Он мог бы заняться чем-то более полезным, но весь тот бардак, что оставался в демоническом разуме, требовал решений. Пережившее вмешательство сознание, как и тело, нуждались в отдыхе. Ему требовалось обдумать произошедшее и найти для себя то понимание случившегося, с которым Рейнард будет жить дальше. Тяжело разобраться в том, что ты едва ли помнишь. Его воспоминания никуда не делись и всё ещё всецело принадлежали ему, но демону лишь предстояло пробраться сквозь дебри сегодняшней ночи и туман, который покрыл нежеланные мгновения. Помешательство, одержимость и безумие. Они создавали иллюзию того, что всё, что Рейнард делал вчера - это совершил вовсе не он. Покуда демон помнил лишь тепло чужих рук и обволакивающую сознание заботу, тот - другой - запечатлил в себе совершенно другие картины. Ненависть. Жажду мести. Человека, что в тот день, казалось, обрел непозволительную, ужасающую силу. В его распоряжении имелись остатки ночи и целое утро, чтобы распутать этот хаотично переплетенный клубок, переходя от одного воспоминания к другому. То, что сознание откровенно отказывалось показывать, он находил в беспокойных проносящихся мыслях любовника, что крепко спал в его объятиях. Лишь прислушиваясь и аккуратно касаясь его разума, чтобы уловить их, но не тревожить задремавшего Марка. Лишь находя в нем то, что тревожило его мага. Он запомнил страдания бездушного существа, что паразитом жило в его сознание уже несколько веков. Запомнил собственный обезумевший, злобный взгляд, когда острие лезвия сверкнуло в свете луны. Его кратковременный испуг, когда образ возлюбленной прогонял "чужака" с её земель. Двоякие чувства от увиденного просыпались в демоне. Рейнард мог бы ненавидеть себя за ту ночь - и он действительно ненавидел, - но, помимо мыслей о собственных ошибках и бедах, что хвостом шли за ним и раз за разом настигали Марка, он думал ещё и о другом. О силуэте человека, что поднялся на ноги после небрежного броска демона. О его темных глазах, что в какой-то момент потеряли ужас и полнились неубиваемой уверенностью в своих силах. Какой человек сможет смотреть на разбушевавшегося демона так? Лишь глупец и безумец. Но Маркус не был ни тем, ни другим. Рой духов низшего мира окутывал его и видоизменял его магию: Рейнард собственным чутьем ощущал, как та была пропитана темной энергией. Как на глазах она меняла человека. И маг перед ним был готов пойти на всё для осуществления собственного плана. Пускай тому пришлось бы сломить собственного демона. Смотря со стороны, сейчас всё произошедшее видится по-другому. Понятнее. Отчетливей распознается то, как шаман применил свою магию эмоций против существа перед ним. Отчетливей читается ложь в том, во что Рейнарда заставили поверить. То охватившее его отчаяние было невероятно сильным, и это по меньшей мере удивляет, если и вовсе не поражает. На губах Рейнарда отчего-то возникает легкая улыбка, когда он думает об этом и оборачивается к своему партнеру, осматривая его потерянные в темноте черты лица. Едва ли каждый мог противостоять демону так, как сделал это его человек.

Демону потребуется время, чтобы принять произошедшее. Чтобы смириться с тем, что образ возлюбленной крепко впивался в его сознание и не отпускал, словно живое существо. Что это было его слабостью и помешательством, а легендарный артефакт тушил не настоящую вину, а навязанные чувства, что никогда не могли потухнуть. Что бы было, если бы Марк не вмешался? Рейнард жил бы в собственной клетке и дальше. Быть может, и вовсе умер в том удушающем одиночестве, коим был пропитан мир без лисицы. Прошлый Рейнард никогда бы не согласился на то, чтобы избиваться от её образа. Не только потому, что был охвачен её не умершим влиянием, но и потому что то была часть его вечной жизни. Одна из самых дорогих и, быть может, показательной. Быть может, та послужила бы ему уроком. Вряд ли кто-либо отказался от прошлого, считая его ценным. Вряд ли бы добровольно отдал его на растерзание. На убийство частички самого себя. Тем более таким путем, который выбрал его человек. Уничтожить. Вырвать прогнившие нити эмоций, разорвать поселившийся в чужом сознании образ и заставить его кричать в судорогах. Скормить весь её укромный мир в чертогах разума призванным из нижнего мира духам. Однако Маркус наконец сделал его свободным. Пожалуй, его поступок был слишком эгоистичен и самовлюблен, но... разве сейчас Рейнард был против? Разве не он так доверчиво вверял всего себя в эти человеческие руки? Разве не он так громко тихими словами посвящал магу всю свою жизнь? Он хотел быть с ним. Он доказывал это не раз своими откровениями. Не раз дарил любовь и упивался ответными чувствами. Разве Рейнард мог сожалеть о случившемся, когда взамен ему были вручены самые искренние, самые теплые и прекрасные эмоции, что только мог испытать человек? Демон тонет в них. Он находит в них блаженство, спокойствие и уют. В тех ласковых прикосновениях заботливых рук, что встречали его, когда он пришел в себя. В том робком волнении в его близи и нежной ауре, что сопровождала весь их путь до дома. В тех чувствах, которых Рейнард улавливает даже сквозь крепкий человеческий сон. Он не может сказать, что хочет вернуть прошлое. Теперь он не дорожит им так, как дорожил ранее. В разы Рейнарду важнее настоящее, от которого он никогда не посмеет отказаться. Марк ждет его. Его Марко нуждается в нем не меньше, чем сам демон в его человеке.

— Добрый... вечер, — каждое проведенное вместе утро Рейнард встречал его с нежной, слегка слабой после ночи улыбкой. Точно так же он встречает своего партнера и сейчас, пускай солнце уже спешило укатиться за горизонт. Демон чувствовал чужое истощение ещё с момента, когда помог любимому подняться с берега родника. Отчетливо различал его в магической ауре в течение всего дня, что провел вместе с ним, заботливо прислушиваясь и проверяя его состояние, жалея, что перед сном шаман не выпил одно из восстанавливающих зелий с ритуального столика. Ему требовалась энергия и куда больше, чем приходящему в себя кицунэ. Это было вполне себе объяснимо той огромной силой, что Рейнард почувствовал в маге ночью, когда в собственном бреду считал его врагом. Сейчас же, аккуратно скользя взглядом по скулам и линии губ, лис видит в нем совершенно другого человека. Его партнера. Его судьбу. Рейнард привык к чертам лица человека, что их разделенные на двоих ночи лежал на его плече, но всегда ценил каждое мгновение, когда француз просыпался. Странное желание быть одним из первых, что Марко увидит или почувствует, пробуждалось в нем, и лис не мог не упустить этот момент. С тихим шепотом, что не нарушал полусонное, только отходящее от ночных видений состояние, Рейнард сдвигается к человеку ближе, ласкающим движением оглаживая того по спине, и коротко касается кончиком носа. Совсем ненавязчиво. Замерев в такой близости, когда каждой своей клеточкой чувствуешь партнера в миллиметрах от себя. Когда всё внутри трепетно замирает, а сердце пропускает удар. Надо ли говорить, что он ждал его... всю ночь и весь день? С того самого момента, когда они наконец доехали до их дома и, уставшие, завалились на матрас. Надо ли говорить, что демонический взгляд загорается радостными искрами, когда раскрываются чужие глаза, а разум человека постепенно просыпается? Каждый раз лис ластится к нему, как самое преданное, вечно ждущее существо. И он готов проводить в этих мгновениях целую вечность. Устраиваясь удобнее на расположенных за ним подушках и притягивая теплое тело ближе к себе. Не нарушая царившую вокруг идиллию. В такие моменты хотелось лишь любоваться чужими чертами, но с сегодняшней ночи Рейнард был особенно молчалив, ровно как и не произносит лишних слов и сейчас. Они были не нужны. Либо, учитывая произошедшее ночью, демон был растерян и не знал, что и сказать. Извинения уже были произнесены, а в лишних его маг не нуждался. Тем более когда они оба теперь знали, что... всё это было необходимо. Рейнард не злился за то, что маг, вопреки демонической воле, собственноручно решил уничтожить то, что было дорого его сердцу. Кажется, ровно как и сам Марко не был зол на охваченное паразитом существо, что жаждало его смерти? Рейнарду некомфортна жизнь с воспоминаниями об этом. Тем не менее, чужая уверенность и спокойствие не заставляют его корить себя каждый раз, когда взгляд пересекается со слепыми карими глазами.

Сохраняя со своим партнером физическую близость и лишь немного отодвинув их общее одеяло, демон приподнимается и, вытягивая руку через мага, подбирает заблаговременно оставленные у края матраса вещи. С произошедшего ночью прошло достаточно времени, а Рейнард подсознательно, собственной демонической сущностью замечал, как отчетливей стало ощущаться пронизывающее душу проклятие. На результатах собственного... "эксперимента" с осколками стекла, что был проведен в порыве страсти, Рейнард знал, что отягощенная черной магией кровь заживляла раны значительно дольше. О них не помешало заботиться. Коротко поцеловав своего партнера в уголок губ, он аккуратно, самыми кончиками пальцев скользнул по плечу Марка, опускаясь ниже до локтевой ямки и переходя на предплечье, а после нежно огладил запястье, притянув раненную кисть ближе к себе. — Как ты себя чувствуешь? — старые размотанные бинты отложены в сторону. Очистив от слипшейся крови рану, Рейнард, предварительно открыв пахнущую лекарственными травами баночку, опустил в неё пару пальцев и осторожно коснулся краев открытой раны. Возможно, её действие было неприятным, но то стоило драгоценного времени для заживления. Также и самому демону хотелось позаботиться о том, что он натворил своими же руками. Коротко подняв взгляд на своего партнера, он отставил мазь в сторону и принялся обматывать чистые бинты вокруг кисти.

— Я не чувствую твоего духа, — лис заводит бинты на тыл руки и обворачивает вокруг, накладывая новый слой. — Не буду признаваться, что без него неуютно. Всё в порядке? Ему вчера досталось от меня.

Рейнард неловко усмехается и, закончив, прячет небольшой узел под бинты. Мягко поцеловав своего партнера в висок, приподнимается и отводит одеяло в сторону, чтобы сесть и подняться.

— Принести кофе?

Да, Рейнарду действительно нравится ловить каждое мгновение, когда его партнер постепенно просыпается. Когда бессознательно касается его и так податливо тянется к теплу демонического тела, стараясь согреться в окружившей его любви. Людские привычки. Привычки каждой созданной Им земной твари, что умела любить и заботиться о ближних. Разве демон мог когда-нибудь подумать, что то же самое будет и у него? Помимо вызывающих, многозначных, похотливых взглядов тех, кого не стыдили кратковременные связи. Кто велся на заигрывающий шепот и тысячи ответных скользновений глаз. Помимо разыгравшейся в человеческом теле отвратительной похоти, и ничего более, кроме этого мерзкого греха. Помимо жаждущих, откровенных прикосновений, лишь потому, что так твердит разум или требует тело. Ни одна из связей, в которых демон когда-либо состоял, не могла дать ему то, что он видел в Марко сейчас. Смятые простыни на кровати всегда оставались холодными, пускай человеческое тело отдавало свое тепло. Но не грело. Ни разу. И пускай воспоминания о лисице когда-то были дороги ему, даже сейчас он не чувствует в них то, что ощущает рядом с магом. Или же виной тому пропавшие чувства, за нити которых паразитирующий в голове образ больше не тянет? Он действительно ничего не чувствует по отношению к ней. И спустя века мучений, полнившиеся всепоглощающей виной и жаждой встретиться с лисицей вновь, пустота внутри ощущалась слишком отчетливо, чтобы не заметить её. Она казалась слишком странной и непривычной. Такой молчаливой и мертвенной на фоне того, что Рейнард чувствовал к нежившемуся рядом с ним человеку.

— Молчи,  — Рейнард  на короткое мгновение закатывает глаза и пододвигается ближе, нарочно всматриваясь в чужие черты лица больше. Чужие. — Ты никогда не видел себя таким, да? — Они должны были казаться ему именно такими. Потому что перед ним было повзрослевшее лицо человека, что приносил тому лишь боль. Тянул за собой в переполненные отчаянием воспоминания, отворачивался от него и прогонял, заставлял поверить в ложь и навязывал чувства, чтобы заставить демона пасть. С ним связаны именно эти воспоминания. Но аура Маркуса Эмона ничуть не изменилась от той, что была вчера, неделю и целые годы назад. Это был всё тот же человек, как бы он ни выглядел. Его человек. Тот самый, к которому все демоническое существо питает бесконечную любовь и успокаивается, чувствуя нити его ауры. Тот, чей запах лиса ищет каждое мгновение, прислушивается и тянется ближе вновь и вновь, понимая, что никогда не насытиться им. Что жаждет чувствовать его рядом всегда. Демон аккуратно протягивает руку, чтобы кончиками пальцев коснуться его щеки. Провести по знакомым чертам скул, не изменившимся за десятилетия. Осторожно провести большим пальцев по бровям и потерять себя, засмотревшись в его глаза. Всё такие же, как были раньше. Его черты огрубели и изменилась кожа, изменился взгляд, но, черт возьми, это были все те же глаза, которыми Рейнард не раз любовался! Которых раз за разом искал в ненавистной им обоим толпе. Которых растерянно искал в том моменте, когда надеялся на ответные чувства. Это были именно они! И именно к ним Рейнард до сих пор питает любовь, чувствуя, как внутри всё больше растекается приятное, греющее тепло. Не может сдержать улыбки, лаская своего партнера нежными прикосновениями руки. — Ты выглядишь прекрасно, Марко. Достаточно для того, чтобы очаровывать одного демона ничуть не меньше, чем в 45-ом, — он промурчит это совсем ласково и любовно, неохотно отстраняясь от партнера, лишь чтобы заняться его раной. И искрящаяся золотая нить не даст его партнеру подумать, что его демон лжет. И эта безмерная привязанность демона не позволит тому упустить изменения в партнере. Взгляд, да. Всё тот же самый, но... отчего-то не дающий ему покоя. Как и не давала покоя внезапная паника мага, как только Рейнард потянулся за бинтами и осторожно коснулся руки человека.

— Я в порядке, — лис отвечает коротко, чуть отстраняясь от партнера и отчего-то замолкнув. Он обращает свой взгляд к раскрытой ране, аккуратно обрабатывая рваные концы мазью, и прячет его за этим небольшим делом. Отчасти ему неловко. Отчасти он не хочет говорить с Марком о том, что произошло вчера. Отчасти же... даже и не знает, может ли ответить ему больше. Не знает, как и какие подобрать слова. Слабость собственного лисьего духа не должна была волновать партнера, потратившего столько собственной энергии, чтобы освободить его. Он не скажет о ней, и лишь аккуратно обвернет ткань бинта вокруг кисти так, словно все его внимание было направленно именно на это дело. Словно лис был слишком занят, чтобы говорить о собственном самочувствии. Рейнарду нечего говорить о физическом состоянии, даже если упустить то, что он лишь постепенно приходит в себя и восстанавливается после поражения. Даже боль, разразившаяся по его щеке от внушительного захлеста и заставившая на момент отступить, к сегодняшнему вечеру уже давно пропала. На удивление у Рейнарда нет желания отшутиться и напомнить Марку о собственной глупости. Однако не пропало другое чувство. Стыд. Даже не за то, что Рейнард позволял себе не отпускать мертвеца, но за то, что в итоге обернулся против Марка. Чувство нескончаемой вины за то, что Эмон был вынужден за него разбираться с демоническими ошибками. Что обезумевшая лиса накинулась на того, кого нескончаемо любила, и нанесла ему вред. Далеко не только эту рану на кисти, о которой Рейнард виновато заботится.

Отпустив замотанную руку, демон поджимает губы и невесело улыбается, наконец соизволив поднять на партнера взгляд. Да, Маркус был более чем груб. Однако это не помешает лисе скромно подтянуться ближе, навстречу протянутой руке, что должна была коснуться его. Но он так и не почувствовал её тепло. Да, его эмоциональный фон был относительно стабилен. За прошедшие почти что сутки Рейнард успел успокоиться и, пожалуй, даже принять то, что произошло. Перестать смотреть на это как на существенную трагедию, какой бы огромной вины в произошедшем ни было. Марк до сих пор был рядом. Он не сбежал от него и не отвернулся, когда сознание стало возвращаться его демону. С самого начала и до конца человек был рядом с существом, которого приютил и которому дал вкусить свои эмоции. Прекрасные, настоящие, такие яркие и желанные. Только вот вяжущее чувство вины никуда не делось, как и не снизошло полное понимание того, что произошло и как к этому относиться. Одно Рейнард знал точно - он нисколько не зол и уж тем более не питает ненависти к Марку. Мог бы. Действительно мог бы оскалиться из-за того, что маг применил свою магию. Из-за того что уничтожил те чувства, что Рейнард питал к ценному ему образу из прошлого. Он бы никогда не согласился позволить Марку сделать это с ним, но... доходящие до них двоих воспоминания говорили, что сам Рейнард сорвался. Что поселившаяся внутри сущность набросилась на мага, которому хозяин хотел посвятить всего себя. Рейнард мог бы ненавидеть этого человека за его вольность в принятии решений и грубость, но никогда не посмеет, ибо... человек защищался. И как бы странно это ни звучало, защищал то, что ему дорого. Пускай воспоминания о прошлом приятны. Пускай лисица была его той самой первой любовью, которой Рейнард проникся и отдавал всего себя. Произошедшее с ним - ненормально. Ненормально, что он в помешательстве накинулся на возлюбленного. Он просто не имеет права видеть в Маркусе своего врага и ненавистного до глубины души человека.

— Ты что-то чувствовал в ней? — совсем робкий, быть может, и вовсе непонятный вопрос. Пускай он более не чувствовал той тяги и любви к ней, эта мысль все равно беспокоила его. Пустота внутри раскрыла ему глаза на некоторые вещи. Позволила сравнивать то тепло, что он получал от Марка, и... кажется, едва ли находить его в тех воспоминаниях. Была ли это его собственная иллюзия? Он растерян. Совершенно растерян как тот, что целыми веками верил в какую-то глупость и только сейчас узнал правду. И если между ними на самом деле ничего не было, то почему он так верил в неё и их любовь? Почему вел себя, словно опьяненный? Почему страдал столетиями и дальше по тому, кого потерял, думая, что жизни без нее больше не существует? Виня себя в её смерти так, будто убил её собственными руками. — Я видел, как после трагедии люди не сразу, но постепенно приходят в себя. Со временем чувство вины и пустоты внутри исчезало, и они вновь жили полной жизнью. Я не понимал и думал, что именно это и отличает нас, — потому что его вина не отпускала демона веками. Черт возьми, как же он был глуп.

Рейнард на мгновение хмурится, слыша слова своего партнера. Но не от них самих. Они скорее вызвали бы в нем усмешку, ибо ничего более характерного для Марка, чем их тон, не было. Он не станет извиняться. Как же это было в его духе. Рейнард прекрасно знал его: самоуверенности в своих действиях и наглости его человеку не занимать. С годами, сравнивая с далеким 45-ым, ничего не изменилось. Маркус всегда поступал так, как субъективно считал правильным. Его опыт говорил, что мертвецы рассказывают лишь сказки - и он, точно спаситель, освободил своего спутника от них, как бы те ни были ему дороги. Маркус Эмон устал терять любимых людей - и, насколько плохим это ни было оправданием, Рейнард понимал его и в этой мысли. Человек всегда действовал слишком решительно, чтобы притормозить и задаться вопросом "А что, если?". "Когда ты одумаешься, будет уже поздно. Потому что я заберу все, что тебе принадлежит". Не просто слишком громкие слова, брошенные в порыве страсти, а их реальность. Именно это Маркус Эмон и делал с ним. Слишком резкий, самовлюбленный и жадный. Черт возьми, какой же он жадный! "Ненавидь меня, потому что именно Я стану тем, кто рано или поздно, убьет тебя". Убил бы он Рейнарда там, на роднике, если бы у мага не получилось лишить демона связи с возлюбленной? Не простил бы ему прошлые связи, что до сих пор оплетали его пальцы? Решился бы он избавиться от своего демона, которого нещадно забирало мертвое существо? Или, понимая, что шаману не пойти против человека, сдался бы ему в руки сам? Согласен ли был направить кинжал в самое сердце, лишь чтобы не жить отвергнутым? Странное желание, извращенная, слишком грязная любовь просыпается внутри демона от одних этих мыслей. От понимания, что Маркус Эмон владеет им всем. Полностью. Рейнард хмурится от совершенно другого. От того, что все эти громкие заявления Марка должны были быть сказаны с высоко поднятым подбородком. С четким взглядом прямо в демонические глаза. Потому что его человек не боится сущности, что скрыта внутри. Потому что он слишком самоуверен и горд, чтобы заявлять о своих правах. Его странный взгляд. Рейнард просто не мог не обратить на него внимание. Впрочем, его спутник не почувствует ничего более, чем волнительно затрепетавшей, возбужденной внутри сущности, направившей на него хищный взгляд. Что-то слишком острое зарождается внутри него. Страх и страсть быть плененным вкупе с дикой жаждой овладеть своим человеком ничуть не меньше, чем тот владел своим демоном.

Рейнард на секунду теряется, сбиваясь с мыслей, и нервно, несдержанно сглатывает, оказавшись поваленным обратно на подушки. Лишь после, невольно соскальзывая взглядом по нависшему над ним партнеру и слишком естественно, следуя собственным желаниям, располагая руку на оголенном боку человека, его губы дрогнули в насмешливой улыбке. Слишком требовательный. Слишком грубый. Слишком открыто изъявляющий свои желания. Такой Маркус Эмон нисколько не смущает кицунэ. Такой Маркус Эмон слишком желанный, чтобы, выслушивая его шепот, не зацепиться мыслями за произнесенные слова о голоде. Чтобы, слушая его настойчивые слова, приподняться на локтях и не постесняться собственного желания утолить потребность партнера. Рейнард лукав, а сущность внутри него слишком шебутна и игрива, когда чужое сердце бьется громче воцарившейся в комнате тишины. Когда демон аккуратно тянется ближе и дает ощутить свое горячее дыхание, коснувшись кончиком носа чужого. Ещё мгновение и их губы соприкоснутся. Ещё мгновение и, влажно проводя языком по губам человека, но не даря закономерно следовавшего за ними поцелуя, Рейнард пользуется отвлеченностью Марка и сбивает его опору на руках, заставляя завалиться рядом и после располагаясь над магом в его ногах.

Его близость слишком желанна. Его аура будоражит и отдает волной мурашек, а запах слишком манит прижаться ближе и не отпускать. Рейнард склоняется к любимому ниже, ведя носом дорожку по тонкой коже шеи, чувствует пульсацию артерии под ней, не сдерживает желания прихватить и смять в губах. Слишком нежные поцелуи для того, кто, поднимаясь выше, нескромно заводит чужие руки за голову и сдерживает их за запястья. Прекрасно зная, что в ближайшее время у него ещё будет возможность оставить собственные следы на желанной шее, Рейнард неохотно отрывается от неё, смотря Марку в лицо. Неторопливо скользнув взглядом к не менее желанным губам. Ему нравится чувствовать заигравшее в партнере предвкушение. Нравится дразнить своей близостью и горячим дыханием. Нравится чувствовать чужой голод и лишь провоцировать его больше.

— Только посмей снова так сделать, — почти что рычит, прежде чем несдержанно накрыть чужие губы своими и слиться в жадном, горячем поцелуе. Маг должен был понять, о чем он говорит. Демоническая сущность, ощутимо возросшая в произнесенной угрозе, закипевшая где-то внутри, затмившая Рейнарду взор, взбунтовалась вовсе не из-за жажды поцелуя Марка. Вовсе не из-за того, что человек не позволил кицунэ подняться. Из-за его магии. Той самой, что неоднократно была применена к нему. Рейнард не постесняется позволить французу вновь собственными кончиками ощутить хищную, взбудораженную сущность внутри, пока поцелуй настойчиво грубеет. Пока клыки слишком жадно и бесстыдно впиваются в аккуратные губы. Пожалуй, он не был против его успокаивающего воздействия в стенах Пандемониума, а воспоминания о вчерашних силах, натянувших его возбуждение и желание до предела, даже заводили. Но в последнее время его человек слишком заигрался. Слишком возрасло его самомнение, как только он позволил обращаться собственной магией с ним так, как это сделал у родника. Он кусает эти губы до боли и до крови, ненасытно, душа нахлынувшими чувствами. Всем тем пожаром желания и возбуждения, что полыхал внутри него. Напоследок собирая влагу с чужих губ, Рейнард отстраняется от них слишком неохотно, чтобы огладить бок и ощутимо сжать его, пока он осторожно, щекотливо скользит носом к самому ушку. Пальцы впиваются в человека сильнее, как только горячее, сбитое дыхание одаряет хрящик. Чтобы у самого ушка спросить:

— Когда ты собирался сказать мне, что ничерта не видишь, Маркус Эмон?

"Ты был дорог ей". Рейнард на секунду замирает, притихнув больше обычного, и бросает осторожный взгляд на мага. Ему нужно целое мгновение, чтобы понять, что он не ослышался. И всего лишь мгновение, чтобы не проверить собственному слуху и смыслу слов, но затем довериться чувствам, что пронизывали Марка. Пожалуй, после произошедшего он не был готов услышать именно эту правду. Совершенно не ожидал её, этой ночью раз за разом прокручивая в голове собственные воспоминания, и видя в них лишь влюбленного по уши глупца. Он знал, как ощущается любовь его человека. Как тысячи острых кинжалов и пекло Ада. Как нежность лепестков самых ярких бутонов и колкость шипов их стеблей. Как тишина, загадочность и чуткость затаившегося в ночи леса. У неё была своя аура, аромат и вкус. Но что насчет любви погибшей лисицы? Он... не знает. Совершенно не знает. Сегодня Рейнард впервые стал задумываться: а знал ли когда-либо вообще? Или его подводит собственная память, от и до забитая на несколько сотен веков? Чувствам свойственно забываться, стираться перед лицом вечности. Или же он устал. Устал от всего настолько, что больше не в силах смотреть внимательно, всеохватывающе на то, что случилось столетия назад. Настолько, что в силах лишь тянуться к тому теплу, которое он по-настоящему чувствует прямо здесь, рядом с собой. Это кажется проще. Сейчас это кажется правильней. "Ты был дорог ей". Почему эти слова ощущаются словно камень с плеч? Почему, пускай демон робок и сторонится всего, что случилось с ними вчера, он чувствует облегчение? Потому ли, что тогда Рейнард не выглядит так глупо в собственных глазах? Вряд ли. Он все равно оставался в плену тех чувств целыми веками, не желая отпустить даже после смерти. Едва ли потому, что тогда старания мага возрастают в два раза. Уничтожить того, кто тоже любил этого демона. Как жестоко. Его человек невероятно жесток! Причина была в другом. Так её было легче отпустить. Так было легче принять всё то, что происходило с ними, и оставить храниться где-то далеко в своем сознании. Это были по-настоящему красивые мгновения. Но место под самым сердцем оставлено для совершенно других. Отпуская перебинтованную руку, Рейнард на короткое мгновение сдерживает её запястье и ощутимо, ласкающе оглаживает кожу мужчины. Его короткое безмолвное "спасибо". И, отпуская руку, Рейнард про себя обещает, что больше не потревожит Марка этим. Всё произошедшее осталось в прошлом. Человек перед ним - его настоящее и будущее.

И он готов отдаваться ему с головой, каждому моменту со своим человеком, покуда тот заставляет чувствовать это. Покуда железный, слегка горьковатый привкус остается где-то на языке. Покуда его сущность, его тело, его сознание, его губы ГОРЯТ от каждого прикосновения, а руки непозволительно дрожат от нахлынувших чувств. Слишком остро. Он сам задал этот тон, так жадно впившись в чужой голод, и теперь не может его отпустить. Разносящаяся по чужому телу боль и предупреждающее шипение не означают остановиться. Сбитое дыхание слишком сложно восстановить, пускай доносящийся у самого ушка мага шепот заигрывающий и приторно-сладкий. Отстраняясь лишь на какие-то сантиметры, чтобы смотреть в эти ослепшие глаза, Рейнард впивается взглядом в человека слишком остро. Он чувствует, как партнер более чем находится в его власти и не посмеет соврать. Потому что он не позволит. Потому что он готов выпытывать из него ответы так долго, как это потребуется, пока не почувствует в чужих словах правду. Сущность внутри возбуждена, на взводе, цепляется за каждое чувство, которым шаман угощает его. У Маркуса Эмона просто не должно быть выбора. Потому что последний он сделал сегодня ночью, самовольно позволив отобрать у демона последнее дорогое, что осталось от прошлой жизни. Маг выбрал свой путь. Он забрал демона себе, чтобы взамен вручить всего себя. Рейнард вправе считать, что может знать правду и задавать подобные вопросы. Теперь они вместе. И проблемы одного становились их общими.

Лис слушает возлюбленного слишком внимательно. Напряженные до того мышцы заметно расслабляются под успокаивающими прикосновениями - и Рейнард неохотно растягивает прикосновение с чужой щекой. Ему приятно. Более чем приятно чувствовать его тепло и близость, слышать совсем непривычное, ласкающее слух и заставляющее мурашками пройтись по коже "mon amour", но что-то внутри не хочет поддаваться успокаивающей ауре. Оба сердца бьются слишком бешено, чтобы смириться с обреченными словами Марка. Рейнард не верит. Не хочет верить в то, что тот говорит, и нарочно ластится под нежное прикосновение, принимает слишком спокойный поцелуй в висок. — Эта глупость важна для меня, — не знает, говорит ли под нос себе или человеку, которому взбунтовавшаяся внутри сущность постепенно подчиняется. Тихо и ослабленно. Он не в силах бороться с магом, что постепенно уходит в сторону и приглаживает вздыбившуюся на загривке лисью шерсть. Рейнард осторожно опускается рядом с партнером под его движением руки. — Вчера ты был готов до смерти бороться за то, что тебе дорого. Но сегодня не готов бороться за себя, — демон прислоняется к его груди, выслушивая чужое сердцебиение. Осторожно укладывает ладонь напротив и задумчиво, нежно чертит пальцем на оголенной груди Марка незамысловатые узоры. Он хочет кое-что добавить. Хочет сказать, что Маркусу Эмону, которого он когда-то знал, не свойственно сдаваться. Но... отчего-то оставляет это в себе. Глушит за коротким поцелуем в чужую грудь, нежным скользновением выше, к ключице. Прикасается губами к ямочке над грудиной и вдыхает успокаивающий аромат его кожи. Что бы демон ни думал, он хочет обозначить Марку, что будет рядом. Нуждается его спутник в этом или нет. Лишь на короткое мгновение поднимает на своего партнера взгляд, чтобы, поправляя накинутое на них одеяло, затихнуть. Имел ли лис право судить Марка? Проклятие, смердящую ауру и гнилостный привкус которой он чувствует ярче обычного, захватило его человека незадолго после их последней встречи в Париже. Около семидесяти лет он жил с ним и должен был искать способы избавиться. Демон не согласен с партнером, оттого и на короткое время замолкает, не решаясь сказать что-то ещё. Пускай тот не хочет признавать, что слепоту стоит принять как данность, разве Рейнард может утверждать, что Маркус бессмысленно и слишком рано опускает руки? Он затихает, чтобы задуматься самому. Его проблемы отныне их общие. Если его беспокоит проклятие, наконец отнявшее у партнера зрение, он сам должен найти противоядие. Найти то, что его человек упускал всё это время. А пока он ищет, Рейнард не откажется быть глазами своего человека и обходить проклятие иллюзиями, раз уж то роднится с его чертовой магией.

Кицунэ приподнимает голову, уткнувшись носом в шею человека, когда слышит его слова об изнанке и барьере Аркана. Были ли его слова тем самым, что когда-то Марк хотел доверить в особняке мистера Берча? Он мог бы поделиться в ответ на то, что сказал бы Рейнард. Демон не решился, оставив вопрос на потом. В итоге его человек знает в разы больше. Видит в разы больше, являясь членом ковена, верным спутником старого Стража или всего лишь по случайности. Лис прислушивается к своему партнеру внимательно не потому, что его откровение должно быть чем-то важным для его работы. Потому что он чувствует волнение в чужой груди. Потому что то, что Маркус собирается сказать, беспокоит его. — Я думал, что все мы здесь лишь загнанные в клетку звери. Но никак не выжившие на какой-то жалкой лодке посреди неизведанного океана, — на секунду демон нахмуривается, всматриваясь в черты лица партнера. Ему хочется узнать, что он видел тогда. Хочется узнать, о чем именно говорит и с чем столкнулся, потому что... потому что демон не может и представить? Он не знаком с тем, что говорит ему Марк. И не имеет ни малейшего представление, насколько ужасающим, обширным и неизведанным оно должно было выглядеть. — В своей жизни я никогда не встречал ничего подобного, Марк, — откровенно признается, крепче обнимая партнера. Все свои столетия ему спокойно жилось с мыслью, что есть их мир. Есть Ад и Рай, загробный мир. Не более. — Периодически возникали теории о других мирах, но их считали безумными. А большинство встреченных "путешественников" - всего лишь самозванцы, — и пускай по его плечам ласкающе скользит теплая ладонь партнера, он заметно напрягается, слушая его слова про чужеземца. Про то, что он стал причиной его смерти. Лис на мгновение изумленно вскидывает брови и замолкает. Ему нужно переварить услышанное. Нужно отчетливо повторить слова Марка в своей голове, чтобы убедиться, что он понял всё правильно. — Тот путешественник... пришел оттуда и назвал мое имя? Ты уверен в правдивости его слов? — не понимает. Совершенно не понимает, что Маркус Эмон говорит и как вообще такое могло произойти. Он хочет перерыть собственные воспоминания с самого их начала, но даже не знает, за что именно ему цепляться. — Расскажи мне, — демон приподнимается на одном локте, чтобы смотреть в лицо партнеру. Чтобы слышать его слова отчетливо и читать по губам. — На моем счету числится не одна чужая смерть, — лис отчего-то прерывается. То ли пытается вспомнить, то ли сомневается, что Марку стоило слышать это. Они оба не безгрешны. Но Рейнарду не хотелось бы, чтобы когда-нибудь Марк увидел в нем чудовище, — но путешественник... Извини, я не знаю, о ком ты говоришь, — лис сдвигается к партнеру ближе, чтобы на короткое мгновение прижаться лбом к его лбу. Заглянуть в его глаза. Прочитать, что тот таил за ними. — Тебя это беспокоит. Я... могу чем-то помочь?

Рейнард обещал своему партнеру не делать поспешных, необдуманных, слишком эгоистичных выводов. Он обещал слушать его: не только лисьим слухом, но и всей сущностью. Ловить неспешный ход мыслей, выискивать малейшие изменения эмоций, что клубились где-то внутри его грудной клетки. Чуть ниже, под сердцем, у самого солнечного сплетения, где можно ощутить его стук. Рейнард опускается ладонью прямо к нему, когда ловит тягучую, вязкую грусть. Её немного, но та слишком заметна среди воцарившейся вокруг них идиллии из вечной любви и умиротворения. Задели ли его слова своего демона или, быть может, его непонимание? Рейнард не хочет этого. Не хочет быть причиной этого чувства. Оно заставляет прислушиваться больше, невольно, совсем осторожно, боясь нарушить то личное в чужом сознании, касаться проносящихся мимо мыслей. Уловить тоску по утраченному. Демон был не прав, думая, что Марк отдает свое зрение слишком легко. Жмется к возлежащему рядом партнеру ближе, когда ощущает на себе протяженное прикосновение от самых плеч до затылка. Разве он заслужил это? Пригретый и окруженный теплотой любви, находиться рядом с ним. Разделять долгие ночи и встречать его в тот самый миг, когда раскрываются ослепшие глаза. Разве он стоил больше всей красоты этого мира, которую можно было лицезреть лишь собственными глазами? Больше примитивного, физического комфорта? Впрочем... он бы отдал за Марка не меньше. Отказался бы от одного из своих чувств: потерял бы зрение или слух, молил бы, чтобы тот Ангел окончательно лишил его голоса, потерял бы демоническое чутье и разучился бы слышать чужие мысли - или и вовсе бы отдал все, опустившись до простого человека. Пускай та была чужда, демон бы зажил самой обычной человеческой жизнью, если бы это требовалось для благополучия своего возлюбленного. Так чем от отличается от своего партнера? От человека, что был дороже всего, что демон когда-либо имел? — Ты стоишь не меньше. И тем более стоишь того, чтобы бороться за тебя, — на короткое мгновение демон приподнимает голову, чтобы найти то, что Марк потратил ради него. Остановить свой взгляд на ослепших глазах и искренне поверить, что когда-нибудь они вновь обретут свою ясность. — У меня ещё остались силы для этого, Марк, — улыбается смущенно и касается свободной руки человека. Глупый человек смущает его откровением за откровением. Глупый человек заставляет демона верить, что на свете нет и никогда не будет ничего дороже его. И Рейнард поверит, никогда в том не усомнившись. Долгое мгновение ласкает его кисть и уверенно сжимает её, прежде чем переплести с возлюбленным пальцы. Лис готов обещать ему, что сделает всё возможное, чтобы вернуть плату за себя. Не потому что верил, как живому существу, привыкшему различать очертания предметов вокруг, тяжело живется без зрения. Потому что самолично обещал, что когда-нибудь покажет ему весь мир. Потому что глубоко внутри, у самого сердца, хранил воспоминания о Его взгляде. Живом и слишком выразительным, когда тот устремлен прямо на него. — Я помню каждое мгновение, когда ты смотрел на меня, mon chéri, — не может, не растягивая на губах улыбку, не вторить французским ласкам, сорвавшимся с чужих губ. Рейнард действительно помнил. Помнит тот любопытствующий, слишком заинтересованный и заискивающий, почти гипнотизирующий взгляд юноши, что подарил ему танец. Слишком многозначный, яркий и опасный, кричащий не меньше, чем удивительно броские цвета на переливающейся чешуе ядовитой змеи. Тот Маркус Эмон так сильно отличался от другого, что спустя 70 лет был встречен в Аркане. Найдет ли Рейнард его юношескую игривость, любопытство и легкомыслие вновь? Или та была утеряна с годами, задушена бременем потерь? Демон помнил пестрящееся изумление, неверие в невозможное, разрыв шаблонов, когда распахнутые слишком широко, впервые увидевшие за целые десятилетия глаза скользили по сотворенным иллюзиям у родника. Когда его слишком четкий образ дарил такой ураган эмоций, которого едва ли можно было сдержать. Демон помнил те яркие, но отчего-то полные грустной радостью, взрослой усталостью глаза юноши, что впустил его в свой мир. Что открылся и показал ему слишком многое, едва босые ноги ступили в холод мерного океана. Демон помнил, как в грубо прижатом к стене, задыхающимся от его рук теле на какое-то мгновение промелькнула ясность. Кипящее, КРИЧАЩЕЕ внутри отчаяние, устремленное прямо в демонические глаза - Рейнард готов поклясться, Маркус ВИДЕЛ его в то самое мгновение перед тем, как реальный мир рухнул и они упали в его измученное сознание. Рейнард помнил напуганный, обезумевший взгляд в момент самой интимной, самой откровенной близости, когда каждое прикосновение отдавало обжигающим пламенем и режущей болью тысяч кинжалов. Помнит, сколько жадности было в его партнере, когда он впивался взглядом в каждую демоническую иллюзию. Он ценил всех их. Рейнард не помнил лишь одно - видящего взгляда мужчины, что сейчас успокаивал его в своих объятиях и заставлял каждую чертову секунду верить, что демон готов посвятить всю свою жизнь одному ему. Взрослые глаза, зрячие, встреченные в чужих чертогах разума, были пусты и уставши. Пускай он видел в своем сознании, те казались мертвее стеклянных глаз мертвеца. Этот мужчина никогда не смотрел на своего демона так, как смотрел до этого. Его взгляд был устремлен лишь в прошлое. Все его эмоции были отданы тем разделенным на двоих воспоминаниям. Поднося к себе чужую руку и губами касаясь побледневших костяшек, Рейнард обещает себе: когда-нибудь и этот мужчина посмотрит на него широкого раскрытыми, по-настоящему видящими глазами.

Рейнард прислушивается к словам партнера внимательно, и ему кажется, что он на собственной шкуре ощущает отголоски чужеродного мира, заставшего Маркуса врасплох. Демон чувствует ту бескрайнюю пустоту, в которой, кажется, никто даже не услышит твой крик. Что это могло значить? Значит ли это, что потусторонний мир, с которым граничил Аркан, глушит любую магию из их родных земель? Демон когда-нибудь бы послушал своего мага о том, что он знает. Шаман не только казался более подкованным теоретически в вопросах о других мирах, не отвергая многочисленные теории, но и по собственному опыту уже знал в разы больше. Незнание же Рейнарда заставляет внутри зародиться по меньшей мере беспокойству, если не страху перед неизвестностью. Высвобожденный не без помощи Проклятых узник темницы, Александр Блэк, на фоне новостей Маркуса казался лишь малой бедой по сравнению с остальными. С чем им ещё предстоит столкнуться? Рейнард тянется к своему партнеру ближе, обнимает его крепче и жмется, про себя думая: они должны пережить охватившие город бедствия вместе. Демон не оставит своего мага одного. — Механизм закрытия Аркана сработал в ответ на освобождение его вечного узника. Хранители города должны знать, как он работает. Хочется верить, что Стражи сработают оперативно, если то, с чем ты столкнулся, начнет поглощать и Аркан. Могут ли они пожертвовать тысячами жизней горожан, лишь бы не выпустить Блэка наружу? — риторический вопрос. Наверное, пускай Маркус и был учеником Стража, едва ли он мог знать о планах ответственных за безопасность магов. Хотелось верить, что ответом на него будет "нет".

Отпечаток кицунэ... Невольно Рейнард прислушивается к ауре мага, пытаясь распознать в нем то, что почувствовал дух, и не находит ничего. Сколько существ могут заметить это? Были ли притуплена чувствительность кицунэ и носящего отпечаток мага, но сам след был настолько очевиден всем остальным? Или его мог распознавать лишь потусторонний гость? Рейнард обращает внимание на чувства Марка, пытаясь найти в них ответ на совершенно другой вопрос, что еще ни разу не был поднять в их разговорах. Темная магия, основанная на демонической энергии, связь со служителями Преисподней порицалась всегда. Был ли готов Марк встретиться с гонениями, если когда-нибудь они перестанут быть осторожными и скрывать свои чувства внутри замкнутых стен? Или времена и нравы уже изменились? Будь отпечаток кицунэ виден всем остальным, стал ли осуждать Эмона его наставник, едва ли считающий подобную связь правомерной? Пока что они аккуратны. Пока что их связь ограничивается лишь самыми тесно переплетенными, самыми откровенными и близкими отношениями. Маркус ни разу не похож на Александра Блэка, что, по слухам, поглотил в себе частицу низшего демона и его аура пропахла его смрадом. Маркус ни разу не был похож на одержимых, сошедших с ума людей, над коими роем грифов витали адские твари. Едва ли Маркус был похож на тех, кто был на самой тонкой грани. За свои годы демон встречал и таких. Мага-француза, что был в шаге от того, чтобы отдать последнее личное - свое сознание и душу - демонам. Человека, что губил в себе последнее человечное. Наверняка, когда Рейнард покинул его, тот вскоре поддался демоническим соблазнам и потерял последние остатки здравомыслия. Отпечаток кицунэ... Что, черт возьми, это могло значить?

Рейнард отвлекается на мелькнувшее в партнере беспокойство. Постепенно, крупица за крупицей, демон собирает паззл произошедшего в своей голове. В порыве собственной глупости он отправил воров в библиотеку, к Стражу, одержимого духом - тем самым потустороннем гостем. Увязался за ним из того мира? Или это была преднамеренная сделка с существом? Именно он и стал причиной разгрома библиотеки. Ситуация выглядит в разы хуже, чем Рейнард предполагал. Где-то глубоко внутри закрадывается собственное беспокойство. Безопасно ли человеку находиться рядом с одержимым Стражем? Демон почти моментально глушит его. Шаман ещё вчера смог разобраться с демоном. Ни одно из его слов и эмоций ни разу не говорило о том, что в момент хаоса его напугал именно дух внутри библиотекаря. — Ты сможешь справиться с ним, если дух вновь выйдет из-под контроля? — лишь небольшое уточнение, чтобы подтвердить собственные мысли. Странная, отчасти непривычная уверенность в силах партнера наполняет его грудную клетку, когда демон мягко проводит ладонью по боку человека. Извиняется за причиненную ранее боль. Однако демон не может не заметить беспокойство по отношению к нему самому. — Сармад... — лис пробует это имя, цепляясь за отдаленные воспоминания, связанные с ним. Ему нужно время, чтобы вспомнить всё. — Я знаю, о ком ты говоришь. Мы встретились в Каире, когда Наполеон возжелал покинуть родные земли и завоевать Египет, на одном из базаров, где от глаз смертных прятались сверхи, — интересно, какого человеку живется с демоном? С существом, для которого времена Наполеона были лишь недалеким прошлым. — Вместе мы отправились в давно заброшенный монастырь посреди знойной пустыни. Он искал артефакт святого Антония - священный меч с тайнописью. Как оказалось, я был нужен ему лишь для того, чтобы опробовать оружие на кицунэ. Я же... хотел его артефакт себе. Одна из тридцати сребреников Иуды была у демонолога, что скрывался под личиной путника и охотника за сокровищами. Он называл её монеткой Дисмаса. Отводит излишнее внимание от владельца. Слышал когда-нибудь? — одни из древнейших, легендарных артефактов. Иметь хотя бы один - величайшая честь. Обладать же целой коллекцией... Невообразимо полученное с ними могущество. — Одна из тех же монет сейчас в руках знакомых тебе воров. Телепортация, — Рейнард внезапно отчего-то запинается. — Я никогда не владел гонораром Иуды, но у меня есть кое-что из орудий Страстей. Иудейская чаша, из которой Понтий Пилат омыл руки в знак непричастности к распятию Христа. Глушит чувство вины перед содеянным, — лис зарывается носом в изгиб шеи, вдыхает успокаивающий аромат лаванды. — Я пользовался ей веками. Для себя самого. Пытался приглушить боль после её утраты, — аккуратно целует нежную кожу, словно проверяя, с ним ли сейчас Марк. Не против ли он слышать это. Рейнард осторожно подается вперед, трется щекой о плечо партнера и лишь после приподнимается, чтобы вновь сблизится с ним. Запомнить это возникшее внутри беспокойство, которым Маркус Эмон переполнен. Он понимает его. Прекрасно. Он видел, на что способен демонолог, и чудом выжил в катакомбах монастыря. Его человек видел, на что способен Страж, одержимой чужеродным духом внутри. Если он пытался разобраться с ворами так, то что будет, если перед его глазами мелькнет "виновник" в его смерти? Рейнард не боится ни Ронана Вайсса, ни демонолога внутри него; пожалуй, ему было бы даже любопытно взглянуть на них, но... нет. Он не может устоять перед волнением, которое отчетливо раздается вместе со стуком сердца партнера. Он не может подставить его в очередной раз. — Я понимаю тебя, Марк. Едва ли я могу сделать что-то со своим, — тепло внутри разгорается больше в такой интимной близости, лицом к лицу, когда огрубевшая с возрастом ладонь касается его щеки. Рейнард поддается её ласкам, расслабляясь под каждым прикосновением партнера. Да, он понимал его. Разве не то же самое беспокойство двигало им, когда он пытался скрыть партнера под дурацким капюшоном, лишь бы Пандемониум не увидел ученика библиотекаря? — Обещаю, тебе не стоит переживать насчет того, что мы с ним пересечемся. Я сделаю для этого всё возможное, — мягко улыбается. Просьбу Марка выполнить несложно, даже если тот когда-нибудь вновь попросит забрать его из библиотеки. А вот что насчет духа... — Ты знаешь, как избавиться от духа? Быть может, получится так же, как у тебя вчера?..

Рейнард осторожно, боясь потревожить, укладывает свою ладонь на чужую шею и нежно оглаживает её, проходя кончиками пальцев выше, за ушко. Касаясь кончиком носа чужого, бесконечно всматривается в слепые карие глаза и... не может сдержать себя. Не может справиться с тем умиротворяющим чувством любви, что окружает их, пускай они и говорили на серьезные, выше их собственных жизней проблемы. Ей хочется насыщаться полностью и безостановочно отдавать в ответ. Он осторожно касается его подбородка, заставляя приподнять взгляд на себя. Что он может сделать для них, чтобы те вновь обрели свою яркость? Каково это - жить, ориентируясь лишь на тактильные ощущения да на собственную магию? Рейнард прикрывает глаза, на какие-то миллиметры подаваясь вперед. Так его дыхание ощущается больше, на собственной коже губ. Чувствует ли партнер его так же отчетливо? Так, что внутри зарождается мелкая, непривычная дрожь. Предвкушение. — Я удовлетворил твое желание поцелуя? — его кончики губ дрогнули в улыбке, а в голосе совсем немного блеснули игривые нотки. — Позволишь подарить ещё один? — Рейнард не будет торопиться с ним. Совсем немного разомкнет губы и протяжно выдохнет, грея чужие губы своим дыханием. Даже с закрытыми глазами демон чувствует, насколько близко находится его человек. Чувствует не только его влекущую, давно изученную ауру, но и ощущает лишь тактильно. Когда горячий воздух сталкивается с чужой кожей. Когда его дыхание уловимо на своей. Именно так его партнер и будет жить? Рейнард плавно накрывает чужие губы в протяжном, медленном поцелуе. Он разделит его тепло и беспокойство, попробует их, растянет надолго, как растягивают удовольствие. Он будет делать короткие паузы и смаковать, всего лишь учась справляться со своей одержимостью. Не кидаться на своё по праву и не впадать в безумие, колкое, болезненное. Он попробует быть мягче и неторопливее. У них был целый вечер и, быть может, будет вся ночь вплоть до позднего утра. — Знаешь, что я чувствую? — лис в очередной раз отрывается от его губ, продолжая физический контакт. Касается его лица, разглаживает нежную кожу шеи своей рукой. — Твоё тепло внутри меня. Слишком приятное и необычное. Твою магию, — вовсе не остаток чужеродного вмешательства в демоническое сознание. Нечто иное. Энергия, перетекающая внутри него, насыщающая и подпитывающая. Она заметна отчетливей, если закрыть глаза и прислушаться к собственным силам. — Я хочу, чтобы ты тоже чувствовал меня. Я хочу поделиться с тобой своей, — шепчет в губы сбивчиво, прерывая свои слова нежными поцелуями. Рука мягко поднимается, чтобы расчесать темные волосы и прибрать их за ушко. Демоническая магия непривычна и чужда человеку. В больших дозах от неё сходят с ума, а сама она очерняет душу. Но раз уж его маг прибег к помощи духов нижнего мира, то почему бы не попробовать её? Она придаст сил. И сработает слаженнее с его пронизывающим проклятием, чем желанная энергия мага. — Попробуй её, — демоническая сущность внутри чуткая и настороженная. Как и энергия, она строптива и жадна, но даже такой хищный зверь, как лиса, может быть приручен. Он уже. И Рейнард более чем уверен, что его партнер справится. — Почувствуй, как она загорится внутри тебя, — пальцы опускаются на живот и, вызывая непроизвольную дрожь, поднимаются до надчревья выше, а после - к груди. — Она обожжет самые кончики твоих пальцев, но я уверен, что тебе получится сдержать её в своих руках, — ещё одно желанное прикосновение к губам и сладкий, слишком интимный шепот на самом выдохе. — Прими меня.

Каждую секунду Рейнард мечтает, чтобы это мгновение никогда не прекращалось. Из ночи в ночь он думает: вот он, момент самой теплой, самой откровенной и душевной близости. Как много их будет в их жизни? Быть может, именно этот и будет самым последним? Он ценит каждое мгновение, когда видит чужие глаза в такой совсем непривычной, но в то же время уже неотъемлемой, необходимой демону близости. Каждое ответное прикосновение и бесконечные, совершенно непозволительные для них ласки. Разве лис мог когда-либо думать, что он будет таять в руках того самого юноши, что встретил на помпезном балу, как тает сейчас? Разве мог когда-нибудь представить, что будет беспрекословно отдаваться одном-единственному ЧЕЛОВЕКУ? Нет. Не мог. Едва ли задумывался об этом, когда вальсировал меж безразличных ему фигур и засматривался лишь в одни глаза. Едва ли ловил себя на столь постыдных, неловких для демона, тех, что необходимо скрыть ото всех, мыслях, блуждая по тенистому скверу Самюель Пати и бросая излишне многозначные взгляды в сторону того, кто скрасил дни пребывания в Париже. Едва ли Рейнард мог представить, что все сведет их именно к этому моменту, даже когда бессмысленно жертвовал собой и принимал чужую боль в надежде, что это поможет освободить обманувшего его, падшего и погрязшего в своих бесчисленных грехах человека. Он никогда не задумывался об этом. Никогда не представлял дни, плавно, совершенно бесследно перетекающие один в другой, полные их безграничной любви. Никогда не представлял, какое удовольствие могут приносить чужие прикосновения и насколько ценными станут их малейшие жесты внимания. Иллюзионисту впору думать, что все вокруг - ложь, обман, слишком красивая картина для того, чтобы быть правдой. Но, как и до того не промелькнуло ни одно желание, сейчас ни одна мысль не промелькнет и не заставит демона сомневаться. Он уже всецело пленен и податлив, беззащитен перед теми чувствами, что тянутся между ними двумя. Прекрасно? Очаровательнее, чем закат, отраженный на стенах Нотр-Дама. Удивительно? Невозможнее, чем теории о тысячи неизвестных им вселенных.

Лис улыбается, глупо, почти смущенно, но доверчиво тянется ближе, к касающейся его лица руке. Его партнер излишне озабочен тем, чтобы не создавать проблем другим? Поэтому он так сторонится демонической помощи и готов из раза в раз напоминать, что возвращение зрения - не самое главное в их жизни? — Мы вместе придумаем, что с этим можно сделать, — быть может, очередная глупость по уши влюбленного существа. Но Рейнард хочет обозначить, что отныне, покуда его маг крепко переплетает с ним пальцы рук и греется в его объятиях, их пути будут переплетены и идти бок о бок друг с другом. Он не позволит - просто не сможет - сделать что-либо без Марко, возможно, как и его человек - без своего демона. И пускай разъедающее не только душу, но и тело проклятие является одной из их главной проблем для Рейнарда, он негласно согласится с партнером, что это не станет его идеей-фикс. Они придут к ответам со временем. А пока им стоит научиться справляться с тем, что они имеют сейчас. Что-то внутри тянет, как только слова про тепло доносятся до лисьих ушей и смущают его. Откуда в нем столько тепла? - Принес лишь малую часть из полыхающего Ада, - тихий смешок. Если Рейнард не знает ответ, то знал ли кто-либо вообще? Он ненадолго погружается внутрь себя, как будто действительно желал найти тот самый источник. Парадоксальная, не подходящая ни под какие законы этого мира любовь. Лис теряется на вопросе, за что именно любит своего партнера; на фоне этого понять природу излишнего тепла - и вовсе невозможно. Рейнард улыбается самыми уголками губ, искрящими живыми глазами и надеется, что Марку не нужен ответ на этот вопрос. Быть может, когда-нибудь человек найдет его сам. Найдет, день за днем обретая новые дорогие сердцу воспоминания и выстраивая про себя совершенно другой рассказ. Быть может, и вовсе счастливый. Былые воспоминания останутся там, где и должны быть - в прошлом. — Тебе больше не придется жить ими, — Рейнард однозначно может это обещать. И он сдержит свое слово. Потому что понимает своего любовника как никто другой, еще вчера цепляясь за образ из прошлого как за нечто сродни живительному воздуху.

Что-то внутри вспыхнуло и зароптало, как только маг заговорил про барьер. Рейнард прислушивается, прокручивает чужие слова в своей голове снова и снова, чтобы убедиться, что услышал их правильно. Надо же, сам Ронан Вайсс... — Снятие барьера будет означать смерть Аркана, — шепчет. Шепчет, потому что последствия их планов устрашают. Что будет с городом, доступным абсолютно всем? Как скоро простые смертные найдут его и раскроется ли тайна сверхъестественных существ? Страшно представлять масштабы того, к чему все это может привести. Ещё страшнее - что может случиться с теми, кто собирался отважиться на этот поступок. Рейнард приподнимается, чтобы сблизиться с партнером вновь, всмотреться в него тревожно и слишком серьезно. Проверить, что это все не какая-то шутка. Он тихо вздыхает, и без слов возлюбленного понимая, что в роковой момент Маркус Эмон будет рядом со своим наставником. Что Рейнард чувствовал по этому поводу? Проникающий внутрь, разъедающий клетку за клеткой, но пока не до конца расцветший страх. Постепенно охватывающее беспокойство. И Рейнард... не имеет права судить шамана. Это был его давний выбор, о котором тот говорил несколько ночей назад и уже ставил демона перед фактом. Он просто не имеет права быть недовольным. Не бессмысленное возмущение ему нужно. Быть может, и не сопереживание, но Рейнард не может его скрыть. — Если ты будешь держаться его до последнего, я приму твое решение. Но попрошу только одно. В этот момент я должен быть недалеко от тебя, — на всякий случай. Ему нужно быть рядом с Марком не меньше, чем Вайссу - его ученик.

Он до сих пор не знает, как говорить с Маркусом о знакомой им обоим парочке воров. У них обоих был совершенно разный опыт взаимодействия с ними и, следовательно, были и разные впечатления, движущие ими сейчас. — Артефакт, отводящий чужое внимание, в руках воров... Это все, о чем такие, как они, и могут мечтать, — лис тихо усмехается, говоря про ту абсурдную парочку слишком легко. Подсознательно он чувствует, знает, что те не представляют существенной угрозы им обоим. Разумеется, пока демон держится рядом со своим партнером. Салливан был не более чем надоедливой мухой, всегда всплывающей в "нужном" месте. Луис же... С ним все было гораздно сложнее и одновременно проще - так же спорно, как и его личность. Однако Рейнард знал, что даже с грозным волком можно договориться, а в некоторых случаях - и вовсе найти за угрожающей оболочкой нечто мягкое, теплое и доверчивое. То, что трепетно прислушается и поймет тебя. Наверное, именно поэтому факт того, что в руках ворья появится коллекция древних артефактов, не шибко волновал демона, по большей части даже забавлял. Рейнард приобнимает своего партнера больше, коротко целует его в висок и помогает накрыть их обоих одеялом. Сегодняшний разговор с Маркусом постепенно расставляет все на свои места и проявляет пропущенные во всей хитросплетенной истории моменты. Он уже знал, что Вайсс обещал снять с чары с волка, и был уверен, что старый маг сдержит свое слово. — К ним нужен особый подход. Порой сила и влияние для них значат лишь азарт и риск, а доброта не манит так же, как звон монет, — он коротко пожимает плечом, успокаиваясь насчет дальнейшей судьбы волка. Все должно быть в порядке. — Но даже Мартин Салливан когда-то был человеком, Марк, — и даже в такой дряни, как он, можно что-то найти. Рейнард нашел в нем воровскую жилку на Кубе. И наверняка куда больше их всех в нем разглядел что-то Луис Дрейк. Сейчас, находясь в тепле своего партнера, демон может думать об этом гораздо спокойнее. Куда больше его напрягает засевший в Страже дух. И значительно больше демона волнует вопрос, помогут ли хоть как-то поиски его вещей. Задавать этот вопрос Маркусу не было смысла. Лис мягко оглаживает плечо мужчины, разделяя с ним общие надежды, что всё будет в порядке.

И когда, вопреки всем опасениям Рейнард предложил собственную энергию, Маркус имел полное право отказаться. Его характер и воля были слишком сильны, чтобы сказать твердое "нет", когда предложение просто непозволительно откровенно, а дыхание чужого существа бесстыдно близко. В его руках, даже сквозь годы сохранивших свою изящность, была абсолютная власть над демоном - не потревожив эмоциональный фон, маг мог бы выйти из того положения, в котором внезапно оказался. Ему стоило лишь дать взамен нечто другое, чтобы оставить лиса удовлетворенным и уйти от темы так, словно выйти сухим из воды. Но шаман не сделал этого. Не оценил всей серьезности последствий? Или готов был отдаваться всецело, наплевав на сложившиеся тысячелетиями устои и здравый смысл? Слова кицунэ имели гораздо больше значения, чем они звучат с его уст. Потому что за ними предполагалось нечто рисковое, очерненное и предельно порочное, от которого бежал бы каждый нормальный человек. Маркус Эмон ненормален. Рейнард отчетливо осознает это, еще не получив ответ, но зная, что его партнер согласится. Видя это по его слепому взгляду, по вдруг расплывшейся на губах несдержанной улыбке, по резко налившихся краской щекам и бешеному стуку сердца. По будоражащему нутро прикосновению к виску и прерывистому шепоту. И всё равно всё внутри замирает в ожидании ответа, а лисьей сущности до неприятных покалываний не терпится заглянуть в чужой разум. Увидеть в нем заветный ответ, прочитать, о чем думает его партнер в эти невыносимо долгие секунды молчания. Сомневается ли он, беспокоится ли, обдумывает ли каждый шаг или готов окунуться в темные пучины черной магии с головой. Всё внутри дрожит, нервничает, но Рейнард насильно заставляет себя не трогать сознание партнера. Оставить тому возможность озвучить ответ самостоятельно или же сохранить эту наполовину разгаданную интригу для себя. Желанное "Да" разносится волной мурашек от самого уха до кончиков пальцев, подобно пронзающему всё тело разряду тока, вместе с таким возбуждающим, болезненно приятным укусом в хрящик. Рейнард с содроганием делает вдох и загипнотизированно, плененно чужим соблазном нависает над устраивающимся в подушках магом, бездумно следуя за ним. Интимный, горячий шепот и влажное прикосновение язычка убили в нем последние крупицы здравомыслия. Все его вопросы и сомнения бесследно покидают сознание, когда лис томно выдыхает, вновь встретившись с партнером лицом к лицу. Он даже не задумается о том, останется ли их связь незамеченной. Не задумается, что станет с Марком дальше. Не только с его положением в магическом обществе, но и с ним самим. Физической оболочкой, проклятием, душой - со всем ним! Не задумается, как это повлияет на его собственную, обремененную Проклятыми жизнь. Он думает только о Нем, о них вдвоем именно в этом бесконечно длящемся мгновении. Ничего более не имеет значение. Только они.

Направить энергию тому, кто готов её принять, не сложнее создания любых иллюзий - демоническая магия всегда имеет направленность. Но творить самому и делиться с другим - нечто совершенное разное. Делилась ли когда-нибудь сущность? Это понятие для неё чуждо. Чужда сама мысль пожертвовать частичкой себя, СВОЕГО, ради кого-то другого. Она противится, шипит внутри, её языки ветвисты и непослушны, и Рейнарду нужна предельная концентрация, чтобы сдержать их и направить в нужное русло. Прямо к теплу ладони, что расположилась на его груди и чувствует биение взволнованного демонического сердца. Даже оно, адское, может любить, бояться и быть одержимым. И что-то вонзилось острием ножа прямиком в грудную клетку, вырвав с уст болезненный стон и заставив сжатыми пальцами смять простыни. Режущая боль пронзает тело, когда сущность чувствует, как её энергия утекает в чужие руки. Рейнард морщится и, тяжело выдыхая, широко раскрывает глаза, чтобы осмотреть своего партнера. Демону нужно контролировать не только себя, но и принимающего его энергию человека. Нельзя дать ему слишком много - хотя, кажется, на это не способна ни сама противящаяся сущность кицунэ. Рейнард склоняется ниже, ведет носом по скуле выгибающегося под ним мага, жадно вдыхает его ауру, стараясь вслушаться в неё сквозь собственную разъедающую боль. Понять, каково ему, сдержать в собственных руках и перехватить контроль, если что-то пойдет не так и чужеродная магия оглушит человека. Демон крепко ведет ладонью по задетому боку, ласкает грудь и переходит на шею, чтобы нежно скользить по ней за затылок и обратно, готовясь в любой момент сжать спутанные волосы в своей кисти. Прижимаясь к партнеру теснее, ощутимей, не справляясь с их общей жаждой ощущений, Рейнард, ведомый чужим желанием, не может не поддаться беззвучной просьбе прогибающегося под ним партнера, не может, вопреки собственной боли и короткому вырвавшемуся шипению, не дать Марку чуть больше энергии, чем демон собирался. Ему кажется, что существо перед ним недалеко от агонии, плавится в растекающейся по телу одержимой любви. Это безумие. Опьяняющее, ненормальное и слишком манящее. Рейнард ощущает его с каждым неровным вдохом, чувствует, как то растекается по дыхательным путям с каждым чертовым глотком воздуха. Насколько силен тот жар, что Маркус ощущает внутри себя? Выжигает ли он все на своем пути так же, как то пламя, что с каждой долей секунды возбуждает демона больше и больше? — Я видел, как ты призвал духов нижнего мира, — он останавливается у самого ушка, выдыхает горячо и шепчет сбивчиво. Надо ли скрывать, что чужая уверенность и непозволительное ощущение могущества сводили демона с ума, когда в воспоминании всплывает фигура его мага? Что оно пробуждает излишнюю жажду? Или это - наваждение, их общее помешательство? — Тебе понравилась та сила, что они дали тебе? — на разгоряченной щеке мага - дорожка из влажных поцелуев, спускающихся прямиком к нежной шее. Лис нежно скользит по ней, сминает меж губ и несдержанно прикусывает, лаская своего партнера, напоминая о других - физических - чувствах, перебивая возможную неприязнь его демонической энергии. — Я могу дать тебе больше. И для этого тебе не придется жертвовать зрением, — ибо проклятие паразитирует лишь на человеческой, такой манящей и жалкой магии. Демоническая энергия, быть может, удовлетворит и приживется с темным заклинанием, но принесет что-либо в жертву. Помимо одного... — Но назад пути уже не будет, — его душа погрязнет в их связи не меньше, чем в его отчетливо различимых, смердящих грехах. Он будет клеймен и обесчещен, будет навеки привязан к собственной совершенной ошибке. Рейнард не заставит выбрать его в качестве будущего источника магии. Он даст ему время, чтобы шаман выбрал. Даст привыкнуть к этому ощущению, потому что использование темной магии сразу сродни самоубийству. И даже сейчас, меж жадными укусами в шею вдыхая его запах, лис отчетливо ощущает опьяняющую эйфорию. Она насыщает все тело человека и нитями эмоций опьяняет и самого демона, едва ли в силах оторваться от партнера и остановиться. — Ти-и-ише, — лис приподнимается выше, нежно прижимается щекой к щеке, успокаивая то ли свое сердцебиение, то ли человека, жадно поглощающего уходящую из демона магию. — Принимай её равномерно, — почти что мурчит у самого ушка, прикасаясь ласково, растягивающе и неспешно, призывая мага делать то же самое, — иначе она сведет тебя с ума, — еле сдерживает томный вздох и, рукой огладив щеку, согревает губы своим дыханием. Близко. Невыносимо близко, но лис сдерживает себя. — Ты уже на самой грани, — шепчет в самые губы и улыбается колко, ненормально. Всей своей сущностью замечает, как спутаны собственные мысли и как замутнен чужой рассудок. Приподнимаясь над Марком на локтях, он тяжело выдыхает и, коснувшись чужого запястья и отведя руку от своей груди, прекращает отдавать себя. На сегодня этого более чем хватит. Давать шаману больше было опасно. Энергию не сдержал бы ни маг, ни сам демон, что тонул в чужих ощущениях. Лис успокаивающе оглаживает его шею и не может не сдержать опьяненного, восхищенного взгляда на Марко.

Все привыкли считать, что любовь - божий подарок его детям, светлейшее чувство, коим пронизаны ангелы и познать которое доступно и человеку, но лишь тому, чье сердце умеет ценить и сострадать. Злое, оскверненное демоническим влиянием, оно умеет лишь подражать. Оно умеет тщательно маскировать свою ложь под видом неопровержимой истины. Их любовь фальшива и прячется под прогнившей похотью и физическим, безумным влечением, под ревностью и желанием подчинить, контролировать, под сладостной лестью и сокрытой за ней равнодушной к другому жаждой выгоды. Злу непонятен и безразличен тот мир, что Он создал, а потому никогда не будет ценна его красота. Всю свою долгую жизнь Рейнард считал себя даже не исключением - ошибкой из этого утверждения. Думал, что все это - паршивое влияние человечества, в мире которого кицунэ мог проводить долгие годы. Думал, что он сам подобен, если не хуже, жалким изменникам, не столько падшим, сколько некогда скатившимся по наклонной ангелам, что поменяли свою сторону. Он был изгоем среди собратьев, что ненавидели божье творение, как и был изгоем среди миллионов людей, что видели в его сущности лишь неминуемую опасность и вечные муки. И это была одной из глубочайших его ошибок. Отдавая свою кончающуюся магию, Рейнард смотрит в чужие глаза и понимает, как все это время был неправ. Он читает это по взгляду самого дорогого человека: по, кажется, ожившим зрачкам старающихся различить его глаз, по застелившему их тумане эйфории. Рейнард не сдерживает собственной улыбки, чувствуя на собственных щеках прикосновения чужих ладоней. Любовь. Он чувствует её от и до, в уходящих из него потоках энергии, в волнах тепла, одержимости и обожания, пронизывающих охваченное чужим безумием тело, чувствует стреляющим в дрожащие кончики пальцев, в слишком громком биении собственного сердца. По мнению других, демон не должен знать это чувство, но он уверен, что ощущает именно его. Именно им пропитаны все последние дни, где важнейшее место стал занимать Марк. И Рейнард уверен: та любовь, которой они упиваются оба и делят на двоих вместе с одним воздухом, от самого дьявола. Ведь именно он сделал нектар запретного плода сладким, а пьянящий шепот змея и блестящую на свету узорчатую чешую манящими и столь прекрасными. Их любовь была от самого дьявола, потому что она ослепляет. Потому что она заставляет верить, что весь мир заключен лишь вокруг своего партнера. Потому что она убеждает, что ничего прекраснее своего человека в этом мире нет. Потому что она ставит под сомнение самого Бога, заставляет отвернуться от него и его постулатов. Они не нужны, когда посвящаешь жизнь самому дорогому тебе существу. Они не нужны, когда его желания ты будешь исполнять любыми из имеющихся способов. Не нужны, когда чужое порицание - лишь пустой звук. Не нужны, когда своим хозяином и своим рабом, своей жизнью и смертью ты называешь человека. Не веришь в Его истины слепо, не доверяешь без сомнений, а изучающий каждый миллиметр души, тела, сознания своего любовника. Дышишь, питаешься, живешь и наслаждаешься лишь им. Небесам не дано знать о том низшем наслаждении, что срывается в тихом стоне и теряется между влажных поцелуев. Не это ли и есть зло, ведь демон забрал Его дитя? Заставил предать, влюбил в себя и свел с ума. Демоническое влияние ужасно и опасно. И Рейнард горд быть тем, кто любовью очернит душу своего человека.

И пускай, почувствовав, как чужое сознание сходит с ума, Рейнард разорвал их короткую, но такую интимную связь, он до сих пор не может оторвать с Марка взгляда. Не может, облегченно выдыхая и переводя дыхания, не следить за ним завороженно и так откровенно влюбленно. Лишь на мгновение в зеленых глазах разражается волнение и в один миг охватывает все нутро - лис усаживается следом за партнером и аккуратно, стараясь сохранить близость, поднимается вместе с ним. Всего лишь мгновение, когда он боится, что маг решил уйти. И долгие часы, когда он будет убеждаться, что его страх беспочвенен и разбивается о согревающую теплоту партнера, о его заботливые ласки и украшенные улыбкой слова. — И мне чертовски нравится доводить тебя до этой грани, — демон хищно улыбается, потакая чужому желанию и сдавливая расположившуюся на шее партнера руку, упирается большим пальцем в сонную артерию, с упоением чувствуя её пульсацию, и расслабляет кисть, нежно оглаживая задетую кожу и ускользая рукой на чужой затылок, зарываясь пальцами меж волос. — Я более чем щедр и милосерден, мсье Эмон. В своем помешательстве Вы забыли это оценить, — дрогнув уголками губ, не может не поддаваться чужому настроению. — Решил, что трезвость твоего рассудка мне еще понадобится, — коротко усмехается в ответ и задумчиво расплетает чужие локоны, прибирая их кзади, чтобы обнажить лицо. Запоминать его взрослые черты и любоваться не меньше, чем любовался на пропитанном ложью балу. Рейнард не будет против прикрыть глаза и отдаться моменту, чувствуя аккуратное прикосновение к своей груди. Он готов тонуть в этих ощущениях изо дня в день, каждое встреченное вместе утро и каждые проведенные вдвоем вечера. В этой интимной, прячущей в себе всё самое сокровенное темноте, лишь изредка прерываемой светом фар. Прикроватный светильник так и оставался не включенным, и лишь светлый бинт был виден отчетливо всего у их матраса. Рейнард готов отдаваться этому растянутому на вечные секунды мгновению, чувствуя, как будто весь мир остановился, а хаос города за окном затих. Спокойна их окутанное тишиной комната, аккуратно расставлены по полкам новые склянки, пропитавшие своим тонким запахом трав всю комнату, въевшиеся в её мебель и стены. Лишь собственные воспоминания могли напоминать о том хаосе и безумии, что творились на уже аккуратно прибранном ритуальном столике. Отвлекшись, демон растерянно опускает голову и касается губами виска человека, что устроился на его плече. Давно стянувшаяся рана больше не напоминает о себе болью, особенно когда её касаются нежные губы и мягкие подушечки пальцев. Но Рейнард всё равно не привык говорить об этом шраме, вечно пряча его под одеждой и... надеясь, что он не будет бросаться другим в глаза? Так ли был заметен его тихий, слабый голос, сопутствующий ранению? В какой-то мере он стеснялся или вовсе стыдился оставленной на шее борозды, иначе и не старался бы скрыть её. Иначе бы не предпринимал раз за разом неудачные попытки избавиться от него, меняя внешность. Он всегда оставался с ним, какую бы форму кицунэ не принял. Его клеймо и вечное напоминания о том моменте, что Рейнард показал своему партнеру в чертогах. — Всё в порядке, Марко, — демон нежно, растягивая спокойствие мгновения, касается своей щекой чужую и, чуть отстранившись, мягким прикосновением пальца ведет по линии челюсти. Его негласная просьба приподнять лицо и направить взгляд слепых глаз на него. Вторая рука успокаивающе скользит по чужим ребрам и уходит за спину, тепло обнимая партнера. Его ранения могут лишь отозваться воспоминаниями, но не причинить боль. Они остались далеко в прошлом. И Марко не о чем беспокоиться. — Оно единственное способно нас убить, — лис склоняется к партнеру и мягкими прикосновениями оставляет поцелуи на чужой щеке. — К счастью, оно осталось лишь в виде редчайших артефактов, а святое оружие имеется у единиц охотников. Кажется, в последний раз я видел священный клинок, когда Сармад спустился со мной в катакомбы египетского монастыря. Наверняка так и осталось потерянным где-то там. Его не будет в потерянных вещах духа, — демон разглаживает теплую кожу на спине, проходится по отросткам позвонков, один за другим, и ласково целует Марка в уголок губ. — Не беспокойся. Ты отравляешь мою сущность не меньше, mon ange, — как подтверждение тому, что-то внутри вспыхнуло и затрепетало, как только чужое дыхание огрело губы. Отравляет ничуть не меньше, чем демон сводит человека с ума. Опьяняет каждое мгновение и заставляет желать, чтобы чужой яд вливался больше. Заставляет всё внутри волноваться в предвкушении поцелуя и собирать отраву с его алеющих губ. Лис поднимает голову, касаясь чужого лба и зарываясь в темные волосы. Заводя руку дальше, отчетливо касаясь пальцами выпирающего угла лопатки, прижимает партнера к себе крепче. Вторили ли этим чертам изгибы фигуры поникшего ангела, что украшал небольшой фонтан в демонических чертогах? — У каждого своё видение Ада. Он именно таков, каким ты его представляешь. Потому что он - воплощение твоих внутренних страхов, — и едва ли он похож на то, о чем люди говорили в средние века. Едва ли похож на отягощающие, однообразные и мучительные пытки, о которых писал Данте. Ад - прежде всего внутри твоего сознания, в твоей прогнившей душе. И он хитер и пытлив настолько же, насколько и его порождения, чтобы вывернуть грехи наизнанку и заставить каждую душу мучиться под стать своим порокам. Если вместо адского полыхающего костра Маркус видит снежные пустыни, он будет близок к истине настолько же, насколько и далек от неё. Надо же... больше всего человек боится одиночества. Так странно, не правда ли? Он прожил порядка семидесяти лет, скитаясь по миру наедине с собой. И только найдя демона в Аркане, вкусив заботу и любовь, стал бояться одиночества. Рейнард ничем не лучше. Он тысячи лет думал, что одиночество дает ему внутреннее спокойствие и тишину в собственном разуме. И никогда он не ошибался так сильно, считая, что та никогда не станет для него невыносимой. Мысль больше не чувствовать на своей коже чужое дыхание и заботливое тепло ужасала. Именно поэтому Рейнард вновь жмется к своему партнеру ближе, стараясь убедить себя, что этого не произойдет. Как и не произойдет то, что Марк сказал ему. — Тебе не придется переживать об этом. Ты будешь ступать по раскаленным камням вместе со мной, — кицунэ размеренно набирает в грудь воздух, вдыхая знакомый аромат разнотравья, вплетенный в локоны темных волос. Он не оставит Маркуса одного. Где бы он ни был. Он пообещает ему невыполнимое: что ради него он вернется в Ад. Потому мечтая о жизни с ним, демон предполагает целую вечность. Вот удел всех существ, подобных ему. Искать свою вечную любовь и оставаться преданным ей целыми веками. И лис наконец-то обрел её, не желая больше никогда отпускать. Сомневаться в том, что врата небес не будут открыты перед его душой, не стоило. Всё очевидно: по его пропитанной грехами душе, по смердящей демонической энергией ауре, по раз за разом совершенным ошибкам, когда он выбирал лиса. Быть может, к концу он прогниет насквозь. Быть может... к концу им удастся жить так, как каждый из них мечтает.

Рейнард затихает, когда Марк начинает говорить про духов. Кажется, затихает даже его дыхание и теплота объятий. Так, значит, он ошибался, посчитав, что маг призвал духов осознанно, как и ошибался, что каждый его шаг был подконтролен и целенаправлен. Что случилось бы, пойди духи не по пути, который нужен был Маркусу? Уничтожили бы больше воспоминаний демона или и вовсе разрушили его сознание? Обглодали бы душу и кости неудачливого человека, на чью кровь те сбежались? От этих мыслей Рейнард невольно напрягается, а пальцы касаются чужой спины ощутимее. Он немного отстраняется от него, чтобы всмотреться в черты взрослого лица вновь. Что он хотел найти? Ответов? Извинений? Страха? Или... и вовсе раскаяние в содеянном? Раз уж, помимо собственного зрения и магических сил, Маркус посчитал иметь право скормить образ, живший веками в демоне. Образ, которым он дорожил. Имеет ли он вообще право называть это равноценной платой? Быть может, не имел. И в то же время не мог поступить иначе. Быть может, должен был раскаяться. Но в то же время поступал правильно. Рейнард не хочет и не может на него злиться. Он не чувствует ничего подобного, ровно как и понимает - не должен. Принимает эти мысли окончательно, ставя в этой долгой истории последнюю точку, и отвлекаясь на нежный поцелуй в ладонь. На то, как его партнер аккуратно снимает кольцо. Рейнард привык к нему настолько, что почти не обращал на него внимание. Маркус видел оба артефакта в чертогах. Значит, знал о том, насколько он ценен... Он продолжает отбирать у него всё. Он каждым своим действием продолжает твердить: позволь мне быть единственным.

Рейнард хочет ответить Марку, уже набирает в грудь воздух - и выдыхает, так и не произнеся не слова. Его словно окунуло холодной волной, а в ответ всё воспламенилось, заволновалось, кинуло во внутреннюю будоражащую дрожь. "Я бы любил тебя". Слова раз за разом отражаются в голове, Рейнард переслушивает их вновь, стараясь убедить самого себя, что не ослышался. — Марк, — шепот с уст срывается слишком трепетно, когда демон пододвигается ближе и кладет руку со снятым кольцом на чужую щеку. Смотрит в эти слепые глаза и клянется: он будет всматриваться в их влажный блеск веками, тысячелетиями, целыми вечностями. Он будет предан ему как никто другой, влюбляться в него каждую чертову секунду и каждый миг желать лишь его рядом с собой. — Марко, — он тает в чувствах, волной нахлынувших на него и окунувших в свои пучины с головой. — Я хочу разделить эту вечность с тобой, — и Рейнард не может сдержать порыва коснуться этих губ. Прямо сейчас. Поцеловать отчаянно и бесконечно преданно, каждый миг срываясь и желая ни за что не отпускать. Бесконечно сминать их и тонуть в той пропитавшей все любви, задыхаться и судорожно делить глотки воздуха на двоих. В каждом нежном, но таком ощутимом влажном прикосновении обещать, что он никогда не оставит его. Что он будет предан ему и лишь ему. Что демон готов любить его до собственного последнего вдоха, готов любить его после собственной смерти, готов быть целую вечность рядом с Ним. Отчего-то горький привкус остается на языке, но, закрыв глаза, Рейнард поделится со своим партнером и им. Он обнимет его в самых теплых объятиях и будет прижимать к себе, пока поцелуи не станут разрывать сбивчивые, прерывистые слова. — Я добуду для тебя вампирскую кровь, — и ему все равно, сколько за это время отказов он успеет получить. Он обещает. И отпуская чужие губы, Рейнард нисколько не отстраняется от чужого лица, носом скользя вдоль чужого. Устало грея своим дыханием чужие губы. — Пообещай мне, что бы ни случилось, ты примешь её, — он не хочет его смерти. Не желает видеть своего человека адским отродьем, но искренне верит, что вампирская кровь не обратит, но заживет даже смертельные раны. Он сжимает ткань прикрывающего его одеяла, жмурится сильнее и подается к партнеру ближе. — Я не хочу тебя терять, Марк, — он протяженно соскальзывает щекой по чужой и опускается, устраиваясь на его плече и раскрытой ладонью оглаживая спину меж лопаток. Мягко целует в шею и, зарывшись в её кожу носом, вновь вдыхает чужой аромат, ауру. Изученную так дотошно. Успокаивающую вздыбленную шерсть, напряженное тело, взволнованный разум. И каждый раз терять в ней себя, напрочь забывая про счет времени. Пусть весь мир подождет. Ничего важнее Его больше не было.

— Думаешь, мы достойны такой жизни?.. — лис шепчет совсем тихо. Греясь в чужих объятиях и утопая в отчаянной любви, Рейнард не знает, прошла ли минута или десять, пока он молчаливо вслушивался в своего партнера, едва ощутимо сжимая меж губ кожу на шее и лаская его. Он приоткрывает глаза, лишь чтобы представить колкую летнюю траву под ногами. Как, сухая, она мнется в сжатых руках. Представить, как вперемешку с гуляющим по равнинам ветром слышно лишь Его дыхание. Чувствовать его объятия и откровенную близость точно так же, как и сейчас. Аккуратно вести пальцами вниз по его рукам, до самых кистей, и ощущать его так отчетливо, как никогда. Быть может, чувствовать не только физические прикосновения, но протяженный взгляд, ластящуюся ауру и десятки самых прекрасных эмоций. Влюбляться в его душу. Быть одним целым. Жить одной общей, никогда не делимой жизнью. Такой умиротворенной и совершенно далекой от всего того, что их окружало в этом городе. Увидеть далекий горизонт, пропадающий где-то за бесконечными полями, и голубое небо, украшенное пуховыми огромными облаками. Почувствовать, как спокойна и свободна природа вокруг. Не услышать ни единого крика Аркана, не почувствовать ни единого чужого существа рядом. Лишь они и этот мир. Такой прекрасный, вольный и простой. Им не понадобится их тихий уголок, когда есть вся необъятная вселенная. — Когда-нибудь мы сможем жить так? — лис трепетно сжимает плечо любимого, целует ключицу и склоняет голову к его груди. Он не пожалеет одних из последних сил, чтобы показать Марку, что он чувствует. Жизнь. Настоящую. Простую. Человеческую. Быть может, и вовсе не доступную им.