмуренных бровях, или в дрогнувших скулах - он ищет ответную реакцию на его последующие слова. Ведь уже заранее понимает, что Марк, следуя своим собственных причинам, которых демон наверняка не сможет разделить с ним, откажется от его предложения. — Я могу отвезти тебя до Ронана Вайсса. Уверен, с его помощью процесс заживления пройдет быстрее... — Рейнард найдет чужую свободную руку, проскользит по ней от запястья до ладони, чтобы после ненадолго переплести пальцы и сжать ее в своей. Теплая. Такая непривычно теплая, что подает ему надежду на благосклонность ворожея. — Я переживаю за тебя, Марк.

Рейнард не смеет свести с партнера взгляда лишь потому, что его приковывает к себе чужая улыбка. Не смеет перестать прислушиваться к каждому его выдоху, лишь чтобы не пропустить его легкий смех. Не может позволить себе отвернуться, чтобы принять смазанный ответный поцелуй в подбородок. Сбоку заглядывая в карие глаза Марка, его сознание словно замирает в этом мгновении физической и эмоциональной близости. Демон наслаждается им. Смакует и обдумывает охватившую весь разум и чувства мысль: ему нравится. Всё вокруг. Они вдвоем. Как они выглядят, как ощущают друг друга и как мельчайшими деталями мимики и слов отвечают друг другу. Нравится, что Марк позволяет себе разговаривать и шутить на подобные темы, откровенно и не менее игриво, нравится, как он без скованности раскрывается перед Рейнардом, как дразнит в ответ. В одном лишь жесте дарит весь мир. Что же тогда будет со связью? Демону кажется, что он ловит ту мысль, которую любимый хотел передать ему в своих словах. В какой-то мере он рад быть именно тем, кто дарит Марку то самое пограничное с болью удовольствие. Ведь ему, наконец, нравится обладать подобной властью и определять эту грань. Чувствовать её и искать в партнере, доступное ему исключительно благодаря полному доверию. Ещё больше - знать, что в моменте Марко поглощен настигнувшей его блаженной эйфорией. И на провокационные слова партнера Рейнард решается ответить почти тут же, если бы не возбужденный трепет где-то в груди и мелкая дрожь, прошедшаяся по телу после того, как ворожей обратился к нему по-французски. Мсье Renard. С чужих уст - слишком цепкое и заигрывающее, пробуждающее в демоне нечто потаенное, скрытое за повседневными английскими речами. Чужой акцент сводил с ума. Его французская речь слишком заводит. Терпкие ощущения заставляют его несдержанно порычать на ушко, прежде чем парировать партнеру. — Я бы сказал, что осквернить церковь - моя прямая обязанность по крови. Но я не заметил, чтобы мсье Эмон особо сопротивлялся. Боюсь сказать, что это вопиющее богохульство ему даже понравилось, — что-то терпко-томное и игривое заколебалось внутри, когда Рейнард снижает голос до полушепота, дразня не только словами, но и собственным дыханием и движениями губ у самой шеи. Пользуясь предоставленной возможностью, с разрешения партнера, он ненадолго увлекается поцелуями чувствительной кожи там. Большую часть своего внимания она уже получила во время того самого осквернения церкви. О том твердили оставленные демоном яркие следы. Впрочем, Рейнард нисколько не удивится, если даже и здесь его партнер окажется ненасытным. Сводя вопрос о его состоянии и заботе о себе самом до ответа с совершенно другим посылом, Марк умело заставляет своего демона переключиться на другое настроение. Даже срывает с его губ тихую усмешку и вызывает иной взгляд, сменившейся с беспокойства и непонимания на расслабленность и шутливость. — Так лучше? — аккуратно исследующие чужое тело ладони соскальзывают навстречу друг другу, чтобы заключить партнера в несильные, но теплые объятия. Мягкие, чтобы не сделать партнеру больно, полные преданной любви и совершенно простые. Почти дружелюбно Рейнард целует чужую щеку, пытаясь уловить другие чувства - расслабляющее спокойствие и умиротворенную близость. Словно подтверждает самому себе, что они могут не только обжигаться друг о друга. И, пожалуй, он сам может насытиться чужим спокойствием и чувством безопасности, пока в их близости человек не успел его растерять.

Рейнард медленно склоняет голову, когда Марк оборачивается и дает ответ на его предложение. Как демон и думал, ворожей не согласится. Однако сейчас это не ощущается как проигрыш и разочарование. Демон чуть медлит, то ли прислушиваясь к человеку в поисках уверенности в том, что им не потребуется чужая помощь, то ли пытаясь разобраться в собственных чувствах. В этом странно спокойном принятии, с которым он встречает чужие слова. Было ли это умиротворяющая близость с партнером, их образующееся с каждым днем все больше и больше единство эмоций? Магия эмпата, пытающегося склонить демона на свою сторону? Уж точно не последнее. В этом нет ни смысла, ни улик, ни недоверия, чтобы вообще мыслить об этом. "Ты же понимаешь". Действительно понимает. Рейнард медленно вздыхает, будто выпуская с воздухом последнее скопившееся в нем непринятие и повышенное беспокойство. Вероятно, раз уж Марк имеет смелости говорить это, он способен справиться с нависшей над ними проблемой. И Рейнард доверится его выбору. Возможно, они вдвоем слишком зачастили в помощи, единожды посмев обратиться к Вайссу за знаниями о запретной книге. Сколько вообще стоила их просьба? Порой демону кажется, слишком много. Марк расплатился за нее слишком многим. Рейнард не мог не заметить, как за это время изменились их отношения. Лис молча кивает, признавая его точку зрения. Всегда прислушивающийся к нему эмпат - ведь он был чуток ничуть не меньше, чем сам демон к нему - почувствует его согласие. Рейнард же, в свою очередь, распознает в партнере нежелание продолжать эту тему. — Разве я посмею отказать тебе? — он охотно перехватывает резко сменившуюся интонацию, позволяя партнеру помочь разобраться с ремнем. Стянутые на ходу штаны остаются на полу, когда Рейнард завороженно, не скрывая самой довольной и заинтересованной улыбки следует за Марком. — Как по мне, в чужой крови ты выглядишь слишком вызывающе. Меня это возбуждает, — лишь крепче сжимая чужую руку, по пути до душевой кабинки он шепнет это партнеру на ушко, обхватывая возлюбленного за талию и заводя его за дверцы. В этом коротком жесте громко обозначая, что следующие минуты Маркус Эмон будет только в его власти. — Безобразие? Всё это - моё творение, мсье Эмон, — он, заигрывая, хихикнет, прежде чем спустить с партнера белье и закрыть за ними обоими дверцу. — Но раз уж просишь, я доведу его до совершенства, — лис пробегается по партнеру взглядом, точно оценивая масштабы собственной работы, и плутовато улыбается. Оставалось надеяться, что прибегать к "ненарочно" включенному потоку холодной воды, чтобы остудить пыл, ему не придется.

***

Опустив две чашки на свободные места на ритуальном столике, Рейнард устраивается сбоку от него, напротив Марка, прислоняясь спиной к стене за ним. Пускай прошло уже некоторое время с момента, когда старый столик был отставлен к другой стене и переоборудован под приумножившиеся с переездом демона книги, он до сих пор не привык сидеть около него на полу. В отличие от Марка, в очередной раз устроившегося на подушке более комфортно. В такие моменты демон редко мешал работе ворожея, обычно занимая себя чтением или исподтишка наблюдая за ним со стороны горы подушек на матрасе. Там-то лис уже успел обустроиться более чем комфортно. Сейчас же обстоятельства не позволяли оставить партнера в стороне. Или все это - тесно переплетенные чувства, что настойчиво требовали хоть малейшего контакта с тем, кому были так откровенно и страстно вручены? От этой мысли Рейнард не сдерживает смущенной улыбки и чуть запрокидывает голову назад, к стене, и поправляет махровую ткань халата Марка на своем плече. Теплый душ, смывший с них обоих пот и чужую кровь, разморил его и расслабил последние напряженные нервы и мышцы. Оттого-то, лениво подтягивая свою чашку ближе к себе, демон нерасторопно укладывает свою руку вдоль бокового края стола. В отличие от травяного аромата, доносившегося от чая для Марка, этот отдавал фруктовым запахом. С момента, когда Рейнард окончательно переехал в эту квартиру, им пришлось всегда держать на кухне и такой. По настроению. Демон предпочитал его в моменты приподнятого духа; разделял с Марком любимый им травяной преимущественно в то время, когда чувствовал себя устало и подавленно. То ли чтобы почувствовать хоть какое-то единство с возлюбленным, то ли добить себя их горьким привкусом. Давая время свою чаю остыть, он поправляется на месте, находя более удобное положение и вытягивая ногу, мягко касаясь голенью чужого бедра. Так определенно лучше. А к чаю определенно пока не стоило притрагиваться. Рейнард неспешно облизывает свои ноющие губы, прислушиваясь к ощущениям и их послевкусию. Последствия его несдержанного желания жадно поцеловать чужие губы, прижав партнера к влажной стене душевой, и результат излюбленных Марком укусов. Впрочем, он нисколько не жалеет о содеянном. Ведь даже сейчас не может не засматриваться на него, аккуратно скользя взглядом по скрытому под белой майкой телу и утопая в воспоминаниях о том, как минутами ранее протяженно, влюбленно и ласкающим движением вел по нему губкой, стирая оклеймившую его чужим грехом кровь. Рейнард не сдерживается, чтобы вытянуть руку на столике и, едва дотрагиваясь, провести пальцами по чужому плечу вплоть до локтя. Он еще не сделал ни один глоток чая, но уже чувствует, как приятное тепло разливается где-то в грудной клетке, а после распространяется по всему телу. Улыбается и довольно щурится, расслабленно полуприкрыв глаза. Лишь одна смущающая мысль тревожит его умиротворенное от окружившей их чувства любви и безопасности сознание. Что будет в связи? Если уже сейчас все ощущается так ярко, если сейчас он осознает, насколько зависим от эмоций и состояния партнера. Будет ли Марко слышать, чувствовать каждую мысль и жаждущий взгляд, приуроченный ему? Мсье Эмон, пожалуй, сойдет с ума или взрастит неограниченное себялюбие, зная, как часто и что Рейнард думает о нем. Демон едва слышно усмехается сам себе и, опустив руку на стол вновь, легко касается лишь самыми кончиками пальцев, стараясь не слишком отвлекать от чтения раскрытого на столе гримуара.

Рейнард прислоняется щекой к полкам ритуального столика и вновь всматривается в черты лица партнера, стараясь прочитать их. — Ищешь что-то конкретное? — коротко интересуется, внимательно следя за движением аккуратных пальцев. Его радует и отчасти успокаивает мысль о том, что принесенное им обезболивающий отвар сработал и облегчил симптомы. Наблюдать за тем, как ворожею плохо, было не менее тяжелым занятием. Следуя по собственным спутанным мыслям, он вспоминает о другом стеклянном сосуде. С вампирской кровью, полученной за помощь Сайласу Блэку. Вспоминает о том, как, выйдя из душевой, Марк закопался в собственной сумке, складывая туда подобранную склянку. — Спасибо, что забрал её, — ему несколько неловко говорить о произошедшем, и даже сейчас демон не называет кровь своим именем то ли по этой причине, то ли не уследив, что прошлые мысли не были озвучены вслух. — Мне не стоило настаивать на этом. Наверное, это было чертовски глупо, — пальцами он мягко коснулся чужого запястья, переводя на них задумчивый взгляд. Говорить обо всем произошедшем даже сейчас было тяжело, пускай эмоции, охватывающие их обоих до того, как пути разделились у запертого входа в церковь, уже отступили и потухли где-то глубоко внутри. Сначала за откровенными и самыми трогательными признаниями, затем - за паникой, страхом и жестокостью в экстренной ситуации, — и эгоистично по отношению к твоим чувствам, — Он тихо вздыхает, будто сильнее откидываясь назад, на стенку, и ненадолго замолкает, прокручивая свои мысли в голове. Рейнард помнит доносимые из-за дверной щели слова Марка. О его страхах. Он помнит, сколько страхов было в нем самом из-за насильно отрезанной возможности быть рядом. За то, что что-то плохое могло случиться вне его ведома, когда у него просто не было возможности прийти на помощь. И ведь действительно могло... Боже, в тот самый момент на прицерковном кладбище он был на волосок от того, чтобы потерять своего партнера. Рейнард молча сглатывает подступивший к горлу ком и размеренно вдыхает, пытаясь совладать с собственным страхом от мысли о возможном будущем. Он уже был в ситуации потери самого дорогого существа, совершенно не подозревая, что найдет кого-то еще намного ближе. И совершенно не хотел повторения. Рейнард невольно вспоминает свои признания, пророненные у церковной двери. "Больше всего на свете я боюсь потерять тебя. Мне страшно думать о том, что рано или поздно твоя жизнь может оборваться. Мне страшно представить, что это произойдет в момент, когда меня даже не будет рядом". Всё до сих пор так и есть. Он знает, что просто не сможет справиться. — Наверное, мне стоит бороться со своими страхами, — отнюдь не свыкаясь с мыслью, что жизнь партнера конечна. Отнюдь не ища варианты дальнейшего существования без него. Глупости. — Ты знаешь, кто это был?

Вслед чужому смешку Рейнард вкрадчиво улыбается и мягко сжимает в своей руке чужие пальцы. Ошибки... они неизменно следовали за ними по пятам и будут появляться в настоящем. Ибо что человек, что демон - простые создания этого мира, движимые собственными мыслями и эмоциями. По собственной природе им свойственно поступать неправильно, как бы сильно они этого не хотели. Последние месяцы изменили отношение Рейнарда к ошибкам. Потому что оборачиваясь назад и смотря на свое прошлое, он видел в них лишь путь и опыт, который привел его к именно этому моменту. Разве сейчас, в тишине и семейном уюте квартиры, в легком тепле ненавязчивых прикосновений он не чувствует себя счастливым? Демон уже привык думать, что без них не было бы и всего, что он имеет сейчас. К чему бы привели их отношения, если бы в один прохладный парижский день он бы не решил покинуть город, без всяких слов оставляя все, что успел полюбить в нем? Быть может, даже тогда какой-нибудь другой случай развел бы их вновь на целые десятки лет? Ведь даже тогда они были другими, ведомыми другими мыслями и целями. Рейнард скользит протяженным взглядом по своему партнеру, всматривается в его черты лица и потерявшие остроту зрения глаза. Видит ли он в нем того красивого юношу, столкнувшегося с ним на парижском балу? Лишь отдаленно. Пробыв в самой интимной близости с ним уже столько времени, он знает: в деталях Марко совершенно другой. Его эмоциональный фон глубже и осознанней. Его суждения приземленней и спокойней. Ворожей успел столкнуться со многим, чтобы изменить свое отношение к окружающему его миру. Научился говорить со своим партнером о таких вещах так, как едва ли мог Рейнард месяцами назад. О своих чувствах и чувствах своего демона. Зрело, но вовсе не только из-за возраста. Слишком чутко и жертвенно. Или к чему бы привело умалчивание всех эмоций, которые копились в Рейнарде в последние дни? Что случилось бы, если бы он с горьким привкусом проглотил молчание Марка, если бы не ответил ему бездумно резкими, самыми жестокими в своем холоде словами в ответ на его робкие извинения? Он признает свою грубость и пылкость за ошибку. Но вместе с тем кажется, что без той стихии эмоций, окружавшей их в момент ссоры, они бы не раскрылись перед друг другом так доверчиво и откровенно сейчас. Не слышали бы друг друга и просто не были бы способны говорить на острые темы. Сейчас же создается впечатление, будто склянка с кровью и не была вовсе предметом их раздора. Будто их страхи не были причиной недоверия и закрытости. Это так удивительно и странно. Вероятно, все действительно происходило к лучшему.

Его пальцы соскальзывают на чужую ладонь, обхватывая её и нежно разглаживая в ответ на обещания. Ему приятно слышать их. Они приносят ему успокоение и усмиряют разбушевавшиеся страхи. Ведь человеческая жизнь так хрупка, а Марк столь склонен к самопожертвованию... во имя чего? — Моя жизнь не имеет ценности без твоей, — Рейнард дарит партнеру грустную улыбку и смягчает собственные слова легким оглаживанием. Сколько раз в своем сознании демон уже успел произнести, что не видит собственного существования без него? Нет, он не противится словам партнера. Он безмерно рад уже тому шагу, который ворожей совершил в таких откровенных признаниях. Демон набирает в легкие побольше воздуха, проводит рукой до чужого запястья, лаская и его. — Я помню ту ночь у ручья. Помню не свои воспоминания, которые остались в чертогах моего сознания. Тогда ты действительно был готов отдать ВСЁ ради меня, вплоть до своей жизни... — ведь это именно оно, да? Ведь окутавшее разум и тело бессилие существа, оставленного в мире собственных воспоминаний и образов прошлого, уже заставило смириться со своей участью. — Я не знаю, как относиться к этому, — он будет честен со своим человеком. И его слова ни разу не относятся к тому, что Марк позволил себе с корнем выдрать застрявший в голове голос лисицы. Он не знает, как относиться к чужой жертвенности. — Черт возьми, я так рад, что тогда и сегодня все обошлось. Я благодарен тебе за то, что ты освободил меня от тянущихся целыми веками воспоминаний, и ценю твою отдачу и преданность, что ты не оставил меня. В то же время мне бы хотелось знать, что ты будешь бороться за свою жизнь, — он напряженно сводит брови, надеясь, что Марк поймет его мысль. Раз уж сегодня было объявлено утро откровений. Рейнарду хотелось открыться партнеру сполна в надежде, что так им обоим станет легче. — Спасибо, что знаешь своей жизни цену. Мне легче от твоих слов, — Рейнард ненадолго замолкает, чтобы всмотреться в чужое лицо внимательней и улыбнуться ему преданно и влюбленно. — Я верю тебе. Всё будет в порядке. Я знаю, что ни ты, ни я не позволим кому-либо разлучить нас.

Свободной рукой, не желая прервать с партнером контакт, Рейнард тянется к своей чашке и размеренно отпивает из нее. — Если тогда ты подставил меня, то я предал тебя в тот день, когда впервые пришел к тебе. Я виноват перед тобой в разы больше, — удивительно. Он почти забыл случай в вампирской кормушке и совершенно не ждал, что его отголоски дотянутся до него спустя столько времени. — Но всё осталось в прошлом, — он мягко улыбается партнеру, напоминая, что сейчас все хорошо. Им не стоит беспокоиться о собственных ошибках, сколько бы вины в них не было. Рейнард позволил себе забыть тот день по нескольким причинам. Во-первых, тот был тесно связан с последующими кошмарными видениями и стал причиной, по которой Рейнард впервые поднялся в эту квартиру с вовсе не благими намерениями. Ему до сих пор некомфортно вспоминать тот конфликт, возникший между ними, все то беспросветное отчаяние, охватившее его в чужих воспоминаниях, а после не чужеродное, собственное, поглотившее его под сводом арки здания. Невыносимое одиночество. Он действительно не хотел проходить через это вновь, пускай знал, что Марко в какой-то мере был даже благодарен ему за произошедшее. Ненормальный. Совершенно ненормальный. Всё это - та самая очередная ошибка на пути демона. И что в итоге? Порой Рейнарду кажется, что именно она и их последующее короткое расставание воссоздали благоприятную почву, чтобы сойтись вновь и больше никогда не отпускать. С этим человеком ненормально все. Рейнард шутит про себя в голове, что чтобы заполучить его сердце, ему пришлось сначала бросить его на семьдесят лет, а после придушить у стены и разрушить мир его самых ценных воспоминаний. Однако то было не единственной причиной, почему демон благополучно забыл о случившемся в кормушке. Он попросту не нашел тому событию применения. Контакт с Марком был разорван, а след виновников затерялся - только сейчас демон понимает, что: — Они смогли дотянуться до тебя только после снятия барьера, — отсюда закономерный вопрос: зачем? Почему именно Маркус Эмон, лишь случайно попавшийся в их ловушку внутри вампирского беспорядка. В их намерениях было столько театральности и целенаправленности... В демоне возникает лишь капля сомнений насчет того, что одного из магов стоило оставить в живых на время, чтобы получить искомые ответы на вопросы. Лишь капля. Даже сейчас, успокоенный любовью, он считает, что некромант заслужил перед смертью большего, чем кицунэ смог ему преподнести.

Продолжая собственные мысли в голове, демон действительно поначалу думать, что Маркус говорит о выборе его как жертвы для некроманта. Он ненадолго хмурится, тщетно пытаясь найти ответ, но после прислушивается к чужой заминке. Рейнард ловит его взгляд и более крепкое прикосновение, отвечает ему, медленно рисуя незамысловатые узоры большим пальцем по ребру кисти. Прислушивается. Едва заметные колебания чужого фона кажутся ему стоящими внимания до того, чтобы подождать с ответом. И выжидание действительно стоило того, чтобы получить нужное направление и уточняющие вопросы. Надо же... Рейнард не предполагал, что ворожея действительно волнует такой вопрос. Порой самому демону казалось, что это ему стоит вопрошать о подобном у человеке. И отчего-то внутри теплеет. Отчего-то в эту секунду больше всего хочется пригреть партнера в своих руках и показать ему, что он действительно любим. Рейнард не сдерживает мягкую, заботливую улыбку в ответ и мягко сжимает чужую руку. — Иди ко мне, — демон позволит себе свою слабость. Небольшая просьба, прежде чем он найдет подходящий для Марка ответ. На него хотелось ответить откровенно и вдумчиво, пускай в своем сознании Рейнард понимал - все это было настолько естественным чувством, что ему самому не нужны логические объяснения или знания, не нужны доводы или объяснение выбор. Он просто чувствовал это глубоко внутри. Знал, что именно так поступает правильно. Поправив чужой халат, слабо отдающий запахом партнера, и свою позу у стенки, кицунэ помогает ворожею устроиться в своих ногах и, прижавшись к своей груди, выбрать более удобное положение, когда боль в грудной клетке будет отдавать меньше всего. Рейнард заключает Марка в нежные объятия и склоняется, чтобы, ненадолго прикрыв глаза, зарыться носом во влажные волосы, ласково поцеловать в висок. Он помнит, как его пальцы, вспенивая шампунь, массировали чужую голову и скользили меж спутанными локонами, и от этих мыслей на лице отражается очередная счастливая улыбка. В такой близости приятнее. В такой близости можно позволить передать свои чувства не только словами. Помимо ответной теплой любви, его переполняет их умиротворение и странная, даже новая уверенность. В них самих. В своем выборе, если то, о чем спрашивал Марк, действительно можно было назвать выбором, в завтрашнем дне, который будет принадлежать только им обоим. В их общем будущем. Оно будет самым прекрасным. — Много ли в мире существ, связанных так же, как мы? — не отвечая сразу прямо, демон задумчиво прибирает локон волос за чужое ушко. Связанных на полном доверии, на неугасаемой со временем любви. Связанных такими прочными узами, что их попросту не разорвать. Согласившихся разделить души так безоговорочно и откровенно, по собственной воле каждого, а не по демоническому слову. — Не думаю, что на миллиарды людей найдется хотя бы две. То, что происходит между нами, наша связь, она неповторима и уникальна. Наверное, я никогда не видел ничего подобного в других или попросту не хотел видеть. И я... сам никогда не испытывал ничего подобного. И никогда не встречал подобного тебе. Я не знаю, чем объяснить это, — не теряя контакта с чужой кожей, Рейнард осторожно ведет губами ниже, соскальзывает до ушка, размеренно целует его хрящик и чужую скулу. — Я лишь подсознательно, глубоко внутри себя понимаю, что это оно. И что я поступаю правильно, желая разделить с тобой наши сущности и жизни, — он осторожно прижимается к чужой щеке в надежде, что Марк услышит. — Возможно, все это - сведшая нас череда случайностей и обстоятельств. Знаешь, я тоже не всегда был таким. Я ходил по земле еще две тысячи лет назад и, поверь мне, тот демон мало что имел общего с тем, кого ты видишь перед собой. Тогда я не мог допустить даже мысли о любого рода связи с человеком. Я попросту не считался с теми, кого называл низшими на этой земле. Мысль о связи с разделением душ была бы и вовсе унизительной и грязной. Со временем это ушло. Я изменился. Однако по уши влюбился в себе подобную и целыми веками не выпускал ее из своих воспоминаний. Разве тогда кто-то мог стать для меня более значимым, чем ее образ? — демон делает небольшую паузу, вновь обдумывая свои слова, а после аккуратно проводя но чужой щеке носом. — Ты смог. Только ты. Даже когда артефакт продолжал действовать, — он прислушивается к чужому дыханию, к сердцебиению. Ему хочется искать ответы на свои вопросы именно в них. — У меня никогда не было выбора. И я не хотел бы выбирать. Потому что знаю, что во всем этом мире не найдется никого другого, кто понимает меня больше, чем себя самого, и кто будет для меня ближе и ценнее всех. Никто другой мне не нужен. В каждой из тысяч вселенных я бы оставался с тобой.

Услышанные признание Марка едва ли вызывают в демоне несогласие. Он коротко кивает, в ответ принимая их как должное. То ли ведясь на уверенный тон партнера, то ли действительно разделяя его мнение, то ли осознавая, что у него нет выбора. Марко так и будет помнить о собственной безопасности лишь в самую последнюю очередь, когда дело коснется безопасности самого демона. Разве сам демон не действовал точно так же, вопреки собственной защите? Ведомый собственным страхом за чужую жизнь, впивающийся в плоть мертвецов так отчаянно. Он сделал бы то же самое еще раз, лишь бы вырвать из рук смерти самую дорогую ему жизнь. Именно эта мысль заставляет его принять чужие слова. Остается лишь обезопасить их обоих от таких же ситуаций. А пока, изменив тон их разговора на сладостный и терпкий, он позволит отвести их от прошлых мыслей. — Боюсь представить, на что ты способен еще, — Рейнард ласково целует партнера в висок, немного заигрывая с ним. Страшно. Еще как страшно перейти этому влюбленному человеку дорогу, какими бы действительно его мотивы ни были: беспокойство за демона или же собственная жадность и гордыня. Демон примет любое. — Я сделаю все возможное, чтобы ничего из случившегося с нами больше не повторилось, — он действительно постарается. С пробуждением демонической лисы в его глубинах до сих пор томилось отчего-то непривычное желание защищать. Совсем другое и не схожее с желанием держать партнера в темнице вдалеке от всех. Оно пронизано звериной жестокостью и жаждой крови. Склоняясь к чужому ушку и прикусывая его клыками, Рейнард нескромно разделит между ними лишь одну игривую, острящую мысль: "Однако я бы с удовольствием посмотрел, как ты расправляешься со своими врагами еще раз". Быть может, где-то в глубине своей демонической сущности та до сих пор смаковала вырванные в церкви образы убийства. Руки, сомкнувшиеся на чужой шее. Пронизывающий его тело жгущая ненависть. Быть может, она бы хотела увидеть подобное зрелище воочию в первых рядах. И для нее действительно уже было неважно, стояли ли за угрозами Марку желание замести следы или нечто большое. Ей по вкусу пойдет месть любому, кто посмеет лишь подумать о нанесении вреда ворожею.

Я не заслуживаю тебя.

— Больше не говори так, — его интонация меняется. Он почти что передразнивает прошлые такие же слова Марка, встречая чужую счастливую улыбку своей, не менее счастливой, с почти озорным блеском в изумрудных глазах. Удивительно, как быстро искристость его фона перенимается собственным. Как мгновенно эмоции партнера отражаются на своих же. Именно в этот момент так остро желание прикоснуться к чужим губам и почувствовать чужие эмоции не только сущностью, но и на самых кончиках пальцев. Именно поэтому Рейнард не сдерживается, чтобы, ласково прижимая к своей груди, огладить щеку и ненавязчиво коснуться большим пальцем нижней губы, провести вдоль неё. Осторожно приподнять чужое лицо за подбородок, чтобы, поддаваясь собственному порыву, всего лишь на мгновение коснуться носом его лица, а после проскользить рукой дальше, за ушко, зарыться ею во влажные волосы. — Тот еще вопрос: кто кого найдет первым? — он мягко усмехается, опуская влюбленный взгляд полуприкрытых глаз на партнера, устроившегося на его груди. Упорства для этого хватит им двоим. Но наполняющее его чувство идиллии возникает вовсе не от вполовину серьезных словах о вселенных. Он весь поглощен мгновением их реальности. Прошлыми мыслями о том, как породнились нити их эмоций и связались в самые прочные узлы. Именно этой жизнью, тесно переплетенной и идущей бок о бок с чужой, потому что ставил ей самую высокую ценность. Оттого Рейнард и смеет, вопреки чужому мнению, обесценивать всю свою прошлую жизнь и ту, которая могла бы быть в будущем без ворожея. Ценник той, что была разделена с Марком, едва ли можно было перекрыть хоть чем-то другим. И ему действительно нравится то, что происходит между ними. Нравится именно это мгновение, окружающее их любовь и доверие. Ненарушаемое ничем спокойствие, с которым человек прижимается к нему и отдыхает в его объятиях. Возможность прикасаться к нему так: аккуратно и медленно, будто вдумчиво, перебирать спутанные волосы меж пальцев, ласково расчесывать их и лишь иногда позволять накручивать кудри на указательный палец. Рейнард отчетливо ощущает, как в его объятиях расслабляются мышцы чужого тела, а после на него снисходит легкая усталость, и оттого ему самому становится спокойней. Такое недоступное еще несколько часов назад умиротворение. Как же удивительно, что они смогли достичь его после такой громкой ссоры. Удивительно, что после отчетливого нежелания слушать и мириться с чувствами друг друга, сейчас они едины и внимательны к эмоциям как никогда. Рейнарду хотелось бы сохранить это. Как можно дольше. Растянуть это мгновение на всю их оставшуюся жизни, запечатлеть его и отложить куда-то глубоко под корку, чтобы каждый раз обращаться к воспоминаниям и помнить об этом. Быть может, дальше действительно все будет так прекрасно, как сейчас? Демон надеялся на это. Он верил, что единожды достигнув подобной связи, больше её не сломать ничем.

— Кажется, я отвлек тебя, — Рейнард нежно улыбается партнеру и, ободряюще огладив его оголенное плечо, другой рукой потянулся за оставленным на столе рядом гримуаром. На одном болеутоляющем им придется справляться с ранением Марка еще долго, учитывая проклятую кровь. Демон будет рад, если ворожей найдет в одном из имеющихся гримуаров хоть что-то полезное, прежде чем чай в их кружках закончится, а они вдвоем устроятся на матрасе. Именно поэтому он вкладывает раскрытый фолиант в руки партнера, нисколько не смущаясь, если тот почитает не в привычном для того месте. Если, конечно, в таком полусидящем положении Марку будет удобно. Огладив чужие руки, взявшие гримуар, он осторожно ведет по кожаному краю обложки, прежде чем просто приобнять его, укладывая руку на изгиб талии. В этой белой майке он выглядел выразительнее всего, не раз заставляя демона останавливать свое внимание. Но сейчас ему интересно и внутреннее состояние партнера. То, что он пытается найти. Тот текст, читаемый по мере того, как ворожей аккуратно ведет по нему тонкими пальцами. Так похожий на почерк Марка и так отличающийся от его небольших слов. За все время, которое он прожил вместе с ним, демон уже успел запомнить рукопись своего человека. Было очевидно, кто мог владеть этим гримуаром до того, как он попал в руки ученика. Рейнард отчего-то тихо вздыхает и склоняется к партнеру ближе, прислушиваясь к его чувствам. Спустя столько лет испытывает ли он что-то по отношению к тому, кто широким почерком расписывал эти страницы? Смог ли он отложить все свое прошлое в воспоминания и оставить свои переживания в сторону? — Ты до сих пор думаешь о нем? — вопрос, на который Рейнард бы вряд ли решился в другое время, совершенно не зная, какой будет ответная реакция. Потому его голос и звучит по-особенному мягко и осторожно. В нем нет ни намека на упрек. Он лишь хочет знать, что чувствует ворожей. Возможно, даже в совершенно эгоистичном желании помочь пройти этот жизненный этап и оставить все позади. Меньше всего ему бы хотелось, чтобы призраки прошлого волновали партнера так же, как и совсем недавно самого демона. Так же, как и волновали Марко раньше. Кицунэ, способный к чтению мыслей, просто не мог не заметить, как порой человек погружался в себя, не мог не уловить образ мага, лишь однажды встреченного на балу. Он не хотел нарушать чужое пространство и границы - в той мере, на которое существо с демонической ментальной магией действительно способно. Он лишь прислушивался и старался быть чутким, изредка сводя брови от уловленных мыслей. Тихо вздыхал, когда даже в уюте их дома, даже в собственной компании осознавал, что Марко вновь задумывается о своем прошлом. — Я не хочу трогать твой разум в поиске ответов. Это твое личное право, — рука задумчиво ведет от гримуара по предплечью. Удивительно, что, будучи способным вторгнуться в чертоги человеческого сознания, он не позволял себе этого. Не хотел. Это было бы неуважительно по отношению к тому, кого он бескрайне любит и кому доверяет. Рейнард не собирается насильно справляться с этим и сейчас. Он лишь повторяет до того негласное меж ними правило - не пользоваться магией против друг друга. В этом не было смысла. Отношения, опирающиеся на недоверие, невозможно хрупкие. Под своими словами Рейнард подразумевает и то, что у Марко действительно есть право выбора. Он может прямо сейчас оборвать чужие слова и попросить оставить эту тему. Может закрыться и больше не подпускать демона хоть сколько-нибудь близко к теме. И тогда у Рейнарда просто не будет выбора, кроме как оставить её. Вероятно, у них обоих не будет выбора перед тем, чтобы просто ждать, пока эта закрытость не вспыхнет очередной ссорой. Едва ли Рейнард был готов оставить эту проблему - если ее можно называть так - нерешенной. — Я веками не мог отпустить её, потому что магия связанного с ней артефакта до сих пор подпитывала её образ, — он решается сделать шаг в сторону, обращая внимание на себя. На уже закончившуюся для него историю, которая, вероятно, не нашла бы себе разрешения без Марка. Он был напуган... Так же, как был ворожей, напуган ли демон тем, что его человек до сих пор помнит о Страннике? Это не было бы проблемой, этот вопрос не был бы поднят вообще, если бы не случившееся сегодня. Казалось бы, как произошедшее в церкви связанное с давно умершим магом? Но едва ли иллюзионист смог бы достать образ Странника, не будь тот на самой поверхности сознания... — Маги в церкви дотянулись до тебя из-за воспоминаний, да? Ты бы смог забыть его, если бы действительно хотел, — как семьдесят лет назад забыл существо, без прощания оставившего его в Париже? Рейнард не упрекает его и в этом. Но лишь указывает на неиспользованную возможность. Он не видит, как, подобно Страннику или себе самому, партнер гаснет у него на глазах, однако просто не может не беспокоиться. У него есть на это повод.— В тебе ведь до сих пор есть его частица... Твое проклятие, — он боится озвучивать свою итоговую мысль прямо, однако надеется, что Маркус поймет его и без конкретных слов. Рейнард боится, что связь Маркуса с уже давно умершим человеком не угасает так же, как не угасала связь между демоном и лисицей. Он имеет право предполагать именно это. Имеет право судить по собственному опыту и опасаться, что тот настигнет и самого Маркуса.

Заключая в нежные объятия своего партнера, чувствуя его тепло и мерное дыхание в своих руках, он впервые сталкивается с тем, насколько тих и смирен их общий фон. Впервые, будучи всего лишь тем, кто по природе способен различать чужие эмоции, замечает их единые потоки, переплетенные друг с другом в одно целое. Пускай именно эта комната не раз была местом, полным усыпляющего, расслабляющего мышцы и замедляющего сердцебиения, сегодня все ощущается по-другому. По-особенному, как бы абсурдно это не звучало; едва ли демон может найти истинное тому объяснение. Встретив это пропитавшее их чувство впервые, он совершенно не знает, насколько оно хрупкое или долговечное. Не знает, уйдет ли оно со светом рассветных лучей, что спустя несколько часов заполнят их комнату; не знает, будет ли сопровождать каждый их вдох на протяжении всей жизни. Его прочность ему бы не хотелось проверять лишний раз. И задавая партнеру очередной ряд вопросов, подступая к теме намеренно аккуратно и не позволять ни капли лишних, негативных эмоций взять верх, на самом деле Рейнард боится. Боится быть не понятым в своих словах и получить от Марка ту реакцию, которая разрушила бы весь этот долгий момент единения их сущностей. Ведь он не имеет ни малейшего представления о том, насколько действительно прочна та связь, образовавшаяся меж ними. Боится, что своими вопросами лишь спровоцирует либо раздражение и грусть, либо вновь потеряет возлюбленного, заставив того отгородиться и замкнуться в себе. Он действительно боится разрушить все, что было построено временем, ненавистью, любовью и кровью в одно мгновение. Наверное, оттого его рука, до того ласкающая предплечье, ложится на локоть, осторожно, почти незаметно прижимает партнера к себе ближе в попытке либо смягчить свои слова, либо не позволить уйти, дать понять, что Рейнард до сих пор рядом. Возможно, оттого на плечи спадает облегчение и он издает тихий выдох, когда Марко соглашается ответить ему, насколько бы личной тема ни была. Личной. С сегодняшнего дня что именно вообще можно назвать личным? Еще совсем недавно, отдаваясь своему человеку без остатка, демон желал взамен получить своего партнера целиком. Не оставить меж ними ничего неразделенного; пойти на самый безумный и совершенно интимный поступок, проведя ритуал связи. Он не отказывается от собственных желаний и сейчас, однако опьянение человеческими эмоциями, его сущностью в целом, блаженное чувство эйфории уступили этому мерному течению самой спокойной любви, что... кажется, сейчас что-то меняется. Меняется сам смысл слов? Меняется отношение к тому, что демон по праву может называть своим, пускай истинный владелец того - Марко? Обладать можно по-разному. Держать в клетке, под строжайшем контролем и, отбирая "свое" жестокостью и грубой силой, видеть лишь часть того прекрасного, портить его с каждым днем. Это не назвать обладанием. Это - лишь внешнее проявление власти над тем, кто никогда не будет принадлежать тебе. Подобно этому, хотел ли Рейнард знать каждую мысль партнера и в корне, контролируя сознания, вступая в спор, вырывать то, что называл бы нежелательным? Хотел бы следить за тем, как часто Марко думает о своем прошлом и при каждой попытке напоминать, что у него есть более достойное настоящее, требовать все его внимание лишь к себе, прямо сейчас? Быть может, хотел контролировать всю его жизнь: от личной, пребывающий в стенах этой квартиры, до публичной? Формировать "правильные" эмоции, требовать к себе лишь желанную любовь и заботу - просто потому что так и должно быть в их идеально-неидеальном союзе? Нет. Всё это - глупости. Всё это - прямой путь к уничтожению того, что было между ними и может быть в будущем. Лишь сейчас, слушая, как Марко осторожно подбирает слова, пытаясь донести свою мысль до демона, он понимает, к какой катастрофе могли бы привести его преднамеренные суждения, если бы тот позволил себе рыться в чертогах чужого разума. Лишь сейчас он приходит к мысли: его обладание, их связь, стирающая меж ними последние границы личного, заключается вовсе не в попытке отобрать последнее. Их единство - это не результат смешения всего воедино, но необычная гармония двух сформированных, отделимых друг от друга, но по собственной же воле не желающих это сущностей. Всё, чем богат Рейнард - это чужая личность со своими собственными мыслями и эмоциями, не навеянными ничем чужеродным. Вся их связь заключается в принятии его таким, каким человек является. В понимании субъектности каждого и их различиях. Сейчас Марк и сам указывает, что их ситуации не схожи друг на друга - и демон примет это. Их связь заключается в свободе выбора, данной партнеру. Человек выбрал забыть то, что было для него ценнее и оттого болезненней; выбрал оставить при себе то, что сейчас ненавидел своей сущностью. Свобода выбора. Что может быть прекраснее и естественнее вольного существа, которое предано лишь тебе? Которое, не запертое в стенах чужих желаний, имеет целую палитру возможностей и неизбежно выбирает лишь тебя, отзывается, всегда возвращается обратно? Разве Рейнард может позволить себе вырвать из чужой, принадлежавшей именно ему жизни целых 90 лет? Разве не именно эту личность, сформированную нежелательными событиями, демон и полюбил всей своей сущностью? Что будет, если лишить Марка всего "своего"? — Я не хочу забирать это у тебя. Я просто не в праве лишать тебя этого и уж тем более судить, — он тихо выдыхает, лишь больше ища в объятиях чужого тепла и отдачи, будто стараясь найти в них поддержку. Ведь говорить это - сложно. Не потому что Рейнард не хочет, но потому что никогда не получал свое так - безукоризненно принимая даже больше, чем как данность, а как нечто осмысленное, породнившееся. Сложно не держать взгляд в стороне слишком долго, пытаясь избежать неловкостей. — Ведь я люблю тебя именно таким, — он улыбается. Откровенно, по-честному, потому что действительно любит партнера именно таким. Вопреки или благодаря его истории, в итоге сведшей их вместе. Почти что скромно, скрывая улыбку за отсутствием близости поцелуев. Но разве Марку необходимо чувствовать прикосновение его губ, чтобы знать, что его демон счастлив? — Возможно, мне сложно понять тебя, потому что я испытываю совершенно другое. Но я пытаюсь и хочу понять тебя. Порой мне кажется, что меня не существовало до жизни с тобой. Что назвать мое прошлое жизнью, достойной воспоминаний, невозможно. Что я был никем, просто плывущим по бесконечному течению времени и не знающим своей цели. И именно ты придал мне значение и смысл существования, — он задумчиво разглаживает кожу чужой руки под большим пальцем, беря паузу, чтобы упорядочить собственные мысли и попробовать выразить сквозь слова именно то, что он думает и чувствует. Это сложно. Тем не менее, Рейнард не хочет, чтобы его прошлые слова вызвали в партнере неприязнь на тему, уже обсужденную между ними. — Я считаю так до сих пор. Однако теперь, рядом с тобой, я чувствую другое. Именно в твоих глазах мне виден смысл всего прошлого, что до этого казалось мне не значимым. Что все это действительно было для чего-то и имеет свою ценность, — возможно, даже каждое мгновение его тысячелетней истории, что привело его именно к этому мгновению. Пускай осознать и принять это до конца сложно, пускай что-то внутри демона до сих пор противится этому - но именно Марко позволяет познать демону самого себя. Как удивительно и парадоксально. В этом вечере самых прекрасных странностей Рейнард примет и это. — Спасибо, что открылся мне, — он прошепчет это почти у самого ушка, на мгновение зарываясь носом в чужие волосы и вдыхая их аромат. Чужие слова стали для него самым драгоценным подарком. Возможно, именно это и значит обладать, имея доступ к потаенным от всех уголкам чужой чувствующей души.

Рейнарду приятно чувствовать, как партнер вновь подается ближе, а после устраивается у него на плече. Полуприкрыв глаза, чтобы немного, почти что тайком наблюдать за чужими чертами лица и бесконечно любоваться ими, демон получает удовольствие от тепла прикосновений, рассыпавшихся по его щеке и подбородку. Ему приятно. Безумно приятно получать ласку от своего возлюбленного, видеть, как тот жаждет дарить ее не меньше, чем сам поразительно нежный в этот вечер - и в их отношениях вообще - кицунэ. Ему приятно все: от чужих прикосновений до вечера откровений и возможности говорить свободно, выражать весь спектр своих чувств и переживаний, перенимать их у возлюбленного - но неприятны слова, которые доносятся с чужих уст. Ему неприятно осознавать, что они оба, вместе должны будут столкнуться с окончательной потерей одного из чувств партнера. Демону... жаль? Действительно жаль и оттого больнее с осознания, что кратковременная полная слепота из-за усталости была не единичным случаем. Рейнард чуть хмурится, жмется к любимому в ответ ближе, пытаясь преодолеть настигшую его боль. Он должен справиться с ней. Ради партнера. И он примет чужое нежелание бороться с тем, что, кажется, уже было решено. Однако... — Боюсь представить, сколько гримуаров ты прочел и сколько магов обошел в поисках лечения проклятия, которое неизбежно забирает твое зрение, — он тихо вздыхает. Да, Рейнард понимает, что ворожей мог потратить десятки лет, чтобы прийти не к решению, а к смирению. Сегодня же в церкви он понял, насколько жестоко обходился с партнером, каждый раз давая тому возможность взглянуть своими же глазами и подавая ложные надежды на то, чтобы увидеть когда-нибудь мир. Демон может представить, как все эти годы поисков измучили его и забрали последние силы. Тем не менее, сама мысль о природе недуга, о магии проклятия, не давала ему покоя. Как и вся энергия, она должна быть обратима. — Прости меня, я не могу пообещать тебе, что смирюсь с этим. У тебя больше не осталось сил на надежду, но они до сих пор есть у меня, — он осторожно подается навстречу чужим прикосновением, чтобы щекой проскользить по чужой щеке, разделить их тепло, смягчая собственные слова и надеясь, что они не заденут партнера. — Позволь мне последний шанс. Я обещаю не тревожить тебя этим, — Рейнард осторожно укладывает ладонь на угол челюсти, пальцами мягко касаясь под чужим ушком, аккуратно придерживает чужое лицо, чтобы прижаться к его лбу. В такой близости чужое дыхание ощущается на собственной коже. В такой близости кажется, что они по-настоящему едины, насколько бы разными ни были. Именно сейчас, касаясь чужих губ своими предельно нежно и ласкающе, хочется верить, что их связь не нарушит ничто. Ни внешняя угроза, ни их внутренние разногласия. Ведь именно сейчас демон убаюкан и спокоен чужой любовью и умиротворением. Он верит, что Марко примет его.

Сколько времени они провели вот так, сидя вместе у стены в самых близких объятиях? Сколько времени Рейнард неразрывно получает чужое тепло, вдыхает любимую ауру и аромат, мягко соприкасаясь своим носом, щекой с чужой, аккуратно лаская кончиками пальцев за некогда искусанным ушком и заплетаясь ими же в локоны волос? Он потерялся в этом мгновении. Потерял счет времени и все мироощущение, обратившись к их единым чувствам и наслаждаясь воцарившемся покоем. Кажется, его чашка чая уже остывала. Не разрывая объятий, демон осторожно забирает со стола чужую и подносит к рукам партнера, предлагая выпить травяной напиток. — Если хочешь, можем устроиться на матрасе. Я подберу для тебя самые удобные подушки, — он улыбается самыми кончиками губ, почти мурча собственные слова. Ему хотелось заботиться о возлюбленном, а усталость, снизошедшая на их тела после тяжелой ночи, приближала сон. — Я могу рассказать тебе что-нибудь из своей прошлой жизни, — Рейнард проводит указательным пальцем под чужим подбородком, а после коротко целует в губы. Разумеется, если ворожею была интересна оставшаяся позади история существа, что отныне принадлежала лишь ему. — Хотя далеко не все воспоминания сохранились в моей памяти в деталях, пускай мне всегда казалось обратное. Демоническая память должна хранить все. Но Сармад заставил меня врасплох и здесь. Я до сих пор не могу точно вспомнить момент, когда он исчез в портале.

Люди всегда поступали самым странным образом; это ли не знать им двоим, человеку с историей величайшего падения и демону, что в самом начале своего пути искренне верил в предсказуемость и глупость земных существ. Тысячи пропущенных сквозь себя эмоциональных фонов, миллионы человеческих поступков, слитых в самые разные и непременно одинаковые судьбы, показали ему, что нет ничего многограннее, сложнее для понимания и принятия, совершеннее в своей свободе выбора, чем человек. Созданное этим Богом и миром существо, единственное способное верить в него искренне и слепо или повернуться к нему спиной. Способное вершить свою судьбу самостоятельно или бесследно теряться в потоке событий. Не сам ли Марко еще минутами назад доказал Рейнарду то, что демон, какой бы у него ни был опыт, какими бы ни были ментальные способности, без чужих слов никогда бы не смог достигнуть истины в попытке понять, что происходит с партнером? Почему тот каждый раз обращался к своему прошлому. Еще более тщетно для него искать ответ на вопрос своего ворожея. О чем думал тот самый Сильвен Эмон? Однажды оказавшись в чертогах чужого разума и увидев всю историю, демон озвучил то же самое: он не понимал. Не знал, почему, за что маг поступил так со своим подопечным. Все его прошлые мысли, все его установки, благодаря которым он "читал" - думал, что читал - чужие мысли, решения, судьбы были разрушены перед увиденным. За всё время с того момента, прожитое вместе с ворожеем, Рейнард не продвинулся ни на шаг к разгадке, пускай казалось, что он стал знать его, его историю лучше. И он не знает, что ответить Марку - возможно, сам человек в том не нуждается. В желании показать свою поддержку, свою причастность к мыслям, которыми охвачен возлюбленный, Рейнард прижмет партнера ощутимо ближе, ласкает его кисть, заключая в теплоту собственных ладоней. Задумчиво сплетает с ней пальцы, ведет меж ними, обменивая собственное безмолвие на ощущение прикосновений. Чужой вопрос задевает что-то в нем. Вызывает естественное переживание за человека, что за все эти десятки лет так и не понял, почему его история сложилась именно так. Сможет ли он понять когда-нибудь? Тонкие нити сопереживания вперемешку с грустью и беспомощностью переплетаются в демонической сущности, когда он думает, что, возможно, к концу своей человеческой жизни Марко так и не сможет осознать этого. Мысли о необъяснимом поведении, пытающиеся раскусить Сильвена Эмона, не находят себе подтверждения. Рейнарду жаль. Жаль, что он не может ничем помочь. Даже его собственные способности едва ли смогут прочитать лишь образ, воспоминание, оставшееся в сознании Марка. Ему хочется сказать, что странник действительно любил юношу, забранного из стен базилики, но была ли в этом хоть капля правды? Стоило ли давать своему партнеру беспочвенную надежду на упокоение этих мыслей, если демон не знает и сам, не были ли вся их история построена на одной лишь лжи? Она спутанна и бессмысленна, за что бы ты ни взялся. И оттого Рейнарду неуютно, некомфортно и почти страшно оставаться в этом неведении десятками лет. Он не знает, как Марко живет с этим и будет жить дальше, каждый день НАпоминания себе о Сильвене и безустанно задавая вопрос, на который никогда не получит ответ. Демон не знает, как жить с этим грузом, который ворожей не мог скинуть с себя. Едва ли смог бы он сам.

Демон знает, что ему самому намного проще. Его спутанное прошлое решено и оканчивается выразительной точкой. Оно понятно, потому что в этом Рейнарду помог сам ворожей. И демону понятно, что он чувствует по отношению к этому человеку сейчас; по крайней мере ему так кажется и он убежден настолько сильно, что едва ли его мнение можно было изменить. И он знает, что чувствует, когда всматривается в горячо любимые карие глаза, которые когда-то давно были зрячими и живыми. Я вижу в них весь мир. Демон улыбнется собственным мыслям, сдержав их в себе. Не потому что не хотел беспокоить партнера очередной влюбленной глупостью, за которую тот мог принять его слова. Не потому что не хотел, чтобы Марко ответил ему смущением. Ему нравится осознавать, что эта мысль - полностью его. Не навязанная ничем, не порожденная опьянением или чужеродной магией. Нравится чувствовать в ней неопровержимую истину, потому что демон не просто верил в нее, а ставил за основу своего мышления. Она мирит разыгравшиеся в сердце чувства вместе со сказанными Марком словами, заставляет улыбнуться на его безобидный смех, потому что демон очарован даже им. Он не станет спорить и ничего доказывать, потому что они оба знают и принимают правду - Рейнард чувствует это. И он просто не может не предаться накрывающему ему чувству любви, когда себе же в доказательство он всматривается в слепые, но значащие для него так много глаза, когда скользит взглядом по губам, растянутым в улыбке. Он любит его. Бесконечно и так сильно, как не могло бы ни одно другое существо. И он счастлив быть таким. Не смея бороться с собственными желаниями, вызванными порывом нежных, аккуратных чувств, демон позволяет себе выразить оставшиеся в его сознании слова одним долгим, мягким поцелуем. Позволит касаться партнера, как если бы в его руках действительно был весь мир - заботливо, чутко, выразительно. Потому что так и есть. И их прочная связь, что ритуалом будет доведена до абсолютной, предельной, до наивысшей точки, лишь сделает это очевиднее для каждого из них.

Рейнард прижимает чужую ладонь к своей раскрытой из-под халата груди, когда слышит ответ Марка на его просьбу о последнем шансе. Сложно не почувствовать непоколебимость и уверенность в его решении. Сложно не заметить острую жестокость, способную прервать все происходящее в одно мгновение, потому что таким же жестоким был с ним мир. Был сам Рейнард, еще совсем недавно желавший увидеть, как чужие глаза способны рассмотреть каждую черту его лица. Демон почувствовал чужую боль на себе, ту самую, что с десятками проведенных в тщетных поисках лет хотелось спрятать в глубине души, но кто-то снова, и снова, и снова касался ее, будто незажившую рану. — Когда ты скажешь мне остановиться, я не посмею пойти против твоих слов и чувств, — слышит ли ворожей, касаясь неожиданно теплой ладонью его груди, как спокойно демоническое сердце? Потому что оно принимает слова, произнесенные партнером. Потому что оно видит в них компромисс, уговор, который устраивает их обоих. Наверняка единственно верный и лучший, который только мог возникнуть в их ситуации. Рейнард обещал не тревожить Марка, и его шепот - последние слова, которые будут сказаны на эту тему, в которой никто не может выйти победителем. Однако Рейнард знает про себя, что он приложит все свои усилия. В поисках действенного решения. В поддержке и помощи, когда зрение Марка окончательно покинет его, как бы сильно ни хотелось оттянуть этот момент. Демон будет рядом в любом из исходов из этой ситуации; он останется, как и был всегда, на стороне возлюбленного. Если есть хоть один шанс избежать последнего пагубного действия проклятья, то он найдет его. Если его действия, его поиски и надежды будут ранить партнера больше, чем темная магия, пропитавшая его кровь, он беспрекословно остановится и будет лишь рядом до последнего. И в мыслях он, зная характер своего ворожея, лишь больше удивляется, как тот смиренно принимает его слова. Кажется, будто еще неделю, еще несколько часов назад все было совершенно не так.

Чужой смех заразителен. Рейнард усмехается вместе с ним, потому что и сам чувствует их общую усталость. Пускай у него еще, в отличие от партнера, хватило бы сил поднять его на руки и донести до матраса. Мысль в голове о мягкости подушек, уюте уголка под окном, тепле чужого тела под боком и его тихом сопении глубокой ночью была чересчур соблазнительной, чтобы не поддаться ей. Однако демон обращает внимание на то, как до этого рука партнера, скользившая по баночкам за ритуальным столиком, так и не получила итогового результата. Разыгравшись, Рейнард склоняется ближе к чужому ушку, чтобы влажно провести по нему языком и коротко прикусить. — Отнесу, когда ты закончишь все здесь. Уже нашел подходящее в гримуаре? — короткий поцелуй в укушенный хрящик, "залечивающий" прошлое прикосновение. И Рейнард готов оказать любую посильную помощь от самого приготовления лекарства по рецепту, до его нанесения на раненное место. Приобнимая, его рука удобно располагается на чужой пояснице, кончиками пальцев оглаживая ее через ткань майки. Ему нравится, как Марко жмется к его груди в ответ и слушает его сердцебиение. Нравится следить за ходом мыслей и пророненных мягких, прислушивающихся к его собственным ощущениям слов. — Тебя не пугали словами о том, что чертоги демонического разума непонятны человеку и крайне опасны? — демон лишь дразнит партнера, на самом деле прислушиваясь к его словам. Нет разницы, демон ты, или человек. И Рейнард начинает сомневаться в собственном понимании природы их сущностей, казалось бы, совершенно противоположных. Это нормально. И он верит в это, потому что так сказал его человек, понимающий и принимающий как никто другой. Он осторожно забирается пальцами под край майки, чтобы коснуться непосредственно чужой кожи и ласково огладить расслабленные мышцы поясницы. Поддается любви, отраженной в чужих словах и успокаивающей его сущность. — Мне всегда казалось, что путешественник в один момент ушел в портал и исчез. Меня бы не тревожило это, если бы не одно "но". Я не помню, что было "после" и как выбрался из его ловушки. И мне кажется странным, что он сбежал. Струсил? Не похоже на него. Думаешь, Сармад бы оставил заточенного демона, когда проще всего нанести удар, и ушел бы без искомого артефакта-меча? Тогда из египетских катакомб должен был выйти только один из нас, — Рейнард шумно вздыхает, устремляя взгляд в потолок, будто там он смог бы увидеть воспоминание вновь. Он не может найти ответы на свои вопросы. Воспоминания попросту не дают их. Это так странно, ведь он должен был это запомнить. Должен был хотя бы почувствовать, почему путешественник поспешил покинуть его, не завершив свое дело. — Сармад ведь тоже ничего не помнит. Я уверен в этом. Иначе демонолог никогда бы не помог нам в библиотеке, — он опускает на Марка взгляд, чтобы безмолвно, лишь одним выражением глаз, одним коротким прикосновением спросить: Ты тоже это заметил? Сначала погром в библиотеке и выпуск всей своей бушующей стихии, а после - удивительное послушание и расположение. Доброты Вайсса не хватило бы, чтобы усмирить пыл духа, если бы у того не было серьезных доводов. Странность на грани с абсурдом, которая бросалась в глаза и медленно, день за днем разъедала сознание, напоминая о своих несостыковках. — Я не знаю, что могу найти там, — и страх перед неизвестностью в его голосе едва ли можно скрыть. Рейнард склоняется к партнеру и прижимается лбом к его лбу, зная, что в близости найдет поддержку. Ведь Марк согласен помочь ему. Интересно, бьется ли сердце под чужой ладонью учащеннее? Чувствует ли сам ворожей, что его демон находится в отчаянии: между непониманием и боязнью узнать того, чего вряд ли ожидал кто-то из них. Ведь там, в настоящих воспоминаниях, должно быть что-то. — Я хочу, чтобы ты был рядом со мной. Обещаю, мое сознание не навредит тебе, — он осторожно касается чужого кончика носа и мягко целует в уголок губ. Произошедшее у родника больше никогда не повторится. А сам Рейнард никогда не отпустит чужую руку. Словно в доказательство, свободная рука находит чужую кисть и крепко сжимает ее. Другой он проскальзывает под ткань майки, чтобы подняться ладонью немного выше и прижать к себе. — Помоги мне контролировать, чтобы мы двигались в нужном направлении. Чтобы меня не увело в сторону других воспоминаний, — он соскальзывает с кисти на предплечье, оглаживает чужой локоть. — Эти воспоминания сначала придется найти. И я... не уверен, за что можно зацепиться, чтобы подобраться прямиком к ним. Тогда я должен был острее всего бояться за свою жизнь.

Рейнард готов был обнимать своего возлюбленного бесконечно долго, пока серые мысли и тревожащие их чувства не уйдут с обоих, а нежность прикосновений не успокоит сердце и душу. Он расслабленно целует партнера в висок, когда тот наконец-то находит нужное в гримуаре, и безмолвно помогает ему подняться, а после вновь устроиться напротив столика. Рейнарду требуется приложить усилия, чтобы остаться сидеть у стены, сбоку от столика, и не пристать к своему человеку с очередными объятиями, уже намертво прилипнув к нему. Он бы был не против. Но демону хотелось бы, чтобы ворожей поскорее закончил с подготовкой мази. Чужое здоровье стояло на первом месте. — Всего лишь один, — Рейнард тихо усмехается, бросая на партнера косой взгляд. Всего лишь один демон, что добровольно позволил человеку коснуться его разума. И он намерен позволить ему сделать это вновь. Его нисколько не смущает быть тем самым единственным во всем мире ради своего человека. — Скорее тот, кто пробрался в демонический разум насильно, не боится ничего и напрочь потерял инстинкт самосохранения, — Рейнард улыбается партнеру лукаво, нисколько не жалея про себя их воображаемого мага с ментальными способностями. — Ему останется пожелать только лучшего, — и демона нисколько не тревожит собственный хищный настрой, что внезапно пробудился с его словами. Проникнуть в чужое сознание, тем более темного древнего существа, против воли должно быть сложно - и, вероятно, почти невозможно, если не ослабить его. Однако это не значит, что сам его разум не будет представлять для вторгнувшегося опасность. — Демон в реальном мире - опасный противник, но даже он может быть ограничен в силах. Представь, что будет там, где лишь одна мысль способна убить? — он коротко щурится, всматриваясь в своего партнера, а после ловит себя на мысли: справился бы Эмон с ним самим у ручья, если бы демон по-настоящему, всей своей сущностью считал ворожея своим врагом? Нет. Обдумывать это не хотелось вовсе. Ему достаточно было знать, что Марко выжил и помог своему лису. Пожалуй, Рейнард будет по-своему гордиться способностями своего ворожея, заинтересованно рассматривая его. Как много было в нем еще нераскрытых сил? Демон уверен, что видел еще не всю их часть. Рейнард хмурится, услышав со стороны партнера странное для него сравнение. — Ты не похож на него, — он тихо шепчет, совершенно не понимая, почему ворожей думает так. Никакого "мы" не должно было существовать для Ронана Вайсса. Разве Марко имел хоть что-то общее с демонологом? Безумцем, что своим жизненным путем избрали охоту на демонов? — Я не знаю, как относиться к нему, — Рейнард понимает, что Марко хочет сказать ему. Он не чувствовал это, но может испытать через ощущения партнера и его слова. Может просто попробовать понять. Но двойственность ситуации пытает его лишь больше, и демон тихо вздыхает. Измученный дух, достойный капли милосердия к себе, и заклятый враг, видящий в кицунэ лишь свою жертву и цель. — Могу ли я простить того, кто избрал путь демонолога с искренней верой в праведность своего дела? Могу ли простить его глупость или... поверить в его правду? — не знает. И чем больше думает над этим, тем выкапывает под себя яму глубже и глубже. Имеет ли сам демон право испытывать к погибшему сочувствие, несмотря на его религию, убеждения? Может ли пожелать упокоения целой пустынной стихие? Он осторожно смотрит на Марка, безмолвно прося его помощи. Он не знал, можно ли вообще во всем этом найти злодея и героя. Ему нужно было не только вспомнить, что действительно произошло незадолго до гибели пустынного духа, но и разобраться в собственных чувствах. Рейнард осторожно сжимает чужую ладонь в своей и оглаживает ее.

— Тебе не нужно извиняться. Мне будет спокойнее уже оттого, что ты рядом, — Рейнард мягко улыбается, когда чувствует, как чужая рука поочередно касается его лба, скулы. Он осторожно накрывает чужую ладонь и прижимает ее к своей щеке, чтобы поддаться ей навстречу, прижаться ближе, попросить теплой ласки. Влюбленность приятно разливается в груди, когда он всматривается в чужие глаза. — Тогда мне придется провести тебя самому. Я постараюсь найти путь. Быть может, воспоминания о жаре и пестроте красок арабской страны приведут меня к моменту, когда все разрешилось, — быть может, он переживает об этом зря. Что бы ни случилось, они вдвоем смогут разрешить ситуацию. Демон был уверен в этом. — Когда-нибудь я покажу тебе их вживую, как и весь остальной мир, — это будет его скромной мечтой. Разделить все впечатления о красоте и разнообразии мест их земли вместе со своим партнером. Он подается навстречу Марку чуть ближе, чтобы коснуться его талии и робко потянуться к нему кончиком носа. Дать почувствовать свое дыхание рядом, на своей же коже, раскрыть губы и несдержанно выдохнуть. Он совсем близко, так, что все нутро трепещет и полыхает игривыми искрами. — Если так будет надежнее, ты можешь привязать себя к сущности. Нам это не навредит. Но я уверен, что теперь все будет в порядке - больше никто не стремится захватить мой разум, — Рейнард усмехается как-то неловко. — Кроме тебя. Но ты уже завоевал его всего, — целиком и полностью, не оставив демону ни шанса на сопротивление. Ему и не хотелось. Именно поэтому лис был уверен, что его чертоги спокойно примут человека. Он уже стал ему слишком родным, чтобы воспринимать как чужеродную вражескую сущность и стремиться прогнать. И, быть может, демон был слишком легкомысленный, но он обязан был вернуться собой. — Как выйдем оттуда, я уложу тебя спать, — он почти что мурчит, успокаивающе и убаюкивающе, мягко оглаживая его бок сквозь ткань майки, дразня своей близостью. Отчего-то шаловливая мысль возбуждает разум, заставляет улыбнуться кончиками губ озорно. Переходя на наигранно интимный шепот, Рейнард подается к чужому ушку. — Я обещаю быть с тобой бережным, — слова, которых стоило сказать перед их первой интимной связью. Слегка запоздало, но, быть может, взбодрит его взволнованного партнера? Рейнард тихо усмехается и касается любимого самым кончиком носа, выпрашивая то ли прощение за его глупость, то ли проверяя, что Марко чувствует себя расслабленно рядом с ним и не боится того, что они собираются сделать. — Всё будет в порядке. Обещаю тебе, — и он сделает все возможное, чтобы сдержать свое обещание. Он подкрепит его собственной разгоревшейся внутри любовью. Потянется навстречу чужим губам, кажется, тогда же, когда сам Марк возжелал подарить ему свой поцелуй. Затянувшийся, насыщенный, раздразнивший своего демона скользнувшим языком. Рейнард сделает лишь жалкую попытку не больно прикусить его, клацнув зубами по воздуху, а после собирая чужую влагу со своих губ. Оттого жажда близости, будто неудоволетворенная, воспылает еще сильнее. А потому демон подастся вперед вновь и сам накроет чужие губы. И, прикрыв от преисполняющих его чувств глаза, наслаждаясь этим мгновением, он будет целовать, целовать, целовать...

Их поцелуй прерывает раздавшийся из-за кухни писк вскипятившего воду чайника. Рейнард тихо вздыхает, еще долгие секунды не желая отстраняться от ворожея, и неохотно поднимается с места, напоследок проведя ладонью по чужому плечу, в немом жесте обозначая, что он вернется совсем скоро. Его взгляд невольно и почти задумчиво останавливается на белой майке, оголенном изгибе плеча и уже согретой в квартире, в прошлых объятиях кожи, приятный контакт с которой хотелось сохранить как можно дольше. Именно поэтому его ладонь останавливается на нем, самыми кончиками пальцев случайно задев лямку майки, и мягко оглаживает. Отрываться от партнера не хотелось вовсе, пускай его путь лежал в соседнюю кухню; словно с каждым движением дальше от него демон чувствовал, как натягиваются направленные в сторону ворожея эмоции. В окружении Марка, в теплоте его нередких прикосновений, в его чуткой к демоническим чувствам ауре было слишком комфортно и спокойно, чтобы просто позволить себе отпустить. Он подтягивает расслабленный пояс чужого халата, проходя через соединяющую комнаты арку, и останавливается перед кухонным столом, на котором кипел включенный сущностью чайник. Когда это произошло? Он слышит, как собственный вопрос звучит голосом юноши с широко распахнутыми глазами, взирающими прямо на него. Слышит, как эти слова с волнением и страхом срываются с губ, которых демон только что впервые коснулся с неумолимым отчаянием. Но он не ищет ответ на то, чему они позволили раскрыться одним холодным ноябрьским вечером в темноте арки. Сейчас он хочет понять не то, когда их любовь друг к другу вспыхнула впервые. Ему интересно, когда их чувства переплелись так сильно, зацепившись друг за друга тугими узлами, что всё, о чем Рейнард мог думать, заключается в одном-единственном человеке. Что каждую минуту он ненасытно жаждет чужих прикосновений, что в легких объятиях или просто прижатой щеке вечно ищет с ним контакта, телом и сущностью, чуткой к человеческой ауре. Что не может расстаться не просто на целый рабочий день, а уже - на невыносимо долгие часы и нестерпимые минуты. Что, окидывая кухню в поисках незримой сущности и проверяя, что за тронутый её кнопочный чайник в голову не прилетят столовые приборы, он все равно прислушивается к оставленному за стенкой партнеру. Он просто не может выкинуть его из своей жизни, из своей головы, не может более терпеть одиночество, когда-то дарующее ему покой. Сейчас его покой заключался в чужих ласковых руках, в его размеренном биении сердца. Стоит только вернуться, сложить ладонь тому на грудь и почувствовать его. То, что так откровенно было вверено в демонические руки. Когда это началось? Когда демон понял, что попался в чужие сети и больше не может выбраться из них? Еще под той самой аркой Рейнард признавался в растерянном шепоте "я не могу без тебя". Еще за прошлым ритуальным столом Марко смотрел ему прямиком в глаза и уверенно твердил: "я привяжу к себе, и ты не посмеешь сбежать". Они оба знали все наперед. Знали, чем все это закончится, но почему сейчас Рейнард чувствует, будто стоит на пороге чего-то невероятного и бесценного? Он относит горячий чайник обратно в комнату к ворожею, неспешно подходит к нему сбоку. Свободная рука осторожно накрывает чужую кисть, лежащую на миске со смесью трав, и отводит её в сторону, продолжая закрывать в своей ладони. Так кипяток, что сейчас льется из чайника, случайно не попадет на уязвимую кожу. Демон молчалив и вдумчив, ибо обращен в этот момент в собственные мысли. Лишь тихое "аккуратнее" слетает с его уст, прежде чем он оставляет чайник на столике чуть в стороне. Совсем скоро он окажется на кухне по чужой воле, потому что сущности станет скучно без игрушки на своем положенном месте. А пока Марк доделывает отвар, демон вновь опустится на свое место у стены рядом. Удивительно... Именно этот человек, что сидел на подушке рядом с ним, станет связан с Рейнардом. Не только их эмоциями, что уже тянутся друг другу, не только по их собственным желаниям вверить всего себя друг другу. Они будут связаны на совершенно другом фундаментальном уровне. Союз человеческой души и демонической сущности, союз двух отныне неразрозненных аур, эмоций, чувств, мыслей. И ко всему этому кицунэ привел его Марко Эмон. Человек, что смог полюбить адскую тварь и дать ему надежду на то, что тот сможет свободно дышать. Человек, снявший с него прошлые оковы и подаривший свободу. Тот, кто позволил испытать самые прекрасные и светлые чувства. Тот, кто заботится о нем, его чувствах и переживаниях, кто так охотно откликается на просьбу помочь. Тот, благодаря кому Рейнард наконец обрел жизнь - самую настоящую, человеческую, любимую. И для этого тому не пришлось искать прощения, не пришлось отрекаться от Ада и молить о самой простой смертной душе. Он чувствует себя любимым в ответ, кажется, впервые за свою вечную жизнь. Чувствует чужую заботу и ласку каждый день - всё то, чего он когда-то сторонился, боялся, не считал достойным или называл отвратительным. Но теперь все эти мысли в далеком прошлом, ведь в чужих глазах он видит собственную ценность. Это ли милость Бога? Нет. Всё это - подарок его смертного человека, что беспрекословно отдаст остатки своей жизни и всего себя во владения демона. Мог ли Рейнард хоть когда-то вообразить, что его сущность воссоединит с человеком союз? Мог ли он мечтать об окрыляющей, дарящей спокойствие любви? Страшно представить, во что все это перерастет, когда они наконец проведут ритуал связи. Демон чувствует, как сильно бьется его собственное сердце. Слышит, как тяжелеет шумное дыхание. За грудиной - целая буря эмоций, охватившая, кажется, не только все его нутро, но и внешне мирную комнату, заполонившая ее своим ураганом. Он и представить себе не мог, что вся его жизнь и цель будут заключаться в одном лишь существе. Что кто-то станет настолько добр и заботлив к нему. Он бы подумал, что опьянен и попал в ловушку сладостного воображения, в светлый Рай, но все это - лишь мир вокруг, созданный его человеком в потемках демонической сущности. Он даже не может представить себе, насколько благодарен партнеру. Не может представить, насколько счастлив быть рядом с ним и будет, будет! Поток эмоций накрывает его с головой, и ему приходится коснуться любимого лишь самым кончиком пальцев, чтобы почувствовать, что все вокруг него настоящее. Что эта преданность, восхищение и любовь к человеку, перехватившие дыхание и заставившие сердце биться чаще, - тоже самые настоящие. И что влага, оставленная на ладони другой руки, что прошлась по щеке и векам, собранная с влажных глаз, не плод его воображения.

— Я готов, Марк, — лишь скажи, что мне делать. И демон доверится своему партнеру как никогда, позволяя впустить в самые удаленные уголки своего сознания. — Это будет похоже на то, как ты коснулся моего сознания у ручья? — нет. Сейчас - намного глубже, чем когда они прошли в его внутренний мир, будучи вместе у ручья, сведшего их спустя семьдесят лет. И сейчас все пройдет гладко и спокойно, ведь они вдвоем будут контролировать ситуацию. Марк не даст Рейнарду потеряться вновь. — Я весь твой. И впущу тебя в свои чертоги, только пожелай того. Ключ от них всегда будет в твоих руках.

Рейнарда не напрягает затянувшееся между ними вынужденное молчание. Пусть будет так. Пусть Марк знает, что демон испытывает к нему, пусть совершенно ненадолго соберет влагу с его щек. Пусть примет тот внезапно нахлынувший поток эмоций, как его принял Рейнард. Пусть не ответит ничего, потому что слова были не нужны вовсе - лишь ответное понимание. Пусть он, отводя своего партнера за руку к матрасу, успокоит его на нем. Поначалу - лишь своей умиротворенной близостью и успокаивающим прикосновением. Демон не сдержит расслабленной улыбки и заинтересованного взгляда. Он осматривает чужую курительную трубку, сохраняя прежнее молчание не только потому, что Марк сказал ему молчать. Он боится прерывать чужую речь. Боится прервать их особенную идиллию, почти что сакральную, ведь та воцарилась перед проведением... ритуала? Если это можно было назвать так. И демону не останется ничего, кроме как следить за тем, как его партнер ведет его. Ненавязчиво направляет его мысли, приглаживает до того вскипевший эмоциональный фон, точно так же, как и ведет ладонью по его бедру. Держит в легком контакте так же, как осторожно соприкасаются их колени. Все происходящее сродни ритуалам медитации. Потому что Рейнард следит за чертами чужого лица, за чужой речью и жестами завороженно, почти загипнотизированно. Лишь слабый запах тлеющих трав, подожженных в трубке, отзывается терпким привкусом в воздухе. Рейнард заинтересованно прислушивается во вдыхаемые ароматы, пытаясь различить, что именно Марко использует для их цели. Он уточнит у него потом. Потому что Марко просит оставить все его заботы здесь. Потому что просит расслабиться, и Рейнард чувствует, как запах трав с воздухом попадает в легкие, а после по артериям разносится по всему телу, расслабляя мышцы. И вот, оно уже не его. Оно предано моменту и способно лишь внимать, что происходит вовне. Способно лишь слушать чужую ауру и мягкий голос с французским акцентом, теряться в нем и вкушать, как самое изысканное блюдо. Рейнард осторожно втягивает воздух глубже, и сознание теряет свои прежние границы, разрастаясь и тесно переплетаясь с окружением. Он видит, о чем шепчет Марко. Видит веранду их домика, расположенного под покровом леса, и укрытого пледом партнера, что преданно ждет его снаружи. Чувствует самое теплую, семейную любовь и спокойствие, что исходит от того места. Демон прикроет глаза податливо, подчиняясь чужому шепоту. Так проще рассмотреть образ, что внезапно стал мечтой для них двоих. Теряя где-то в глубине опьяненного запахом и ощущениями разума здравые вопросы, Рейнард жаждет погрузиться в тот образ с головой. Унестись в него вместе с легким смехом, разносящимся рядом с ним. Вместе с теплом чужой ладони на его щеке. Вместе с утягивающей его в глубине собственного сознания дымом, что он вдохнул вместе с желанным прикосновением к его губам.

Рейнард раскрывает глаза почти неохотно и тут же щурится. Теплое солнце, находящееся в самом зените, слепит сквозь нити ресниц, лучами ложится на щеку и греет нежную кожу. Он чувствует, как мягка под его спиной покрытая зеленью земля, а пальцы зарываются в стебли влажной травы. Непроизвольный глубокий вдох - и легкие заполняет летний воздух, полный ласкающего аромата лаванды. Демон приподнимается на локтях лениво и расслабленно, чтобы осмотреть место, в котором оказался. Вокруг простилались дикие поля, усеянные цветущими фиолетовыми травами, и лишь легкий ветер да звонкое пение птиц сопровождали безлюдный вид. Не было ни души, но Рейнард знает, что Марко не согласился бы с этим: у всего, что окружало их, она была. У лавандовых соцветий, что спутались меж пальцами демона, у встрепенувшего короткие волосы ветра. Демон сгибает ноги и вытягивает руку через колено, чтобы сесть удобнее и осмотреться. Помнил ли он, где находилось место, что он сейчас ощущал, как в тот самый день? Помнил ли, когда оказался здесь и прилег, чтобы насладиться мгновением? Нет. Магия его спутника, действие дыма его трав унесло сознание так глубоко, что Рейнард даже не мог вспомнить, в каком уголке его чертог хранилось это место. Спрятанное где-то под сердцем, так бережно защищенное от окружающего мира и неизмеримо ценное. Почему? Потому что с каждым глотком воздуха Рейнард чувствует, как его тело насыщает умиротворяющее спокойствие. Потому что во взгляде зеленых глаз, окидывающих местность, в мерно вздымающейся груди застыла любовь ко всему, что он видел и чувствовал. Сколько столетий прошло, что демон смог позабыть это чувство? Сколько тысячелетий он не мог достигнуть того же умиротворения духа, что испытывал сейчас? Бестрепетное, невзволнованное ничем, пребывающее в единстве с самим собой и с окружающим миром. Значило ли это, что лишь сейчас, спустя столькие годы, наконец связав себя единством чувств с человеком, он смог обрести этот же покой вновь? Рейнард прикрывает глаза, подставляя лицо под очередное легкое дуновение ветра. Он бы хотел остаться здесь. Сохранить эти чувства, насыщающие его, и больше никогда не забыть. Провести целые годы, что он потерял, совершенно забыв об этих ощущениях. И лишь Марко напомнил о них и помог вернуться в эти глубины памяти вновь. Рейнард осторожно подставляет руку ближе, пальцами ненавязчиво касается чужой. Он знает, что его партнер сейчас сбоку, рядом с ним. И он не сдержится, чтобы повернуться и взглянуть на него. Так удивительно... он почти не чувствует его фон, всегда выделяющийся среди всего, что окружало Рейнарда в реальном мире. Его собственное спокойствие, спокойствие природы этого мгновения переплелось так тесно друг с другом, что и сам ворожей казался для него пропитанным им полностью, так, что ничего другого не выделялось больше. Так, что даже его аромат не выделялся среди окружения. Рейнард не сдерживается, чтобы повернуться полубоком и мягко коснуться очертаний  чужого лица пальцем, провести по нижнему краю челюсти и приподнять его лицо. Задержаться на мгновение, всматриваясь в него. На локтях склониться ниже и накрыть чужие губы в нежном поцелуе, мягко нависая над партнером. Насладиться его вкусом, разделить переполняющие умиротворенные чувства на двоих и безмолвно поблагодарить за то, что Марко привел его сюда. Влажной дорожкой оставить поцелуи на щеке и, вдыхая чужой аромат, зарыться носом во вьющиеся темные волосы у виска. — Лаванда в твоем аромате, Марко, — он чувствует её прямо сейчас. Чувствует в нежных локонах, на чувствительной коже партнера. Осознание, почему от Марко исходили нотки фиолетовых трав, заставляет смущенно улыбнуться и, растягивая их контакт до самого последнего мгновения, мягко отстраниться. Он больше не проронит ни слова - они не были нужны. Все понятно и так. Понятно, как тесно связаны были оба этих образа: любовь и спокойствие этого мгновения и образ человека, что стал невообразимо дорог демону и вызвал в нем точно такие же чувства. Аромат лаванды - шутка его сознания, внутреннего мира. Рейнард тихо усмехнется и в последний раз, совершенно не желая покидать это воспоминание, окинет его взглядом. Он приподнимается с земли и протягивает своему ворожею руку, предлагая провести за собой дальше. — Пойдем, — впереди их ждал совершенно другой мир.

Уникальное воспоминание найти не так сложно. Лишь однажды яркое солнце, ослепляющее все вокруг, значило для него не весеннее тепло или легкость лета, но смертельную засуху. Оно было безжалостно к чужакам и жестоко к слабым. Лишь однажды ниспадающая на узкие улицы, накрытые шатрами базара, тень означала не холод, а терпимую жару. И в её толще - десятки людей, привыкших к нечеловеческим условиям, живущих на немилостивой для них земле. Лишь однажды на фоне песчаных домов, что сливались с яркими лучами солнца, пестрели красочные ткани, блистали драгоценные украшения и металл посуды. Знойный воздух нес за собой вовсе не цветочные ароматы свежести, а терпкий запах пряности, горького кофе и масел. И в этой засушливом буйстве красок, в мешающих дышать накинутых масках и капюшонах, в мелком песке на пальцев и застыли все воспоминания о далеком от них Каире. Они переплетены воедино, сменяют друг друга плавно и тягуче, как змеей ползет толпа по улицам базара. Вот в руках оказывается плод инжира, а дальше - древний пергамент, шероховатый под нежной кожей кончиков пальцев. Каир насытил демона великим множеством неповторимых ощущений. Но демон знает, что Марк не потеряется в сменяющих друг друга далеких образов, ведь он держит своего партнера крепко за руку. И во главе всех этих воспоминаний - лишь один четкий силуэт человека, скрывающего свое лицо под капюшоном. "Глаза цвета горного хрусталя. Опасайся их, Лис" — твердил далекий женский голос, когда из-под маски человека на демона взирал холодный взгляд. Его предупреждали с самого начала, что ворожея перед ним взрастила безжалостная пустыня, а его дух пропитан смертью демонов. Сармад. Он чувствовал опасность в каждой его черте: в каждом уверенном и невероятно точном движении, в каждом брошенном колком взгляде, в исходящей от него мощной ауре. Образ человека с глазами цвета горного хрусталя, веющий грядущей смертью, отныне сопровождал каждое воспоминание. Он скрывался в тени питейного дома, не сводил с Рейнарда взгляда меж домов, что находились вне крепостной стены Каира, своей аурой, что заставляла напрячься и навострить все чувства, преследовал посреди бескрайних пустынь. Его магический след чувствовался повсюду. Его дыхание раздавалось у самого затылка. Ради чего демон последовал за демонологом? Ради блеска монеты, что тот подкидывал в собственной руке трижды. Часть гонорара Иуды, один из тридцати сребреников. Именно он завлек демона в скрытый во тьме ночи монастырь посреди пустыни, именно он заставил спуститься следом за ворожеем в тень катакомб и погрузиться в зловонье того могильника. Рейнард следовал за ним по подземным помещениям в ожидании, когда все решится меж ними. А оно должно было. Ибо с каждым прошедшим мимо образом аура древнего магического артефакта становилась все сильнее и сильнее, пока в воспоминании не отразилось место, где Рейнард видел Сармада в последний раз. Небольшая песчаная комната, посреди которой находился устеленный ветхим полотном алтарь. За ним должен был скрываться исписанный древними рунами меч. — Он искал священное орудие, способное рассечь демона. Я был нужен ему, чтобы опробовать его. Мне же хотелось заполучить его артефакт себе, — Рейнард бесстрастно поясняет своему партнеру то, что видит перед собой. — Из этих катакомб должен был выйти живым лишь один из нас, если бы не то, что случилось дальше, — потому что в тот момент все казалось предрешенным. Рейнард видит самого себя, облокотившегося на алтарь и ненавистно взирающего на уверенного ворожея. Вокруг него - сдерживающая на месте пентаграмма. В воздухе - вспышка разнесшейся вольфрамовой пыли, внезапно озарившей грудь невыносимой болью, как только демон вдохнул ее. Тогда ему было страшно. Действительно страшно, потому что он чувствовал, как всё может закончиться в одно лишь мгновение, стоит демонологу лишь найти меч совсем рядом с ним. Лис чувствовал всепоглощающую безысходность и отчаяние, потому что не имел возможности двинуться дальше узкой пентаграммы вокруг, а само его тело казалось ослабленным после брошенной Сармадом пыли. Он ненавидел и одновременно бескрайне боялся силуэта человека, что был перед ним. Тогда он испытывал самые острые чувства к тем взирающим на него серо-голубым глазам. Разве спустя долгие столетия он мог простить духа, что был безжалостен к нему и питал лишь одно чувство - праведную жажду убийства шайтана? Разве он мог проникнуться сочувствием к тому, кто оказался заперт в их мире без собственного тела и цели? Рейнард не знал. И оттого сжимает руку своего партнера еще крепче, когда видит, как лис перед ним находит лишь одну возможность спастись - через иллюзии. Внезапно земля дрогнула, а катакомбы обвалились и погрузились в кромешную тьму - все это было плодом его разума, что должен был спутать охотника на демонов. Вот иллюзорная лиса, призванная, чтобы отвлечь ворожея, кинулась со спины тому на плечо. Но что-то идет не так. Рейнард чувствует это. Чувствует чужеродную ауру. Вместе с ними был что-то или кто-то другой, и аура его тонкой нитью нарушала их общий фон. Осознание этого тонкой иглой отдает в затылке. Сам демон притихает, чтобы внимательней рассмотреть этот момент. Прочувствовать, как изменились ощущения Сармада: ворожей отчего-то занервничал и переключился с демона на потусторонние ощущения. Что его напугало? "Не найти тебе таких, как я. А если и найдёшь, то вряд ли уйдёшь живым. Потому что я тебя найду в любом обличии". Ворожей, отныне стараясь не разрушить иллюзии, а затаиться в их темноте, прижимается к алтарю рядом с кицунэ. "Если когда-нибудь наши пути вновь пересекутся, шайтан, я клянусь, я закончу начатое". Его последние слова перед тем, как исчезнуть. — Думаешь, он не захочет сдержать свое слово? — Рейнард видит, как перед демонологом раскрывается портал. Чужеродная аура становится все ближе. Как только ворожей сдвигается с места в портал, в темноте разрушенных катакомб проявляется блеск кинжала и тут же исчезает в тканях демонолога. Рейнард чувствует не свою, чужую вспышку боли, пронзившую тело перед тем, как то упало в портал и навсегда исчезло в нем. Но кицунэ здесь не один. Чужеродный силуэт, едва различимый во тьме, до сих пор был с ним. Это он нанес Сармаду последний удар! Это он, что, безмолвный и скрытый под плащом, подходит к Рейнарду и стирает сковывающую его пентаграмму. Не позволяя рассмотреть его, чужак навсегда исчезает в следующее же мгновение.

Сармад... его судьба разрешилась в тот самый момент, когда в катакомбах появилась неизвестная фигура. Он вновь вспоминает образ демонолога, рассматривает его холодный взгляд и полускрытое под тканями лицо, что постепенно сменяется чужими чертами. Кто это? Сквозь скрывающее лицо маску Рейнард узнает знакомые черты своего же партнера. Почему Марк? Почему он видит его сплошь скрытого этими тканями - таким, каким не предстало видеть его, встреченного однажды в Париже? Почему за его образом - виды мрамора древнегреческого храма? Рейнард не чувствует к нему той любви, что питал к своему партнеру, но симпатия и интерес, схожие с тем, что пробудились в нем на далеком парижском балу, заставили сердце биться чаще. Он слышит его слова: "Встретимся на той стороне Сены". И воспоминание демона меркнет окончательно.

А с ним темной пеленой затягивается и разум Рейнарда, что наконец открыл искомое воспоминание и плавно возвращался в реальность. Сквозь полудрему, погруженный в кромешный мрак, он чувствует тепло чужих объятий и почти инстинктивно жмется к нему ближе. Зарывается носом в изгиб нежной шеи, мягко касается удивительно нежной кожи губами, пальцами путается в слишком мягких кудрях. Ему кажется, что каждое прикосновение к нему подобно теплоте десятков зажжённых свечей. Кажется, будто сам партнер напротив - слишком хрупок, по-юношески нежен и мягок. Рейнард не разомкнет глаз и лишь глубже вдохнет его аромат. — Ты пахнешь ладаном, миррой, свечным воском и терпким вином, — и вся его аура отдает священностью и красотой базилики, однажды увиденной в чужих чертогах. Она успокаивает не меньше, чем бескрайние поля, поросшие трепетной лавандой. — Я бы забрал тебя из базилики, я бы взял тебя с собой из Парижа и был бы рядом всегда, — он бы хотел, чтобы это было так. И пока его сознание затуманено действием трав, ему кажется, что так все и было. Он расслабляется, позволяя уносить его сознание куда-то далеко. Он знает, что обязательно вернется к своему партнеру.

Маркус Эмон был подобен чуме. Той самой, что распространяется повсюду и не щадит никого, кто не запер все окна и двери и не был предельно аккуратен. Как много демон позволял человеку? Он позволил ему касаться собственных чувств и подарил ему их правду, не остановил ворожея в тот момент, когда он принялся подвязывать нити его эмоций с иными. Позволил видеть собственными глазами, а после пройти во внутренний мир и столкнуться с избранными воспоминаниями. Возжелал подарить ему всю свою жизнь, посвятив ее ворожею. И, наконец, позволил увидеть самые глубокие уголки собственного разума, в которые не мог добраться даже сам Рейнард. Доверие. В основе всего этого лежало доверие, которое демон не питал никогда ни к кому. Способно ли вообще адское существо на подобное чувство, что связывало души крепко-накрепко? Видимо, да. Пускай и казалось, что он должен был сторониться всех и не подпускать никого близко. Он видит, как все изменилось. В сновидении различает перед собой собственного внутреннего зверя, что раньше гласил лишь об опасности, об обмане, а сейчас - преданно жался к ласкающим рукам ворожея, принимая чужую нежность и отдавая взамен. Точно завороженный и прирученный, касался мокрым носом чужой щеки, пока тонкие пальцы скользили по заостренным ушам. Он подошел к своему человеку так близко, как могло лишь существо верное и принимающее Марка всего. Это больше не терпение одного короткого прикосновения извне, не подчиняющийся посыл уступить место в чертогах и разделить собственный дом уже на две сущности. Лиса, осторожная и чуткая, сама тянется к нему. Сама просит любви и усыпляющего шепота ей на ухо, сама ищет объятий и расслабляется, обвивая огненным хвостом, когда Марко тепло прижимает ее к себе. Она знает, что её дом всегда в его руках, близ человеческой души, и лисе не придется идти на уступки и компромиссы. Потому что отныне их связь оплела все вокруг и по ней Рейнард отдал всего себя. Демон видит всё это в своих грезах и самыми кончиками губ улыбнется сквозь сон. Их будущий дом, обязательно светлый, насквозь пропитается уютом и теплотой их любви. Что пока они будут лежать вместе на диване, холодным зимним вечером у них будет потрескивать камин и греть их не меньше тепла их тел, а на столике рядом будут две кружки с горячим чаем. Что в оранжерее обязательно будет много солнца, а воздух переполнен влагой и свежестью. Что ранним утром, когда солнца лучи лишь украдкой покажутся меж деревьев, а птицы запоют свою первую песню, они вместе будут слушать лес вокруг их дома. Рейнард бы с удовольствием наблюдал, как осторожно ложится нежная ладонь ворожея на сухую кору, а сам Марко прислушивается к окружающим их духам. Он бы притих, лишь чтобы почувствовать все то, что испытывает его партнер. Он бы хотел познать этот мир через него. Он бы принял все, что Марко захотел показать ему.

Рейнард раскрывает глаза, не сразу понимая ни места, ни времени, ни то, что произошло с ним. Но потерянное возбужденное сознание успокаивается об умиротворенную ауру партнера, которую демон замечает сразу же. Вот он, его возлюбленный, его человек и его Вселенная. Сидит подле него, освещаемый лишь редким светом проезжающей во дворе машины, мягко зарывается в короткие волосы и успокаивает своего демона. Только сейчас Рейнард осознает, что лежит на их матрасе, удобно устроенный на подушках. Он... всё это время спал, пока Марко был рядом? — Как долго ты меня ждешь? — Рейнард шепчет это почти потерянно, в темноте комнаты находя рядом с собой чужую ладонь и осторожно переплетая с ней пальцы. Осознание, с какой заботой Марко просидел все это время рядом, сводит с ума и наполняет нутро раскрывающимися, будто цветущие бутоны, чувствами. Он ласково ведет по чужим пальцам, пробуя нежность и непривычное тепло их кожи. Он улыбается и, счастливо подняв взгляд, ищет те же самые чувства на чужом лице. Хочет рассмотреть в этой тьме глубину чужих карих глаз и увидеть в ней всю свою вечность. И следуя этому желанию, переросшему в порыв, Рейнард поднимается, чтобы сесть рядом со своим человеком и осторожно провести ладонью по его щеке. Невероятно чуткий, бережный и внимательный к состоянию демона... "Откуда в тебе столько тепла?" Этот вопрос однажды сорвался с уст его партнера, но сейчас Рейнард хотел задать его ему самому. Он замирает в этом мгновении, благодарно оглаживая нежную щеку, кончиками пальцев касаясь угла челюсти, всматриваясь в его полные любви глаза. С уст срывается тихая усмешка. Потому что невозможно любить так и быть любимым в ответ. Потому что невозможно быть таким невыносимым и самым прекрасным одновременно. Рейнард склоняется ближе, чтобы размеренно подарить поцелуй сначала в одну скулу, а затем - в другую, почти игриво, наблюдая за чужой реакцией. — Ничто не отразит всей моей благодарности, mon amour, — за всё. За то, как тот трепетно отнесся к состоянию своего демона и остался рядом с ним до его пробуждения, невзирая на собственную усталость. За то, что помог ему погрузиться в собственные чертоги, а после - плавно вывел из них. Любуясь, Рейнард медленно ведет большим пальцем по скуле, а после спускается до самого уголка губ и ведет меж них. Кожа бархатная, так и манит касаться снова, снова и снова. — Не думал, что когда-нибудь смогу погрузиться так глубоко в свою память... Я совершенно забыл все то, что ты сейчас увидел вместе со мной, — было ли это вообще нормальным? Не помнить, казалось бы, одни из самых важных вещей? Было ли нормальным то, что именно дым сожженных трав помог демону раскрыть свое сознание так широко, что в его поле зрения попали вещи, о существовании которых демон совершенно не помнил? Он до сих пор чувствует их влияние на себе, пускай воздух в их комнате нес прохладой улиц, а горькость трав осталась лишь легким привкусом на языке да запечатлелась в памяти. Пускай остаточным эффектом мысли были спутаны, медлительны и чудаковаты. До сих пор он чувствует легкое опьянение, так непривычное для устойчивого демонического организма. Кажется, ворожей даже вывел их из демонических чертог безопасно, ведь тот был до сих пор в себе. Разве что... Рейнард помнит, в какой спешке Марко выходил из его сознания. Помнит ощутимое волнение с его стороны, что не успело охватить демоническую сущность. Что это было? Он... действительно видел до боли знакомые черты лица, слышал его голос там, где не должен был? — После Сармада я видел... тебя? — произнести это вслух почти страшно. Демон бросает на партнера осторожный взгляд, надеясь, что тот сможет найти объяснение. — Что это было? Как я мог видеть тебя в прошлом? — не понимает. Совершенно не понимает, были ли это вообще его воспоминания. Он переплетает пальцы крепче, сжав чужую руку в своей. Почему оно так напугало партнера?

Демон прислушивается к чужому состоянию. К слабости тела и ауры источившей свои силы существа, к сиплому поверхностному дыханию. Рейнард проводит рукой по его плечу и напоследок целует в щеку, прежде чем подняться с места в сторону ритуального столика. Мазь уже должна была настояться, и демон не отпустить своего партнера без нее ко сну. — Что это были за травы? — а пока он прислушивается к чужим словам, демон подберет глиняную миску и чистые бинты со стола, опустит их у матраса и вновь вернется к своему партнеру. — С помощью них ты каждый раз входишь в транс? Мое состояние... было похоже на твое? — если это так, то Рейнард крайне удивлен, как часто Марк обращается к этим ритуалам. Впрочем, отныне запах трав, что был вечно переплетен в чужих темных локонах, можно было объяснить именно дымом, что демон вдохнул с чужих губ. Он подсаживается к своему партнеру, оставляя все необходимое рядом с собой, и склоняется ближе. — Тебе нравится оно, да? — он тянется к ушку, чтобы влажно прошептать рядом, размеренно провести носом за ним, вслушиваясь в дымный аромат трав, будто стараясь насытиться им вновь. Рейнард коротко улыбнется, отстраняясь, чтобы окинуть взглядом Марка, и скрывая в своем разыгравшемся терпком фоне мысль: "я не против повторить еще раз". Но вместо прежней игривости и интимного шепота он переключится на состояние своего партнера. Чужая усталость читалась в каждом жесте. — Позволишь заняться твоим переломом? — позволит. Конечно. Рейнард использует свой вопрос как предупреждение перед тем, как осторожно коснуться края майки и медленно стянуть её с партнера. Томно выдохнуть, осматривая чужое тело, а после  не сдержать желания коснуться чужой талии. Теплым прикосновением осторожно пройтись выше, успокаивающе огладить грудь и плечи. Совсем скоро они лягут вместе спать. Осталось лишь подготовить партнера и убедиться, что мазь будет работать всю ночь. А пока демон постарается успокоить его. — Если тебя пронзит холод... — опустившись вновь, Рейнард осторожно ведет пальцами по торсу в сторону виднеющихся на ребрах кровоподтеков. Он касается их самыми кончиками, чтобы нарочно не вызвать боль, предупреждает, что следующим движением пальцы, уже полные вязкой мазью, пройдутся по чувствительной коже и разнесут по ней лекарство. — Возьми мое лето в руку, налей его в бокал — в самый крохотный, конечно, из какого только и сделаешь единственный терпкий глоток, — он осторожно улыбается, осматривая собственное творение и не сдерживает желания поцеловать в оголенное плечо, согревая не укрытое пледом тело, пока рука накладывает на раны мазь. — Поднеси его к губам, — он отставляет миску в сторону и берет бинты, чтобы на выдохе обязать их вокруг чужой груди и наложить повязку. Размеренно, неторопливо и аккуратно, но при этом надежно, чтобы та не спала за время сна, — и по жилам твоим вместо лютой зимы побежит жаркое лето, — когда Рейнард управится с бинтами, он не отстраниться от возлюбленного. Наоборот, соприкоснется коленями чуть больше, и неторопливо возьмет чужую голову в свои руки, проведет пальцами за ушком, мягко массируя и соскальзывая к затылку. Ласково прося запрокинуть голову и вытянуть шею, склонится, чтобы сначала одарить поцелуем грудину, затем коснуться выпирающей ключицы, а после - осыпать поцелуями шею. Целовать его размеренно, успокаивая и оглаживая руками, стараясь привнести партнеру покой и дать тому расслабиться в его руках. Хочется, лишь на краткое мгновение отстранившись губами от тонкой кожи шеи, тихо спросить: тебе нравится? Нравится ли, как демон касается его? Становится ли ему лучше от его поцелуев? Нравится ли их близость вообще? Но он так и не спросит. Потому что ответ на все это был очевиден. Рейнард лишь продолжит подниматься выше, сжимая кожу меж губ, целуя ее, пока не уткнется под челюстью и не подарит партнеру поцелуй в ее уголок. Лишь сейчас он немного отстраниться, чтобы посмотреть на партнера, заглянуть в его глаза, невесомо касаясь носа своим. Демон вновь спустит руку, чтобы огладить излюбленный бок и помочь Марко снять с себя штаны, задержав ладонь на его бедре. Лишь после уложит его под себя и бережно накроет теплым пледом, поправляя под человеком подушки. — Все дни и ночи будут нашими. Нам завтра некуда спешить. Спи спокойно, Марко.