Поздняя осень - пора всеобщей хандры. Большинству людей становится грустно, когда они видят, как яркие летние краски гаснут и превращаются в одно большое небесно-серое месиво из пожухлой листвы, запаха костров и вечной сырости. Маркус Эмон к таким людям не относился. Сейчас в его глазах любые краски выглядят нечеткими и сероватыми, а так называемая "осенняя хандра" - это привычное состояние его души. Он не видел ничего плохого в свежем, прохладном, дождливом воздухе и его не напрягало пододеть на себя лишнюю одежду, чтобы не мерзнуть. От холода скрыться куда гораздо проще, чем от летнего зноя, где, кажется сам асфальт плавится под каждым твоим шагом, а деньги потраченные на магазинную воду для того, чтобы не помереть от жажды, быстренько обрастают новыми нолями, говоря о том, что скоро тебе придется выбрать что-то одно: есть, или пить. На недостаток сбережений Эмон тоже не жаловался. В свое время он успел позаботиться о собственном благополучии на несколько десятков лет вперед, пользуясь привилегиями больших счетов семейства Эмон. Он умел жить экономно и не требовать от этой жизни слишком много. Материальные блага как-то быстро вышли из его существования тогда, когда существовать ему стало не для кого. Кто-то скажет проще: возраст превратил его в жлоба. Сам же Маркус с этим в корне не согласен. У него было все, что ему было необходимо. Ни больше ни меньше. Уют небольшой теплой квартиры, ее родное содержимое, крепкий травяной чай по утрам и сладкие радости для души по нечетным дням. Чего еще можно было желать тогда, когда темнеть начинает слишком рано, за ворот теплого пальто забирается шкодливый ветер, а любимый кафетерий закрывается на ремонт? Правильно. Обычного человеческого тепла. В случае Маркуса, не совсем человеческого. И ведь... Он действительно пригрелся. Всего одной ночи этого тепла хватило для того, чтобы не отпустить. Точнее, здесь вышло так, что никто никого и не держал, но и никто и не проявлял желания уходить, или расставаться. Все получилось как-то само собой. Безмолвно и по молчаливому соглашению. Один день превратился в два. Два в три. Три в четыре и так дальше, доколи они оба не сбились со счета. Но никто из них и не посмел заикнуться о том, чтобы это прекратить. Оно и не нужно было. Маркусу не нужно было. Это как забвение. Отключение от внешнего мира. Он остался где-то там, за неплотно зашторенными окнами и ранее кричавший сотнями чужих голосов, вдруг затих на фоне размеренного, немного шутливого тона внезапно ставшего таким дорогим собеседника. Кто бы мог подумать, да? Что легкая и непринужденная беседа абсолютно ни о чем станет куда милее и дороже золотого молчания и тишины родных стен. Любой человек мог бы сказать, что это нормально. Но не Маркус Эмон. Маркус Эмон всегда был и оставался заложником своего молчания. Его единственными собеседниками здесь были книги. Но они не из тех, кто говорят вслух. А Рейнард говорил. И маг не будет врать, манера этого разговора успокаивала его. Это было похоже на временное затишье. Перед цунами всегда приходит безмятежный штиль. Тишина, больше похожая на длительную медитацию из которой так сложно выбраться. Эмону было сложно. Невероятно сложно выбраться из нее сегодня, ибо покидать квартиру и снова расходиться в никуда совсем не хотелось. Да, это совсем не то расставание, что было между ними раньше. Не уходящее в неизвестность полных ожиданий дней. Они хотябы додумались обменяться номерами телефонов, но осмелится ли из них кто-то первым набрать номер, это уже совершенно другой вопрос. Захочет - осмелится. Любое существо на этой планете является рабом своих собственных желаний и никто из них не будет просто сидеть и смотреть, как отдаляется исполнение этих желаний. Черт подери, ведь нет ничего сложного в том, чтобы просто взять телефон, выбрать нужный порядковый номер в списке и зажать блеклую зеленую кнопку на дисплее. Нет ничего сложного в том, чтобы после нескольких коротких гудков сказать простое: "Привет".

Вдруг что-то гулко бУхнуло и на голову посыпался град. Марк закрывает ее руками и, склоняясь ниже, бьется лбом о деревянную крышку стола. Разгибается резко, на своем родном языке проклиная все и всех сквозь плотно стиснутые зубы и глубоко, зло, втягивает воздух в легкие. В голове все еще легкий дурман от слишком неожиданно прерванного сна. Ушибленный затылок гудит и маг вскакивает со своего места, чтобы развернуться и попытаться рукой дотянуться до потревожившей его сон сущности. Та забилась почти на самую верхнюю полку книжного шкафа, скукожившись в одно бесформенное нечто, чтобы втиснуться в тот жалкий проем, из которого были сброшены книги. Оно шипит и огрызается, словно пытаясь откусить пальцы своему проводнику, но из проема не вылезает, воюя прямо оттуда. За коим чертом тварюге понадобилось лезть за книгами в которых были только описания лекарственных и не очень трав, безусловно, вопрос дня. Если та вздумала вдруг начать просвещаться, как и сам Маркус, могла бы хотябы намекнуть. Эмону было бы несложно почитать вслух, ведь засранка его понимала. Это он уже усвоил. Пусть и не желала отвечать ему и делала вид, будто вообще не имеет к нему никакого отношения.

Эта война закончилась ничем. Выбив книги с полки с другой стороны, дух сполз со шкафа и, обиженно затрещав, удалился гулять в одиночестве по библиотечному помещению. Маркус же снова несдержанно выругался и крепко сжав пальцы в кулаки, постарался устаканить свое собственное неспокойное состояние. Никому не понравится, когда его будят вот так. Особенно, когда сон твой глубок и безмятежен настолько, насколько это было вообще возможно в случае Маркуса Эмона. К хорошему привыкаешь быстро. Проведя семьдесят лет в бесконечных кошмарах, каждая минута такого вот спокойного сна кажется тебе на вес золота, даже если ты уснул прямо за одним из читательских столов в городской библиотеке. На самом деле, понятия не имеет, как так вышло. Он переписывал рецепты отваров и настоев из своего личного гримуара (угол которого так некрасиво отпечатался у него на щеке) в тонкую свеженькую тетрадочку, чтобы принести ее домой и заняться восстановлением утерянных в следствии непредвиденной катастрофы баночек и скляночек с его ритуального столика. Сами баночки и скляночки, к слову, должны были тоже прибыть. К завтрашнему вечеру. Пришлось неплохо раскошелиться, ибо зачарованное стекло нынче в цене. Но не суть важно, да, сколько денег ты отдаешь за нанесенный ущерб, когда произошедшее ущербом не считаешь вовсе. Материальные ценности - это мелочи. Их всегда можно купить. Изголодавшуюся по близости душу только не излечишь на кровные заработанные. Если бы все было так просто, крепкий алкоголь, рано или поздно, точно бы обесценился.

Он провел в библиотеке весь день, но так и не смог собрать все, что ему было нужно. Просто немного позабыл, что его личного гримуара маловато, а гримуар дражайшей мамули ушел с бесплатного лота не позднее чем сегодня в ручки одного любопытствующего от чего-то кадра. А теперь... Если говорить о Нем. Нет, не о книжечки принадлежащей когда-то матери Маркуса, а о том, в чьих она сейчас руках. Позвонить и просто сказать: "Привет", да? Марк тихо хмыкает, собирая попадавшие с полки книги и возвращая их на место. Вот так вот просто взять и позвонит. В конце концов, именно для того же они обменялись телефонами? Рейнарду же плевать, какое сейчас время суток. Вечно бодрствующая лиса все равно не спит и он вряд ли потревожит чей-то покой. А вот свой тревожил одной лишь только мыслью о том, чтобы взять эту чертову трубку и набрать пока еще не совсем знакомый номер. Страшно? Страшно неловко. Марк не знает, что сейчас больше пересиливает его: желание, наконец, доказать себе, что и на неслучайные встречи они тоже способны, или же, все-таки страх? Но страх не перед самим звонком, а перед тем, что если он так и не решится, ему придется снова вернуться домой одному. Туда, где есть только молчаливые стены и мерное щелканье электрического чайника. Все настолько привычное и буквально в один миг ставшее невероятно чужим. Он больше так не хочет.

- Привет. Заберешь меня? - Оказалось проще, чем он думал. Особенно, когда после короткого согласия в груди чувствуешь благоговейное успокоение. Не так сложно сказать: "Привет", когда знаешь, что не получишь отрицательный ответ, не правда ли? Чувствуешь где-то на подсознании и снова и снова преступаешь через себя, чтобы доказать самому себе банальное: "Я могу быть лучше". Нет... Скорее: "У меня может быть лучше". И он безмерно благодарен тому, кто позволяет ему это ощущать. Когда-нибудь у него хватит смелости и на то, чтобы сказать и это. Не по телефону. Стоя совсем рядом. Потому что это нужно будет не просто услышать. Это нужно будет почувствовать.

А ветер совсем стих. Когда Маркус покидает библиотеку, ночь уже уступает свое право совсем раннему утру, внезапно решившему накрыть город тяжелым густым туманом. И Эмону не нужно пытаться различить в нем знакомую фигуру. Ведь знакомый эмоциональный фон он почувствовал еще до того, как коснулся входной двери Арканской твердыни. И маг не будет скромничать. Потянется руками навстречу и будет обнимать в ответ так же крепко, прислушиваясь к тихим словам. Они кажутся в этой утренней тишине слишком громкими. Еще чуть громче и их услышат даже стены. - Не прошло даже дня, а ты уже успел заскучать? - Маркус улыбается, не особо желая больше задерживаться на пороге библиотеке. Вдвоем им тут делать нечего. Ни в самих помещениях, ни в их окрестностях. У Ронана Вайсса сейчас хватает проблем. Не нужно было забивать его голову дополнительными раздражителями. Пустынный дух благосклонен покуда спит. И нет никаких причин беспокоить его. - Еще один такой вандалический набег на мой ритуальный столик и мне придется провести в библиотеке вечность, чтобы восстановить все потери. - Эмон поднимает свободную руку, чтобы показать сжатую в ней книгу. Его гримуар. Тот, что уже давно не покидал библиотечные стены, но, видимо, настало время выгулять его хотябы до квартиры. - И, нет. В него свой нос засунуть нельзя. - Нет причин. Просто из вредности. Пусть попробует хорошо попросить, если вдруг станет интересно и, возможно, Маркус Эмон будет благосклонен.

Говорят, что в бессмертных людях не останется места человечности. Их жизнь становится совершенно пустой. Маркус не бессмертен, но видел пустоту. Темную, обволакивающую. Кричащую потусторонним голосом твоего собственного одиночества. Манящую в свои в свои холодные объятия. В этих объятьях рождается страх. Склизкий, зловонный, въедающийся прямо в душу, выжигающий ее до болезненных волдырей смертельной оспы. Такие рубцы не заживают. Но саму пустоту возможно заполнить. Была ли пустота в том самом спутнике, что уже ждал его у библиотеки? Определенно. Глубокая, темная, невыносимо щемящая яма. За то время, что Маркус провел Рядом с Рейнардом, маг много раз обращался к этой пустоте, но так и не нашел причин ее возникновения. Сразу возникает вполне себе логический вопрос: "Почему бы просто не спросить?" Но ответ на него Эмон знает заведомо. Это банальный страх. Боязнь содрать тонкую коросту с чужой раны и не смочь остановить мгновенно открывшееся кровотечение. Тот, кто мог бы хорошо знать Маркуса Эмона, наверняка, сейчас бы приподнял брови в удивлении, ибо с каких пор его вообще настолько стало волновать чужое внутреннее состояние? Он из тех, кто с легкостью переступал порог чужого разума, ломал внутренние стеры. Забирался в самые темные потаенные уголки, вытаскивал наружу самые скрытые чувства, эмоции, вызывая этим поток болезненных воспоминаний и, чего уж греха таить, когда ты и без того бесконечно грешен, откровенно наслаждался этим. Но здесь... Здесь все было по-другому. Эта пустота влекла его неизвестностью Глубокие рубцы просили прикоснуться к себе. И Маркус столько раз тянул к ним руку, но в последний момент останавливал себя. Захоти пересчитать все попытки и тебе совершенно точно не хватит пальцев. Эта была его личная прихоть. Его личный страх, который маг каждый раз старательно прятал от демонической сущности. Потому что если Рейнард заметит, если спросит, Марко просто не сможет больше себя сдерживать. Он дал себе слово: не лезть. Когда придет время, если лис захочет, он сам ему откроется. А пока Марку не остается ничего, кроме как смотреть за тем как чужая холодная, все еще не разорванная связь, крепко оплетает руку его демона и тянется. Тянется прямиком к этой пустоте, которую Эмону удалось лишь заполнить своим присутствием. Он не старался. Совсем. Рейнард сам так решил. Решил оставить человека под своим сердцем и бережно хранил в нем его образ. Маркус чувствует это. В каждом вздохе. В каждом нежном прикосновении к его холодной коже. В каждом взгляде, что задерживается на маге дольше дозволенного. В каждой эмоции: яркой, цепляющей, невероятно чувственной и прекрасной. Такое вообще было возможно? Существо вышедшее прямиком из глубин Ада. Способное испытывать нечто настолько невесомое и светлое. Ни каждый обычный человек на это способен. Даже сам Маркус обладая натурой крайне эмпатичной знал о том, что никогда не сможет чувствовать столь же ярко, столь же красноречиво. Любить вот так: трепетно и нежно. Когда все твое существо буквально вопит: "Не верь ему! Он обманывает тебя! Это невозможно!" Но магия, что не привыкла быть обманутой дважды, слишком чутка и придирчивая, тихо шепчет на ухо: "Нет. Это совсем не так, как было раньше. Прислушайся и наслаждайся каждым мимолетным мгновением. Тебе ли не знать, насколько такие мгновения бывают скоротечны и тебе ли не знать, сколь коротка человеческая жизнь?" Маркус знает. Больше, чем ему хотелось бы знать. Поэтому он заберет от этого момента все. Он запомнит каждый взгляд, каждый жест своего спутника, ощущения от них. Он впитает в себя каждую отданную ему эмоцию, вдохнет их вместе с холодным ноябрьским воздухом. Словно завороженный поведет подбородком за чужими прикосновениями и доверчиво, мягко, почти невесомо прижмется губами к запястью не иначе как околдовавшего его демона. Прямо там где волнительно-учащенно бьется чужой пульс. И видят небеса, в этот момент он будет счастлив.

- Неужто думал обо мне весь день? - Марк поднимает глаза на своего спутника, все еще не желая расставаться с чужим теплом. Он жмется щекой к его ладони и улыбается заискивающе нескромно. Не скрывает: ему нравится то, что говорит ему его демон. Ему нравится, что тот делает и какой тон этой встречи он задает. По ощущениям, действительно, будто бы прошло не чуть меньше суток, а как минимум несколько дней. И нет ничего приятней совсем неслучайной, но вполне себе такой запланированной встречи. Нет ничего приятней осознания, что теперь так будет всегда. И не было ничего сложного в том, чтобы набрать пока еще не совсем знакомый номер, чтобы услышать на той стороне уже ставший родным голос. И не было ничего сложного в том, чтобы обронить тихий смущенный "привет".

- Зачем искать виновного там, где оба обоюдно придавались сладкому греху? - Маркус не сдерживает тихого смеха и цепляет пальцами пальцы скользнувшей по его предплечью руки. Было немного жаль расставаться с ней, но он с удовольствием оглаживает подушечками теплую ладонь, чувствуя повисшее в воздухе возбуждение. И, отнюдь, ни в смущении сейчас горят собственные щеки. Марк размыкает губы и втягивает в легкие спасительный кислород. Воспоминания цепкие, яркие, рисуют совершенно постыдные картинки, а воспаленный разум принимает их с распростертыми руками, словно самых родных, самых дорогих сердцу друзей. Дорожил ли этими воспоминаниями сам Марк? Слишком сильно для того, чтобы в один момент просто взять и отказаться от них. Больше никогда. Это останется с ним навсегда. Каждый сумасшедший взгляд зеленых глаз, каждый сбитый короткий вдох. Каждый измученный стон и саднящие от боли прикосновения. Огонь выжигающий изнутри до невыносимой ломки во всем теле и слова, вливающиеся в уши словно самый страшный яд. Еще никогда Маркус Эмон не испытывал такого острого желания быть отравленным. Еще ни в чьих руках он не желал так страстно... Умереть? Нет. Ни в этот раз. Еще никогда в этом разуме не горело столь яркое желание ЖИТЬ. Жить горячим, приглушенным шепотом, что сейчас льется по ветру так тихо и легко, будто вовсе не несет под собой никакого постыдного подтекста. - Ах, какой моветон, мсье Лис. - Марк растягивает губы в улыбке, подобной той, которой одаривает его сам демон, но взгляд отводит наигранно стыдливо и чувствует некое подобие облегчения вперемешку с разочарованием, когда собеседник легко от него отстраняется, оставляя лишь короткий поцелуй на щеке. - Оставьте в покое бедного заблудшего духа. Или в отсутствии любимой игрушки он придет посмотреть с чем играетесь вы. - Было бы, наверное, весьма неловко. Но сам Эмон в этом плане вряд ли славился излишней скромностью. Потусторонний взгляд вряд ли бы смутил его самого. Более того, он чувствует, как от одной только мысли об этом нестерпимо покалывают кончики пальцев. Это он тоже не станет скрывать. Ни своего шального настроения, ни легкого возбуждения, приятно тянущего низ живота, ни мыслей о том, что перспектива заниматься сексом у кого-то на глазах не кажется ему чрезмерно смущающей. Если только немножко. Совсем чуть-чуть.

- В гримуаре нет ничего, что могло бы показаться тебе интересным. Всего лишь жалкие потуги неудачника, безуспешно пытавшегося что-то изменить. - В словах мага иронии и насмешки не меньше, чем в ловах демона говорящего о том, что в этот раз тот не против обойтись без помощи воров для того, чтоб заглянуть под кожаную обложку книги. - Но если бы в тот день в заказе был он, боюсь, даже Ронан Вайсс не остановил бы меня. - За свой гримуар Маркус был готов снести ни одну и ни две головы. На этих страницах его жизнь. Его знания. Все, что он несет в себе с холодного крайнего севера, каждый из дней его бессмысленных скитаний по миру. Вполне себе массивный фолиант, находящийся под заклинанием уменьшения, выглядел в руке мага словно чей-то дневник, исписанный мелким ровным почерком. Но демон узнал бы кому он принадлежит, едва завидев хоть одну страницу. Несмотря на то, что Маркус был практически слеп, его почерк продолжал оставаться ровным, витиеватым и легко узнаваемым. А еще, этой книги касались всего три человека практически за сто лет своего долгого существования. Учитывая, что гримуар Странника Марк хранил дома, а гримуар Ронана он вряд ли бы стал брать в руки вообще, несложно было определить владельца. - Ты всегда становишься таким послушным и покладистым, когда тебе настойчиво твердят: "нельзя"? - Эмон запускает книгу под мышку, когда Рей снова заключает его в объятья. Лис знает, что маг видит его насквозь и ни то, что пытается скрыть это, наоборот, с превеликим желанием выставляет свою плутовскую сущность напоказ. - Подлиза. - Говорит совсем незлобно. Даже несмотря на то, что демон снова играет с ним и прерывает его попытки побыстрее покинуть порог библиотеки и удалиться отсюда. Прерывает нагло и в своей настойчивой манере. Так, как может делать только он. Выбивать у Маркуса землю из-под ног и заставлять забыть вообще обо всем, о чем он думал до этого. Забыть о том, кем вообще он является и зачем находится именно здесь, в эту минуту. Его личная слабость. Если Он вдруг возьмет и исчезнет, то заберёт с собой все цвета и эмоции. Заберёт сам воздух, которым Маркус дышит. Спокойней, ровнее, но с каждым шагом назад лишь ближе к пропасти. Маг закрывает глаза, теряя последнюю связь с этой реальностью, с ее размытыми очертаниями и отдается ощущениям. Отдается в эти руки, только крепче прижимающие его к себе. Отдается этому горячему дыханию, обжигающему чувствительную мочку уха. Этим эмоциям, желающим его прямо здесь и сейчас. Давай, докажи свое право на собственность, покажи, что тебе плевать на ограничения, заставь своего человека снова переступить через себя и сделать что-то невыносимо постыдное. Он покорно шагает назад, уже готовясь ощутить под своими лопатками холодную поверхность библиотечных дверей. Он готов прижаться еще ближе, чтобы коснуться невыносимо желанных губ. Еще секунда и это случится. Еще мгновение и демон легко уйдет в сторону, обрушивая все надежды и ожидания мелким стеклом к ногам человека.

Ошеломленный и одурманенный, Маркус молча шагнет за своим спутником к машине так, будто и не было этого всего сейчас. Будто это всего лишь плод его шального, слишком разыгравшегося воображения. Он растерянно откроет глаза, бросит короткий невидящий непонимающий взгляд на лиса и опустит голову. Словно обиженный ребенок он будет прижимать к себе свой гримуар, пока не дойдет вместе с Реем до машины. Обманул... Чертов демон заставил его дрожать от предвкушения недозволенного и вот так просто обвел его вокруг пальца, воспользовавшись его невинным доверием. И вот, теперь они тут, ушли по вымощенной дороге дальше от библиотеки, практически скрываясь в густом тумане. Демон, что сейчас услужливо раскрывает перед своим человеком дверь пассажирского сидения, приглашая сесть внутрь. И человек, что не подчинившись, бросает книгу в салон, перехватывая за запястье чужую руку.

Хлопок закрывшейся двери эхом проносится по пустой улице и тонет в ее переулках, когда Маркус, пользуясь замешательством Рейнарда, резко дергает того на себя и ловко выйдя из-под его руки в развороте, прижмет демона к холодной металлической поверхности. Ладони беспрепятственно скользнут по груди, привычно забираясь за ворот осеннего пальто и играючи коснутся холодными пальцами теплой кожи шеи. Эмон станет ближе, не оставит между ними ни одного миллиметра свободного пространства и дрожа прильнет к своему обманщику. Он получит то, что было ему обещано. Жадно прикусит чужую нижнюю губу и кончиком языка нескромно попросит, а требовательно скользнет между губ, настойчиво увлекая демона в глубокий влажный поцелуй. Не настолько долгий, на сколько хотелось бы, но он только начал. Только позволил своей магии прикоснуться к чужой сущности, сначала мягко цепляясь за те самые эмоции, что были подарены ему буквально несколько минут назад. Желание, собственничество, возбуждение. Он перевяжет их крепкими узлами с собственными чувствами и заставит ощутить насколько существо перед ним желанно. Надавит на слабые точки, смешает с собственным нетерпением и коленом втиснется между ног своего не слишком аккуратного соблазнителя. Только теперь он медленно оторвется от его губ, выдыхая шумно, потеряв ровный сердечный ритм. Прижмется еще ближе, давая ему ощутить, настолько его человек возбужден не только морально, но и физически. Аккуратно очертит линию чужого подбородка, глядя прямо в демонические глаза и медленно опустив веки, ткнется кончиком носа ему в щеку. - Ты даже не представляешь насколько я на самом деле могу быть жесток. - Затишье, не сулящее ничего хорошего. Затишье, во время которого разум и состояние приходит в абсолютное спокойствие и наступает штиль. - Секунды, Ренар. - Он нарочно не скрывает своего родного акцента, когда произносит его имя. - Я заставлю тебя почувствовать каждую секунду, которую ты мог провести рядом со мной. - Но их вряд ли удастся сосчитать. Потому что за затишьем всегда приходит буря. Та самая, в которой маг полностью раскроет свой разум и натянет тонкие эмоциональные нити демона до такого предела, что они жалобно затрещат в его руке. И ясность из глаз человека уходит окончательно. Тело в одно мгновение бросило в нестерпимый жар. И сжимая пальцы на чужом затылке, он отдаст это ощущение сполна, роняя тихий несдержанный стон прямо в губы своему любовнику. Бесстыдно качнет бедрами, позволяя ощутить себя еще ближе. Первым вернется желание. Затрещит в висках до плотно стиснутых зубов, но отключит здравомыслие и сподвигнет снова захватить чужие губы в поцелуй. Собственничество натянет удушающий поводок, напропалую перехватывая дыхание, создающее иллюзию ревности ко всему, что волей-неволей могло сегодня оказаться в непозволительной близости к тому, что уже заведомо принадлежит тебе. Только я имею право быть рядом. Только я имею право касаться тебя так. Только я имею право так несдержанно кусать тебя за губы, срывая с них очередной тихий стон. Только я могу позволить себе забраться к тебе под одежду, когда почувствую настолько ты возбужден. Насколько ты зол и несдержан. Скучал? Слишком сильно, чтоб позволить себе еще хоть раз оставить тебя так же надолго. Раздражен? Ровно настолько, чтобы уподобиться Тебе.

Все закончится так же стремительно, как и началось. Эмон отпустит чужие эмоции на свободу и уперевшись рукой в грудь Рейнарду, отстранится. Он может себя контролировать, быстро приводя свое эмоциональное состояние в относительный порядок. И только раскрасневшиеся щеки, сбитое дыхание и шальной взгляд выдают в нем все еще плещущееся на дне зрачков возбуждение. Он как ни в чем не бывало запахивает полы своего пальто, отвечая демону той же монетой, которую тот пытался так нагло втюхать ему и большим пальцем вытирает слюну, собравшуюся на кончике губ. - Это мой гримуар. - Так же почти безмятежно возвращаясь к ранее обсуждаемой теме. - И он какое-то время поживет с нами. - Да, Рейнард не ослышался, если вообще имеет возможность слышать сейчас хоть что-то. Эмон говорит "с нами" и имеет в виду именно это "с нами" без каких либо других подтекстов. Собственно, в подтверждение этих слов, он запускает руку в карман своей одежды и вытаскивает оттуда две пары ключей от своей квартиры. Возможно, он решил завести эту тему не совсем вовремя. Но побоялся, что потом просто не осмелится. - Одни из них твои. Я хочу, чтобы ты мог прийти в любое время. Сам. Хочу чтобы двери моего дома всегда были открыты для тебя. - А еще, ты можешь просто остаться и не уходить. Если... - Если уверен, что сможешь выдержать существование рядом со мной. - Марк не может сдержать рвущийся из груди смешок. Он привык жить вот так. Действовать спонтанно и с горяча. Никто с такими убеждениями не застрахован от ошибок. Но здесь в своем решении он не сомневается и не думает этого скрывать. Он действительно хочет, чтоб все было так. Места в его тесном углу хватит на двоих.

Маркус уже говорил о томящем ожидании? Когда ты уже заведомо знаешь грядущий исход и с упоением ждешь результата, желая растянуть каждую секунду в бесконечность. Когда ты полностью уверен в себе, во всем происходящем, и знаешь на все сто процентов, что ответ, или реакция со стороны уже находится под твоим контролем. Даже несмотря на то что особых усилий для этого ты не прилагал. Но он так же упомянул и о другой грани. Не слишком приятной. Когда ты перешагиваешь через себя, до дрожи чего-то желая и понятия не имеешь, чего именно тебе ожидать. Можно было бы снова обратиться к магии. Прислушаться к эмоциям, к слаженно построенным на них ощущениях. Присмотреться к выражению лица своего спутника, уловить на нем малейшие изменения, но... Черт подери, сейчас, держа в своих руках две пары ключей, Эмон чувствует себя беспомощным как никогда. Потому что подвеска на его шее, напоминая о запретах, снова обжигает грудь, когда он прищуривается, уже по привычке стараясь сосредоточиться на любимом лице. Вспомнить каждую его черту, воспроизвести в памяти каждую мимическую морщинку. Он помнит все. Все от игривого, по истине лисьего прищура зеленых глаз, до широкой лукавой улыбки на тонких губах. Помнит слишком хорошо даже спустя долгих семьдесят лет. Даже несмотря на то, что когда-то старательно пытался вырвать из своего разума этот образ и больше никогда к нему не возвращаться. Насмешница память лишь дала облегченно выдохнуть. Затаилась. И как только почувствовала слабину своего обладателя, решила напомнить о себе и сказать, что как бы он не старался, как бы не пытался себя отгородить, обезопасить, от нее, все равно, никуда не денешься. И, время, оно не лечит. Лишь создает иллюзию зависшего спокойствия. Нужно только найти нужную нить и потянуть. За какие нити демоническая сущность тянула мага в тот день в доме Берча, для Марка навсегда останется загадкой. Но в одно мгновение его эмоции просто вышли из-под контроля и все в чем он старался убедить себя все эти годы стало настолько незначительным и бледным на фоне настоящего, что ему пришлось вспомнить: когда-то он мог чувствовать вот так - смело и непритворно. Без убеждений себя самого в чем-то несуществующем. Когда-то он мог позволить себе быть честным хотябы с самим собой и так глупо по-детски испугаться. Сейчас же, улавливая измученным проклятьем взглядом лишь нечеткий силуэт своего спутника, Маркус, уже в который раз, корит себя за прошлые ошибки и зависая во вдруг опустившимся на них молчании, кажется слышит бешеный стук своего сердца. Он все еще взбудоражен и возбужден. Он все еще чувствует такой же неровный шумящий отклик со стороны Рейнарда. Не прислушиваться. Все равно за потоком чужих эмоций он не может разобрать ничего нового, кроме странного смятения. Вот оно. Прямо на ладони. На фоне всегда абсолютно избирательного и вполне себе контролирующего себя демона, выделяется ярче всего. Потому что это необычно. Потому что это ново. Потому что Маркус Эмон действительно заново знакомится с существом стоящим перед ним и вдруг понимает что тогда, семьдесят лет назад, он даже наполовину не был влюблен в демона так, как был влюблен в него сейчас. Ему нравилась эта улыбка, нравилось время, проведенное рядом с ним. Нравилось ждать вечера и каждый раз уходя, ловить на себе пустой, ненастоящий, ревнивый взгляд своего любовника, который Маркус придумал сам. Нравилось выходить за дверь и чувствовать немую просьбу: "Не бросай меня. Я без тебя не смогу". Но больше всего ему нравилось чувствовать себя свободным, ничем не обремененным. Он был невероятно счастлив тонуть в омуте изумрудных глаз и забывать обо всем. Об ответственности, об обязанностях, о невозможно скучном однообразии жизни, внезапно превратившийся для него в такую скучную обыденность, что хотелось выть. Это была та самая легкость, которую он так хотел. Мягкое течение времени, пропитанное запахом свежей выпечки и халвичного кофе. Тогда он еще не подозревал, что скоро все закончится вот так. Что из его жизни исчезнут все краски мира и от чужой улыбки останется лишь легкая тень его прочно скованных воспоминаний. Нет, Маркус знал обо всем с самого начала, но отказаться от соблазна было выше его сил.

И вот, спустя столько времени, он стоит здесь - в этом насквозь пропитавшимся зловонным запахом крови городе. Никаких тебе халвичного латте и французских булочек. Никакого спокойствия в закрывшейся клетке под названием Аркан. Утопия для сверхов, что больше похожа на общую гробницу. Но даже на этом фоне он чувствует себя куда гораздо лучше, чем тогда. Ведь ему довелось познакомиться с таким чудесным чувством как "переживание". Ни страх, что сковывает по рукам и ногам, но нечто более мягкое преследуемое множеством мыслей о грядущем исходе. Давай. Не молчи. Кивни в знак согласия и я услышу. Откажись и я спрячу эти ключи навсегда. Сделай хоть что-нибудь, но перестань томить ожиданием. Каким бы ни было решение, я приму любой исход. Ведь оно будет принято тобой и я не посмею коснуться тебя, заставив поменять его. Никакого принуждения. Только чистая истина. Удивительно, но в Марке нет ни единого намека на этот соблазн. И еще более удивительно, что это не последствия данного ему жизнью урока. Это собственное желание, в котором он надеется на настоящую взаимность.

Надеется и получает ее, со сдавленным тяжелым выдохом отдавая одни из ключей своему спутнику. Он думал, что волнение сражу же отступит. Уступит место все еще до конца не отпустившему их возбуждению и уймет предательскую дрожь в руках. На деле же Эмон понимает, что все это время едва ли дышал. И сейчас отрывисто вдыхает в снова раскрывшиеся легкие спасительный кислород, стараясь удержать относительно спокойное эмоциональное равновесие. Всего мгновение назад Марк мысленно умолял своего демона сжалиться над ним и сказать хоть что-нибудь. А сейчас неумолимо обращается к небесам, прося о том, чтоб Рейнард замолчал. Остановился. Каждое его слово - словно гвоздь в израненное сердце. Он хочет верить демону. И он будет верить, ни секунды не сомневаясь в его искренности. И будь что будет. Это та самая грань, что стирается сразу же, едва твой разум начинает тихо шептать: "Я хочу, чтоб это было так". Становится немного страшно снова ступать в эту пропасть, ведь над ней может не оказаться моста. Снова совершить ошибку? Но стоит ли оно того? Или этот путь - единственно верный путь, ступая на который ты не наткнешься ни на один камень. Ведь тот, ради кого ты собираешься переступить пропасть, говорит о том что желает быть рядом. А быть рядом - значит крепко сжимать твою руку и никогда не позволить упасть. Снова выбор? Нет. Очередная тонкая полупрозрачная вуаль обмана, в которой ты якобы обдуманно принимаешь решение. Все это лишь красивая ложь, которую так любит Маркус Эмон. И эти переживания настолько очевидны, что скрывать их было бы просто смешно. Даже если бы так пожелал сам Марк. Он просто не хотел. Ему нравилось отдавать настоящие чувства этому существу. Ведь он нисколько не обеднеет, если поделится ими? Даже вслух.

- Иногда тебе удается ни на шутку меня смутить. - Маркус опускает глаза, пряча свою связку ключей назад в карман и на этот раз не захлопывает приоткрытую для него лисом дверь, покорно усаживаясь в салон на первое пассажирское сидение. - Это... Странно. - Тон понижает, когда Рейнард устраивается рядом на водительском. Да, он намерен продолжить свою мысль. - Но у меня нет никакого желания отказываться от этого ощущения. - Эмон не смотрит на своего собеседника, чуть ли ни с носом зарываясь в пушной воротник своего демисезонного пальто, толи по инерции стараясь скрыть смущение, говоря об обратном, толи прячась от ноябрьского холода. Но если учесть тот момент, что маг после того как получил свое проклятье, о холоде забыл как о таковом, здесь, скорее, первое, нежели второе. Но об этом вслух он уже вряд ли скажет. Ему бы совсем не хотелось чтобы демон счел, что его руки нет смысла греть в особенно холодные зимние вечера. Да, может быть, Маркус и не чувствует ничего, кроме неприятного морозного покалывания на своей коже. Но отказываться от тепла чужого тела не собирается. Ведь оно как раз таки весьма приятно. И греет изнутри его погрязшую в вечных снегах душу.

Эмон аккуратно откладывает свой гримуар на заднее сидение. Туда, где уже лежит гримуар его матери. Настоящей матери. Книжка, что принадлежала названой, была сожжена парнем сразу же после ее смерти. Мало ли какие чары и заговоры та в себе несла. Ведьма никогда не казалась Марку шибко светлой и безгрешной. Она могла бы попробовать очаровать своей милой мордашкой кого угодно, но не Маркуса. Он, как истинный обладатель ничуть не менее утонченных и привлекательных черт лица, умел смотреть за эту маску и не спешил обманываться. А еще, его просто-напросто никогда не влекло к особям женского пола и он не смог бы повестись на данные ей от рождения природой чары даже если бы очень сильно захотел. Но не станет кривить душой. Ее старший брат, помнится, был весьма хорош собой.

- Анна Бертран, должно быть, была хорошей знахаркой. Ее гримуар - ценная база в плане лекарственной и не совсем флоры. - Маркус снова ровно садится на своем месте и уже собирается нащупать ремень безопасности, но ему в руки ложится припасенная Реем коробка. Еще теплая. Эмон проводит ладонью по ее поверхности, считывая легкие, совершенно незагруженные эмоции какой-то юной леди. Ей явно хотелось чтобы то, что лежит в этом маленьком тайничке, понравилось тому кто его покупал. Романтизация случайной первой встречи которая бы заставила галантного, ухоженного на вид незнакомца зайти в заведение еще раз. А может быть и еще. И Маркус нисколько не злится, собирая тоненькие шелковые нити с коробочки. Ведь только он знает, насколько совсем негалантен может быть Рейнард Хельсон в проявлении своих чувств. Груб, напорист, резок, и, в то же время, просто непозволительно нежен. Таких резких перемен было бы достаточно, чтобы оттолкнуть от себя мягкую, романтичную девушку. Но недостаточно, чтобы оттолкнуть охотливого до острых ощущений Маркуса Эмона. - Боже моооой... - Маг широко улыбается и приподняв раскрытую коробку повыше, принюхивается к щемящему душу знакомому запаху. - Это французские вафли? Где ты их достал? - В голосе искреннее удивление. Ни то чтобы Марк когда-то слонялся по городу в поисках кафетериев где готовят нечто подобное тому что обычно можно было отведать на узких торговых улочках Парижа... но он уже действительно давно не придавался ностальгии по родным краям. И это было приятно. Приятно то, что Рейнард так заморочился и нашел нечто подобное для него. Кто вообще в этой жизни делал хоть что-то отдаленно похожее на такую, казалось бы, мелочь? Ради него. От этой мысли как-то подозрительно загорчило в переносице и Эмон поспешил оставить свою ношу на приборной панели чтобы тут же наклониться к своему спутнику и оставить короткий поцелуй на его щеке. - Спасибо! - Смущает. Это смущает! Смущает - смущает - смущает - смущает! Он уже чувствует как запутался в пестрых клубках этих эмоций и, чтоб его, не может из них выбраться! Не может, или просто не особо сильно пытается? Черт! Он даже думать об этом не хочет! Поэтому отстранится и больше не будет мешать Рею вести машину. Его ждут теплые, еще не успевшие остыть шоколадные вафли. - Собственно, эта женщина действительно была уникальна. Она смогла вывести лекарственные и магически-отварные настои даже из ядовитых растений. Одаренный ботаник. - Эмон говорит о своей матери сухо и отстраненно. Словно о совершенно стороннем ему человеке. В этот момент его эмоциональный фон не окрашивается грустью, или сожалением. Пожалуй, даже в отношении куска вафли, который он в эту минуту обильно макает в емкость со сливками, его эмоции выглядят более живо и красочно, нежели в отношении обсуждаемой ими женщины. - Заинтересовал какой-нибудь отвар? Многие из них я вполне себе в силах приготовить. - Марк закидывает заготовленный кусочек себе в рот и собирает губами остатки сливок с кончиков своих пальцев. - За символическую плату, конечно же. - Ох уж эта заискивающая улыбка. До добра она его точно когда-нибудь не доведет.

Как будто бы я говорю что-то новое.
Марк повторяет про себя эти слова и поджимает губы. Как будто бы... Наверное, Рейнард просто сам по себе плохо понимает, что для Маркуса подобные речи действительно кажутся новыми. В таком их... Проявлении. Шутка ли, но располагая в своих руках таким магическим даром, за сотню лет, которую он протоптал эту земельку, ему так и не довелось услышать нечто подобное. По крайней мере, искренне. А то, что демон говорит именно так, нет никаких сомнений. Эмон все время слушает его. Нет, даже прислушивается. Плотная завеса в его сознании отгораживает его лишь от шума города. Ежесекундно он отдает за эту тишину драгоценную магию, лишь бы не слышать о чем говорит город. Вокруг слишком много раздражителей. В последнее время его личный мир подернулся непроглядной дымкой и если раньше он полностью выпускал ситуацию из-под своего контроля, будучи задавленным шумом со стороны, то теперь просто плотно закрыл двери на замок и отложил все до лучших времен. Он знает - это ошибка. И чем больше проходит времени, тем в больший хаос он попадет, когда решит ступить на выжженные земли. Возможно, огромный бушующий океан уже давно пересох. Высокие лиственные деревья превратились в мертвый сухой лес, а от разрушенной церквушки остались только покрытые застарелым мхом камни. А где-то под ними, все еще лежит его мертвое детство. И... Марко понятия не имеет, что со всем этим делать. Он бесконечно твердит себе: "Контроль. Контроль. Контроль." А на деле только тешит себя иллюзиями. Нет никакого контроля. Есть только защитная магия, которая, рано или поздно, иссякнет. И пока он тут, сидит в чужой машине и наслаждается сладкими речами своего спутника, где-то там, у него внутри, рушится третья стена и он становится уязвим. Как никогда. Маг, всенепременно, уже бы забил панику. В другое время. Но сейчас он понимает, что ему хочется быть уязвимым. Хочется слушать своего демона и верить каждому его слову. И это пугает. Когда-то он уже хотел верить чужим словам так же. Но он не позволит себе даже мысли о том, чтобы сравнивать Рейнарда с тем, что происходило в его жизни раньше. Две совершенно разные грани одной составляющей. Тогда Маркус Эмон творил чувства своими собственными руками и заставлял себя верить в истину. Сейчас же он и пальцем не смеет касаться своего любовника, чтобы что-то подправить. В этом нет никакого смысла. Его эмоциональный фон настолько чист и искренен, что страшно влезть и что-то поломать. Этими руками он еще никогда не делал ничего, что пошло бы людям на пользу. Его магия не творила. Она уничтожала все вокруг себя. Все, к чему прикасалась. Поэтому то, что происходит с ним на данный момент ему кажется совершенно необычным. Это не его магия. Это жизнь. Его мир, важность которого сужается до размера лишь одного существа, ведь прислушиваясь, он неосознанно перенимает чужие эмоции, мешает их со своими и получает один большой такой пьянящий коктейль. И сразу все проблемы уходят на второй план. Разум здесь и не так уж важен. Ему не в первой любить вот так: бездумно. Эмон из тех, кто постоянно говорит, что учится на своих ошибках. По итогу же, он был бы не прочь совершить некоторые из них еще раз. Их связь несет за собой тонкий шлейф неизбежных неприятностей. И это только сильнее подогревает возбужденное сознание.

- Так вышло, что я мало думаю о Париже. - Маркус опускает взгляд. Еслиб Рейнард не знал, что тот был безбожно слеп, скорее всего, подумал бы, что маг нашел в коробке что-то еще помимо пары вафель. Уж больно заинтересованный вид. На деле - лишь бы не показать в своих глазах легкий отголосок тоски. Да, он действительно тоскует. Но вряд ли по проведенным там временам. Этот город унес его молодость и оставил после себя только неприятные болевые ощущения под ребрами. Столько ошибок, столько несбывшихся надежд. Столько разлук и один большой, неминуемый, не слишком радужный конец. Почему-то Эмон ни раз думал о том, что в этом городе ему было суждено родиться и в этом же городе он умер несколько десятков лет тому назад. Он словно начал писать историю своей жизни и когда понял, что слишком сильно закрутил сюжет, просто выбросил недописанный том в огонь. Именно так все и выглядело. Слишком резко оборвалась эта арка. Он не справился. А потом провал и все по-новой. По очередному дурацкому сюжету, начавшемуся несуразно и дико. История, что заставляет проникнуться к персонажу еще с самого ее начала, а потом скатывается в скучную обыденность серых дней. И, все. Окружение выглядит уже интересней чем сам главный герой и, в конце концов, читателю просто наскучивает за ним наблюдать. Сам Марк не стал бы дочитывать эту историю. Возможно, тоже спалил бы ее к чертям. Но с удовольствием приложился бы к книге, которая взяла свое начало в Аркане. Париж лишь отголосок его прошлого, мерцающий в сознании яркими красками только потому что тогда у него была возможность эти краски видеть. Теперь же его зрение стало окончательно его подводить. И сейчас, открываясь таки от коробка с вафлями, Эмон все же поднимает взгляд на своего спутника, ловя его нечеткие очертания. Когда-нибудь он не сможет видеть даже это. Первые тревожные звоночки уже прозвенели. Случай с полной отключкой видимости в кабинете Ронана Вайсса - достоверное тому подтверждение. И ему жаль. Святые небеса, как же ему жаль! Мысль о том, что ему суждено когда-нибудь проснуться и больше не увидеть вообще ничего, каждый раз заставляет его сердце пропустить удар. И тогда, действительно, у него останутся только лишь воспоминания. - Передай мои искренние похвалы повару, если заглянешь туда еще когда-нибудь. Эти вафли - лучшее, что я ел за последние десятилетия. - Рейнарду лучше не знать. Ни о том, что внутри мага царит полная разруха, ни о том, что случилось в библиотеке. Поэтому Марк старается выровнять свой сбившийся эмоциональный фон и вернуть его к тому, что был всего мгновением ранее. Не исключено, что перемены не уйдут от чуткой лисьей натуры, но Эмон надеется, что когда все станет на свои места, вопросы сразу отпадут. Пусть думает, что маг невольно предался ностальгии, хоть ранее сказанные слова и не совсем стыковались с этой теорией. Эмон имеет право на тайны, не так ли? Особенно, если те касаются конкретно него. Не договаривать - не значит лгать. В конце концов, никому хуже он этим не делает. - Хотя... - Маркус улыбается, закрывая коробку и так же аккуратно перевязывая ее атласной лентой, оставляет у себя на коленях. Есть расхотелось. Но он обязательно заберет остатки сладости домой, и доест позже. Нельзя пропадать такому добру. - Может сходим туда вместе? Поужинаем прям там, или возьмем что-нибудь домой? - Это же было нормально? Предлагать Рею такие вещи? Ну, то есть, хотеть провести с ним больше времени? Теперь, когда он отдал второй комплект своих ключей в руки демона, а тот без единого сомнения их принял, была ли причина вообще чего-то смущаться? Он должен будет привыкнуть к этому. Со временем. Но хотел ли? Ведь... Не уйдет ли тогда волшебство сего момента?

Волшебство вообще понятие весьма относительное. И Эмон все еще пребывает в легком дурмане, когда лис вдруг подхватывает тему разговора о гримуаре его матери. Ценник у мага, к слову, совсем не высок. Его услугами пользовались некоторые жители Аркана, в которых, собственно, и затесались недавно пара библиотечных воров. Для Рейнарда у него имелся отдельный перечень цен. Но не в них совсем дело, когда Маркус не сдерживает совершенно дурацкий, и даже какой-то совсем несвойственный ему смешок. Гримуар Анны Бертран попал в его руки еще в одиннадцать. Когда он покинул стены Базилики. Монашки просто отдали ему пожитки почившей матери и отправили с Богом, или Сатаной, одним лишь им известно. Он десятки раз изучал страницы этой книги и никогда не натыкался ни на одно заклинание, о котором говорит сейчас Рей. А ведь он тогда еще был при прекрасном зрении и наверняка заметил бы это. Только травы, только зелья, пустые страницы в промежутках (вероятно для дополнительных заметок) и заклинания средней величины. Где Хельсон мог узреть латынь - загадка. - Это... Очень хорошая шутка. - Марк снова смеется и откладывает коробку на заднее сидение. Поближе к вышеуказанной книге и собственному гримуару. Так он точно не забудет свои сладости, когда они приедут к дому. Собственно... Долговато как-то они добираются. Его квартира находилась недалеко от места работы и он частенько даже ходил домой пешком. Учитывая в каком темпе обычно передвигался маг, да, путь был не близким, но на машине они давно бы уже добрались. Игривое настроение Рея только подогревает любопытство, но он молчит. Может быть, лис просто решил куда-то заехать. В конце концов, Марко сдернул его с работы своим звонком. Может быть, у него остались какие-то незавершенные дела, или еще что-то вроде того. - Нет, я не отрицаю, что не знаю об Анне совершенно ничего. Она родила меня в Сен-Дени и отошла едва успев дать мне имя. По крайней мере, так говорили растившие меня монахини. Я никогда не любил говорить о ней, а они и не пытались привить во мне любовь к женщине, которая выносила меня под сердцем. - Впрочем, он был не против покататься по городу какое-то время. К этому тоже придется привыкнуть. Привыкнуть, что теперь ему необязательно засиживаться в библиотеке до поздна. Ведь теперь в его квартире станет куда гораздо теплее, чем было раньше. - И я бы вряд ли стал обращаться к Всевышнему по такому щекотливому вопросу как изгнание. - Его губы снова расходятся в широкой улыбке. И теперь в ней ни единого намека на смущение. - Моя одержимость тобой немного другого плана и молитвы тут вряд ли помогут. - не стыдно. Совсем не стыдно. Нечто подобное он произносит совершенно свободно, в то время как обычная банальная близость вызывает в нем неконтролируемую дрожь. И Хельсон знает об этом. Чувствует. Это и есть противостояние эмпатов, когда один пытается цепляться за другого. Когда другой не против поддаться первому и наоборот. И когда машина тормозит, Эмон снова впадает в это ощущение предвкушения.

Мотор не глохнет. Перед глазами смазанное красное свечение светофора. Возможно, под ним горит циферблат и Марк отсчитывает про себя секунды, когда слышит по левую сторону от себя движение. Еще немного и вот она эта желанная близость. Он назвал это одержимостью всего мгновение назад, наверное, так оно и было. Нельзя желать кого-то двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю буквально бесперебойно. Что, черт возьми, случилось с его жизнью, если он не может думать ни о чем другом? Этот день как спасение. Передышка, в которой маг смог на короткое мгновение забыться. Можно было просто забрать гримуар и вернуться. Но ему был просто жизненно необходим глоток свежего воздуха, который в последствии оказался душным, пыльным вдохом, закупорившим легкие. Он дышит сейчас. Глубоко, полной грудью, когда чувствует своего демона рядом. Французская речь, как всегда, приятно ласкает слух, но сказанное демоном заставляет Маркуса недовольно свести брови. Мышонок... Что за глупости? Наверное, назови его так кто-то другой, его сознание совершенно точно вспыхнуло несдержанным возмущением и горело еще долго в этом чувстве. Рейнард же преподносит это так, что вызывает лишь недоумение, а потом играет на добивание. Дыхание вдруг перехватывает в горле и Эмон размыкает губы, чтобы обвинить своего спутника в сумасшествии. Но слова так и не срываются с губ. Должно быть, он просто забывает родную речь, а подобрать что-то американское сейчас выше его сил. Признание. Такое тихое. Такое откровенное. До боли защемившее под ребром. Растерянность скользнувшая в широко раскрытых глазах. Он так бы и не нашел, что сказать в ответ. И пусть Рейнард простит его за то, что в жгущем губы поцелуе он видит свое единственное спасение. От того и отвечает так отчаянно, будто пробует его на вкус в последний раз. Признавались ли ему раньше в любви? Всех раз и не сосчитать. Но ни одно из этих признаний не заставляло его сердце биться так неровно и загнанно. Ни одно из этих признаний не звучало ТАК. Марк мог бы снова сказать: "Это не для меня", но, нет. Черт возьми! Нет! Это все ЕГО. Это все ДЛЯ НЕГО. Он больше не станет отказываться. Только не с ним. И время, рано, или поздно, научит его говорить. Научит отвечать. А пока он прижмется ладонью к щеке демона, когда тот отстранится. Огладит большим пальцем теплую кожу, желая продлить это мгновение еще немного. Но ему придется отпустить. В следующий раз они возьмут такси. Так не придется отвлекаться на дорогу.

- Мсье Лис полон сюрпризов. - Марк не удивлен, когда Рейнард услужливо открывает перед ним дверь. Он цепляется за его свободную руку и вылезает из машины, вдыхая свежий лесной воздух. Они не в городе. Где-то за ним. Несмотря на то, что обращение к артефакту остается безрезультатным из-за все еще лежащего на земле тумана, Маркус без труда узнает это место. Его место. - Раньше я часто приходил сюда медитировать. - Ладонь сдержанно скользит по чужому предплечью и маг прижимается к нему, все еще стараясь оглядеться. Да. Когда-то именно в этом месте их судьбы пересеклись спустя столько лет. И, если подумать, именно после того раза Эмон перестал сюда приходить. Почему-то даже не может сейчас уже это объяснить. Может быть, так было надо? Может этой встречи он тут и ждал? Тянулся к этому месту? А потом приходить сюда просто отпала необходимость. Судьба сделала свой оборот и пошла дальше. Увела на спутанные улицы города, чтобы столкнуть их вновь. Уже не здесь. Неслучайные случайности. Он начинал видеть в них свою прелесть. - Удивительно, сколько я должен был пройти чтобы, в конце концов, оказаться именно здесь. Что вообще тебя привело сюда тогда?

Маркус очень старался не думать о сказанных Рейнардом словах. Ему проще списать это все на шутку, нежели поверить в истину, которую он слышит в каждом слове Лиса. За столь короткий промежуток времени, что эти двое успели провести вместе, наедине, Марк слишком привык прислушиваться к своему спутнику. Ловить каждую его эмоцию, каждую перемену в интонации голоса. Наблюдать за тем, как он реагирует на ту, или иную фразу, на то, или иное движение. Настолько пристально, насколько только позволяло ему его искалеченное зрение. И, в конце концов, это вошло в привычку. Перешло на подсознательный уровень и отгородиться стало сложнее. Может быть, сам демон в какой-то мере не давал ему это сделать, неощутимо вплетаясь своими путами в его незащищенное сознание? Мол: "Вот, я весь твой, я ничего от тебя не скрываю. Ты можешь прикасаться ко мне как хочешь, можешь позволить себе увидеть больше, чем я позволяю видеть другим. Я открыт. Бери сколько хочешь. Наслаждайся, питайся и привыкай. Потому что больше никто не даст тебе столько же, сколько дам тебе я." Маркус же... Маркус же был просто рад принимать все, что ему дают. Ведь получать подарки всегда приятней чем воровать что-то да? А именно вором Эмона и можно было назвать. Никто не хотел делиться. И ему приходилось брать самому. Брать и, зачастую, оставлять на месте хорошего что-то плохое, нечистое. То, что в дальнейшем приносило боль. Он считал, что так и должно быть. Это то, чему его научила жизнь. Теперь же ему приходится переучиваться. Рейнард Хельсон прекрасный учитель в этом деле. Лучший. Настолько идеальный, что невольно начинаешь сомневаться. Ищешь ошибки, изъяны. В самом себе, но не в нем. Он слишком чист для демонической сущности. А Маркус Эмон успел слишком изваляться в грязи для того, чтобы не доверять ему. Даже если тот говорит, что его мать читала молитвы об изгнании. У мага не было причин не верить ему ни только потому что он чувствовал чистейший эмоциональный фон без раздражителей, но и потому что... Маркус абсолютно ничего не знал о своих родителях. Никогда даже не пытался узнать. Эти люди для него не существовали. Они для него - ничто. Просто пустышки. Но не будет спорить. Полученная информация его весьма озадачила. Учитывая факт того, что Анна была всего лишь прихожанкой, явившейся к порогу Базилики для того, чтобы оставить там свое чадо и умереть, связь с письменами в ее гримуаре обрастала иным смыслом. В стенах Сен-дени она могла искать убежища. А весьма настойчивые монашки, призывающие его ближе к десяти годам полностью отдаться Богу, теперь, казалось, знали чуть больше, чем обычные смертные.

Эмон аккуратно сжимает предплечье своего спутника, будто стараясь убедить себя, что его присутствие рядом - не иллюзия. Возникшее на короткое мгновение волнение, поднятое воспоминаниями почти сразу же теряется в тихом шуме листвы. Маг глубоко вдыхает свежий осенний воздух и прислушивается к знакомому окружению, ступая по знакомой местности может и не спеша, но вполне себе уверенно. Он знает это место. Хорошо знает. Здесь всегда было максимально мало чужих эмоциональных отпечатков. Люди редко приходили сюда. В основном - мечтатели. Тихие, ровные, обращенные к себе. Не нуждающиеся в вечном шуме города. Прекрасные духовно. И природа с радостью принимала их. Подпитывалась чистой энергетикой и была благосклонна к ним. Значило ли это, что она считала таковым и Маркуса, раз позволяла ему приходить сюда? Раз не путала витиеватыми дорогами и всегда выводила сюда - к ручью. В место, где он чаще всего любил оставаться и медитировать, лишь изредка переходя широкий ручей, чтобы подняться на небольшую поляну, скрытую за округлой посадкой. Быть здесь в компании кого-то непривычно. Лес шепчется и присматривается к своим ночным посетителям. Настороженно и пристально. Кто-то мог бы сказать: "Лес Акарана словно живой", Маркус же мог уверить каждого, что лес живой и за пределами странного, наделенного магической энергией города. Его тихий шепот может услышать каждый, кто способен слышать. Вопрос только в том, захочет ли? Когда-то Эмон  думал, что природа щедра безвозмездно. Но заговорив с ней лишь раз, ты подписываешь пожизненный контракт на равноценную отдачу. Он питался этой энергией жадно и не думал о том, что, в конце концов, за такую наглость он будет наказан. И он усвоил урок, образовывая незримую эмоциональную связь между собой и своим спутником, чтобы предложить ее шепчущимся лесным духам. Они возьмут немного, но разбегутся по своим норам на какое-то время оставив своих гостей наедине. Совсем небольшая плата за то, чтоб избавиться от любопытных глаз.

- Не было ничего слаще. - Эмон повторяет слова демона и растягивает губы в улыбке, не сдерживая легкого смешка. Возможно другой человек на его месте обозлился бы и послал гадкого лиса к чертовой матери, но эмоции Маркуса не дрогнули ни на секунду. Потому что он понимает это чувство. Какой бы пророк не был бы горд собой, предсказав чужую судьбу? Только то, что происходило, было мало похоже на пророчество. Тогда демон говорил об очевидном. На отдаленных уголках своего юношеского сознания, маг понимал чем все это закончится еще тогда, в далеких сороковых. Он был лишь уверен в том, что ему удастся продержаться дольше. Что он возможно даже сможет найти "противоядие" от связывающей магии и он сможет вытащить любимого человека в нормальную жизнь. Он даже понимал что все, что он делает - никак нельзя назвать нормальностью, но ступив на эту дорожку, уже просто не смог отступить. - Я прожил семьдесят лет с чувством вины, что выжигало во мне все живое и заставляло бесконечно обращаться к миру духов за помощью. Я строил шаткие переправы вместо разрушенных мостов и в какой-то момент даже искал смерти не зная, что все это время прожил во лжи. - Марк замолкает, на мгновение переставая прислушиваться к своему спутнику и внезапно решившись прислушаться к себе. И вот, он снова стоит перед закрытой дверью своего сознания и аккуратно берется за скрипучую ручку, приоткрывая ее и чувствуя нестерпимый холод. Наверное, сейчас не лучшее время. Туда он не пойдет. Но и закрывать ее не станет. Потому что снова почувствует этот вязкий приступ тошнотворной злобы, подступившей к горлу. Он будет разбираться с этим постепенно. Маленькими шажками. - Сейчас я думаю о том, что совершил ошибку. - Маркус поднимает голову, словно старается рассмотреть на темном небе звезды, но на деле же просто собирает свои мысли в связную речь, пытаясь правильно подобрать слова к тому, что он уже сказал. - Моя ошибка в том, что я не убил их обоих едва минула пара дней после нашего возвращения в Париж. Но тебе ли не знать, как бывают желанны трофейные игрушки. - Эмон снова приподнимает свободной рукой свой воротник и переводин взгляд на демона. Лис был прав. С их первой встречи в Аркане многое поменялось. Маг мог бы сказать, даже слишком многое. Сам его мир разрушился и оброс новыми реалиями. Сейчас, смотря на темный силуэт Рейнарда, Маркус думает о том, что... Практически не помнит ту ночь. Так случается, когда ему приходится использовать магию не на других, а на самом себе. Это путает, притупляет ощущения. Ему кажется, что тогда он был в замешательстве. И только теперь понимает, почему. - Я не знаю, как описать ту ночь. - Признается честно, останавливаясь вместе со своим спутником. Аккуратно ведет рукой по его предплечью, задумываясь: стоило ли говорить то, что он собирается сказать. - Прости, но я действительно забыл тебя. - Эти слова даются ему нелегко. Так в чем проблема? Он мог сказать: "Ты бросил меня. У меня не было выбора", но не скажет. Потому что выбор есть всегда. Он мог сделать свой еще тогда, под чертовым подъездным карнизом в тот самый чертов невыносимо теплый дождливый день. Потому что настолько был пропитан своей иллюзорной влюбленностью, что не смог рассмотреть очевидного. - Мы не имеем права винить друг друга ни за то, что произошло семьдесят лет назад, ни за то, что произошло в нашу первую встречу здесь. Если все так случилось, значит, - Маркус снова запинается, раздраженно поджимает губы и делая глубокий шумный вдох, снова сжимает пальцы на чужой руке. Делает осторожный шаг ближе, будто думает, что его вот-вот оттолкнут. Снова это дурацкое волнение. Он должен что-то сделать с ним. - Значит так было нужно. Может быть, чтобы понять нечто настолько сильное, мне нужно было пронести это в себе через десятилетия. Тогда во мне не было и грамма того, что я чувствую сейчас. - Эмон не должен был вываливать это все на своего собеседника. Но эти мысли буквально рвали его и без того искалеченное сознание. Не давали покоя с того момента, как он сел в такси у дома Берча и не доехал до своего района. Вот какой момент он старался избежать в своих воспоминаниях. Момент осознания того, насколько был слаб все это время, скрывая в себе нечто настолько ценное и дорогое сердцу. И сейчас он будто возвращается туда, в тот самый вечер. Видит себя со стороны, свое опешившее в недоумении лицо, дрогнувшие иголки губ и, самое главное... - Я смотрел в глаза смерти каждый раз, когда спускался в Парижские катакомбы покуда не ослеп. Я хочу знать, что ты видел на чертогах моего разума, раз это вызывает в тебе отголоски ужаса. - Он не находит ничего лучше, чем зацепиться за слова лиса и прислушаться к его ощущениям, чтобы отвлечь себя самого. Марк не хотел показывать ему причины, по которым оказался под аркой в собственном дворе уже пешим ходом. Его демон больше никогда не должен видеть его таким. Сейчас маг подберет разбросанные по полу клубки и аккуратно смотает их назад, раскладывая по ящикам. Прядок во всем. Хотябы временный. Иллюзорный. Но он есть. Должен быть. И если они так и останутся стоять тут, продолжая смотреть друг другу в глаза, ни о каком порядке и речи не может идти. Поэтому Маркус уведет своего спутника дальше, не требуя ответ на свой вопрос ежесекундно. Вряд ли Хельсон привез его сюда для этого.

Узкая тропа сама выводит их к широкому ручью и от чего-то становится спокойней. Эмону всегда нравилось здесь. Отсюда практически не было слышно шума города. Каждый раз, приходя сюда, вне зависимости от времени года, маг разувался и ступал в чистую воду, обращая свой слепой взор за грань. Его сопровождающими были лишь духи. Их шепот селил в душу равновесие и покой. - Даже в хаосе есть свой порядок, mon cher. - Маркус какое-то время вдумчиво вглядывается в серую темноту на той стороне и только потом опускается вслед за демоном, присаживаясь рядом с ним. - "Без доступа к хаосу не может быть истинного порядка." И не важно, принимаем ли мы этот хаос. Главное, чтоб хаос принимал нас. - Развернувшаяся Арканская трагедия приняла в свои крепкие объятья всех и каждого. Но еще не все знали, что то, что они именуют тем самым "хаосом" сейчас, по сути, пока еще им не является. - Мне бы не хотелось говорить, но, возможно, мы еще не видели настоящего хаоса. - Должен ли он рассказать Рейнарду о том, с чем маги столкнулись в разломе? Должен ли рассказать о том, что пробуждение Александра Блэка может оказаться лишь малой бедой на фоне того, что их может ожидать, если не избавиться от бреши в барьере? Подходящее ли сейчас для этого время, ведь чужая рука снова касается его щеки, мягко призывая повернуться. Почему он теряет дар речи каждый раз, когда оказывается слишком близко к этому существу? Не хочется думать ни о чем. Ни о чем кроме него. Мысли плавно утекают сквозь пальцы, проваливаются в никуда и он снова и снова уверяет себя, что у них есть время. Теперь есть. Все становится абсолютно не важным, кроме горячего, обжигающего дыхания совсем рядом. Кроме произнесенных вкрадчиво слов. Кроме ощущения короткого, мягкого поцелуя. Кто из них первым коснулся губ другого? Тоже не важно. Но почему-то хочется понизить голос до шепота, боясь разрушить здешнюю тишину. - Твое сознание забито суетой. В этом состоянии ты не можешь ни спросить растение, ни услышать его. - Эмон тихо смеется, в какой-то момент вспоминая слова бывшего наставника. Он мог бесконечно ненавидеть своего Странника, но никогда не забудет, кто открыл ему путь в другие миры. - Чтобы узнать меня, тебе придется дать мне что-то взамен. - Маркус склоняется ближе к демону, ведет большим пальцем по его нижней губе и едва сдерживая себя от желанной близости, продолжает говорить. - Открой двери своего сознания. - В его словах не скользит обычная, привычная ему требовательность. Он мягок. Мягок настолько, насколько только может быть. Рука практически неощутимо скользнет к чужой груди, когда он сам прижмется к чужому плечу, чтобы носом зарыться в коротко стриженные волосы у виска и глубоко выдохнуть. - Впусти меня. - Ветви стоящих рядом деревьев качнутся под порывом пришедшего за ними ветра. Слова практически утонут в поднявшемся шуме почти опавшей листвы, но Маркус знает: Рейнард слышит его. Чувствует, как тонкие нити плетут свою паутину и натягиваются все сильнее, пытаясь если и не заставить, то убедить сделать то, о чем его просят. Ненавязчиво, без принуждения. По собственному желанию. Так маг еще не просил никого и никогда.

Зацикливался Маркус Эмон на своих ошибках? Наверное, это было бы странно, ибо он не знает, какие именно из сделанных им поступков можно назвать таковыми. С точки зрения человека адекватного, здравомыслящего: вся жизнь его - ошибка. Пожалуй, с того самого момента, когда он в первый раз выбрался из Базилики на открытые улочки Парижа и влюбился в красоту этого города. Париж - это город для прогулок и нежной любви. Париж - город, которым просто невозможно не дышать. Его можно любить до трепетной дрожи или ненавидеть до резко подступившего к горлу приступа тошноты, но равнодушным он точно не оставит никого. Временами, его практически святая непосредственность перестает удивлять своей навязчивостью, и начинает даже раздражать. Но надолго ли? Нет. До очередного непревзойденного никем шедевра архитектуры, открывшегося за поворотом, или до таинственного странствующего незнакомца, одарившего тебя самой яркой, самой доброй, самой теплой улыбкой в твоей жизни. До ярко-синих васильков в руках одинокого мальчишки, удивленно наблюдающего за фокусником на развернувшейся в городе передвижной ярмарке. Череда случайностей, делающая нас счастливыми до какого-то определенного момента жизни. Ты можешь оступиться бесконечное количество раз и каждый такой случай назвать своей ошибкой, не подумав о том, на какую именно дорогу она тебя вывела. Просто, в какой-то момент тебе стало настолько больно, что эта боль отложилась глубоко в твоем разуме и останется с тобой на долгие годы. И приобретя что-то более ценное, став чуть счастливее, ты никогда не подумаешь о том, что именно тебя к этому привело. То, что было предначертано изначально? Но, кем? Вселенной? Вселенная безгранична. Мы каждый день переживаем миллиарды реальностей и понятия не имеем, в какой именно есть наше настоящее место. Сегодня - это та самая реальность, в которой старик ДеГармо слишком громко кричит на свою ветреную дочь и ты невольно останавливаешься под их окнами, в надежде, что он не придушит несчастную ее же французской косынкой. В следствии чего опаздываешь на свой тролейбус и не успеваешь домой к ужину на котором подают несвежую рыбу и все ложатся с отравлением. Но где-то там, на перекрестке других реальностей, твой желудок сжимается в спазматическом приступе, отдавая всего себя белому кафельному брату. Сегодня ты молодец. Сегодня тебе повезло. Сегодня твое любопытство спасло тебя. Но, где гарантия, что уже завтра это вселенная не перемешает эти реальности и утром ты не проснешься со рвотным позывом от того, что ты, разочарованный и голодный, заскочил в ближайший кафетерий, чтобы съесть такого же несвежего сибаса? Каждый день мы можем переживать миллионы свои реальностей и в любой из них будешь именно ты и только ты. Все твои ошибки совершил ВЧЕРАШНИЙ ты. Никогда не угадаешь какой из "ты" будешь сегодня. Оборачивайся бесконечно. Ищи ответы, жалей, но это уже ничего не изменит. Существуешь только сегодняшний ты. Завтра еще не наступило. Попробуй сделать так, чтоб завтрашнему тебе не пришлось ни о чем жалеть.

Сейчас Маркус Эмон знает, что сегодняшний он не жалеет ни о чем, что когда-то сделал. Не жалеет о смерти своей приемной матери, не жалеет о смерти когда-то так любимого им странника. Тот он, который мог бы жалеть, остался где-то за день до того, как Рейнард Хельсон поднялся по ступеням его многоквартирного дома и постучался в дверь с номером двести шестьдесят два. Не жалеет о том, что по глупости своей тот самый "он" семьдесят лет назад впутался в темный ритуал и ослеп, потому что сегодняшний он имеет возможность видеть ни глазами, а душой. Чувствовать каждое теплое прикосновение чужих рук на другом уровне. От самых кончиков пальцев до соприкосновения с кожей, глубоко и до ярких, искрящихся вспышек в перевозбужденном разуме. Маленькая неожиданность, растекающаяся по телу неконтролируемой дрожью. Снова и снова. Если бы он мог видеть, разве смог бы чувствовать так же ярко? Стал бы прислушиваться к шороху чужой одежды, к горячему потяжелевшему дыханию, когда губы касаются губ? Стал бы гадать, что именно горит сейчас в чужих глазах, когда с этих же губ срывается Je t’aime, будоражащее все существо так, что перехватывает дыхание и ты забываешь даже родную речь? Сегодняшний он, абсолютно счастлив, что находится здесь, далеко от фонящего города. Вместо него - только тихий шепот леса, мерное течение ручья, сегодняшний ты и твой сегодняшний спутник, тянуться к которому кажется тебе самым жизненно необходимым в данный момент. Слова - всего лишь слова. О сожалениях пусть думает завтрашний ты, пришедший из другой реальности, возникший по прихоти шутницы вселенной. Завтра она предскажет ему что-нибудь еще. Например, пусть он подумает о том, что лис видел на чертогах его разума. Пусть задумается и, возможно, даже действительно решит, что когда-то умер, но душа его по какой-то причине все еще находится в этом мире. Завтра. Он оставит все это завтрашнему ему. Сегодняшний Маркус сильнее сожмет в своих холодных ладонях руки своего спутника, лишь почувствовав их прикосновение. Распустит нити, что связывают его с этим миром, уловив легкое покалывание на коже. Он дышит глубоко, ровно, предвкушая, что сейчас будет. Секунды снова растягиваются в длинную бесконечность, в которой он едва поспевает хвататься за все, что отдает ему сейчас демон. Так необдуманно и опрометчиво. Доверие - самое тяжелое из чувств. Накрывающее хрупкие плечи тяжелой ношей. Впусти меня. Он заберет его себе и будет клясться, что никогда не предаст. Впусти. Что спрячет далеко и никто и никогда не сможет до него дотянуться. Впусти. В ответ он отдаст ключи ни только от своей квартиры, но и от всех дверей, что хранят его собственное сознание. Он будет щедр за такой дар. Он по привычке отдаст больше, чем от него могли бы попросить. Сегодняшний он будет умолять. Мягко вплетаясь в чужое сознание, но не переходя черту. Рейнард должен захотеть этого сам. Захотеть, а потом сказать, что Маркус больше никогда не будет свободен. Потому что перешагнув через грань, его образ останется там навсегда. Ему нестрашно. Он одурманен и плетен. Он шагает в эту пропасть, уверенный в том, что упасть ему не дадут.

Маркус открывает глаза, когда шепот Арканских духов стихает. Он щурится и морщит нос, на мгновение закрывая лицо ладонями. Он никогда к этому не привыкнет. Чужие миры полнятся сотнями ярких красок и напрягают чувствительную радужку измученных глаз. Но... Поэтому ли на самом деле маг закрывается? Волнение, концентрирующееся где-то под ключицами, тянет сладко аккурат под ребра. Он прислушивается к здешнему окружению, понимая, что сознание его уже не находится там, где когда-то он медитировал в одиночестве. И ему приходится открыться, чтобы взяться за протянутую ему руку и подняться. Но не отпускать. Он с облегченным вдохом переплетает пальцы с пальцами владельца этого мира и оглядывается, желая не упустить ничего. Представлял ли маг себе нечто подобное? Нет. Он боялся даже помыслить о том, что мог бы увидеть в демоническом разуме иллюзиониста. Желание познать что-то новое, увидеть что-то невероятное скрывалось где-то глубоко в его разуме и даже боялось сказать, мол: может попробуешь? Чужие миры - это всегда лабиринты из сотен ощущаемых и пережитых эмоций. Не всегда безопасно переступать чертоги даже обычного человека, но ему хватило наглости забраться туда, куда забираться не следовало бы. Его взгляд выглядит взволнованно, на лице можно рассмотреть растерянность. Он хотел, но не думал, что Хельсон вот так просто возьмет и согласится на это. По собственному желанию вот так просто взять и впустить мага владеющего эмпатией в свой мир. Рейнард был либо слишком самоуверен, либо действительно доверял Маркусу, что был готов стать с ним настолько откровенным. - Это... Невероятно. - С хриплым придыханием. Это ни век. Это ни два века. Это целое ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ пережитых чувств и эмоций. Он старается не упустить ничего. Старается дышать глубже. Полной грудью. Вдыхать эти ощущения в себя и восхищаться раскинутой перед ним картиной. Это ни его крошечный мирок, ограниченный только незаурядным пейзажем. Он ничего из себя не представлял. Это история, что Рейнард когда-то пропустил через себя. И она... слишком прекрасна для того, кого величают демоном. В таком мире Эмон ожидал увидеть серое небо, исполосованное кроваво-красными разводами. Почувствовать смердящий запах убийства и услышать крики тысячи измученных людей.

Ты другой. Марк широко раскрытыми глазами осматривает каждый дом. Цепляется взглядом за каждую деталь. Пустые окна, длинные улицы. Это заставляет его думать, отнюдь, ни о конце человечества. Ни о постапокалиптическом эпосе. Эти окна только выглядят пустыми. Почему-то маг уверен, что если войти хотябы в одно из зданий, изнутри откроется совершенно другое зрелище. Множество жилых квартир. И в каждой из них - люди. Может быть, ему бы не удалось разглядеть их лица. Но все только потому, что эти люди никогда не встречались ему. Возможно они, так, или иначе, встречались тому, к кому сейчас обращает свое внимание Марк. Следит за его взглядом и оборачивается, чтобы где-то там, дальше по узкой улице, в густых кустарниках пионов разглядеть тонкую ангельскую фигуру. Осунувшуюся, грустную и одинокую. Ты ни такой, как все. Но лис будто намеренно уводит своего спутника отсюда, заставляя того смотреть через плечо за отдаляющейся картиной. Он ничего не станет спрашивать. Просто запомнит и оставит эту печальную картину внутри себя. Возможно, когда-нибудь, он осмелится сделать что-то по ее подобию.

В каждом из таких миров время течет по-своему. Но не стоило опасаться за оставшиеся за гранью физические оболочки. Не желая навредить, эти миры не заберут больше дозволенного. Эмон не знает, сколько они уже идут по этим улочкам, он слишком увлечен, чтобы отвлекаться на подобные глупости. Но вскоре его молчаливый спутник, его проводник, решает свернуть в один из домов. Он отличался от тех, что встречались им на пути ранее и крепко сжимая чужую ладонь в своей, Эмон не знает, хочет ли он туда заходить. Его вдруг захлестнули странные ощущения, навеянные фоном самого Рейнарда. Они были похожи на те, что Марк испытывал сам, каждый раз приходя к старой дубовой двери маленькой церквушки в своем сознании. Но если там, прислоняясь лбом к прогнившей поверхности, он чувствовал как из тонких щелей тянет мертвецким холодом, то здесь, неуверенно поднимаясь по лестнице за демоном, он ощущает поднимающийся в душном помещении жар. Нос щекочет копоть. В горле пересохло, захотелось воды. И вот она - крыша. Стоит только выбраться и они оба вдохнут свежего воздуха, что сопровождал их с самого начала пути до тех пор, пока они не вошли в это странное здание. Знал ли маг, что когда они поднимутся, легкие обожжет с троекратной силой и он, беспомощно раскрывая губы, просто не сможет вдохнуть. Маркусу Эмону никогда не доводилось постичь ужасы войны, но зато сейчас, пораженно смотря за разворачивающейся на его глазах картиной, он впитывал этот ужас в себя так, словно когда-то был там. - Когда-то я смотрел в глаза человека которого я любил и видел, как из них уходит жизнь. Я был истощен и чувствовал пробирающий до костей холод. - Марк не смотрит на своего спутника, его взгляд все еще прикован к полыхающему в огне городу. - Тогда мне казалось, что весь Ад покрыт ледяной коркой и там царит вечная непроглядная вьюга. - Только теперь он отрывается от созерцания здешней картины и становится на шаг ближе к демону, чтобы потянуться к нему скользнуть ладонью по его предплечью и прижаться щекой к его щеке. - Прости. - Он закрывает щиплющие глаза и прикусывает нижнюю губу, стараясь сдержать в себе рвущееся из груди отчаяние. Он не знает, кому принадлежит это чувство. Ему самому, или демону, что так доверчиво вверяет свою жизнь обычному смертному. - Прости. Я еще никогда так не ошибался. - Маркус прижимается губами к виску Рейнарда и хочет сказать о том, что заберет эту жизнь. Пропитанную этим страхом, этой болью, этим невыносимым чувством одиночества, сдавливающим грудь в адские тиски. Заберёт и взамен отдаст нечто более красивое, слаженное, приятное. Хочет сказать. Но от чего-то не может. Замешательство вдруг накрывшее его с головой селит в душе сомнения, а над ухом раздается тихий, практически мелодичный шепот. "Он не был одинок".

Эмон отстраняется, мокрыми глазами всматриваясь в лицо демона и не понимает. Он ни черта не понимает, когда пылающий пейзаж за его спиной покрывается нечеткой рябью, а сам маг, словно параноик, оборачивается через плечо, вдруг почувствовав себя в этом мире совершенно неуместным. А в голове - хаос. "Чужак". Шум, заставляющий отступить от лиса еще на шаг. "Ты здесь чужой. Ты должен уйти". Марк зарывается пальцами в волосы, чтобы в следующую секунду увидеть, как образованная между ними еще снаружи связь, натягивается как тонкая, звенящая от напряжения струна. Он успеет только бросить на своего спутника испуганный, растерянный взгляд и потянуться к нему рукой, но так и не коснется его до того, как последняя нить разойдется по шву и пол под ногами провалится, резко затягивая мага куда-то в пустоту.

Падение словно и не падение вовсе. Это как мгновенная отключка, после которой ты просыпаешься с диким головокружением и дрожащими руками ощупываешь прохладную траву под собственными ладонями. Понимание, что  буквально только что бывшая четкой картинка, снова принимает размытые очертания, будто тебя неаккуратно выбросило в реальный мир. Но Эмон не чувствует привычного шума лесных посадок Аркана. Не чувствует рядом присутствия Рейнарда. Но зато чувствует кого-то еще. Незнакомого ему. И аура этого существа тяжелая, подавляющая и колкая. Кожу жжет как от неслабого пламени ритуальной свечи. Снова и снова. Он переводит мутный взгляд в сторону неизвестного и ловит тонкий аккуратный силуэт девушки. Ее волосы. Они полыхают своей рыжиной словно огонь, что выжигает его ни только снаружи, но изнутри. - Кто ты? - Или что? Важно ли, если существо перед ним только играючи перебирает в пальцах такие знакомые эмоциональные нити, что еще в первую их с Рейнардом связь вызвали в Маркусе приступ горькой обиды? Те самые, что от которых он наотрез отказался избавляться, а маг решил, что со временем те сойдут сами собой. Тогда, когда все желание, все внимание и вся привязанность будет обращена только к нему одному. "У-хо-ди". Будто специально цедит по слогам тонким голоском, но черта с два, если оно подумало, что сможет его напугать. Эмон поднимется на ноги, соберет свои ощущения, распустит нити и убедит себя в том, что ему не больно. Ему не страшно. И, уж тем более, ОН здесь точно не чужак. - Отдай мне их. - Да, ему не нужно имя незнакомки. Ему не интересна ее сущность. Его волнует только эта связь, что скользит по ее руке плавно текущим поблекшим золотом. Ведь его золотая нить горит ярче, хоть и повисла на запястье потрепанным оборванным кончиком. Он никуда не уйдет. Это теперь их мир.

Маркус помнит себя. Раздавленного и раздробленного в чертогах своего собственного разума. Когда кромешная тьма полностью заливала все пространство, а чертова демоническая лиса вгрызалась в его существо острыми зубами, желая разодрать все его эмоции в клочья. Все образы, что так бережно хранила его память. Весь тот холод, что маг протащил за собой через десятилетия. Она хотела защититься, но ее хозяин не позволил ей. Тепло его рук согрело блуждающую во мраке душу и не дало упасть в бездну. Где бы сейчас был Маркус Эмон, если бы ни его демон, что ценой собственного благополучия пытался вытащить его из забвения? Скорее всего, все еще там. Сидел на пустом полу и бесконечно пересматривал эмоциональные образы из своего прошлого, упиваясь своими болью и слабостью. Упиваясь глупостью и собственных решений, что привели его к такому жалкому исходу. Да, это кицунэ вывернул его сознание наизнанку, заставил открыть те замки, которые он ковал всю свою жизнь, смотря за тем, как мир в его глазах тускнеет ни только потому что изнутри их выжигает темное проклятье, но и потому что с очередной неудачей, с течением потерянного времени, существование его тлело и превращалась одно большое размытое серое ничто. Маркус помнит, что в какой-то из моментов, он почувствовал от демона нечто знакомое, отчаянное, настолько подходящее к нему самому, что хотелось сказать: "Ты - такой же, как я". Неумение принять потерю - это, совершенно точно одна из форм крайнего безумия. Да, это так, но Маркус видел в этом единственный способ сохранить свое существование. И он существовал. До того момента, как что-то незримое, что-то слишком теплое, вдруг не разрушило это определение. И существование закричало о своей смерти. Ибо на замену ей пришло желание жить. Странная ирония в том, когда проклятый смертный ищет успокоения в руках существа сотканного самим Адом. Но еще более иронично, когда это существо ищет успокоения в руках обычного смертного. Отдаваясь настолько доверчиво, что не побоялся впустить в свое сознание того, кто будучи внутри него, способен навредить. Каждому человеку, которому ты даришь доверие, ты даешь в руки нож. Им он может тебя защитить или уничтожить. В руках Эмона не было ножа, но было кое-что куда гораздо более сильное. У него была его магия. И он здесь для того, чтобы уничтожать. Но ни того, кто так гостеприимно распахнул перед ним свое сознание. Ведь оно теперь принадлежит и ему. Оно не отторгает ни его самого, ни его магию. Оно мягко отзывается ему, когда он закрывает глаза и пытается найти чужие кончики нитей утерянных связей. Оно спокойно и безмятежно, когда он мягко к нему прикасается. И, нет, он не чувствует себя здесь чужим даже несмотря на то, что стоящая перед ним сущность говорит об обратом. Он слышит. Чувствует обман в ее мелодично льющемся голосе. Маг закроет глаза, прислушается к ней и поймет, что... Не чувствует ненависти по отношению к ней. Она мертва. Несчастная заблудшая сущность-паразит, возомнившая, что имеет право говорить за того, кто приютил ее тут. Знал ли сам Рейнард, что внутри него живет она? И когда шаман снова откроет глаза, перед ним раскинется такая же пустота, что он когда-то видел и в себе. Тонкая девичья фигура обрела свою четкость и, скорее всего, знает об этом. Знает, что ей не удалось прямо вот так, буквально сходу, выбить его из колеи и заставить занервничать. Она играет с ним. Прислушивается к нему не меньше, чем он к ней. Играет на тонких струнах его эмоционального фона так же умело, как вертит в своих аккуратных тонких пальчиках поблекшие чувственные нити. Она была... невероятно красива. Каждая черта лица, каждый изгиб стройного тела, будто были списаны с самой красивой картины этого мира. Невероятно прекрасна и так отвратительна в своей лжи. Но не слушать ее невозможно.

Не слышать его Маркус разучился слишком быстро, чтобы сейчас отгородиться.

Это неприятно. Чувствовать все это. Неприятно возвращаться с небес на землю. Неприятно понимать, что то, что буквально какое-то незначительное мгновение назад было в твоих руках, сейчас принадлежит кому-то другому. Сопротивляться? Попытаться сбежать от этого? Нет. Он не посмеет. Он словно настоящий мазохист позволит этой девушке играться с собой и будет ловить каждый показанный ему образ, будет впитывать в себя все, что чувствует сейчас его демон и откровенно не понимать: почему все так произошло? Как он мог не заметить раньше? Слишком четкая картинка для совершенно непривычных к этому глаз. Каждый образ полосующий по сердцу раскаленным, зазубренным железом, вырывающим с нежной плоти кровавые куски. Каждое видение до скрежета на зубах. Еще один момент в котором он бы не отказался быть совершенно слепым. Ему проще было бы внимать глухой пустоте, чем видеть, как его любимый человек смотрит на кого-то другого так. Влюбленно, преданно, восхищенно. Мысли сумбурные и навязчивые, лезут в голову, не дают покоя. Смотрел ли Хельсон так когда-нибудь на него? Резонировал ли его взгляд с эмоциями, что окружали их в последнее время? С каждым движением, с каждым вздохом. Снова и снова. И Маркус ловит себя на мысли, что внимая словам своей мучительны, что принимая все, что она ему показывает, он, все равно, продолжает думать только о них. Жгучая ревность вьется на отдаленных уголках его сознания, щелкает острыми клыками, вопит надрывно и жалостливо. Просит выпустить ее. Она голодна. Она хочет есть. Она хочет вгрызться ему в горло, перекрыть ему дыхание и вытянуть из него все, что он еще может называть своей человечностью. Да, именно так. Даже у людей она имела свойство заканчиваться. Даже у людей доходила до своего предела, когда человек переставал становиться человеком и превращался в жалкое, неконтролирующее свой гнев чудовище. Эмон знал. Оно есть в нем. Уже зародилось несколько десятков лет назад внутри него и смиренно ждало, когда де настанет тот самый момент. Когда можно будет в очередной раз сорваться так, чтобы не разгневать хозяина и не заставить его избавиться от себя. Оно близко. оно уже подбирается и ластится под его руку и Маркус прикасается к своему чудовищу трепетно нежно, говоря тихое: "еще не время". Девушка может продолжать играть с ним бесконечно. Говорить отравленными речами сколько угодно. Пытаться убедить его в чем угодно и показать хоть сотни воспоминаний связанных с ней. Рассказать, как Рейнард любил ее, показать насколько искренен был его взгляд, но не обронить ни слова о том, любила ли она его сама. Ведь пока он смотрел на нее, она считала звезды на небе и восхищалась красотой построенных людьми городов. Пока он готов был сделать ради нее что угодно, она лишь указывала пальцем и раздавала распоряжения. Пока его истерзанная печалью сущность умирала от тоски, она, словно паразит, все время жила внутри него и решила очнуться только сейчас, когда почувствовала угрозу. Чужака, что принес за собой тонкий шлейф эмоций лишь отдаленно похожих на те, которые она когда-то породила. Может быть, он здесь и чужак. Но связь, оборванной нитью обвисшая на его запястье, горит в тысячи раз ярче, чем те куски-пережитки прошлого, которыми она так горделиво играется. Она хотела раздавить его и прогнать. Но лишь сильнее разожгла огонь вражды. Он перебирал эти гнилые ошметки своими собственными пальцами еще тогда, когда они с Рейнардом уединились в его квартире в первый раз. И только лишь из уважения к нему не стал ничего с этим делать, оставив все так, как есть. Это был всего лишь вопрос времени. И это время пришло.

Кольца. Вот что до сих пор удерживало ее здесь. Марк не мог не зацепиться за них взглядом, ибо она настолько откровенно демонстрировала эту связь, что он бы не смог ее пропустить. Мертвые, порой, бывали слишком жестоки. Не многие из них желали покидать мир живых. Он уже сталкивался когда-то с такой связью. Клятвой, что утянула его любимого когда-то человека за черту. Как долго эта рыжеволосая незнакомка пытается утянуть за эту же черту Рейнарда. Что это? Еще одно проклятье, преследующее Эмона по пятам? Оступившись однажды, он теперь вынужден оступаться вечно? Нет. Он на это не согласен. Когда-то он уже потерял одного, но уйти другому не позволит. Она - всего лишь тень воспоминаний в демоническом разуме и ей здесь не место. - Да. Я смертный. - Эмон цепляет яркую нить со своей руки и привязывает оборванный кончик к мизинцу. Она все еще здесь, никуда не пропала, а значит теплится в чужом сознании все так же сильно, как и ранее. Просто нужно найти другую сторону, чтобы вновь связать на них крепкий узел. - А ты? Ты считаешь, что ты бессмертна? - Маг разводит руками и делает несколько шагов в сторону чужой сущности, чтобы оказаться ближе, рассмотреть лучше. Иметь возможность потянуться к ней и коснуться того, что она называла своей связью. Мягко и ненавязчиво. Лишь чтоб почувствовать... что она давно мертва. - Пусть короткий миг, но я рядом, а мое сердце все еще бьется. Но стука твоего я не слышу. - Он мягко улыбнется и склонится к девушке чуть ближе. Он не будет ее бояться. Она - не сделает ему ничего. Они не связаны, их разумы существуют отдельно. Она может чувствовать его, а он ее, но не больше. - На самом деле, бессмертна только лишь сама Смерть. - Пользуясь этой близостью, он перехватит девушку за запястье и сожмет его крепко, окутывая своей магией, забираясь в саму суть ее сущности и давит на ее сознание чувством холодной, склизкой безысходности. Она должна понять, что там, за краем, ее уже нет. Что она - всего лишь тонкий отголосок того, что когда-то кто-то к ней чувствовал. Что для нее больше нет места рядом с тем, кого она так страстно желала себе. Потому что ее самой уже давно нет. - Ты даже не представляешь, насколько могут быть жестоки смертные. - И как бы она не старалась вырвать свою руку, он держит ее крепко. Паника заливает все темное пространство вокруг них, вспыхивает жгучим огнем, растекается яркой разноцветной палитрой красок, стекая по воображаемым стенам грязными разводами страха, ненависти и отчаяния. Он бы забрал. Забрал эти поблекшие нити, если бы в один момент все не смазалось в непонятную мешанину и от резкого толчка у него не потемнело в глазах.

Маркуса выбросило в реальность так резко, что он даже не сразу понял, где вообще находится. Дышать все еще было тяжело. Он крепко сжимал чью-то теплую руку, а сознание находилось в легкой дымной прострации. Маг чувствует горечь осевшую на языке. Глубокую ненависть устремленного на него, совершенно чужого взгляда. Взгляда, от тепла которого еще, казалось, всего мгновение назад он был готов сказать, что наконец-то счастлив. Доселе сжимая чужое запястье, он старается отпустить его и отступить, но слыша гневный крик со стороны спутника, такой возможности уже не представляется. - Рей! - Паника. Эту панику он чувствовал еще там, за чертой и только теперь понимал, что она принадлежала ни только сущности, поселившейся в голове демона, но и ему самому. Он тонет в этом чувстве и даже не может взять себя под контроль, потому что все происходит настолько быстро, что маг даже не успевает отреагировать. Самое страшное, что привезшее его сюда существо этот контроль явно тоже утеряло. Существо. Под-другому не мог его назвать. Злое, сильное, гневное, обиженное. Казалось, оно вобрало в себя весь негатив этого грешного мира и вот-вот планировало выбросить его на того, кого еще утром любило больше жизни. Больно? Больнее, чем едва поднявшись на ноги, снова упасть на землю.

Ты забрал ее у меня! Ты за это заплатишь! Ты - лжец!

Обрывки фраз, заполняющие воспаленное сознание. Марк пытается оборвать их связь, перестать его слушать, но собственная магия не слушает его. Он задыхается от ненависти и кричит, пытаясь хоть чем-то перебить нарастающий шум в своей голове. Он должен успокоиться, должен выровнять дыхание, должен взять ситуацию под контроль! И тишина ложится на окружающую их землю слишком мягко, чтобы оказаться реальной. Знакомая серая тень волочит его по земле чтобы резко вздернуть на ноги и зайдя вперед, угрожающе зашипеть на идущего к ним демона. Эмон покачнулся на ватных ногах и отступил, зарывшись в карманах в поисках ритуальной свечи. Его пальцы дрожат, отнюдь, не от холода. Он чувствует жажду. Это яростное желание убить он не спутает ни с чем. Слишком часто в его окружении стали появляться те, кто желает ему смерти, но такой кандидатуры на свою голову он не мог предвидеть никогда. Какая, черт бы его побрал, честь!

- Черт возьми, Хельсон... - Из груди вырывается нервный смешок, когда поднявшийся порыв ветра едва не тушит пламя на только что зажженной спичке. Но как только то касается магического фитиля, непогода словно отступает и наступает затишье. Маг медленно отступает к ручью и духи среднего мира откликаются ему. Он слышит их шепот, ощущает их присутствие. Но вместо того, чтобы почувствовать себя, наконец, защищенным, отступить за ручей и хотябы попытаться спастись бегством, он подается в сторону демона и в замахе перехватывает его руку. С губ срывается непроизвольный вскрик, когда ладонь полосует острое лезвие. Боль отрезвляет помутневший разум. Мгновенная самоуверенность сменяется резко подступившим к груди гневом. Таким же острым, таким же болезненным, как предмет, что держит в руке его любовник. Темная кровь тонкой дорожкой скатывается по его пальцам и капает на землю. Туда, куда упала магическая свеча. До этого ничем неугасаемый фитиль хранил свое пламя. Но как только его касается проклятая кровь, оно гаснет и Эмон чувствует как под его ногами дрожит земля. - Что ты... наделал... - Его взгляд растерянный и напуганный направлен прямиком на демона. Маг размахивается, этой же рукой, чтобы в порыве гнева, тыльной стороной ладони наградить лиса увесистой затрещиной за его глупость. - Я. Заберу. Тебя. С собой. - Цедит сквозь крепко сжатые зубы. Ни так страшен зверь перед ним, как то, что уже потянуло к нему свои руки прямиком из темноты, цепляясь за его проклятье как за самое уязвимое, что в нем есть. Заставляя упасть на колени и припасть к самой земле. Боль сковывает каждую воспаленную клетку его тела, когда духи серединного мира в панике прячутся далеко за ручьем и растворяются за стволами многочисленных деревьев. Их страх и недоверие только подогревают утонувшее в гневе сознание, а темные тени распускают тонкую материю наложенного на тело омолаживающего ритуала. И только теперь, за сдавившей невыносимой болью грудь, маг чувствует облегчение и может глубоко втянуть в легкие живительный вдох. Он отрывает ладони от земли, чувствуя, как рвется его связь со здешним окружением и понимает, что в тьме, ранее сковавшей его по рукам и ногам, он видит четче. Его тело стало легче. Черные сущности клубящиеся рядом не желают больше оторвать от него кусок посочнее. Они сыты. Сыты его гневом. Сыты его ненавистью. Сыты его болью и злобой. Вокруг нет привычного шума его вечного спутника, или тех, чьей помощью он пользовался раньше. Но есть что-то более сильное, жадное, пьющее кровь с его руки как самое преданное, самое доверчивое дитя. Это новое ощущение для него. Ощущение чего-то большего, нежели то, что он чувствовал раньше. Это вызывает на его губах непроизвольную улыбку. Это заставляет его снова обратить взгляд к замешкавшемуся демону. На дне его темных зрачков нет того, что Рейнард мог бы увидеть еще сегодня утром. В них нет тепла. В них умирает жизнь.

- Верни меня туда. - Уже не просьба. Прямой приказ, после которого он намертво вцепится в руки демона и пустив в ход магию, требует его впустить. - Я не позволю ей забрать тебя! - Он выбирает самые тонкие чувственные нити, находя их так быстро, как не находил еще никогда. Он ищет то, что потерял на крыше, будучи еще в разуме демона. То самое тепло, за которое он берется холодными как лед руками и тянет на себя до жалобного скрипа. Одиночество, страх, ужас перед неизбежностью судьбы. Он разбирает эти мотки на десятки пережитых эмоций и заставляет снова и снова их ощущать. - ВПУСТИ МЕНЯ! - Темные сущности за спиной мага хищно раскроют рты и зашипят. Если для того, чтобы вернуться, ему нужно раздавить того, кого он любит, он раздавит. Заставит снова пережить ужас войны и потерю любимой. Заставит снова оказаться под злополучной аркой и внушит, что не откликнулся ему в ту ночь. Что прошел мимо и скрылся за входной дверью подъезда. Что не целовал его губы тогда в темном переулке и не взял за руку, чтобы увести за собой. Одиночество. Быть брошенным всеми, это абсолютный ужас. Ужас что передается спутнику шамана через прикосновения и зрительный контакт. Ужас, что растекается по всему телу как холодная агония, сковывающая даже мышцы. - ВПУСТИ!

Маркус всегда был таким. Он переступал пороги чужих миров так, будто входил в собственный дом и не чуждался чинить там свои порядки. Он обманывал чужие чувства и ломал судьбы людей, с упоением наблюдая за плодами своих деяний. Он был вздорным мальчишкой, что от скуки оглядывал большие залы в поисках того, кто первый обратит к нему взгляд и в нем не проскользнет равнодушия. И ему было все равно, что это было: заинтересованность, симпатия, неприязнь, или даже преждевременная ненависть. Рычаг уже опущен, механизм, тихо скрипнув, медленно провернул катушку и игра началась. Это было забавно, наблюдать как полный неприязни взгляд вдруг сменяется немым благоговением, как только тонкие пальцы касались незащищенных участков кожи. Слова, словно сладкий тягучий мед, грели измученную холодом душу. Слушать их, сходящих с ума в неконтролируемом забвении, навеянном отголосками собственной магии - божественная рапсодия, а он сам - самый виртуозный музыкант. Его пальцы знали, как играть на натянутых струнах чужих эмоций. Знали, где нужно сделать прикосновение мягче, а где надавить посильнее, чтобы услышать, как те поют громче. Он учился заходить дальше, проникать глубже в чужие души и искал в них то, что горит ярче. Не важно, что именно это будет. Все, к чему он прикасался, становилось именно тем, чего хотел он. Но то, что преобладало в это время в нем самом, он исправить не мог. Только скрыть на время. Попытаться переубедить себя. Кратковременная иллюзия, чтобы убедить себя в том, что все это только ради игры. Незначительной, маленькой. Но на самом деле им руководствовала только обида. Гноящаяся где-то внутри и смердящая так, что даже тонкий парфюм мгновенного навязанного счастья не смог бы эту вонь перебить. Король дураков, наблюдающий со своего пьедестала за парадом, что создал своими собственными руками. "Твоя магия - это дар. Прекрасный дар, с которым для тебя будут открыты абсолютно все двери, мой мальчик" - шептали когда-то любимые губы, не подозревая, что и они уже давно околдованы им. Дар, который обернулся для него бесконечным проклятьем. Дар, которым он, силясь удержать взбесившегося демона подле себя, сейчас старается раздавить его, желая достигнуть своей цели так страстно, как еще никогда не желал.

Три чувства: любовь, влечение и ненависть. Они знакомы любому существу на этой планете. Но только человек, подверженный всем земным страстям, может неистово их предвкушать. Представлять в своем воображении, готовиться к их ощущению и, получив, сохранять их в памяти долгие годы, какую боль бы они ему не причинили. Маркус Эмон может сказать, что его чаша полна. Стоило только подать к столу и вот он: пьет из нее жадно, глотая горькое, обжигающее содержимое и не может насытиться. Рядом с ним - голодные рты. Они пьют прямо с его рук и требуют еще. Их хозяин, их проводник, их самый лучший друг. Они назовут его как он захочет, покуда он их кормит. Жадные и ненасытные. Он знает, что они выпьют его до самого дна и не пощадят, когда в нем не останется практически ничего. А пока он еще может, он будет держаться за своего демона даже когда тот засопротивляется и попытается отбиться от него. Он предупреждал. Предупреждал, что может быть опасен. И кто теперь слишком самоуверен? Ты забрал её у меня?! Маркус хранит эти слова в своей памяти, цепляется за них, проговаривает про себя и снова и снова. Ты сдохнешь здесь как жалкая шавка. Слова въедливые, пропитанные ядом, отравляющие своей ненавистью душу. И Эмон ненавидит его. Ненавидит как никогда. Ненавидит, когда Рейнард кричит от боли, пытаясь разорвать их связь. Вот оно. То, чего он ждал. Отчаяние, влившееся в чужое сознание, сметая на своем пути внезапный проблеск привязанности и нежности к смертному. Маг утопит это все. Заставит захлебнуться этим отчаяньем и только когда наступит резкий штиль, отпустит чужие руки, чтобы перехватить потерявшее сознание существо крепче и прижать к себе, не позволив тому упасть. Пусть свободен. Осталось только шагнуть. Духи за его спиной оскалились, уловив за проводником закравшееся в его разум тепло, с которым он аккуратно опускается на землю, вместе со своим спутником, мягко укладывая того на сырую от утренней росы траву. Маг шикает на них, грозясь оборвать связь с этим миром, но в глубине души понимает, что они не отпустят. Слишком крепко въелись склизкие пальцы в его проклятье, слишком глубока чернота под его коленями. Падать будет больно. Но он склоняется над своим демоном касается ладонями его щек и шепчет в губы тихо, сбивчиво, что: Все будет хорошо. Стараясь сам уверовать в собственные слова.

Он аккуратно коснется лбом чужого лба и закроет глаза, проваливаясь в уже знакомую темноту. Он чувствует, что что-то изменилось. Чувствует, что в этот раз все по-другому. Цена, которую он платит за то, что принуждением заставил впустить себя в чужой мир. Перед глазами четкий образ сидящего на полу Рейнарда. Он раздроблен и разбит. Пространство полнится тяжелым, затягивающим чувством абсолютного одиночества. Вина, цепкая выедающая до гниющих язв существо перед ним. Маркус никогда не видел его таким. Чувство, сопоставимое с одним желанием. С безмерно ему знакомым. С желанием умереть. Такой же, как я. Разорванный на части и на скорую руку неаккуратно сшитый действием древнего артефакта. Лишь временно. Швы, рано, или поздно, имеют свойство расходиться и кровоточить. Они были похожи больше чем Маркус ожидал. Он смотрит на демона и видит в нем себя. Такого же жалкого и раздавленного, безвольно прислонившегося к разрисованной граффити стене в одном из душных помещений Парижских катакомб. Едва отошедший от кратковременной эйфории. Это я виноват. Я. Я. Я. Я виноват, что он ушел. Я виноват, что так случилось. Это моя вина. Я не успел найти лекарство. Я все сделал неправильно. Я слишком слаб. Моя. Вина. Маркус поджимает губы и чувствует, как горло сдавливает что-то невыносимо холодное, незримое, тяжелое, но оно приглушается возникшим из неоткуда сочувствием. Слишком светлый образ на фоне затягивающего в болото отчаяния. Этот образ маг не в силах рассмотреть. Слишком бережно сохранен в памяти хозяина этого мира. Но имя его он слышит отчетливо. Настолько близки? Вот такими бывают те самые "особые отношения", в которых лис готов был рассказать волку больше, чем ему? Маркус не будет глушить в себе это чувство обиды. Потому что чем ярче он ее ощущает, тем легче ему становится дышать. Чем острее в нем горит ненависть, тем легче ему идти, обходя эмоциональные образы чужого сознания, что раскинулось перед ним десятками витиеватых дорог. Они перед ним. Ступай на какую хочешь. Но лишь одна из них верна. И его спутники уже взяли этот след, жадно хватаясь за куски оборванных давно истлевших чувств. Как адские ищейки пожирающие все на своем пути. И Эмону не остается ничего, кроме как тяжело идти за ними, роняя с пальцев собственную кровь. Оставляя за собой темный след. Это не он привел их сюда. Это они повесили на него тяжелые цепи и тащат за собой как паразиты, желая поскорее добраться до заветной цели. Им был обещан знатный пир. Стоит ли вознести молитву за то, чтобы они вдоволь насытили свое бездонное нутро? Так, чоб в них не хватило места принять его самого на десерт. Возможно, он бы помолился, но какой из "богов" теперь его услышит?

Убежище. Светлое и теплое, расположившееся за чуть приоткрытой белой дверью. Когда Маркус прикасается к ее ручке, та истлевшим пеплом осыпается в его ладони. Он принес с собой мрак, слишком быстро заполняющий собой здешнее окружение. Картинка непривычно рябит и дает сбой. Так умирают отголоски инородного создания в чужом сознании. Оно выглядит как живое. Оно кричит и ему страшно. Потусторонние спутники на мгновение затихают и Марк знает: они прислушиваются. Ждут, кто из них сломается быстрее. Кто сегодня будет съеден на ранний завтрак и кому не суждено будет выйти отсюда живым. Это могла бы быть безмолвная битва двух призраков, выбравших полем брани любимого человека. Но они слишком отличаются друг от друга. Только одному из них Рейнард был дорог. Дорог настолько, чтобы не отступиться, когда пришло осознание, что выйти отсюда не дано никому. Игра в рулетку. Пяти патронный барабан. Приходя сюда, не имея физической оболочки, Маркус Эмон прокрутил его и приложил дуло к своему виску. Духи нижнего мира не были похожи на тех, кто приходил к нему из серединного, или верхних миров. Они жестоки и ненасытны. А он слишком слаб, чтобы их контролировать. - Я пришел сюда ни для того, чтобы забрать его у тебя. - Маркус чуть проходит вглубь помещения, оставляя дверь открытой. Без него духи не смогли бы пересечь эту черту и темными тенями заскользить по слишком светлым стенам, оставляя за собой чернеющие на них разводы. - Я пришел показать тебе, что "одно мимолетное мгновение" способно растворить в себе бессмертие. - До этого момента его совершенно спокойное, совершенно равнодушное лицо, вдруг озаряет широкая открытая улыбка. - Я хочу слышать, как ты кричишь.

Пространство снова пошатнулось и свет покинул эту комнату навсегда. Темные ищейки разорвали длинными когтями штукатурку и бросились за добычей, желая поскорее набить свое брюхо частью той силы, что доселе была им недоступна. Ни один демон не позволит низшей материи тянуть ее из себя. То, что сейчас перед ними - лишь часть былого могущества, но даже его отголосок будет слаще, чем человеческая магия. Марк чувствует ее страх и с преданностью любящего отца отдает его на растерзание своим спутникам. Оглушительный вопль разрывает сознание, когда плоть расходится под острыми клыками голодных зверей. Эмон опускается на мягкие шелковые простыни и вдыхает пьянящий запах лаванды, сирени и жасмина. Интересно, все предметы воздыхания демонического лиса пахнут так?

- La lavande. Её мягкий, успокаивающий запах. Такой же насыщенный, как на лугах Прованса.
- Прекрасное чутье, мсье Лис. Но это не лаванда. Это розмарин.

Картина, что разворачивается на его глазах, вдруг совершенно теряет все звуки. Он слышит только свой собственный тихий смех, отдающийся из не таких уж далеких воспоминаний. Это последнее, что он услышит перед тем, как образ девушки будет окончательно стерт из этого сознания и духи, проглотившие свою жертву, обернутся к нему? Если это так, то он согласен. Ведь в тот момент он был счастлив, не правда ли? Он был влюблен и чувствовал, что все эмоции, все чувства его спутника были обращены ему и только ему. Несмотря на старые, давно обветшалые связи, он верил ему. Верил искренне и беспрекословно. Ничто не звучало так истинно, как слова его демона. Он будет верить ему и сейчас, опускаясь головой на полушку, насквозь пропитанную чужой кровью. Она умерла здесь, в этой комнате. В одиночестве, построенным ее тщеславием и желанием лишь управлять и не отдавать ничего взамен. Будь она чуть теплее к тому, кто ее любил, чуть ближе и благосклонней, маг уверен, Рейнард был бы рядом и не позволил этому произойти. Марк не испытывает к ней ни крупицы жалости, когда полностью ложится на кровать и закрывает глаза, чувствуя, как над ним склонились сразу несколько темных сущностей. Он устал и хочет спать. Он не хочет никуда идти. Ему хватит сил только на то, чтобы поднять руку, желая прикоснуться к тому, чего он раньше так боялся. Ощутить этот темный, вязкий холод, провалиться в него по самый локоть и почувствовать, как тот затягивает в себя глубже, дальше. Отдать ему свое сознание и забыться самым спокойным сном. И они тащат его за собой. Слишком крепко и резко дергая за предплечье, чтобы в следующее мгновение маг ощутил под своими ладонями, не промозглый ледяной холод, а тепло, растекающееся по телу благоговейной негой.

Он не увидит совершенно ничего, когда откроет глаза. Но глубоко вдыхая в легкие утреннюю свежесть Арканского леса, Марк небрежно размажет по своим щекам кровь и припадет ухом к груди существа бесконечно ему родного, чтобы почувствовать, как та мерно вздымается при каждом вздохе. Услышать тихое, едва различимое биение сердца. - L'univers pour ton éternité, mon âme... - Угасший свет в его глазах - не конец жизни, которую он успел возжелать столь страстно рядом с ним. Он здесь, он смог вернуться. Он готов нести наказание за то, что сделал, но будет знать, что в этот раз он все сделал правильно. Что смог найти то самое "лекарство". Он не мог снова оступиться, даже если бы ценой всего стала его жизнь. Но темные двери прочно закрыты и за ними тихо. В этот раз он заслужил милость и был отпущен. Он истощен, но все еще, теперь уже мягко, тянется к так и не шелохнувшемуся рядом с ним демону, отдавая ему остатки своей магии, сжимая его руки в своих ладонях. Самые теплые, самые родные, самые желанные. Достигнув конца того, что следует знать, ты окажешься вначале того, что следует чувствовать. И он чувствует, совершенно по-новому. Не во благо себя, но во имя того, кто отдал ему лучшую сторону того, что скрывал демонический разум. - Reviens vers moi.